bannerbanner
Двадцать лет одного лета. Дело № 48
Двадцать лет одного лета. Дело № 48

Полная версия

Двадцать лет одного лета. Дело № 48

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 6

– Если хочешь хоть как-то сократить ей срок, убирай квалифицирующий признак «незаконное проникновение в жилище», и у тебя автоматом отвалится третья часть.

Совет был дельный, но Карецкому это было и без него известно. Легко сказать, вот только как это сделать? В его голове внезапно родилась одна мысль, но особых надежд на неё он возлагать пока не стал.

«В конце концов», – сказал он себе, – «я действительно в первый раз вижу эту Белинскую и будь что будет». Однако где-то глубоко внутри себя другой голос всячески стал выступать в поддержку слов Михалыча. Он понимал, что если так не сделает, то будет жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Он должен ей помочь во что бы то ни стало. Всей душой он чувствовал ответственность за неё. В подтверждении этим мыслям его мозг вновь нарисовал в его голове грустную и разрывающую сердце картину с обиженным всем и всеми маленьким и беззащитным ребёнком, на защиту которого встать мог только он. Был и ещё один знак с выше, подтверждающий правоту его суждения: при согласовании постановления о возбуждении уголовного дела, у заместителя прокурора этот момент также вызвал сомнения. Видимо, хорошо зная подобную публику, он попросил более тщательно покопаться в данном вопросе. Эта молчаливая поддержка ему сейчас была очень нужна.

Зайдя в свой кабинет, он тут же набрал номер Голощенковой и вызвал её немедленно к себе. Она ответила утвердительно, пообещала приехать через полтора часа. А пока она ехала, он решил провести очную ставку между Полиной и Аношиным.

Само по себе данное следственное действие никогда не вызывало у Карецкого радости. Безусловно проводить очную ставку между двумя людьми ещё куда ни шло, но ведь бывают очные ставки, на которых присутствуют по четверо человек и более: несовершеннолетние обвиняемые со своими законными представителями, педагогами, защитниками и прочие возможные участники уголовного процесса. Представив эту картину, Карецкий с облегчением выдохнул. Сегодня сия чаша его миновала, однако даже после простой версии данного следственного действия, он всегда чувствовал себя измотанным. Очные ставки, проводимые между мужем и женой, отцом и сыном, девушкой и её молодым человеком, и иными близкими между собой людьми, волею судеб оказавшихся по разные стороны баррикад, всегда вызывали у Карецкого самые неприятные чувства. Это были по истине тяжелые для восприятия зрелища, привыкнуть к которым невозможно.

Он записывал поочередно их показания, всеми силами пытаясь не слушать их диалога, игнорировать и пропускать мимо ушей мольбы Полины, адресованные Аношину. Карецкий должен соблюдать нейтралитет и непредвзятость к участникам очной ставки, вынужден лишь наблюдать за ними и молниеносно, со скоростью электронно-вычислительной машины анализировать реакцию участников на тот или иной выпад со стороны оппонента и ни в коем случае не давать волю эмоциям. Это достаточно трудно по началу, но со временем его мозг научился не впускать в себя весь негатив, которым были пропитаны следственные кабинеты. В нужные моменты Карецкому достаточно было лишь включить чёрствость и безразличие к участникам очной ставки, очистить свой разум до полной прозрачности и не занимать ничью сторону. Это помогало.

Аношин вёл себя, как Карецкий и предполагал: он продолжал настаивать на своей непричастности к краже даже несмотря на то, что Полина тихо плакала и неоднократно повторяла: «За что ты так со мной»? Полностью отключив свой мозг и отказавшись от разрывающего его желания вцепиться зубами в горло этого паскудёныша, Карецкий наблюдал за агонией Полины, которая понемногу начинала затихать, мирясь со своим положением и неотвратимостью суда. В очередной раз он убедился в своей правоте, а точнее подтвердил своё маленькое открытие, сделанное им некоторое время назад. За те несколько минут, которые он как бы невзначай давал участникам очной ставки для свободного общения между собой, он слышал такое, чего они никогда бы не сказали друг другу при обычных обстоятельствах. Он узнавал о них и об их отношениях гораздо больше и за гораздо меньший промежуток времени, чем если бы он с ними общался поочередно с глазу на глаз. Многое становилось понятно: кто у них в семье главный, кто к кому и как относится, есть ли уважение друг к другу и прочее. Когда их диалог стих и им больше нечего было сказать друг другу, Карецкий задал вопрос Полине, естественно под протокол:

– Скажите, когда Вы пришли к Голощенковой, дверь в квартиру была открыта или закрыта?

Полина, не раздумывая ни секунды, сразу ответила:

– Дверь в квартиру оказалась чуть приоткрытой. Я позвонила в звонок, но не дожидалась, когда кто-то мне её откроет. Я сама открыла дверь и зашла внутрь. Практически сразу же из кухни мне навстречу вышел Леша.

Следующий вопрос Карецкого был адресован Аношину:

– Алексей, Вы подтверждаете показания подозреваемой Белинской в той части, что дверь в квартиру была открыта?

Аношин задумался. Он явно не получал никаких чётких инструкций от Прусова относительно входной двери и, не зная, как нужно правильно говорить, он стал хитрить:

– Я точно не помню, был пьян. Изначально мне показалось, что я открыл дверь, но сейчас начинаю в этом сомневаться.

Затем, еще не много подумав, он добавил:

– Допускаю, что дверь в квартиру не была закрыта на замок.

Такой ответ Карецкого вполне устраивал, и он решил закрепить полученный результат:

– Алексей, скажите, когда Вы с Голощенковой и друзьями пришли в квартиру потерпевшей, кто зашёл последним и закрывалась ли дверь на замок?

Аношин опять задумался, искренне не понимая, к чему такие тонкости, после чего уверенно произнес:

– В квартиру точно последней заходила Голощенкова. Она открыла нам дверь и пропустила вперед, после чего зашла сама. Закрыла ли она дверь, я не знаю, так как не смотрел и уж тем более не придавал на тот момент этому значения. Если бы мне сказали тогда, что это так важно, я бы обратил внимание.

Последнюю фразу он произнёс дерзким тоном и с язвительной улыбкой. Карецкий решил никак не реагировать на этот выпад и продолжил:

– И последний вопрос. Алексей: до вчерашнего вечера Белинская ранее бывала в гостях у Голощенковой?

Над этим вопросом он ни стал раздумывать ни секунды, сочтя его абсолютно безобидным:

– Да, причём неоднократно. Голощенкова сама звала её в гости.

Записав всё сказанное в протокол, Карецкий решил завершать данное следственное действие, перейдя к формальным вопросам, означающим окончание очной ставки:

– Подозреваемая, Вы подтверждаете показания свидетеля Аношина по последнему вопросу?

– Полностью. Я действительно много раз была в квартире у Голощенковой до вчерашнего вечера.

В глубине души Карецкий начинал ликовать, ведь по закону, все неразрешённые сомнения трактуются в пользу обвиняемого. А если через полчаса ещё и потерпевшая подтвердит то, что дверь в квартиру была открытой, квалифицирующий признак «незаконное проникновение в жилище» можно смело отсекать.

Заполнив все пустующие графы и подписав протокол очной ставки, Карецкий обратился к Аношину:

– Я могу Вам дать пять минут для общения.

– Мне не о чем с ней говорить, – резко и грубо ответил он и попросил выпустить его.

Оставив Полину одну в комнате для допросов, Карецкий вышел в коридор, где передал Аношина конвойному.

– Выпустите товарища, – обратился он к дежурному по изолятору, а сам вернулся в комнату.

– Есть хорошие новости…, – начал он, но Белинская его прервала.

– Спасибо, – еле слышно проговорила она и из уголков её глаз покатились слёзы.

– За что? – в недоумении спросил он, предполагая, что это благодарность за проделанную работу в части «незаконного проникновения в жилище», но он ошибался. Тут она ничего понять бы не смогла.

– За завтрак, – также тихо ответила она. – Вы, думаю, не поймёте, как много это для меня значит.

Карецкий уже и думать забыл про эти бутерброды, но всё же ответил:

– Не стоит, всё в порядке.

– Нет, стоит! – чуть более настойчивее, увереннее и громче произнесла Белинская. – Вы единственный, кто обо мне позаботился. Даже он ничего не принёс. А сейчас можно я пойду? Я очень устала…

– Да, конечно, – спокойно ответил Карецкий и поднялся со своего стула. – Сегодня отдыхай, завтра поедем в прокуратуру и суд.

– Меня арестуют?

– Пока ничего не могу сказать. Отдыхай, ни о чём не думай, завтра всё решиться.

– Спасибо ещё раз за всё, – тихо проговорила Полина и также поднялась со своего места.

– В камере не холодно? – поинтересовался Карецкий, в глубине души желая ещё хоть что-то для неё сделать.

– Терпимо, – сказала она и направилась к выходу из следственного кабинета.

Карецкий вызвал конвойного, который затем проводил её в камеру.

– Вениамин, – окрикнул его из своего кабинета Алексей, начальник ИВС, когда тот, направляясь к выходу, прошёл мимо. – Можно тебя на минуточку?

Карецкий зашел в кабинет начальника изолятора и, не спросив разрешения, устало сел на одиноко стоящий возле стены стул.

– А кто это такая? – задал свой вопрос Алексей. Судя по содержанию вопроса, он был для него, видимо, жизненно важным, но для Карецкого он был не столько неуместным, сколько тупым и не понятным.

– Бля, Лёш, в каком смысле «кто это такая»? Ты меня позвал, чтоб задать этот глупый вопрос?

– Да не, я так…, начал оправдываться Алексей. – Я просто к тому, что как-то она не похожа на воровку, уж я – то разбираюсь в людях.

– Верю, – уже более спокойно проговорил Карецкий, хотя он знал, что Алексей разбирался в людях не больше, чем он в лошадях. – Все мы иногда оступаемся, и она не исключение. Наша с тобой задача – помочь таким людям и направить на путь истинный.

Карецкий поднялся со стула и направился к выходу. Перед самой дверью он остановился и обратился к Алексею:

– Просьба у меня маленькая: дай ей теплое одеяло.

– Хорошо, сделаем, но только потому, что это ты попросил.

Карецкий поблагодарил Алексея и извинился за свою резкость. Затем он покинул изолятор и поднялся на второй этаж в свой кабинет, где вызвал к себе одного из стажёров.

– Жень, смотри внимательно.

Он положил на край стола четыре запроса, ответы на которые необходимо было получить до завтрашнего утра.

– Это запрос к наркологу, – Карецкий указал пальцем на один из листков, лежащий перед Женей. – Этот к психиатру, – он указал на второй. – Этот на характеристику с места жительства, а это… – он не успел закончить предложение. Евгений взял четвёртый запрос в руки и сказал:

– Я уже прочитал, всё понятно. Сроки?

– Вчера, – пошутил Карецкий и они оба улыбнулись. – Шучу. Срок завтра, утро. Четвёртый самый важный.

– Сделаю, – Женя взял все четыре листка и положил их в пластиковую папку, после чего спешно вышел из кабинета.

«Хороший парень, исполнительный, из него будет толк», подумал он про себя, и практически тут же из динамика громкой связи раздался голос дежурного: «Следователь Карецкий, спуститесь в дежурную часть, к Вам пришли».


Глава 8

– Прежде чем мы перейдём к опознанию Вашего имущества, у меня к Вам есть несколько дополнительных вопросов, – начал Карецкий, спустя несколько минут после вызова его в дежурную часть. Потерпевшая Голощенкова прибыла вовремя, и он не стал откладывать в долгий ящик её дополнительный допрос.

– Я Вам их задам под протокол. Но только я очень Вас прошу ответить на них честно и не забывайте, что вы, как потерпевшая по делу, можете быть привлечены к уголовной ответственности за дачу заведомо ложных показаний.

– Да знаю я, – с раздражением буркнула Голощенкова. – Давайте уже свои вопросы, только побыстрее, если можно.

– Хорошо, постараюсь Вас долго не задерживать. Итак, как Вы уже ранее говорили, Белинская Полина Андреевна Вам знакома. А скажите, бывала ли она у вас дома до кражи, как давно и как часто?

Над этим вопросом Голощенкова, практически не раздумывая, ответила:

– Да, знакомы, бывала у меня довольно часто, иногда выпивали вместе. Я ей периодически шмотки не нужные отдавала, в основном детские. Я же на рынке работаю, ну там… знаете… иногда брак бывает, не кондиция, ну я ей их и отдавала. Уж не знаю, кому она там их спихивала, но часто спрашивала.

Карецкий записал её ответ в протокол и продолжил:

– Попытайтесь вспомнить, когда Вы с гостями пришли к себе домой, кто заходил последний в квартиру и кто закрывал дверь?

Голощенкова задумалась. По её лицу было видно, что она искренне пытается вспомнить, но, вероятно, возникли непредвиденные трудности.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

С 1 марта 2011 года милиция была переименована в полицию

2

уголовное дело по не очевидному преступлению, по которому лицо, совершившее преступление, не установлено и вряд ли когда-либо будет установлено в виду отсутствия доказательств

3

в связи с нерабочим временем прокуратуры, в случае ночного задержания, дежурный работник прокуратуры, в чьи обязанности входило согласование возбуждения уголовного дела, уведомлялся следователем по телефону и дело считалось возбужденным, после чего на следующий день материал отвозился ему для подписания нарочно.

4

Данное выражение используется сотрудниками милиции при общении между собой, означающее задержание подозреваемого в порядке ст. 91 УПК РФ на 48 часов

5

ВАЗ-2107, одна из самых распространённых моделей отечественного автопрома в те годы.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
6 из 6