Песни Великой пустыни

Вдоволь насмотревшись и ещё раз поздравив себя с весьма выгодным приобретением, Бехмут поднялся и позвал слуг. Нужно было готовиться к предстоящему переходу через пустыню в Нуриш и заняться другими рабами.

1.2

Дойдя до конца длинного коридора, Бехмут вспомнил, что отдал слугам не все распоряжения. Он щёлкнул пальцами от досады и более быстрым шагом направился обратно к той комнате, где стояла клетка с недавно привезённым от Тозаля рабом.

Вот и нужная дверь. Но что-то было не так. Почему ничего не слышно?

Бехмут, чтобы контролировать время, которое слуги тратят на выполнение заданий, всегда заставлял подручных негромко петь за работой и нещадно наказывал, если они этого не делали. А сейчас всё было до жути тихо. Почуяв неладное, караванщик осторожно заглянул в щель незапертой двери и потерял дар речи, потому как слов описать то, что он почувствовал, увидев творившееся в комнате, ещё не придумали.

Тозаль всё-таки не соврал: рыжий раб действительно был очень опасен и мог обмануть кого угодно. Как оказалось, несмотря на все проверки, снотворное на него не подействовало вовсе.

Открытая клетка была пуста. Трое дюжих слуг лежали на полу без движения. А с бесчувственного четвёртого, того, что поменьше ростом, ньеттиец уже заканчивал проворно снимать так необходимую ему для побега одежду.

В тот момент, когда Бехмут, как ему казалось, совершенно бесшумно заглянул в щель, раб вдруг замер, а потом вскинул голову и зло посмотрел прямо на него. Не помня себя от страха, караванщик в тот же миг захлопнул широкую дверь и, как мог быстро, задвинул массивный засов.

В следующий же миг раздался жуткий грохот. Это в дверь с чудовищной силой что-то ударило изнутри. Побледневший Бехмут отскочил к противоположной стене коридора и во весь срывающийся голос закричал, созывая стражу. Дверь с оглушительным шумом содрогнулась ещё дважды, но опять выстояла.

Коридор заполнился вооруженными людьми. Удары в дверь прекратились. Всё стихло. Поняв, что опасность миновала, Бехмут пришёл в себя, достал из-за пояса заряженный пистолет, взвёл курок и прокричал:

– Сдавайся, раб! Мы уже поняли, что тебе оттуда не вырваться. Дверь крепкая дубовая – в три пальца толщиной! И я ведь не просто так потратил целое состояние на самые дорогие гардоррские стальные петли и засовы! Их никому не выломать! На окне, как ты видишь, – надёжная решётка! Если ты сейчас же не сдашься, я просто повешу на дверь замок и забуду сюда дорогу. Через неделю ты будешь со слезами на глазах ползать, умоляя меня войти и посадить тебя на цепь за кусок лепёшки и глоток воды! Хочешь так?

Из-за двери не донеслось ни звука. Бехмут довольно усмехнулся и почувствовал себя уверенней.

– Тозаль пел мне, что ты смышлёный. Проверим. У меня здесь полно стражи с пистолетами и копьями. Тебе не сбежать! Я просто велю пристрелить тебя, как бешеного пса! Или можешь вернуться в клетку целым и невредимым. Но только если сдашься сам. У слуг в этой комнате было оружие. Возьми все их кинжалы и воткни в дверь. Потом ложись на пол лицом вниз, руки – на затылок. Сделай это прямо сейчас, иначе останешься здесь голодать на неделю, а потом хорошенько так отведаешь солёного кнута! Пара десятков лишних шрамов на твоей и так уже исполосованной с головы до пят шкуре не принесут мне ни дхама убытков!

Раб не ответил. Бехмут стоял, по-прежнему прижавшись к стене, и считал удары сердца в горле. Сила, конечно, была на его стороне, но всё происходящее было слишком необычно и могло закончиться чем угодно.

