Три жизни

– О чём задумался?

– М-м?

– О чём задумался, говорю.

– А, да так. О будущем.

– И какое оно?

– Не знаю. Неопределённое.

– Это хорошо. Значит, что ты на правильном пути. Только дураки знают всё наверняка и при этом в действительности ничего не понимают.

– Надеюсь, я правда на верном пути.

Солнце уже зашло за горизонт, пейзаж медленно становился тёмно-синим. Паром плавно покачивался на волнах, словно убаюкивая.

– Кажется, сегодня будет немного штормить, – глядя вдаль, сказал Пётр.

– Надеюсь, что нет. Я всё не забуду наш первый рейс из Хельсинки в Стокгольм, когда меня чуть не стошнило от морской болезни.

– Не повезло. Кстати, не знаю, что такое морская болезнь. Никогда её не чувствовал. Расскажи мне о ней.

– В несколько раз хуже, чем на этой дурацкой круглой карусели из детства. Такая стояла у всех во дворе. Не знаю, какой идиот её придумал. Суть в том, что с неё в любой момент ты можешь сойти, и головокружение со временем пройдёт. А вот с корабля ты так просто не уйдёшь. И эта тварь будет преследовать тебя до самой земли. Приходится просто ждать и надеяться на то, что твоё «путешествие» закончится как можно быстрее. А ещё морская болезнь – это не головокружение. Тебя, точнее твой мозг, словно подбрасывают вверх-вниз. Вот ты вроде наверху, но в следующий миг уже летишь вниз. Только-только привык к «низу», как вновь стремительно улетаешь куда-то в небеса. И так до тошнотворной бесконечности. Тебя шатает из стороны в сторону. Сидеть не можешь, лежать не можешь, а ходить тем более. Меня даже сейчас немного затошнило от воспоминаний.

– Да, звучит отвратительно. Давай не будем об этом. Взять ещё пива?

– Не много ли на сегодня?

– Как себя чувствуешь?

– Прекрасно.

– Тогда давай возьму ещё.

– Как скажете.

Через пару минут Пётр принёс ещё по бокалу светлого, и мы продолжили слушать завораживающий джаз.

– Куда планируете поехать после Скандинавии? – спросил я у него.

– Я хотел вернуться в Штаты. На эту страну нужна не одна и не две поездки. После хотел заглянуть в Канаду.

– Звучит классно. У меня есть одна мечта. Проехать на маслкаре от Восточного до Западного побережья… С любимой женщиной.

– Это очень серьёзная мечта. Осилишь?

– Да. Но сложнее всего будет найти любимого человека.

– Тут ты правильно мыслишь.

– А у вас был любимый человек? – спросил я и тут же пристыдился от собственного навязчивого вопроса.

Он помолчал немного, после чего ответил:

– Знаешь, что самое сложное в этом всём?

– Что же?

– Во-первых, чертовски важно встретить человека в правильный момент. Здесь имеют значение возраст, опыт, ум, эмоциональный интеллект, психологическое состояние и прочее-прочее. И если где-то в момент встречи вы сильно не совпадаете, скорее всего, ничего не выйдет. Трата времени, лишняя головная боль и разочарование. Но главное – не так сложно найти, как воспитать и сохранить любовь. Если смог не только почувствовать, но и создать поистине ценную и непобедимую связь – это великое достижение и лучшая награда.

– Вы не справились?

– Вроде того.

– Извините, что начал этот разговор. Просто мне очень важно думать и говорить про это. Я сентиментален.

– Не извиняйся. Я уже вышел из того возраста, когда меня это может сильно расстроить.

– Ну и хорошо. Я отлучусь ненадолго, выпитое пиво даёт о себе знать.

– Валяй.

