bannerbanner
Игорь Святославич
Игорь Святославич

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
6 из 9

– Думаю, Игорь, мой ответ тебя не устроит, – задумчиво ответил Вышеслав.

– И всё-таки, Вышеслав, ответь мне, – настаивал Игорь.

– Для начала следуй десяти заповедям Господним и возлюби ближнего своего, как себя. Совершенство души есть прямой путь к совершенству поступков.

– Совершенных людей не бывает, – проворчал Игорь, – как первый человек греха не избежал, так и последний не избудет.

– А ты не меняешься, дружище! – засмеялся Вышеслав. – На всякое слово Божие у тебя своя отговорка имеется.

– Вот греки-язычники из времён Плутарховых в Христа не верили, но справедливости не чужды были. Чему же они следовали? Каким заповедям?

Вышеслав не успел ответить Игорю.

В светлицу вбежала молодая служанка с сияющим лицом и мокрыми руками.

– Ой, радость, княже! – выкрикнула она. – Сын у тебя родился!

Игорь вскочил из-за стола:

– Ефросинья как?

– Жива-здорова, княже. Зовёт тебя к себе.

Игорь выскочил за дверь, едва не сбив служанку с ног. Вышеслав услышал, как в отдалении хлопнула другая дверь и далее – торопливый топот шагов вниз по ступеням.

Вышеслав осторожно закрыл книгу и отодвинул её на середину стола. Затем подошёл к окну, в ромбовидных ячейках которого было вставлено зелёное богемское стекло.

На дворе кружились белые снежные хлопья.

Глава восьмая. Поход на Вышгород

Своего первенца Игорь назвал Владимиром, уступив просьбе Ефросиньи, которая непременно хотела назвать сына в честь любимого брата.

В Путивль приехала Манефа, чтобы взглянуть на внука.

Наконец и путивльские бояре пожаловали к Игорю поздравить его с новорождённым. Дошёл до бояр слушок, что князь собирается в поход на половцев, дабы разжиться конями степными и пленниками. Забеспокоились бояре, а вдруг Игорь намерен без них обойтись: младших-то дружинников у него теперь вон сколько! Постарались бояре умаслить князя своего кто лестью, кто подарками.

Игорь принимал всё как должное. Ни видом, ни словом не попрекнул старших дружинников своих. Сказал даже: «Невозможно быть ни вам без меня, ни мне без вас!»

На том и помирились бояре путивльские со своим князем.

Игорь и впрямь замыслил поход на поганых, что кочуют в ближних степях за рекой Псёл. Рассудил: уж коль грабить, так нехристей, кои тем же разбоем живут и христиан притесняют.

Манефа, нагостившись, вернулась в Новгород-Северский и там рассказала Олегу про замыслы Игоревы.

Олег, невзирая на зимнюю стужу, в крытом возке примчался в Путивль.

Игорь встретил брата дружескими объятиями, но не дружеский у них получился разговор.

– Что же я узнаю, брат?! Сам в поход на половцев собрался, а мне про то молчок! – Голос Олега был грозен. – Ты забыл разве, кто тебе удел давал и в чьей воле ты ходить должен? Ежели забыл, братец, то я тебе напомню.

– Выходит, я без твоей воли и шагу ступить не могу? Так что ли? – нахмурился Игорь. – Князь я иль нет?

– Ты – князь младший, удельный и сам решать ничего не можешь. Удумал тоже, в поход на половцев идти! Да на каких половцев – на тех, с коими Глеб Юрьевич в прошлом году союз заключил! Разоришь ты становища половецкие за Псёлом, а поганые в отместку весной на Переяславль навалятся. В Переяславле же сын князя Глеба сидит. Владимиру Глебовичу всего-то тринадцать лет. Ты об этом подумал, брат?

Игорь мрачно молчал.