Вдруг запертая дверь снова с треском содрогнулась. Из её середины показались острия двух кинжалов. А потом – ещё двух.

У Бехмута, который очень живо представил себе, с какой нечеловеческой силой нужно было ударить, чтобы пробить толстую дубовую дверь насквозь, всё внутри похолодело так, словно он оказался ночью в сердце зимней пустыни. Но караванщик постарался не подать виду и только кивнул. Потом оторвался от стены и встал позади стражников.

– Приготовить пистолеты! Копья вперёд! Открыть дверь! Зайти внутрь! – скомандовал он, изо всех сил стараясь говорить спокойно и громко.

Воины выполнили приказ. Бехмут подождал немного в коридоре и прислушался. Не уловив звуков борьбы, он тоже вошёл в комнату и осмотрелся. Бунтарь в указанной ему позе замер на полу под прицелом пистолетов и копий. Недалеко от входа на боку лежала открытая клетка.

«О духи… – Сердце Бехмута очередной раз упало куда-то вниз. – Так вот чем он пытался вышибить дверь…»

Лицо раба снова скрылось за спутанными волосами. По сравнению с высокими стражниками тощий ньеттиец казался маленьким, хрупким и безобидным. Но Бехмута этим было уже не обмануть. Безумно злобный, прожигающий решимостью убивать всех на пути взгляд рыжего демона он запомнит на всю жизнь.

«Нет, зверюга. Больше ты меня не проведёшь! Хватило и одного раза. Ишь, притворился спящим! Знал, мерзавец, что красив, и воспользовался этим, чтобы усыпить бдительность, а потом сбежать… Но больше я тебя с цепи не спущу! И не позволю пасть разевать!»

Бехмут ещё раз посмотрел на брошенную на бок тяжеленную клетку, потом на вогнанные в крепкую дверь по самую рукоять кинжалы, который раз помянул в уме пройдоху Тозаля, зло сплюнул на пол и начал быстро раздавать приказы стражникам:

– Вы четверо, прижмите этого крашеного копьями к полу покрепче. Ты – бегом за кузнецом и строгими кандалами. Остальным – охранять порядок и быть настороже. Всё время держите мерзавца на прицеле и, чуть дёрнется, – стреляйте ему по ногам. А ещё лучше сделаем вот что. Дазал! Придуши-ка этого прыгуна на время. Только очень аккуратно, как ты это умеешь. Так. Готов? Точно? Теперь можете отпустить. Одежду принесли? Быстро снарядите раба для перевозки по пустыне. Но пистолеты не убирать!

Несколько минут спустя на пленнике впервые за долгое время появилась хоть какая-то одежда. Длинный просторный балахон с глубоким капюшоном полностью скрыл тело и голову раба. А на его шею, запястья и щиколотки слуги предусмотрительно намотали широкие тряпки.

Вскоре пришёл кузнец. Клетку к тому времени уже поставили на место. Лишённого сознания кордийца перенесли в неё и там сковали по рукам и ногам короткими тяжёлыми кандалами, пропустив их сквозь решётки. На шее замкнули плотный железный обруч с длинной цепью. Теперь опасного пленника при желании можно было легко обездвижить или придушить.

– Порядок.

Ещё раз посмотрев на усмиренного рыжего, Бехмут сам запер клетку.