Нужно было пройти через весь бар, чтобы добраться до туалета. Джаз-группа продолжала играть, столы были переполнены. Наша мулаточка сидела в какой-то белой компании. Примерно в этот момент я понял, что опьянел. Причём опьянел до очень предательского состояния. Я называю это состояние «квази-золотая середина». Это когда тебе очень хорошо, ты ловишь чувство эйфории и думаешь, что плавное продолжение употребления алкоголя поможет это состояние идеально поддерживать. Но суть в том, что если при настоящей «золотой середине» это действительно так, то при «квази-золотой середине» очередной глоток может в любой момент грубо ударить тебя по голове. И пути обратно нет. Конечно, я осознал это уже после. Сейчас я думал, что это долбаная золотая середина. В зеркале уборной на меня смотрело счастливое лицо подростка. У него были розовые полноватые щёки, светлые длинные волосы с зачёсом набок и гладкая кожа с нелепым пушком. Я захотел запомнить этот момент, поэтому достал телефон и сделал одну фотографию своего отражения. Какая-то глупость, но тогда мне казалось, что в этом есть смысл. Я вернулся за наш стол, на котором стояли свежие бокалы (это третья или четвёртая пинта?).

– Я взял ещё по одной.

Конечно же, я буду этот очередной стакан. Это ведь грёбаная золотая середина!

– Вам точно нужен собутыльник, – ехидничал я.

Примерно на этом моменте мои воспоминания начинают приобретать фрагментарный характер. То, что было в этом джаз-баре дальше, я не помню. Следующее воспоминание связано уже с другим местом. Это какой-то клуб с розовым освещением. Там я осознал, что смертельно ужран. Передо мной стоит тарелка с пиццей. Наверное, Пётр мне купил, думая, что мне это поможет. Но его самого нет, как и остальных посетителей. За столом я один. Кажется, вокруг вообще никого нет. Что за корабль-призрак? Я пытаюсь посмотреть на свои часы, но стрелки живут своей жизнью – они пустились в какой-то неадекватный пляс. Вот вроде три часа… а… нет… полвторого?.. Да какой там, уже полпятого!.. Через пять часов Финляндия… Ты с ума сошёл?! Время видел?! Всего-то одиннадцать часов! А сколько минут? Сорок пять… Двадцать восемь… Одна минута… Нет, сорок семь… Я понимаю, что это бесполезно. Голова кружится, как ненормальная. Надо оставить эту затею. Пытаюсь съесть кусок пиццы… Мне это удаётся. На второй сил уже нет. Справа идёт какой-то хрен. Не вижу его лица. Я хватаю его за руку. Довольно агрессивно, но иначе не получается.

– Hey man… Wh’at t’me is it?6

У него нет лица. Меня это пугает. Кажется, с момента, как я задал вопрос и получил ответ, прошла целая вечность. Я слышу какое-то невнятное бульканье. Мне оно не нравится. Я отвечаю ему таким же смутным шумом, а в голове у меня всё звучит гениально. Кажется, я разговариваю сам с собой на тему, которая связана со временем очень слабо. Безликий слушает всё это, и я чувствую его тревогу (теперь нас двое). Она заигрывает со мной, но у меня нет сил. Они закончились на дурном невнятном монологе, суть которого неизвестна никому. Сколько это может продолжаться? Вечность. Ненавижу вечность. Я погружаюсь в себя.

…

…

…

You bought a guitar to punish your ma.You didn’t like school,And you know you’re nobody’s fool.So welcome to the machine…7

…

Играет издалека, словно за сотни километров от меня.

Но оно живёт во мне.

…

…

Красиво. Красиво и плохо…

…

Бесконечное вечное…

…

…

…

…

Он появился из ниоткуда. Ещё секунду назад я был один. И вот он здесь.

Пётр.

– Ты как?

– От… отв’ратитлно. Ещё б’лезнь… Море… А ты?

– Всё хорошо. Тебе нельзя домой. Твоя мать меня убьёт.

– А то…

Я не знаю, что он собирается делать. И уж тем более я не знаю, что мне делать самому. Это не важно, потому что я вновь ухожу в себя. Меня ожидает очередная новая сцена. Какая она будет? Не знаю. По крайней мере, я не один – со мной Пётр. Но ему противостоят грозные соперники – адские вертолёты и остервенелая морская болезнь. Кто победит? На большее, чем паритет, я и не думал рассчитывать.