– Я тебя притеснять не хочу и тем более стола княжеского лишать, но и ты, брат, не своевольничай, – продолжил Олег уже более миролюбиво. – Знаю, что ты молод и горяч. Но половцев трогать в одиночку – себе дороже. Вот ежели Глеб Юрьевич соберёт князей в большой поход на поганых, тогда и я пойду, и тебя позову.

– Разве соберётся Глеб Юрьевич в поход на поганых, коль он им союзник? – хмуро заметил Игорь.

– Сегодня союзник, а завтра враг, – усмехнулся Олег. – К тому же ханов в степях много, они меж собой грызутся похлеще нашего! Хан, дружественный князю Глебу, может полки наши в самое сердце земель половецких провести, дабы досадить своим недругам степным. Представляешь, брат, какую добычу можно там взять!

Олег уехал обратно в свою вотчину, а Игорь несколько дней был хмур и неразговорчив.

Выходит, что он хоть и князь, но и над ним имеется господин, его старший брат. Правда, и Олег ходит в воле черниговского князя. Но то было слабое утешение тому, кто в душе мечтает сравняться славой с Ярославом Мудрым.

Наступила весна.

Игорь ждал, что киевский князь станет собирать рати на половцев. Однако вместо этого пришла весть, что Глеб Юрьевич умер. И стол киевский снова опустел.

Вот тут-то и вспомнились кому-то из недругов Ростиславичей слова Романа Ростиславича, предрекавшего Глебу Юрьевичу недолгое княжение в Киеве. Злые языки живо разнесли слух о том, что не своей смертью умер князь Глеб, но был отравлен приспешниками Ростиславичей. Принесли весть эту и в Суздаль к грозному Андрею Боголюбскому, брату Глеба.

Между тем в Киеве сел Роман Ростиславич, передав Смоленск брату Рюрику.

Это только усилило подозрения суздальского князя в том, что Глеб Юрьевич явно мешал Ростиславичам, давно жаждущим Киева. Опять, как два года назад, собрал Андрей Боголюбский огромную рать и двинул к Киеву, дабы добыть стол киевский для другого своего брата – Михаила.

Роман Ростиславич, не отличавшийся воинственностью, добровольно ушёл из Киева и опять взял себе Смоленск.

Казалось бы, дело решится без войны и киевский стол займёт брат Андрея Боголюбского. Однако братья Романа Ростиславича: Мстислав, Рюрик и Давыд – возымели дерзость не уступать киевский стол северным Мономашичам.

«Будем насмерть биться за то, чтобы Киев достался роду Мстислава Великого, а не роду Юрия Долгорукого!» – заявили они послу Андрея Боголюбского.

Рати Андреевы уже приближались к Смоленску, а Ростиславичи только-только полки собирать начали, послали за помощью к Ярославу Осмомыслу и к полоцкому князю. Киевляне, помня недавний разгром своего города суздальцами и их союзниками, напрочь отказались сражаться за Ростиславичей.

Сила была на стороне Андрея Боголюбского. И сила эта росла по мере приближения Андреева войска к Киеву. Сначала выразил покорность суздальскому князю Роман Ростиславич, дабы уберечь от разорения Смоленск. Он даже дружину свою отправил в поход против родных братьев во главе с сыном. Близ Чернигова к Андреевым ратям присоединились Ольговичи со своими полками. Святослав Всеволодович взял в поход не только родного брата Ярослава и двоюродных братьев Олега с Игорем, но и двух племянников Андрея Боголюбского, которые изгойствовали[49] у него в Чернигове.

Из Городца Остерского пришли братья Андрея Боголюбского, Михаил и Всеволод. Пришли чёрные клобуки из Поросья. Пришли берендеи с Посулья. Привёл переяславскую дружину юный князь Владимир Глебович.

Видя, какая многочисленная рать на них надвигается, Ростиславичи уступили Киев без сражения и разошлись по разным городам. Рюрик затворился в Белгороде. Мстислав заперся в Вышгороде. Давыд ушёл в Овруч.

На столе киевском сел Михаил Юрьевич.