«Со зверями и разговор звериный. – Он снова сплюнул на пол и повесил ключ на пояс. – Моли всех богов, скотина, чтобы Тозаль не соврал на счёт твоего секрета. Иначе… Иначе мне придётся уговаривать владыку принять в подарок редкую дичь для псовой охоты…»

Подумав так, Бехмут отошёл от клетки и наконец-то вспомнил о том, зачем вернулся сюда. Он отыскал взглядом слуг и приказал:

– Вы двое – остаётесь здесь и сразу начинаете тянуть «Восход солнца». Если в течение этой песни раб не придёт в себя – один тут же бежит ко мне и докладывает об этом. А ещё – вам будет особое задание: заняться его гривой. Вначале – руками разобрать весь ужас на его голове до последней волосинки! Я проверил – шерсть у него густая и сильная. Такую вполне можно распутать. Потом – хорошенько так расчесать и заплести всю эту крашеную солому в крепкие косы. А чтоб не дёргался – притяните цепью к решётке и закрепите там ошейник. Только очень аккуратно! Приду вечером – проверю результат. Но если раб по вашей милости задохнется или облысеет – прикажу выпороть обоих так, что не встанете, а потом самих вас продам на ближайшем рынке для покрытия убытков! И вот ещё что. Помните – это не человек, а дикий зверь. Подходите к нему только со стороны головы. Если попадётесь в лапы, это будет лишь ваша вина. Зверь вас придушит и сожрёт. Я предупредил и буду чист от вашей крови. Всё. Приступайте. Остальные, – Бехмут строго глянул на столпившихся у входа слуг и стражей, – займитесь своими делами! И ни слова никому про то, что здесь было! Разойтись! У нас ещё много других рабов.

***

Вскоре началась долгая мучительная дорога через Великую пустыню Нузара в столицу султаната – блистательный Нуриш. Тесные клетки с редкими зверями и особо ценными рабами подняли на самых сильных верблюдов и надёжно закрепили там поперёк горбов. Товар попроще пошёл сам, связанный в одну бесконечно длинную вереницу.

Рис, как Бехмут назвал опасного красавца, по строжайшему приказу караванщика получал только немного воды и кусок лепёшки каждые несколько часов. Голод, жажда, жара и духота в плотно закрытой тканью клетке вскоре вытянули из бунтаря остатки сил. Теперь он просто лежал на грубом, качающемся из стороны в сторону полу, ни на что не обращал внимания, почти не двигался и часто впадал в тяжёлое болезненное забытье.

Через неделю пути по раскалённым пескам на очередном привале Бехмут распорядился, не открывая клетку, немного подкормить Риса, снова переплести косы и снять с него кандалы. Осмотр показал, что спешно намотанные тряпки уберегли ньеттийца от ожогов раскалённым на солнце железом, но стёрли под ним кожу на щиколотках и запястьях в кровь. Виновных в этом Бехмут приказал на день лишить воды и выпороть. А Рису пришлось накладывать новые повязки, уже с лекарствами. Однако ошейник Бехмут приказал оставить на рабе.

«Ничего страшного, – решил для себя караванщик. – Ещё несколько дней пути с цепью на шее зверя не убьют. А неприятности ни здесь, ни по приезде в Нуриш мне совершенно не нужны. Полудохлым он будет безопаснее. Привести мое распрекрасное чудовище в порядок я вполне успею на месте».

***

Белокаменная столица Нузара встретила караван идущими через широкие площади хитросплетениями вымощенных джерзегским чёрным камнем улиц, оглушающим шумом множества огромных базаров и бесконечными пересудами. Живой товар в Нуриш Рахт приводил лишь четырежды в год. Всякий раз горожане ждали этого события со жгучим, как жёлтый джерзегский перец, интересом и нетерпением. Местные купцы чуть не в драку кидались, стараясь оттеснить друг друга и первыми попасть в караван-сарай на торги, чтобы урвать те немногие заморские диковинки, которые Рахт выделял для перепродажи.

Особенно много разговоров у жителей столицы в этот раз вызвали закрытые тканью клетки, которые везли на верблюдах. Но этот секретный груз Бехмут велел сразу же отправить в свой караван-сарай и приставил ко входу стражу. Все попытки подкупить подручных Рахта, чтобы хоть что-то узнать, были тщетны. Любопытным горожанам оставалось лишь на все лады судачить о том, что самое интересное известнейший караванщик Нузарского султаната, как всегда, повезёт во дворец.