Новая сцена.

Какой-то вестибюль с огромной люстрой наверху. Я смотрю на неё. Она то увеличивается, то уходит куда-то в сторону. Внутри меня происходит безумие. Шатает влево, вправо, вверх и вниз… Да кого я обманываю?.. Меня несёт во все возможные стороны! И даже не меня, а мой мозг. Он улетел далеко-далеко, оставив дурное тело хозяина. Если честно, у меня даже нет уверенного ответа на вопрос, кто именно является хозяином. Я не в силах произнести ни слова.

Кажется, я нашёл свой мозг! Он на люстре. Прыгает с абажура на абажур. Ему что, весело? Почему тебе весело, когда я тут – умираю? Эта сволочь молчит. Спрятался куда-то от меня.

Удар по щеке. Смачная пощёчина. Такая приятная.

Это меня так пытаются вернуть к жизни. Этой жизни. Не кто иной, как единственное светлое пятно, отвечающее за мою безопасность. Но Пётр напрасно бьёт меня по щекам. Группа вертолётов под пристальным командованием морской болезни безукоризненно выполняют поставленную задачу.

…

…

Я на «Титанике»?

…

Это явно он. Такие одинаковые коридоры были только там, я помню. Бесконечные ряды из сотен белых дверей, располагающиеся на десятке этажей. Наш где-то на третьем или втором. 1177… 1089… 1261… 978… Эти номера, не говорящие мне абсолютно ни о чём, окончательно сведут меня с ума. Но угнетает, в первую очередь, не это. Угнетает осознание того, что мы потерялись. Я не могу говорить, как бы Пётр этого ни хотел. Да даже если бы и мог выдавить из себя это грёбаное четырёхзначное число, толку нет. Я его забыл. Могу лишь наобум называть числа, интуитивно мечтая о том, что какое-то из них окажется истинным.

…

Я не знаю, сколько времени прошло. Но, кажется, по этим одинаковым коридорам парома мы ходим вечность. Как тебя зовут, дорогая?

Mariella…

Её кишки очень скользкие, поэтому я стремительно лечу куда-то вперёд. Мои силы почти на исходе. Пётр вовремя подхватывает меня. Оберегает.

Спасибо.

…

…

Больше не могу. Я сижу в коридоре прямо на полу.

– Пойдём… Я знаю, куда нам нужно.

Ничего он не знает. И он знает, что ничего не знает. А я знаю, что он знает, что ничего не знает.

Заткнись.

Мотаю головой. Это означает не то, что я никуда не пойду, а то, что я знаю, что он знает, что ничего не знает.

– Ладно, посиди пока. Дай мне пять минут, и я найду твою каюту.

Да хоть десять. Мне и тут очень хорошо, хоть и до одури плохо.

…

– Мариэлла?

Молчит. Может, попробовать её позвать ещё раз?

– Мариэлла!

Она смеётся. Ей интересно наблюдать за мной, но при этом она выдерживает холодный тон:

– Что нужно?

– Забери меня.

– Номер 1089.

…

…

Меня поднимают сильные руки. Я облокачиваюсь на Петра, который тащит меня вперёд. Я знаю, что осталось совсем немного.

Стою перед дверью. 1 – 0 – 8 – 9.

Как будто мне это может помочь, Пётр в последний раз заряжает мне мощную оплеуху. Мне кажется, ему просто нравится меня бить. Понимаю. Если бы кто-то рядом со мной так же глупо напился, немного «бодрящих» я бы ему точно обеспечил. Чтобы не расслаблялся, так сказать.

Дверь номера 1089 открывается, и первое, что я вижу – это глаза. Мамины пылающие глаза. На этот раз пара пощёчин прилетает Петру, который даже и не думает оправдываться. Справедливо. Они ещё о чём-то переговариваются. Пётр – тихо. Мать – громко. Договорились, что обсудят всё завтра.

