Почему русские – русские (Русский меридиан)

Вина их в том, что каждый считал себя выше другого. Один – потому что, как он думал (ему так сказали, а он поверил), его предки возводили архитектурные шедевры и строили оросительные каналы, в то время как… Второй – потому что полагал себя вершиной современной мировой культуры, символом чего считал атомную бомбу и теплый ватерклозет, ну и, разумеется, ракеты, телевидение…

Если бы они просто рассуждали на исторические темы, то возразить бы сержант должен был тем, что его предки в ту пору, когда в Средней Азии бронзовыми кетменями с потрясающим искусством и терпением, пробивали в каменистом грунте арыки, на севере в псковских лесах выплавляли из болотной руды первое железо… И не было с древнейших времен равных им кузнецов, ковавших прежде всего орудия мирного труда, – сошники да косы, подковы да скобы… – потому и скобари. И он тоже – представитель народа древнейшей культуры – только другой, северной, железной…

Что же касается предков… «Темна вода во облацех». Не исключено, что среди прапрапрадедушек гордого скобаря, затесался какой-нибудь ордынец, а среди бабушек «чурки неумытого» – псковская русоголовая красавица или средневековый мастер из Пскова, ковавший скобы и в Самарканде, или купец Садко (Саддок?), или вообще варяг, ходивший по Волжскому пути «из варяг в хазары» на море Хвалынское – Каспий, свей или урман.

И кабы могли они, крикнули бы своим потомкам:

– Не ругайтесь! Не чваньтесь друг перед другом – вы братья!

– Быть того не может! – закричали на меня мои однополчане, когда я им об этом сказал.

– Да? А почему у тебя, скобарь, волосы, как конский хвост, а у тебя, чурек недопеченный, глаза голубые?

Кстати, предки ведь все эти века кричат нам, а мы слушать не хотим. Повторяю, настало время искать друг в друге сходство, а не различие. Хватит! Наразделялись!

Что же касается разговоров о том, какая культура лучше, дело еще сложнее. Посмотрите, как весь так называемый цивилизованный мир лихорадит, как только меняются цены на нефть. Чем технически совершеннее становится человечество, чем, на первый взгляд, сильнее – тем оно уязвимее. Сбой в компьютерах – и остается без электроэнергии Северо-Американский материк! Чудом и молитвой праведников объясняют, что это не переросло в глобальную техногенную катастрофу, способную смести и все достижения технического прогресса, и значительную часть человечества. А человек тундры и охотник в джунглях без нефти и электричества – выживут. Стало быть, кто сильнее?

– Наша цивилизация совершенствовалась, а их нет!..

– А их достигла совершенства для их мест обитания много веков назад! Она развивалась по-другому и в другую сторону. Они все свои интеллектуальные, духовные и физические усилия направили не на то, чтобы переделать природу, а чтобы в нее вписаться. И сумели это сделать! Лет тридцать назад я увидел плакат «Человек шагает по планете – пустыня следует за ним!» К сожалению, не пустыня, а помойка! Пустыня по сравнению с тем, что оставляет после себя человек, – цветущий сад! Современное человечество тонет в собственных отходах. И чем комфортабельнее живет, тем больше грязи оставляет в местах своего проживания. Индеец проходил сквозь лес, как рыба сквозь воду – без следа. И не только индеец. Представители так называемых «примитивных» цивилизаций тысячелетиями жили на своих родовых реках и охотничьих ловах, а ни рыба в реке, ни зверь в лесу числом не уменьшались.

– Они – грязнули!

Помнится, в одном из рассказов Мопассана молодой парижанин бегал по снегу босиком, поскольку заметил, что ноги у него недостаточно чисты. Вымыть их в тазу он не догадался. Было не принято. Это – Европа, Париж, XIX цивилизованный век… А вот жительницы Папуа-Новая Гвинея – про них ходят упорные слухи, что они все еще людоеды, – ужаснулись, увидев, что европейские путешественницы не закапывают за собою экскременты, а в период месячных садятся за общую трапезу вместо того, чтобы носа не высовывать из специальной хижины, где должна находится дама в такие дни. И от европейских духов вроде Шанель № 5 папуасок тошнило, и дурно им делалось. То ли дело настоящие папуасские ароматы! Скажем, их вождь сидел в хижине, где под потолком плавилось тухлое свиное сало, и капли падали ему на голову! Вот это запах поистине состоятельного и знатного человека, с тонким художественным вкусом! Это я к тому, что все относительно!