***

Рыжий пленник очнулся, открыл глаза и осмотрелся. Наконец-то он находился под крышей, а не на верблюде. Ещё несколько дней такой качки вверх-вниз головой, казалось, свели бы его с ума. Клетка стояла в какой-то небольшой комнате без мебели. Под самым потолком было единственное окошко, забранное частой решёткой. У противоположной стены обнаружилась ещё одна клетка с неподвижно лежащим человеком внутри. Не в силах даже пошевелиться после почти убившей его дороги через пустыню, тот, кого назвали Рисом, устало опустил веки.

Раздались шаги. Потом стук засова и скрип двери. Ньеттиец чуть приоткрыл глаза.

В комнату зашёл Бехмут и несколько стражников со слугами.

– Так, – распорядился караванщик. – Обоих достать. Клетки вычистить до блеска. А этих рабов особо тщательно помыть, побрить, расчесать. Очень внимательно осмотреть с макушки до пят на предмет любых свежих ран и повреждений. Если будет нужно – перевязать. Потом – одеть, заплести косы и рассадить обратно по клеткам. Ошейники сменить на строгие домашние, но только после того как надежно пристегнёте рабов к чану за руки. Туда и обратно вести на цепи.

Пленников вытащили из клеток и поволокли в купальни. Ньеттиец если и хотел воспользоваться моментом хоть какой-то свободы, чтобы попытаться бежать, то сейчас был слабее новорождённого ребёнка и мог лишь безжизненно виснуть на руках стражников.

Через час он снова оказался в клетке.

Когда охранники покинули комнату, уже немного пришедший в себя пленник первым делом взялся ощупывать заклепанный прямо на нём поверх свежей повязки ошейник. Тот оказался достаточно свободным, но безнадежно неснимаемым. Широкая полоска толстой кожи была усилена снаружи металлическими накладками, а идущую от неё длинную цепь замкнули в углу клетки. Разобравшись с этим, пленник медленно сел, чтобы приняться за еду и питьё.

На этот раз добрейший хозяин расщедрился. Слуги принесли большой кувшин воды. А вместо куска чёрствой лепёшки – кружечку какого-то густого, сводящего с ума одним своим ароматом варева. Ньеттиец осторожно обнял драгоценную для него горячую посудину подрагивающими ладонями, не рискнул поднимать и низко склонился, чтобы достать до еды ртом. С трудом сдерживая себя, сделал маленький глоток. Потом ещё один и ещё. Он так давно не ел нормальной человеческой пищи, что сейчас эта простая куриная похлёбка с толчёными овощами показалась ему блюдом, достойным короля. С каждым крошечным глотком он чувствовал себя всё более и более живым. Жаль, что кружка оказалась такой маленькой…

Привели второго пленника. Бесформенные дорожные балахоны с них сняли ещё в купальне, а из одежды напялили только лёгкие цветные шаровары. Ньеттиец, когда увидел лицо того, кто оказался его соседом, чуть не подавился последним глотком супа.

«Только не это! Ах ты, коронованный мерзавец! Так вот, в чём был секрет того пирата… Это всё меняет… Что же делать…»

Пленник постарался ничем не выдать свои чувства и, не поднимая головы, сосредоточился на остатках похлёбки, выскребая их пальцами со дна.

Дождавшись, когда в коридоре за закрытой дверью стихнут шаги ушедших стражников, ньеттиец отодвинул совершенно чистую изнутри кружку, выпрямился, поджал под себя по-оссардски скрещенные ноги, неспеша убрал длинные тяжёлые косы за спину и, собрав для этого разговора все силы, тихо произнёс:

– Приветствую вас, князь! Какими судьбами? Вы-то чем не угодили его подлейшему величеству?