Кровать. Как я тебя ждал. А ты меня?

– Нет, я тебя не ждала.

– Почему?

– Сейчас узнаешь.

Мне страшно. Подсознательно я уже понимаю, в чём тут дело.

– Ты так быстро раскусил меня?

– ДА, ПОДЛАЯ ТЫ ТВАРЬ!

Она заодно с вертолётами! А морская болезнь, эта сука, смеётся во весь голос вместе с моей кроватью.

Я сегодня не усну.

Ванная – вот мой друг на ближайшие несколько часов. Там есть унитаз. Он готов принять всё, что я дам ему сейчас. А вот и подруга раковина, которая хоть и нехотя, но сможет забрать то, что я пожадничал для унитаза. Зеркало очень мудрое. Оно будет показывать мне самого себя, чтобы легче было возвращаться к унитазу. И так до бесконечности. Унитаз – раковина – зеркало. Зеркало – раковина – унитаз.

Это пытка.

Сколько прошло времени?

Не знаю. Но, кажется, я могу вернуться к кровати. Возможно, она вновь полюбит меня.

Но она не хочет меня любить.

Унитаз – раковина – зеркало.

Кровать, пожалуйста.

Зеркало – раковина – унитаз.

Я люблю тебя.

Раковина – зеркало – унитаз.

Умоляю, дай мне шанс.

…

…

– Вставай.

Я присаживаюсь на кровати и понимаю, что всё ещё пьян. Ложусь обратно.

– Через двадцать минут мы приплываем. Ты вообще можешь ходить?

Моя мама с пониманием пока не донимает меня.

– Кажется, да.

Встаю. Шатает, но уже не так сильно. А ещё я могу говорить. Вертолёты улетели, а морская болезнь напоминает о себе лишь короткими вспышками. Это её предсмертная агония.

– Пойдём.

Мне не пришлось одеваться. Я даже обуви не снимал.

Идём по ненавистным коридорам.

– Я не буду это комментировать.

– Да, я, наверное, тоже. Если только потом.

– Я убью Петю.

– Не стоит. Он не виноват.

– Это я уже сама решу.

У выхода столпилась огромная куча народа. По большей части китайцы. Опять китайцы. Их улюлюканье и возгласы не доведут до добра. Меня начинает тошнить. Благо мы у магазина. Подхожу к кассе и спрашиваю у какой-то девушки:

– Excuse me. Could you give me a packet?8

Моё зелёное лицо говорит само за себя. Это видно по её глазам. Она молча отрывает один пакет и передаёт его мне. Главное, не вырвать прямо перед ней. Хотя счёт идёт на секунды. Я быстро отхожу от кассы и на полпути к шумной толпе рву в этот пакет. Стало чуть легче. Теперь я, как идиот, стою, слушаю китайцев, а в руках у меня собственная рвота.

Поскорее бы на улицу.

Стояли мы долго. Я успел воспользоваться пакетом ещё пару раз.

Наконец-то. Я вижу открывающиеся ворота. Конечно, пока мы выйдем, пройдёт ещё минут пять, но это сущие пустяки.

Свежий воздух прекрасен. Солнце великолепно. Порт финского города с забавным названием Турку чудесен.

– Может, ты выбросишь уже свой пакет? – говорит мама.

– А… да… Сейчас.

Идём к автобусу, у которого я с радостью вижу Петра и Татьяну. Они о чём-то разговаривают.

– Ну ты как? – спрашивает меня Пётр.

– Пойдёт. В сто раз лучше, чем вчера.

– Лучше молчи и не подходи ко мне ближайшие несколько часов, пока я тебя не пришибла, – с тёплой злостью отрезала мама. – Он всё ещё пьян. Не представляю, в каком он был состоянии вчера. И, главное, сколько вы умудрились выпить.

– Что, всё-таки они напились вчера? – спросила Татьяна.