Народы самодийской группы

Продолжим разговор о народах, сохранивших и развивших древнюю культуру собирателей и охотников, прекрасно вписавшихся в природу. Правда, сразу оговорюсь: потомки этих народов – наши современники – живут в условиях нынешней технической цивилизации и без ее достижений так же уязвимы, как и мы с вами. Но наша книга посвящена другому вопросу: почему русские – русские. Вот и продолжим ответ на этот вопрос.

Ненцы, энцы, нганасаны и селькупы объединяются учеными в самодийскую (ранее самоедскую) группу на основании несомненных черт близости их языков. Эта группа в языковом отношении имеет значительные элементы общности с финно-угорскими народами, что было доказано выдающимся лингвистом М. А. Кастреном в первой половине прошлого века. Прежде назывались эти народы и вся группа самоедскими. Откуда же такое кошмарное название взялось?

Ненцы

Самоедами называли ненцев. Они же к основе этого названия, не имели никакого отношения! Европейцы, в данном случае – новгородцы, познакомились с народом саамов. В полном соответствии со славянской грамматикой добавили к этому названию словообразовательный суффикс «ядь», как, например, в слове «челядь». Вот и получился народ «саамоядь». Путаница усилилась, когда саамы откочевали, а на их место пришли ненцы. Им и досталось по наследству это старинное название. Сами себя они называют «ненэц», что, как и самоназвания большинства народов на планете, означает «человек». Есть и еще одно название «хасава» и тоже переводится как «человек, мужчина" 20)

«… Ненецкое "ненэй ненэцъ"можно толковать не только как "настоящий человек", но и как "серебряный человек'", так как ненэй означает "серебро", "серебряный". Это толкование заслуживает дальнейшего рассмотрения ввиду несомненных следов значительного влияния древних волго-камских болгар на культуру народов Сибири, тогда как русские и арабоязычные источники средневековья присваивают этим болгарам имя «Серебряных» («Нукрат»). В этой связи можно вспомнить о названии части мордвы – эрзя, которая тоже входила в круг влияния волжской Булгарии и имя которой (эрзя) допускает аналогичное толкование с помощью древнеиранских данных, что также не удивительно ввиду того, что булгарской культуре предшествовали иранские влияния, оставившие в некоторых местах Севера значительные следы, частично именно в виде серебряных вещей. Все это, разумеется, требует дальнейшего обсуждения». Для нас это важнейшее замечание! Пока мы его только запомним, а обсудим в главе «Слово о серебре», где пойдет речь о великих торговых путях «из варяг в греки» и «из варяг в хазары».

Пережитки родового строя отчасти долго сохранились у ненцев, в значительной степени отразившись в номенклатуре родовых обозначений, подлинным самоназванием многих северных народов является словосочетание, имеющее смысл «настоящий человек», куда относится и ненецкое «ненэй ненэцъ», и самоназвание нганасан (тавгийцев) «нгано нганасан».

На северо-востоке Европы живет только часть ненцев, остальные ненцы и все другие самодийские народы обитают в Сибири.

Кроме финно-угров, общие с самодийцами черты в языке имеют юкагиры (одулы, омоки); вероятнее всего, это черты древних неоднократных смешений небольших родовых групп в условиях Севера. Разумеется, почти все следы древних пережиточных явлений настоящего родового строя далеко перекрыты давлением позднейших укладов. В частности, и названия родов переходят сейчас в обычные фамилии: к тому же родовые наименования даже за последние 300 лет претерпели сильные изменения.

Энцы

Выражение «эней эннэчэ», то есть «настоящий человек», иногда употребляли тундровые энцы. Так они называли себя и нганасан, то есть всех тех, кто одевался в ту специфического покроя одежду, которая была свойственна лишь тундровым энцам и нганасанам, причем последние утверждали, что взяли ее у первых. Также нгано-нганасаны («настоящие люди») называли подобным образом лишь себя и тундровых энцев, руководствуясь тем же указанным выше принципом единства одежды и ряда других этнографических особенностей, хотя языки их значительно различались. Энцы – возможно, угро-финны, принадлежащие к уральской семье древних народов. Тундровые энцы называли себя «сомату». Ненцы называли их «манду» (мандо, манту, манто), лесные энцы – «маду» или «мадду». Оба последние названия означали «сваты»… Себя лесные энцы называли или «пэ-бай», то есть «лесные баи», или по названиям своих главных крупных родов (фратрий) – Муггади, Бай, Ючи. Не останавливаясь на подробностях этого рода, укажем лишь на два-три обстоятельства. Первое состоит в том, что энецкое родовое (фратриальное) имя Муггади есть не что иное, как слово «лесной» (mogga, mugga – лес); именно это родовое название дало (в форме Монганди) повод к наименованию знаменитого в истории Сибири города – Мангазея. Название тундровых энцев «сомату» – естественно сблизить с именами «самоядь» и самоназванием саамов.

Нганасаны (тавгийцы)

Нганасан означает, естественно, «человек» и на этом основании принято за название данной племенной группы в научном обиходе; подлинным самоназванием авамских нганасан служит «ня», другую же группу (вадеевских нганасан) они называют «ася».

Нет сомнения в том, что «ня» означает то же, что нганасанское и юрак-самодийское (ненецкое) «п'а» (старший брат, товарищ), тогда как «ася» может значить «младший брат» и «тунгус (эвен или эвенк); последнее (ася) есть ничто другое, как Асицкий род самоедов XVII в., неоднократно указываемый источниками. Нганасаны выступают также в этих источниках под названием Тавгитского рода (тавгийцы). Следует отметить еще раз, что перемешанность (и притом неоднократная) самодийских групп чрезвычайно велика. При этом надо вспомнить еще и крайнюю малочисленность некоторых из этих групп. Так, например, известный этнограф А. А. Попов кочевал по тундре долгое время с нганасанами и нашел их в общей сложности (в начале 40-х годов) 699 человек; энцев еще меньше (примерно в два раза)22).

Селькупы

Название селькупы (так называемые остяко-самоеды) не является общим самоназванием всех представителей этой группы, употребляется оно тазовскими и баиховскими остяко-самоедами», притом не с одинаковым значением («таежный человек» и «земляной» человек) ввиду некоторого различия в произношении имени. Заметим, что в некоторых говорах селькупского языка qum (в других qup) значит «человек» (вторая часть имени селькуп), что довольно основательно сближают с манси «хум» (мужчина) и с самоназванием коми. Точно так же указанное выше одно из названий тундровых энцев («маду» и т. п.) сближалось с именем «манси», с названием одной из хантыйских фратрий («мосъ») и с национальным именем мадьяр. Трудно судить, насколько все это правомерно, хотя возможность подобных сопоставлений полностью не исключена. Кроме указанных основных самодийских групп до недавнего времени существовали и другие: камасинцы, моторцы.

А. И. Попов придавал большое значение самоназваниям и названиям народов, подчеркивая при этом: «…Изучение родовых и племенных названий мелких этнических коллективов, подобных самодийским и некоторым финно-угорским (саамы, манси, ханты), разбросанных на огромных протяжениях северных тундр и лесов, является важным вспомогательным средством изучения процессов тех изменений в различных языках, которые возникают в этих случаях в силу многочисленных схождений и расхождений в специфической северной обстановке. Повторяем, это только вспомогательное средство; оно должно использоваться на фоне общего изучения всего языкового богатства северных народов в соединении с данными истории, археологии и этнографии, как и наиболее достоверными из антропологических показателей. Речь должна идти об очень сложной и запутанной действительной истории небольших, маломощных человеческих объединений, почти постоянно передвигающихся, часто сливающихся и расходящихся, входящих в контакты с новыми и новыми партнерами, в некоторых случаях исчезающих почти бесследно, в других – оставляющих другому, более сильному коллективу некоторое наследство своей лексики и грамматики. Эта картина значительно отличается от того, что происходило в южных степных областях, где уже давно создавались крупные человеческие объединения, обладавшие совершенно иными качествами (иранские племена, тюрки, монголы). История их была иной».

«Два кольки, три наташки…»

В студенческие каникулы зашибал я «длинную деньгу» в геологических партиях – рабочим. Летом работал – зимой учился. Облазил Заполярье – тайгу и тундру. И повидал я разных самодийцев. И должен сказать до сих пор это одно их самых драгоценных моих воспоминаний.

Разумеется, они уже сильно отличались от воспетого Арсеньевым лесного человека Дерсу Узала, цивилизация и родная советская власть упорно и последовательно превращала их в «советян», но многие черты «отсталости», как это в те года называлось, они еще, Слава Богу, сохраняли, и мне еще довелось их увидеть.

…Я собрался на почту за семь километров, в соседний поселок. Узнав об этом наш проводник, из местных, сказал: «Тебя в тайге искать – люди нету. Кольку возьми. Колька дорогу покажет». Шестилетний «колька» по имени Альберт щурил глазенки-щелочки в щеточках черных ресниц и улыбался щербатым ртом – менялись зубы. Я не знаю, что заставляло его непрерывно улыбаться: моя огромная по сравнению с ним, фигура, нелепые сапожищи, вся брезентовая и стеганая одежда – главной задачей ее было спасать меня от комаров (кольку почему-то они не кусали) – может быть, радость от того, что он бежит вприпрыжку по тайге, по едва заметной тропке, а может, из вежливости…

В тот год шло переселение белок. Такие периоды в тайге бывают. Белки перескакивали через тропу, пролетали молниями с дерева на дерево над нашими головами. Первый раз я ахнул и удивился, когда «колька» Альберт швырнул камушек, и под ноги ему свалилась первая белка. Я решил, что это фантастическая случайность. Но минут через двадцать он подбил тем же способом еще одну.

Пока я сидел на почте, получая письма на всю экспедицию, пока читал свои письма, прошло около часа, и когда я вышел на крыльцо, то увидел, что Альберт сидит у крошечного костерка и жарит выпотрошенных и разделанных белок, а снятые с них шкурки аккуратно растянуты на обручах, сплетенных из ивовых прутьев. Решив, что мясо готово, мальчишка щедро протянул мне жареную белку. Вкусно!

На обратном пути, когда белки буквально валились нам на голову, но, сколько ни швырял я в них камни, так и не попал, я спросил, почему Альберт не охотится.

– Еще есть хочете? – ответил он вопросом.

– Да нет, я сыт. Но охота какая замечательная… Вон сколько белок.

– Нельзя, – ответил мальчишка. – Мамка заругат. Белка плохой. Линят. Шкурка плохой.

– А что ж ты эти не выбросил?

– Пригодится куда-нибудь.

Я, разумеется, слышал о том, как таежные охотники «белку в глазок стреляют», но никогда не видел, как они вообще стреляют. Стреляли приезжие охотники. Местные ходили на охоту, как наши дачники в огород, точно зная, где что возьмут. Присмотревшись к их жизни, я понял, что тайга разделена на охотничьи угодья, и вся буквально нафарширована всякими силками, петлями, ловушками, западнями, давилками, ловчими ямами. Охотники ходили собирать пойманную дичь. Я поражался их умению делать орудие охоты из всего, что попадало под руки. Например, «куропатку брали на бутылку». В поллитровку наливали горячей воды и, не удаляясь от балка, где жили, в радиусе не дальше ста метров, делали в сугробах лунки, как раз на глубину бутылки. Вокруг горячей бутылки снег моментально обтаивал и тут же замерзал, превращаясь в ледяной стакан. На дно этого стакана бросалась приманка – две-три ягодки. На следующий день охотник проверял лунки и почти из каждой вытаскивал торчащую хвостом вверх замерзшую куропатку. Час – полмешка! Кто бы мог подумать, что вокруг их столько! А я стрелял, стрелял, в белую птицу на белом снегу из мелкашки – так и не попал… Меня потрясал совершенно иной, странный для европейца, стереотип мышления и поведения. Когда мы покидали стойбище, все его население: пятеро взрослых, два «кольки» и три «наташки» дошкольного возраста – школьников уже уволокли в интернат, в поселок – выстроилось против нас и, по обычаю, высказало прямо в глаза все, что о нас думает.

– Ты, Иваныч, хороший человек, живи с нами. Охота – сюда ходи. Рыбалка – сюда ходи. Ягоды грести ходи. Потеряешься – все искать пойдем. А ты, Пашка, шибко худой человек! Пусть издох, как собака, совсем не жалко…

Когда наш вертолет поднялся и стал удаляться от трех конусов чумов, затерянных среди бескрайней тундры, два кольки и три наташки в окружении десятка собак яростно махали нам, пока не превратились сначала в меховые комочки, а потом не слились в одно рыже-коричневое пространство тундры под белесыми осенними небесами.Только не нужно представлять этот, может быть, древнейший на планете мир охотников и собирателей как существующую вне времени и пространства гармонию. Нет этого! Тридцать лет назад я видел семью манси, горько рыдавшую на берегу родовой реки, где сплошным радужным пятном плыла нефть. Так плакали мои дедушка и бабушка, когда градом выбило наш родовой виноградник, жалкий обломок, когда-то знаменитых казачьих виноградных плантаций.

В 1998 году, после сокрушившего постсоветскую экономику дефолта, служа в Республике Коми, я увидел современных «лишних людей». Они пришли из тундры в Воркуту и поставили чумы на центральной площади. Крошечные люди, без возраста, фамилий и документов, изъеденные трахомой и туберкулезом. Пришли, чтобы спасти умирающих от голода детей: их тут же забрали в интернаты, отмыли от коросты, вшей, одели, обули, накормили. Казалось бы, как их-то мог задеть финансовый кризис? Ан вот мог! Дефолт остановил геологоразведку и нефтедобычу, а эти потомки охотников и оленеводов, отученные и от одного, и от другого, давно жили нищенством около нефтеразработок…

Видел я и других. Оторванные в раннем детском возрасте от родного дома, выросшие в интернатах-инкубаторах, утратившие все навыки предков, искусственно сохраняемые как представители малых народов (улучшенное содержание, повышенная стипендия, отсутствие любой конкуренции – как же национальный кадр!), они возвращаются из московских и питерских институтов с затаенным чувством неполноценности, перерастающим в оголтелый национализм, и лютой ненавистью к своим «благодетелям», от кого теперь полностью зависят. Чужие в своей тундре и тайге. «Человек шагает по планете, пустыня следует за ним!» Это сказано и о человеческой душе. Никогда я не поверю, что это естественный конец цивилизации охотников и собирателей. Никогда! «По ком звонит колокол? Он звонит по тебе!» И по каждому из нас, как бы цивилизованно и комфортабельно мы ни жили. И по мне! Ведь это и я таскался с рейкой и теодолитом по тундре, не ведая, что творю! «Таково веяние времени! Таковы шаги цивилизации». Но я вспоминаю стриженных наголо, умственно отсталых детишек-дистрофиков в интернате Воркуты, я вспоминаю тысячи километров изуродованной тундры и выгоревшей тайги, всю планету, где нет места диким животным и людям других цивилизаций, чья вся вина в том, что они жили не так как мы, что они – другие! И могу только крикнуть: «Господи, что мы наделали! Господи! Буде милостив нам грешным!»

Когда-то сказали половцы, ища помощи у киевских князей: «И вас не минует! Сначала мы, а потом и вы…» Не миновало! Рухнул хрупкий мир северных народов России, а теперь погибает, казалось бы незыблемый, мир русской деревни. Сколько усилий потрачено, чтобы его сокрушить – удалось! Дотлевает крестьянство. Дотлевает еще одна цивилизация и многие вместе с ней народы. Иллюзия, что на смену потерянным цивилизациям идут новые! Это не смена, это уничтожение. И что, теряя «лишних людей», остальное человечество модернизируется – вранье! С потерей каждого человека – да что там человека, каждого слова! – все человечество оскудевает. И оскудение это все ощутимее…

Только беспредельным милосердием Господним объясняется наше нынешнее существование. Но как я в стихах прочитал: «Чаша-то полнится и никого не пройдет!» 24) Страшись, мир машинной цивилизации! «Помни День Судный» – ты еще уязвимей!

Золотые имена

Рыбаков Борис Александрович (1908 – 2001 гг.)

В разное время Рыбаков был деканом исторического факультета, заведующим кафедрой истории России, проректором МГУ. Действительный член АH СССР (1958, член-корреспондент с 1953 года), с 1991 года – академик РАН. Иностранный член Польской академии наук (1970), действительный член Чехословацкой академии наук (1960), действительный член Болгарской академии наук (1978), член ВАК, председатель ученого совета Института археологии АH СССР (1956–1988), а также директор этого института. Опубликовал около 400 научных работ. Автор учебника для вузов «История СССР с древнейших времен до конца XVIII в.» (1975). Основные труды: «Ремесло Древней Руси» (1948), «Древняя Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1963), ««Слово о полку Игореве» и его современники» (1971), «Язычество Древней Руси» (1987), «Стригольники. Русские гуманисты XIV столетия» (1993). Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственных премий.

Рыбаков был эпохой в советской и российской историографии. Он изучал, должно быть, самую темную и малопонятную эпоху в прошлом России. Исследуя почти не имеющую документальных источников историю кривичей и древлян, стать главным историком государства не так просто. Придется по-настоящему долго трудиться – нередко не только головой, но и лопатой.

В науке Рыбаков появился с возникновением потребности в материалистическом переосмыслении ранней российской истории. В изначально бесперспективных поисках диалектических закономерностей в почти неведомой жизни славянских племен Рыбаков уже в конце 30-х сделал одну поистине великую вещь. Он, как говорят коллеги, «начал копать древнюю Русь». Свои полевые археологические исследования он развернул в 1932 году, вел раскопки Тмутаракани, Чернигова, Любеча, долгие годы сотрудничал с самой известной археологической экспедицией Советского Союза – Новгородской под руководством академика Янина.. И вообще, советская археология наверняка была бы беднее в смысле знаний и скучнее. При том , что Б.А. Рыбаков – громадная научная величина, он сопроводил свои подлинно научные открытия большим числом занимательных предположений, которые высказывал, как необыкновенно одаренный человек, весьма убежденно и горячо. Его увлеченность порою рождала гипотезы, на первый взгляд (а иногда и на последующие взгляды тоже), странные и неожиданные.

Так выглядело развитие некоторых рыбаковских идей относительно «исторического пейзажа» «Слова о полку Игореве» и других памятников древнерусской литературы. Слышавшие лекции Рыбакова в МГУ помнят его пассажи о сюжете «боя на Калиновом мосту», умилявшие студентов до неприлично громкого смеха. Древнерусское «чудище хоботистое» незамысловатыми речевыми фигурами лектора превращалось в мамонта, а «огненная река» в факельное шествие наших общих славянских предков, желавших загнать упиравшегося древнего слона в вырытую для него яму… Уверения других ученых, что «хобот» – это всего лишь «знамя», на студентов в большинстве своем не действовали – гораздо интереснее было слушать фантазии академика Рыбакова. К сожалению, а может быть и к счастью, самого ученого он даже и предположить не мог, что породят его художественные образы, а открытия увенчаются фактически сектанством в форме «неославянского родноверия».

Рыбаков-педагог – тоже целая эпоха. В МГУ он преподавал несколько десятилетий, вплоть до самых преклонных лет. По узким коридорам нелюбимого им первого гуманитарного корпуса перемещался быстро, не по-старчески. Студенту, который однажды помог ему донести в аудиторию проектор, пожимал руку все пять лет, что тот учился. Студент страдал: в молодости Рыбаков увлеченно занимался чем-то силовым, по расхожей версии, гиревым спортом. Говорили, что в курилке факультета он и в девяносто лет одной рукой поднимал табуретку за ножку. Студенты всегда вспоминали Рыбакова с теплотой. Недаром руководство исторического факультета в начале первого года обучения для всех вводило обязательный месячный курс рыбаковских лекций ни о чем. Чтобы студенты сразу поняли все – и то, куда попали, и то, чем будут заниматься всю жизнь. Именно Рыбакова студенты спрашивали охотнее, чем других преподавателей. В общем-то, неважно, о чем, в шутку или всерьез… Главное – его ответы слушали. Иногда подшучивали, но не зло… Однажды, вместо записки с вопросом выслали на кафедру рыбаковскую же книгу «Язычество Древней Руси» с закладкой, на которой написано «Уважаемый Борис Александрович, объясните, пожалуйста, что все это значит?». Собирались пошутить. Однако, с годами шутка преобрела достаточно мрачный окрас.