Сосед по несчастью – высокий широкоплечий юноша с крупными выразительными чертами лица – вздрогнул, оторвался от кружки и удивлённо взглянул на говорившего. Тут же покраснел, как спелый абрикос на солнце и, едва поднимая руки, брякнул кулаками по решётке

– Прекратите! Шарль – истинный король! Лучший в мире!

Начавший разговор пленник на это чуть слышно рассмеялся и продолжил на сколько хватило сил иронично:

– Да, да, да, мой юный друг! Я это заметил и оценил, как никто во всей Кордии! А вы, ваше сиятельство, – самый верный и преданный ему рыцарь. Так почему же вы тогда оказались здесь?!

***

Вот кого ставший рабом шестнадцатилетний князь Тарда Рэнсор Драммонд никак не ожидал здесь встретить, так это своего кровного врага, а по странному стечению обстоятельств – воспитателя и опекуна, повелителя южного княжества Ньетто, Хавьера Норрьего. Тот снова был для него самым ненавистным человеком во всём свете: исчадием глубин преисподней и, к огромному сожалению всё ещё живым, воплощением зла.

Узником палаццо Норрьего в одночасье потерявший всё Рэнсор оказался шесть лет тому назад.

Его, мало что понимающего мальчика, спешно доставили в это страшное логово кровавых убийц под усиленным конвоем королевских гвардейцев. Рэнсор тогда ещё не знал, что произошло. Как и почему случилось так, что его на глазах у всей дворни схватили, вытащили из родного северного замка и, так ничего и не объяснив, через всю огромную Кордию привезли на южную окраину королевства в столицу этого самого Ньетто – Норрвальдо…

На протяжении долгой дороги Рэнсор, как и подобает потомку древнего рода, старался держать лицо перед похитителями, не плакал и всё прислушивался – когда же их нагонят?

Он закрывал глаза и многократно представлял себе, как это будет. Как его отец, князь Тирдэг Драммонд – высокий могучий повелитель сурового Тарда – одним взмахом огромного дедовского меча расчищает себе дорогу, раскидывая в стороны ненавистных гвардейцев короля, потом отрывает и отбрасывает прочь дверцу проклятой кареты, улыбаясь, протягивает ему крепкие руки, поднимает в воздух, сажает впереди себя на мощного белогривого коня, прижимает к широкой, покрытой латами груди и говорит то, что может сказать только он один:

«Рэй, сын! Я так спешил, чтобы спасти тебя!»

Но увы – ничего из этого так и не случилось. День пролетал за днём – а никем не остановленная карета неслась всё дальше и дальше на этот проклятый дикий юг. Погони не было. И вот этого Рэнсор никак не мог понять.

«Где же отец? Неужели не знает, что меня похитили? В замке же остались люди. Они должны были сообщить своему князю… Почему он не приходит, чтобы спасти меня? Неужели отца ранили где-то по дороге? Нет! Не может этого быть! Он самый сильный и умелый воин на всём севере! Отца, наверное, обманули. Или заманили в какую-то подлую ловушку. Но в любом случае он всех победит и обязательно придёт за мной!»

В палаццо Норрьего кортеж прибыл глубокой ночью, через три недели пути. Спящего Рэнсора слуги занесли внутрь и разместили в одной из высоких башен. Главного кровожадного чудовища – князя Ньетто – в это время на месте не было. В своём роскошном замке он появился только месяц спустя.

***

Драммонд сердито отвернулся к стене и лёг, а чуть живой от слабости Хавьер опёрся спиной о решётку, отдышался и продолжил дразнить молодого князя Тарда, чтобы хоть как-то разговорить его и узнать подробности произошедшего:

– Со мной всё понятно. Вашему злобному корольку очень сильно не понравились мои слова о том, что я ему не раб и никогда ничьим рабом не буду. Чтобы доказать обратное, он и продал меня какому-то пирату за щепоть перца. Но вы, Рэнсор?! Вот уж никак не ожидал обнаружить ваше сиятельство на цепи в соседней клетке!