– Это мягко сказано. Ты посмотри на него.

– Ну ничего. Главное, что всё в порядке, – с улыбкой сказала Татьяна, закончив это обсуждение прошедшей ночи.

Мы зашли в автобус, и я с кайфом уселся на своё место. Мне нужно было поспать. Наш верный экскурсовод проводила перекличку и, досчитавшись последнего человека, выступила с заявлением:

– Так, господа! Всех с возвращением в Финляндию. Поздравляю, мы пережили с вами этот шторм. Никого не укачало?

Я промолчал. Мама смотрела на меня, как на болвана. Татьяна, глядя в мою сторону, тепло улыбалась. Пётр уже спал.

– В общем, готова вам предложить два варианта. Мы можем либо сразу поехать в Хельсинки и побыть там подольше, либо заехать по пути в один замок. Что скажете?

В автобусе стояла какая-то спокойная тишина. Народ ещё не проснулся толком. Молчали даже тролли. Посмотреть какой-то замок мне безумно хотелось, поэтому я как ненормальный закричал:

– Едем в замок!

Тишина. Экскурсовод:

– Так, один голос за замок. Ещё предложения? Замок раз! Замок два! Замок три! Продано! Едем в замок!

Отлично.

Я закрываю глаза.

Одна секунда.

Открываю глаза.

Ливень с шумом бьёт в стекло автобуса. Я вижу знакомую мне площадь. Где я её видел? Да это же Хельсинки! А где замок? Оборачиваюсь, вижу всё ещё злую маму.

– А где замок?

Её глаза. Они содержат ответы на все мои вопросы. Через силу она отвечает:

– Давно проехали.

– Ох… Ну вы посмотрели его?

– Да.

– Он красивый?

– Да.

– Хорошо.

– Потрясающе.

Вновь поворачиваюсь к окну. Ливень невероятный. Выходить не хочется, но нужно.

– Сколько у нас здесь часов?

– Около пяти.

– С погодой не повезло, конечно.

– Ничего, освежишься.

Я улыбнулся.

– Надо бы придумать, чем заняться, – сказал я.

– Придумывай. Ты же у нас экскурсовод. Очень мудрый. Как ты там сказал? Ты всегда ведёшь и никогда не теряешься? Что ж, дерзай.

Пора было выходить из автобуса. Как же холодно на улице. Ещё этот дождь, бьющий прямо в лицо. Надо что-то делать. Я смотрел на серое небо Хельсинки, бегающих туда-сюда прохожих.

– Давай выпьем кофе, поедим и найдём памятник Маннергейму9, – ляпнул я.

ВТОРАЯ ЖИЗНЬ

Таможня

Всем отчаявшимся, бедным и разочаровавшимся

в практике студентам посвящается…

– Как твоя практика сегодня прошла?

– Короче, я пришёл. А мне говорят:

«Иди на хуй».

Из разговора двух студентов-практикантов

День 1

Я просыпаюсь в семь утра от звонка будильника. Голова раскалывается – это мне напоминают о себе вчерашние четыре пинты пива и водка. Всего шесть часов назад я кричал, прыгал и обнимался со всеми в баре, потому что сборная России устроила всем праздник, обыграв Испанию в 1/8 финала Чемпионата мира по футболу 2018 года.

Но сейчас я думал о другом. Мне нужно было срочно выпить обезболивающее, одеваться и идти на практику. Мне предстоит провести ближайшие две недели в Томской таможне, и, честно сказать, пока я не берусь предполагать, что меня там ждёт. Перед этим мне нужно встретиться со своими друзьями Мишей и Трыней и распечатать несколько документов. Они вчера тоже смотрели вместе со мной футбол, и у них тоже болит голова. Мы договорились на восемь, но вовремя пришёл только Трыня.

Распечатав всё необходимое и позавтракав в соседнем кафе, мы с Мишей пошли в таможню. Трыня нас оставил, работает он в другом месте.