С ним остался воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич с ростовцами, суздальцами и белозёрцами. Вся остальная рать двинулась к Вышгороду, где засел самый воинственный из Ростиславичей, Мстислав. Главенство над войском принял Святослав Всеволодович, как самый опытный из князей.

Игорь и Олег оказались в передовом отряде вместе со Всеволодом Юрьевичем, самым младшим из братьев Андрея Боголюбского. Всеволоду было всего семнадцать лет.

Игорь хоть и был старше Всеволода на три года, но держался с ним на равных, сразу распознав в нём родственного по духу человека. Суждения Всеволода были полностью разделяемы Игорем, тем более были близки и понятны ему обиды Всеволода на старшего брата Андрея, который изгнал из отчины братьев и племянников, но не выпускает их из своей воли, используя в своих интересах на юге Руси.

Дружина Всеволода состояла наполовину из берендеев и торков, приграничных кочевников, издавна живущих между Русью и половцами. Первое, что сразу бросалось в глаза, это отменные лошади степняков арабских и ясских кровей. Создавалось впечатление, что торки и берендеи оберегают Всеволода от остальной его дружины, состоящей из русичей, набранных по разным пограничным городкам Киевской земли. Здесь были и бывшие тати[50], и беглые холопы, и просто отчаянные сорвиголовы, жаждущие поживы.

Держать в повиновении всю эту ораву Всеволоду помогали его воеводы: поляк Мечислав, бежавший из Польши за какие-то грехи, и торчин Чавдарь. Оба не выносили друг друга, но при Всеволоде старались не ругаться.

Дружины шли на рысях и, не доходя до Вышгорода, остановились на привал – уже смеркалось.

Олег, кичившийся тем, что его поставили во главе передового полка, на ночь дал вычурный пароль – «Вифлеемская звезда».

Игорь и Всеволод, услышав такой пароль, переглянулись и едва не расхохотались.

– Клянусь чем угодно, мои торки слово «вифлеемская» забудут через час, – шепнул Всеволод Игорю.

– Это ещё что! – усмехнулся Игорь. – Брат мой и похлеще пароли выдумывает.

На ночлег дружины расположились в пустой деревне, жители которой загодя угнали в лес скот и ушли сами подальше от беды.

Князья заняли лучшие избы.

Воины и воеводы расположились где только можно: в избах, банях, амбарах, под навесами. Лошадей пустили в огороды, где в это время года на грядках оставалась лишь капуста. Было начало сентября.

Игорь и Всеволод устроились в просторной избе окнами к лесу. Сидя за столом после скромного походного ужина, они завели беседу при горящей лучине.

За печкой храпел Мечислав.

Бесшумно передвигавшийся слуга Всеволода то и дело менял сгоревшие лучины, подливал собеседникам квасу в кружки.

– А где Мстислав, сын Боголюбского? – спросил Игорь. – В прошлый раз он суздальские рати возглавлял вместе с Борисом Жидиславичем, а ныне Борис Жидиславич пришёл один. Захворал Мстислав, что ли?

– Мстислав Андреевич с новгородцами воюет, – ответил Всеволод. – Заметил, наверно, что в войске Андреевом нет новгородцев, хотя два года тому назад они на Киев ходили.

– Вот оно что, – промолвил Игорь с нескрываемым удивлением. – Значит, Новгород Великий имеет достаточно сил, чтобы противостоять даже суздальскому князю!

– Сил у новгородцев, конечно, меньше, чем у Андрея, – продолжил Всеволод, – но брат мой своенравный довёл их до отчаяния, перекрыв торговый путь на Волгу и не пропуская в Новгород караваны с хлебом. Новгородцам лучше в битве лечь костьми, чем от голода помирать.

– Ох и могуч князь Андрей, одновременно ратоборствует на юге и на севере! – с невольным восхищением сказал Игорь. – Хочет, чтоб и Киев, и Новгород в его воле ходили!

– Не будет этого, – сдвинув брови, сказал Всеволод. – Грабежами Русь в повиновении не удержать! Князь Андрей великим князем себя величает, а действует, как злодей. Русские же города зорит!

– Дерзкие речи ты молвишь, друже, – предостерегающе произнёс Игорь. – Не опасаешься, что донесут на тебя эти… – Игорь кивнул в сторону Мечислава.

– Эти не донесут, – махнул рукой Всеволод. – Эти сами как перекати-поле: ни кола ни двора! Думаешь, я по своей воле на эту войну отправился? В чужой воле хожу, вот и делаю, что прикажут.

Всеволод расстроенно отодвинул от себя кружку с квасом.

– Вот и я тоже в чужой воле хожу, – печально промолвил Игорь.

В маленькое оконце глядела глухая ночь.

В тёмном углу застрекотал сверчок. Постанывал во сне Мечислав. Слуга Ян прикорнул на скамье у печи.

– Давай спать укладываться, – сказал Всеволод. – Утром в сечу идти…

На рассвете дружины двинулись дальше по лесной дороге.

Олег хотел внезапно нагрянуть к Вышгороду.

– Может, захватим кого из горожан за стенами, – говорил он. – Мы передовыми идём – стало быть, и весь полон наш будет.

По пути попались ещё две деревни – тоже пустые и безмолвные.

Наконец леса расступились и взору открылись холмы над Днепром. На самом высоком холме виднелись валы и деревянные стены Вышгорода.

Среди лугов и перелесков были разбросаны небольшие деревеньки и боярские усадьбы, обнесённые тыном.

Конница с грозным топотом рассеялась по окрестностям близ Вышгорода в надежде хоть на какую-нибудь добычу. Но всюду было запустение и следы поспешного бегства.

Игорь видел, как торки и берендеи от злости поджигают дома и овины[51]. Он поскакал ко Всеволоду и нашёл его на загородном дворе какого-то боярина.

При виде Игоря Всеволод перестал препираться с Мечиславом, который настаивал на том, чтобы ворваться в вышгородский посад и поискать там добычу. Юный князь возражал. Осторожность Всеволода понравилась Игорю.

– Вели своим торкам не жечь сёл близ Вышгорода, – сказал Игорь. – Кто знает, сколь долго мы простоим тут, жильё ратникам потребуется. Холода на носу.

– Вот нехристи! – рассердился Всеволод. – Я же приказал Чавдарю ничего не поджигать. Ну, я ему покажу!

Вскочив на коня, Всеволод вместе с Игорем помчался туда, где полыхали пожары.

Тем временем проглянувшее из-за туч солнце озарило дорогу, идущую по склону холма от ворот Вышгорода, и на дороге – конные рати Мстислава. Целый поток блестящих шлемов, щитов и поднятых кверху копий катился от Вышгорода вниз по дороге. Над копьями и шлемами реял большой стяг Мстислава с золотыми крылатыми ангелами на чёрном поле, обрамлённом жёлтой каймой.

Олег спешно стал выстраивать дружины на равнине, сзывая рассеявшихся конников звуками боевой трубы. Он заметно нервничал, ибо знал, каков Мстислав Ростиславич в сече! Знал Олег и силу Мстиславовой дружины. Первым собрал своих воинов Всеволод. Олег поставил его в центре. Сам занял левый фланг, а правый отдал Игорю.

Игорь ещё не успел выстроить к бою свою дружину, а конница Мстислава уже врезалась в центральный полк Всеволода. Судя по звону мечей и треску ломающихся копий, сеча там завязалась упорная. Вскоре упало знамя Всеволода, а торки и берендеи стали откатываться к дальнему лесу.

Игорь повёл своих дружинников на подмогу Всеволоду. С другой стороны ударила на Мстислава Олегова дружина. Вышгородский князь оказался в окружении.

Но Мстислав Ростиславич не испугался.

Подобно медведю, окружённому волками, бросался он со своими витязями то на северскую дружину Олега, опрокидывал её и тут же оборачивался на Игорев полк. Разметав его, Мстислав устремлялся на тех воинов Всеволода, которые ещё сражались и не думали отступать. Дружина Мстислава была гораздо малочисленнее дружин Олега, Игоря и Всеволода, вместе взятых. Но благодаря выучке и мужеству конники Мстислава долго выдерживали неравный бой.

Начавшийся дождь прекратил сражение.

Мстислав ушёл обратно в Вышгород. Убитых с обеих сторон было немного, зато было очень много раненых, и в их числе князь Всеволод.

На другой день к Вышгороду подошла вся рать союзников суздальского князя и обступила город.

После первого же приступа стало ясно, что неприступность вышгородских стен и башен не в силах преодолеть ни храбрость, ни многочисленность осаждающих. И Святослав Всеволодович решил взять Мстислава измором.

Осаждающие принялись надолго обустраиваться под Вышгородом, рыли землянки, ставили палатки и шалаши, вытащили на берег ладьи и насады[52], на которых спустились вниз по Днепру пешие полки из Залесья, а также переправлялись через Днепр черниговцы и переяславцы. Князья и их ближние бояре расположились в уцелевших от пожаров крестьянских избах.

Ратники Мстислава делали частые вылазки, нанося осаждающим какой только возможно урон.

Прошёл сентябрь.

Зарядили дожди. Нехватка продовольствия делала положение стоявших под Вышгородом полков всё более угнетающим.

Из Киева прибыл воевода Борис Жидиславич с ростовскими и суздальскими полками и стал торопить Святослава Всеволодовича со взятием Вышгорода. Стало известно, что рати Андрея Боголюбского потерпели поражение от новгородцев. Дошёл слух, что Давыд Ростиславич, добравшийся до Галича, сумел убедить Ярослава Осмомысла отправить галицкие полки на подмогу запертому в Вышгороде Мстиславу Ростиславичу.

– Надо непременно взять Вышгород до прихода галицких дружин, – говорил на военном совете Борис Жидиславич. – Опять же зима недалече, а мне ещё предстоит полки вести обратно в Залесье водным путём.

– И мне охоты нет зимовать тут, – проворчал Святослав Всеволодович, который уже пожалел, что ввязался в эту распрю.

– Что делать будем? – сказал Ярослав Всеволодович. – Мстислава на битву вызывать? Так он не выйдет, ибо войска у него раз в пять меньше.

– На штурм идти надо! – сжав кулак, пробасил Борис Жидиславич. – По головам, по мёртвым и раненым, но на штурм! Глядишь, и одолеем Мстислава.

– Стоит ли людей губить понапрасну? – заметил Ярослав Всеволодович, переглянувшись с братом. – Киев-то всё равно Михаилу достался, а война эта вспыхнула из-за Киева.

– Нельзя Ростиславичей безнаказанными оставлять! – молвил Борис Жидиславич. – Мне князь Андрей повелел Мстислава в цепях к нему привести, а Рюрика и Давыда велено изгнать с Русской земли.

– Тогда пусть заплатит нам князь Андрей златом-серебром за труды ратные, – вставил Олег. – Какой нам резон без выгоды воевать?

– Верно! – выкрикнул Ярополк, племянник Андрея Боголюбского. – За просто так и чирей не сядет. А мы тут жизни кладём!

– Вот возьмём Вышгород и обогатимся, – сказал Борис Жидиславич, переводя недовольный взгляд с Олега на Ярополка. – Всё, что там есть, – ваше! Кони, люди, злато и узорчье всякое!

– Кому из нас достанется Вышгород, когда мы его возьмём? – спросил Игорь.

Водворилось молчание.

Борис Жидиславич, явно не ожидавший такого вопроса, замешкался с ответом.

Андрей Боголюбский в Вышгороде и Белгороде собирался своих сыновей посадить, но стоит сказать об этом сейчас, так союзники и вовсе сражаться откажутся.

Бориса Жидиславича выручил Святослав Всеволодович, сказавший:

– Вот возьмём Вышгород, тогда и подумаем, кому его отдать. Незачем делить шкуру неубитого медведя.

По глазам черниговского князя Борис Жидиславич догадался, что тот не прочь взять Вышгород под свою руку.

Воевода ухватился за сказанное черниговским князем, как за спасительную соломинку:

– И впрямь, братья, сани впереди коня не едут. Сначала возьмём Вышгород, а судить да рядить после будем.

При этом Борис Жидиславич взглядом дал понять Святославу, что он сам готов уступить ему Вышгород.

Договорились князья с утра идти на приступ.

Договориться-то договорились, но никто особенно в сечу не рвался. Может, оттого все последующие штурмы закончились неудачами…

На исходе был октябрь.

Неожиданно с запада к Вышгороду подошла рать волынского князя Ярослава Изяславича, родного брата недавно умершего Мстислава Изяславича, столь любимого киевлянами. Князья, обступившие Вышгород, забеспокоились. Не на выручку ли к Мстиславу Ростиславичу пришёл волынский князь?

Но оказалось, что Ярослав Изяславич пришёл искать себе старшинства, желая сесть на киевском столе.

Борис Жидиславич и Святослав Всеволодович не захотели уступать Киев волынскому князю.

Тогда Ярослав Изяславич отправился к Рюрику в Белгород, явно собираясь воевать за Киев с Михаилом Юрьевичем. Чёрные клобуки тоже поднялись и ушли к Ярославу Изяславичу, желая служить ему.

Князья, стоявшие под Вышгородом, теперь больше спорили на военных советах, нежели воевали с Мстиславом Ростиславичем. Борис Жидиславич чуть ли не на коленях умолял союзников продолжить решительные штурмы, чтобы до первого снега овладеть Вышгородом. Но напрасны были все его усилия. Турово-пинские князья пришли было осаждать Вышгород, но через несколько дней ушли обратно в свои города, сославшись на бескормицу и близкие холода.

Осаждающие и впрямь последние сухари доедали, варили мёрзлую репу, добытую на огородах. Коням давали прошлогоднюю солому, снятую с крестьянских изб.

Наступил ноябрь.

Зароптали ростовцы и суздальцы, требуя возвращения домой, покуда Днепр не сковало льдом. Борис Жидиславич увещевал своих ратников как мог. Убедил-таки сделать последний, решительный приступ.

Но опять заупрямились Ольговичи.

– Плохо затевать, когда нечего жевать, – напрямик заявил Борису Жидиславичу Ярослав Всеволодович.

Олег и Игорь согласились с ним.

Борис Жидиславич переговорил с глазу на глаз со Святославом Всеволодовичем. Неизвестно, чего наобещал воевода черниговскому князю, только Святослав согласился повести черниговцев на штурм Вышгорода.

– Чем же прельстил тебя, брат, этот мерин толстозадый? – вопрошал Ярослав у Святослава. – Какого елея[53] в уши тебе налил?

Игорь и Олег тоже с недоумением взирали на старшего двоюродного брата, который пригласил их всех в свою избу и завёл речь о том, что Вышгород нужно непременно взять сегодня или завтра.

– Борис Жидиславич согласился уступить Вышгород нам, Ольговичам, а себе готов взять восемьсот гривен отступного и пленного Мстислава, – сказал Святослав Всеволодович. – Разве не стоит овчинка выделки, а? Ты сядешь князем в Вышгороде. – Святослав ткнул пальцем в грудь Ярославу. – Со временем Овруч и Белгород к рукам приберём, тогда и вам княжеские столы найдутся на этой стороне Днепра. – Святослав повернулся к Олегу и Игорю.

– Ну, коли так… – промолвил Ярослав уже совсем другим голосом.

Перейти из захудалого Сновска в огромный Вышгород было для него райской мечтой!

– А как же смоляне и переяславцы? – спросил Игорь. – Они ведь надеются взять добычу в Вышгороде. И суздальцы тоже.

– А тебе что за печаль о них? – презрительно бросил Святослав. – Уйдут ни с чем смоляне и переяславцы, всего и делов. Суздальцы получат от нас восемьсот гривен серебра и угомонятся.

– Нехорошо смолян с пустыми руками отпускать, – недовольно сказал Олег, – не по-христиански это.

– Об шурине своём печёшься? – прищурился Святослав Всеволодович.

– Ну, дадим и смолянам отступное, – вставил Ярослав. – Главное, Вышгород у нас будет, об этом подумай, Олег.

– Вышгород ещё взять надо, – проворчал Олег.

– Верно, – согласился с ним Святослав Всеволодович. – Ступайте, братья, к своим дружинам. Ударим дружно на Мстислава!

Глава девятая. Вражда из-за Киева

Никогда ещё Манефа не видела Олега таким разъярённым, каким он вернулся из похода против Ростиславичей. От дружины Олеговой осталось двести человек, а было пятьсот.

На вопрос Манефы, где боярин Георгий, Олег закричал ей прямо в лицо:

– Где, где… На дне!

Манефа ничего не могла понять, а толком что-то узнать у рассерженного Олега не было никакой возможности. Он кричал, бранился, проклиная весь белый свет, Ростиславичей и суздальского князя!

Одно было ясно: Ростиславичи разбили союзные Андрею Боголюбскому рати под Вышгородом.

Уже вечером, немного поостынув, Олег поделился пережитым с воеводой Бренком, который оставался вместо него в Новгороде-Северском. Манефа, притаившись за дверью, жадно вслушивалась в их беседу.

– Ты спрашиваешь, как такое случилось, Бренк? Святым распятием клянусь, не знаю! Князья рати на очередной приступ собирали, как вдруг прискакали берендеи с воплями: «Галичане идут!»

Святослав, брат мой, и Борис Жидиславич, воевода суздальский, исполчили конницу, чтобы встретить галичан, ежели те уже близко. А сами пешие полки на штурм повели. И тут, – Олег длинно выругался, – смоляне вдруг ринулись на берег Днепра, бросая щиты и копья, начали ладьи на воду сталкивать. Вслед за ними переяславцы побежали и все наши полки расстроили. Такое началось!..

Олег опять разразился крепкими ругательствами.

Выпив хмельного мёду, он продолжил свой рассказ:

– Борис Жидиславич повелел загородить конницей путь бегущим пешцам, поскольку уже и суздальцы, побросав лестницы, ударились в бегство. Да какое там! Мужичьё так толпой навалилось, никакими дружинами было не сдержать. Самого Бориса Жидиславича чуть не затоптали.

– А галичане-то появились? – спросил Бренк.

– В том-то и дело, что никаких галичан я не видел, – ответил Олег и грохнул по столу кулаком. – Вместо галичан дружина Мстислава вышла из Вышгорода и давай сечь без милости полки наши расстроенные. Тогда уж все подряд в бегство ударились: и конные, и пешие… Возле насадов давка началась. Все так и лезли: кто по сходням, кто прямо через борт. Кто с мечом лез, а кто и с конём. Все перемешались: мужики, князья, бояре… Ни черта было не понять, где черниговцы, где суздальцы, где кто…

Олег выругался и опрокинул в рот очередной кубок.

– Как же тебе выбраться-то удалось, княже? – поинтересовался Бренк.

– А так и удалось: бросил коня, оружие, шлем, плащ и вместе с мужичьём забрался в какую-то ладью, которая едва не перевернулась на середине Днепра, перегруженная сверх всякой меры, – раздражённо ответил Олег. – Очухался токмо в Любече на другом берегу. Туда же и все прочие ладьи причалили. Я-то спасся, а дружина моя почти вся в полон угодила.

На страницу:
6 из 9