– Это какая-то ошибка… И всё только из-за вас! – по-прежнему глядя в стену, сердито отозвался тот с явной неохотой. – Я сказал его величеству, что продавать в рабство дворянина и князя недопустимо. Даже такого, как вы. Вас нужно было судить по закону и лишь потом публично казнить…

Смеялся Хавьер после этих слов, пока хрипло не закашлялся. Потратив остатки сил, он еле-еле дотянулся до воды, попил, отдышался и вытер ладонями слёзы.

– Ох, Рэнсор… Вы нисколько не меняетесь! И когда вы только научитесь думать головой, понимать людей и держать язык за зубами? Я же столько раз говорил вам об этом!

Юный князь оглянулся, опять вспыхнул щеками, сел и снова ткнул кулаками решётку, крикнув из последних сил:

– Прекратите издеваться! Сами-то наверняка жалеете, что наговорили королю лишнего и оказались тут!

– Я? – Хавьер улыбнулся, затем изящным движением слабой руки смахнул с плеча рыжую косу и поправил ошейник так, будто это была его золотая княжеская цепь с бесценными изумрудами. – Нисколько. Я, по крайней мере, в данный момент – не в застенках Триволи и не в руках вашего дорогого коронованного палача Мадино. И всё ещё не на плахе. А что будет дальше – увидим. Поэтому я совершенно ни о чём не жалею. Но что сделано, то сделано. Сейчас успокойтесь, пожалуйста, доешьте, если у вас там ещё что-то осталось, попейте побольше воды и ложитесь отдыхать, пока есть такая возможность. Неизвестно, что ждёт нас впереди.

***

Следующую неделю их из клеток не выпускали. Начали часто и сытно кормить, постепенно увеличивая порции. Работорговцы почему-то не жалели лучшей нежной баранины, свежего хлеба и овощей, душистых приправ, а также каких-то травяных настоев. Каждый день, притянув цепью вплотную к решётке и закрепив там ошейник, обтирали тела мокрыми тряпками, меняли повязки, ухаживали за кожей и волосами, но больше ничем не беспокоили.

Норрьего, как только немного окреп и смог двигаться, сразу же занялся тренировками. Глядя на то, как его бывший опекун целыми днями отжимается, лежа подтягивается на прутьях клетки, ходит взад-вперёд гуськом и отрабатывает удары до изнеможения, Рэнсор постепенно вышел из безразличного оцепенения последних недель и тоже взялся за привычные с детства упражнения.

Вначале ему совсем не хотелось разговаривать со своим злейшим врагом. Но день шёл за днём, и, со временем, невольные соседи всё же начали обмениваться короткими, ничего не значащими фразами на отвлечённые темы.

***

Ставшая их тюрьмой комната постепенно погружалась в темноту. Рэнсор вытянулся на грубом полу клетки. Он уже начал было мысленно готовиться к очередной бессонной ночи, как вдруг из сумерек раздался заданный самым лёгким и непринуждённым тоном вопрос:

– А не желаете ли почитать стихи? Знаете, закат солнца весьма способствует лирическому настроению.

– Стихи?

Совсем не ожидавший такого странного предложения Рэнсор приподнялся на локте и удивлённо посмотрел на Норрьего через две решётки. Тот, видимо устав после нескончаемых упражнений, лежал на спине и, глядя куда-то вверх, перебирал пальцами звенья цепи от ошейника, в очередной раз пробуя их на прочность.

– Здесь?.. Сейчас?

– Почему бы и нет? – Норрьего, всё так же лёжа, пожал плечами и повернул к собеседнику голову. – Хотите, я вам сам почитаю? Что бы вам хотелось сейчас услышать? Что-то из древней классики на мёртвом языке или нетленные творения пиитов прошлого века? А может быть, желаете что-то современное или народное?

Рэнсор невольно улыбнулся.

– Что-нибудь на ваш вкус, князь… Только, пожалуйста, не тот ньеттский ужас, что пел Тэкирос!

***

В палаццо Норрьего всё оказалось как-то неправильно. Не так, как Рэнсор ожидал. Вокруг замка почему-то не было рва, наполненного кровью, у ворот не торчали на пиках головы замученных здесь героев, в небе над башнями не кружили стаи крикливого воронья…

А к маленькому Драммонду относились почему-то скорее как к гостю, чем к пленнику. Рэнсора даже не приковали ржавой цепью в мрачном подземелье или хотя бы не заточили на самом верху какой-нибудь страшной башни… А чего ещё можно было ждать от похитившего его кровного врага – человека, который и человеком-то был только по внешнему виду, а на самом деле, наверняка, смеялся лишь тогда, когда убивал и мучил невинных?

Рэнсор очень хорошо знал историю Тарда, а особенно имена тех, кто некогда помог королям Кордии поработить его гордую Родину, вырезав при этом чуть не половину населения.

Норрьего!

В их проклятом роду на свет появляются только палачи! Они уже много веков служат трону Кестеров как верные псы и готовы перегрызть горло каждому, кто захочет вернуть свободу… Но этот потомок врага оказался очень хитрым. Он не появился и не напал сразу же, а затаился и постарался усыпить бдительность своего противника…

Рэнсора поселили в башне. Но не в какой-то страшной развалине, а в одной из центральных и самых красивых в замке. Выделили отдельную просторную комнату с чудесными витражными окнами. А ещё там был наполненный самыми интересными не только печатными, но и рукописными книгами шкаф, такой огромный, что на его верхние полки вела приставная лестница. Приходили личные слуги. Комната не запиралась. Рэнсор мог, как оказалось, совершенно свободно передвигаться почти по всему замку, пользоваться внушительной библиотекой и даже гулять в удивляющем разнообразием регулярном парке…

Но он ни секунды не сомневался, что вся эта свобода – только ложь и мерзкая видимость. Если сделать хоть одно подозрительное движение, то его, как самого настоящего пленника, тут же схватят и в лучшем случае где-нибудь надёжно и надолго запрут.

Рэнсор постоянно чувствовал на себе чужие взгляды. Стоило ему только выйти за порог комнаты, как тут же рядом возникало несколько слуг, будто бы занимающихся какими-то неотложными делами.

С подручными чудовища Рэнсор не разговаривал. Всё равно у них на любой вопрос был лишь один ответ: «Вот приедет его сиятельство князь Норрьего – сам вам всё и объяснит».

А хуже всех здешних тюремщиков был старый управляющий замком Лэло Тэкирос. Его Рэнсор откровенно побаивался. Если остальные южане были просто непонятны, а потому отвратительны, то этот самый Лэло походил на безжалостного пирата-головореза из книг. Высокий, мрачный, мускулистый, с большой золотой серьгой в отрубленном на четверть ухе и широкими седыми прядями в чёрных, собранных сложным узлом на макушке волосах, он как раз соответствовал представлениям Рэнсора о прислужнике ненавидящего весь белый свет кровавого убийцы.

Когда наконец-то прибыл хозяин замка, Лэло изволил самолично подняться в башню и надменно сообщил: «Его сиятельство князь Норрьего намерен посетить вас сегодня вечером. Будьте здесь».

Весь оставшийся день Рэнсор не выходил из комнаты. Он очень сильно ожидал предстоящий визит и настолько же сильно боялся его. Узнику палаццо безумно не терпелось получить ответы на все вопросы и столь же безумно страшно было увидеть похитившего его хозяина замка и услышать свой приговор.

Наконец, дверь распахнулась, и в комнату стремительно вошёл худощавый большеносый человек с плотно замотанной чем-то чёрным головой. Он по-хозяйски расположился в кресле и, скользнув безразличным взглядом по комнате, принялся рассматривать что-то на высоком потолке.