Я открываю дверь таможни и говорю дежурному:

– Здравствуйте, мы студенты второго курса Юридического института ТГУ10, пришли проходить у вас практику.

– Ваши паспорта.

Я отдаю свой паспорт, Миша делает то же самое. Мы начинаем ждать.

Миша смотрит, как дежурный что-то переписывает с наших паспортов в журнал посещений, и тихо говорит мне:

– Кредит.

Я не расслышал и переспрашиваю:

– Кретин?

– Кредит!

– Критик?

– Блядь, кредит!

До меня наконец доходит, и мы начинаем (не от шутки, конечно) смеяться, но не сильно.

Дежурный поднимает на нас свои глаза, по которым я понимаю, что он совсем не рад нас здесь видеть, и говорит: «Подождите, сейчас за вами спустятся».

Мы начинаем ждать. Кого-то. Чего-то. Дежурного сменяет другой дежурный. Мы назвали его Хокингом. Вид у него был такой болезненный, будто после очередного своего шумного вздоха он направится на тот свет. Чёрт возьми, как же он плохо выглядит. Мы опять начинаем смеяться.

Спустя пятнадцать минут за нами наконец спускаются. Это женщина лет тридцати, которая, поздоровавшись, спросила наши фамилии и безапелляционно заявила:

– Так, ты (то есть я) будешь работать здесь, а ты (то есть Миша) поедешь на пост в Академгородок, – тыча пальцем, сказала, как впоследствии выяснилось, Светлана.

Миша смотрит на меня, и я понимаю, кому из нас сегодня везёт больше. Ведь Академгородок находится в заднице.

Светлана отвела нас к другому сотруднику Томской таможни – улыбчивому мужичку лет пятидесяти, который рассказал нам про технику безопасности и правила поведения в случае пожара, ввернув в них события в «Зимней вишне»11. Мы все перестали улыбаться.

Расписавшись за то, что мы со всем ознакомились, мы пошли за Светланой в другой кабинет, к другому мужику. Он оказался помоложе и более грузным, чем все остальные. Когда мы с Мишей зашли к нему в кабинет, он разговаривал по телефону очень уставшим, недовольным и медленным голосом, пытаясь что-то кому-то объяснить. В его речи постоянно проскакивали слова «хер», «похер» и так далее.

Закончив разговор, не поднимая своего взгляда на нас, он спросил:

– Вы кто?

– Студенты второго курса Юридического института ТГУ.

– Чё вы здесь делаете?

– Практику проходить пришли.

– А ко мне чё пришли?

– Нас к вам отвели.

– Так… А что вы уже сделали?

– Мы первый день здесь, нас только проконсультировали по технике безопасности.

– Так… Ну я консультаций никаких давать вам не буду, поэтому всё, свободны.

Я смотрю на него и не могу понять, какого хрена происходит. Я спрашиваю:

– А делать-то нам что?

– Ну выходите, вас там ждут.

– Понятно, до свидания.

– До свидания.

Мы вышли из кабинета, рядом с которым действительно стояла Светлана. Она повела нас куда-то дальше. Мы спустились на этаж ниже и остановились перед очередной дверью. «Так, Пётр, ты сейчас пойдёшь со мной, а ты подожди немного своего начальника из оперативно-розыскного отдела. Точнее, его заместителя. Начальник в отпуске», – сказала она мне и ушла вниз с Мишей.

Мне ничего не оставалось, кроме как ждать. Уже в который раз за этот день. Я прошёл в небольшой холл, на диване которого сидела девушка с моего потока. Я уже видел её раньше, но лично никогда с ней не общался и не знал даже имени. Её зовут Алина, я говорю ей: «Доброе утро».

– Доброе утро, – улыбаясь, отвечает мне Алина.

Садясь рядом с ней на диван, я спрашиваю: «Тебе тоже сказали ждать?»

– Да, мне сказали, что за мной придёт мужчина в клетчатой рубашке и лысеющий. Вроде из правового отдела, – продолжая улыбаться, говорит она.

«Ну, она хотя бы знает, кого и чего ей ждать», – подумал я.

Мы начали с ней разговаривать. Это был диалог людей, которые впервые общаются друг с другом. Говорили об учёбе, спрашивали, кто откуда, обсуждали планы на лето, футбол. У меня по-прежнему болела голова, и я хотел, чтобы это ожидание наконец закончилось. Мы просидели так часа полтора, когда к нам наконец пришли двое мужчин. Один был похож на ковбоя второго плана из фильма Квентина Тарантино, а другой был седой и чем-то напоминал мышь. Они сказали:

– Так, вы, наверное, к нам.

– Наверное, – ответил я.

– Нет, мне сказали ждать другого мужчину, – начала возражать Алина.

– Да? Кого? – спросил ковбой.

– Он должен быть в клетчатой рубашке и с головой… лысой.

Ковбой в клетчатой рубашке и изрядно поредевшей шевелюрой немного призадумался и ответил: «Таких здесь нет».

– Так, ну нам один человек нужен в отдел, поэтому давай ты с нами, наверное, пойдёшь, – обратился ко мне Седой.

Я пошёл за ними в их отдел, а Алина осталась ждать лысого мистера-инкогнито.

Я оказался в небольшом кабинете со старой мебелью, старыми компьютерами, поломанными стульями и лопастным вентилятором посредине помещения. Всё отдавало каким-то бледно-жёлтым оттенком с примесью коричневого. Мне сразу вспомнился кабинет оперативников из сериала «Улицы разбитых фонарей». Я сел поудобнее на стул, доживающий свои последние годы, и стал ждать, что же мне скажут.

– Так, тебя, видимо, к нам направили, в оперативно-розыскной отдел. Меня зовут Николай Сергеевич, а это Сергей Николаевич, – начал Седой.

Я представился, рассказал им о том, откуда я, зачем и на сколько прибыл. В этот момент Седой сидел за своим компьютером и что-то пытался настроить. Он жаловался на компьютер, который очень сильно зависал. Ковбой или, как его называли, Серж сидел и играл в покер на телефоне, периодически поднимая на меня свой безучастный взгляд.

– Итак, Слава, вот тебе первое задание. Очень ответственное. Меня не было в Томске три месяца, и на мой компьютер пришло очень много разных документов, с которыми мне нужно ознакомиться и поставить электронную печать, – сказал Николай Сергеевич. – Я просто в Москву улетал, меня туда учиться отправили, и вот мне со всем этим дурдомом нужно побыстрее разобраться. Так что ты садись-ка на моё место и позакрывай мне все документы, я тебе сейчас покажу, как это сделать.

Я сел на его место, и он начал объяснять. Работа была максимально несложная и однотипная, всего в три клика. Нужно открыть документ, нажать «ознакомился» и «подтвердить». Всё. И так примерно раз триста – ровно столько было этих документов, накопившихся за три месяца отсутствия Алексея. При условии, что компьютер сильно тормозил после каждого моего нажатия, задание оказалось на терпеливость. Ознакомился Сергеич или я с этими материалами? Да нет конечно.

Сразу после выдачи задания Николай вышел из кабинета, оставив меня наедине с компьютером и Сержем, который сидел напротив меня через стол, продолжал играть в покер и параллельно разговаривал со мной. Он рассказывал мне о том, что раньше служил в полиции, а потом перебрался в таможню. Говорил о контрабанде, оружии, наркотиках и сильнодействующих веществах, которых в Томске, как оказалось, очень много. Я узнал об одном парне двадцати шести лет, которого приняли дома и нашли у него конверт с пятьюстами марками. Ещё были четыре пакета гашиша и кокаин. Кокаин Серж увидел тогда впервые. Всего выявили двенадцать видов наркотиков, из которых признали таковыми десять. Весь Томск встал на уши, приехали полиция, ФСБ и даже Нацгвардия. Парню дали восемь лет. Легко отделался. Последнее, что сказал мне Серж, было: