Там кедры врезаются в небо

– Самое главное, правильно определить ход соболя! Идет он в основном в одном направлении. Нужно правильно подойти к тропе, чтоб он не свернул на твой след раньше ловушки. Лопаткой выгребаешь лунку, ставишь капкан и засыпаешь снегом, формируя новый, похожий на егошний след!

Ещё Толя рассказал студентам кучу мелочей, а те, задавая наводящие вопросы, впитывали каждое его слово, как губки.

– Всё понятно! – наконец произнёс Сашка.

– Ну, раз всё ясно, иди ставь следующий капкан сам, вон впереди ещё тропка!

Санька деловито взял капкан из рюкзака, лопатку и салфетку, протянутую Толиком, пошёл к тропе и быстро установил его, словно всю жизнь этим и занимался.

– Правильно? – переспросил он Анатолия.

– Снегом грубым засыпал вначале, но так-то должен сработать.

Немного пройдя дальше, третий капкан поставил Лёшка, аккуратно всё исполняя.

– Долго возишься, на промысле нужно это делать быстро, не больше двух минут, иначе возле зимовья только и будешь топтаться! – пробурчал Анатолий.

– Ладно, не ругайся, я же первый раз! – спокойно ответил Лёшка.

– Да, соболя тут в несколько раз больше, чем у нас! – подтвердил Саня.

– Ещё б, нет такой охоты как у нас, вот он и расплодился! – ответил Анатолий.

– Но он же, наверное, перебегает к нам? Для него ж границ не существует? – спросил Лёша.

– Конечно! Паспорта-то у них не проверяют! Вот молодняк весь к нам и бежит! – пошутил Толик.

Возвращаясь обратно в зимовьё, после границы студенты заложили ещё одну учетную площадку, а Анатолий отправился готовить ужин.

Вернувшись, студенты обнаружили возле лабаза беспорядок. Кругом валялись разорванные мешочки, рассыпанная крупа, булки хлеба, разбитые банки и остатки обгрызенных костей от их запасов мяса.

– Это кто тут похозяйничал? – спросил Сашка Толика, войдя в дверь.

– По следам-то не видно, что ли? Росомаха в гости наведывалась!

– Да весь же снег перемешан! – оправдываясь, ответил Лёшка.

– Вот пропастина! – добавил Сашка.

– Три кусочка мяса только нашёл, остальное то ли сожрала, то ли попрятала так, что не найти! В общем, оставила нас без продуктов!

– А как она на лабаз-то попала, снизу же железо! – поинтересовался Лёшка.

– Как, как – перепрыгнула с соседнего дерева! Она ж, падлюка, хитрючая, – улыбаясь, ответил Толик.

Студенты пошли смотреть следы.

– Точно, вон она карабкалась по ближней лиственнице, царапины, коринки на снегу! И спрыгнула точно на лабаз, а как дверь открыла, не понятно, она же на шпингалет была закрыта! – недовольным голосом сказал Санька.

– Вот сволочь! Больше испоганила продуктов, чем съела!

Покопавшись в снегу, они нашли ещё кусок мяса, который воровка немного погрызла и прикопала.

– Как в том анекдоте: «Что ни съем, то понадкусаю!» – буркнул Саня.

– Надо б на неё капкан поставить! – сказал Лёшка.

– А где взять-то, всё на соболей выставили! Капканы – дефицит!

– Я же говорил – давай в городе купим, а ты – в деревне возьмём, нам же только посмотреть?!

– Ладно, пошли в зимовьё, что-то уже есть шибко хочется!

К ужину они достали бутылку водки. Толик сразу оживился и подошёл к столу.

– Что за праздник? – радостно спросил он, потирая руки.

– Да так, тебя хотели отблагодарить за то, что капканы научил ставить! – ответил Саня.

– О, как! Так я вас могу каждый день чему-нибудь учить, ежели наливать-то станете!

– Завтра уже выходить в другое зимовьё надо, на другую сторону Мензы, с нами пойдёшь? – спросил Лёша, разливая горячительную жидкость по железным кружкам.

– Не, я жену почти полгода толком не щупал, я лучше домой, только вы никому не говорите, а то я ведь с вами должен быть! Сами подсчитаете соболей, вас этому в институте учат, а я потом в деревне вам карточки учётные подпишу.

– Ладно, без тебя в Ондоли сходим. А через сколь нужно капканы проверять? – спросил Саня и, ударив своей кружкой об протянутые кружки товарищей, выпил.

– По-доброму дня через три, чтоб мыши не постригли! Но вам можно и дней через пять, чтоб понадежней было! – сказал Толик, морщась от водки, и, зацепив вилкой квашеную капусту, закусил.

– Как раз вернемся с Ондолей, сразу и сюда на санях сгоняем! Потом-то с нами поедешь? – спросил Санёк.

– Не-е, сами сымайте, поймается чего, так себе заберёте, я уже досыта наловился!

– Ладно! – ответил с виду огорчившийся, но внутренне довольный Сашка.

Студенты, выпив ещё по чуть-чуть, больше не стали, а Толик допил остатки один, затем, закурив папиросу, прилёг на нары и спокойно заговорил:

– Вот вам сейчас хочется по тайге бегать, всё интересно, но это поначалу романтика. Потом это станет тяжёлым, изнурительным трудом. Я вот после каждого сезона десять килограмм веса теряю. А ещё постоянно один, только с собаками да транзистором поговорить можно! Раньше на пару с Михой Капустиным охотился, потом мы разбежались, один стал. Это ребятки не каждый выдержит! Тут психику сильную надобно иметь. Так что вы ещё хорошенько подумайте, прежде чем с тайгой себя навсегда связать. Это как с бабой кольцом обручиться, детишек наделать, потом от неё уже никуда не денешься!

– Да ладно тебе, мы же охотоведы, а не охотники. Так в отпуск сходить на месяц. Зачем же мы тогда учимся пять лет?! – парировал Сашка.

– А вот я бы, наверное, смог работать штатным охотником. И заработки, и красота в тайге, и душевное равновесие! – вдруг выдал Лёшка.

– Много вашего брата из города приезжает за романтикой, а потом бегут обратно, как ошпаренные, после первого же сезона! А некоторые ещё и теряются в тайге! – ответил Анатолий.

Лёшка призадумался… Ведь он тоже был городским… Хоть и никогда не был избалованным, и воспитывался больше двором, всё же в лесу бывал редко. К охоте его приучил отец, который хотя родился и вырос в деревне, но не был особым фанатом этого дела. Имел он ружьишко – одностволку двадцатого калибра, ижевку семнадцатую, с длиннющим стволом, цилиндром. Но в лес ездил нечасто, иногда за грибами семью вывозил, а заодно брал ружьё с собой больше для форса. А Лёшка в такие поездки всегда выпрашивал его поохотиться. Отец поначалу боялся, что он заблудится, пацан ведь ещё! Вот и растолковывал ему, как не потеряться в лесу, как ориентирами разными пользоваться, сторонами света, положением солнца на небе. Лёшка вроде и слушал его внимательно, но всё равно больше на свою чуйку всегда рассчитывал. Была у него в голове какая-то своя неведомая система навигации, как у зверя лесного, и выходил он обратно всегда точно туда, где стояла их машина. Отец поначалу удивлялся, а потом перестал сомневаться в его способностях. А Лёшка был фартовый, обязательно своим шестым чувством находил в лесу дичь и добывал то зайца, то рябчиков, то глухаря. Отец же гордился его везением и всегда хвастал своим друзьям и соседям по гаражу, что кроме грибов ещё и дичи настреляли.

– Ну, это ещё посмотреть надо, кто вперед убежит из тайги! – вдруг уверенно ответил Алексей.

– Время всё по местам расставит! – с хитринкой в голосе сказал Толик.

Утром, покидая зимовьё, Лёшка забыл на поленнице свой топор. И вспомнил об этом, уже отойдя от избушки километра на два. Он сказал об этом товарищам и, скинув рюкзак, хотел было бросить и своё ружьё, но Анатолий не дал ему этого сделать:

– В тайге никогда нельзя бросать ружьё! Вдруг шатун придет? А ты ему что, обделанные штаны в морду совать будешь?

– Ага, глаза сразу замазывай, а пока оттирать будет, беги! – добавил Санька.

Лёха молча повесил на плечо ружьё и побежал обратно. Подходя к зимовью, он заметил, как что-то темно-коричневое мелькнуло от избушки в сторону леса…

Он машинально скинул с плеча свою двустволку и спустил предохранитель. Он почувствовал, как бешено заколотилось его сердце. «Хорошо, что взял ружьё!» – мелькнуло в голове. Потихоньку подкравшись к зимовью, он обнаружил свежие следы росомахи. «Вот сволочь! Сидела и ждала, пока мы уйдем!» – подумал он. Пошарив на полке возле входа, он нашёл пару крупных гвоздей, затем забрался по лестнице на лабаз и заколотил намертво своим топором дверцу, где уже был открыт шпингалет. «Теперь-то тебе точно фиг-вам открыть!» – громко сказал он в сторону убежавшего зверя.

Вернувшись в деревню, друзья подкупили себе продуктов. Утром следующего дня вместе с Сашкиным дядькой студенты отправились в ключ Ондоли. В нём стояла большая орехозаготовительная база, с огромным зимовьём-бараком, продуктовым складом и большими сайбами (срубами для хранения шишек), с навесом для складирования кедрового ореха и специальной печью для его сушки. Там их поджидал заведующий Василий Андреев – молодой, энергичный паренёк с небесно-васильковыми глазами, лет двадцати пяти, приехавший в Мензу с Верхнего Чикоя то ли на заработки, то ли в поисках приключений. Вася помог заложить учётные площадки, для чего сводил их в Бородинский ключ. Он был из тех людей, у кого постоянно не закрывается рот, информация сыпалась из него, как из рога изобилия. За пару дней студенты узнали, сколько белок и соболей добыл каждый охотник-любитель на его базе. Что рабочих собак по соболю ни у кого, кроме, конечно, его кобеля, не имелось. Что ему пришлось кастрировать его из-за того, что суки любителей гуляли по очереди, одна за другой, и его охота накрывалась медным тазом, пока он не отвел его в деревню и местный ветеринар не сделал своё чёрное дело. Что с ним добыл он восемнадцать темных соболей и трёх светлых. Что если бы не эти вечные собачьи свадьбы, то мог добыть и втрое больше. Кроме того, они узнали все новости, происходившие в деревне, про гулящих девок и кто из мужиков к какой заходил. В общем – полная картина маслом!

После их выхода Васька загулял на целую неделю, а гулял он, как оказалось, по-взрослому, пока напрочь не сносило его сознание и не падал он мордой в грязь, ну или в салат в лучшем случае! Всё началось с того, что он притащил студентов в дом старшего охотоведа Тишкина, у которого квартировал. Тот уехал в город с годовым отчётом на несколько дней. В доме было прохладно, и Василий сразу затопил печь. Сначала выпили две бутылки водки, купленные в сельпо в складчину по два с полтиной рубля. Закусывали строганиной из дикого мяса, тыкая тонко порезанными кусочками вместе с кольцами лука в тарелку с солью и перцем, хрустя корочками теплого деревенского хлеба. Водка за разговорами закончилась быстро, так как разливал Васька её почти по половине гранёного. Однако этого ему оказалось мало, Васёк залез в хозяйский столовый шкаф и вытащил оттуда немного неполную трёхлитровую банку спирта, залитого поверх напиленных мелкими кусками тёмно-красных изюбриных пантов.

– Вот видите – риску поставил, хитрый подлюка! Ничего, угостимся по рюмочке, а я потом спирту добавлю, он даже не догадается! – сказал Вася студентам.

– Ты туда тройного одеколона случайно не добавь! А то всем крышка будет! – пошутил Санёк.

– Слушайте, а нам плохо после этого не станет? Панты давление же подымают! – поинтересовался Лёшка.

– Какое давление? В твои-то годы! Пей, не задумываясь! – посмеялся Васька.

Но и по две, и по три трети стакана им оказалось маловато! Горячительная жидкость, растекшаяся по их внутренностям и ударившая в горячие головы, понемногу затмевала разум. Банка уже заканчивалась, когда Василёк, резко отключившись, с громким звуком ударился головой об стол.

– Однако мы тут засиделись! – почесав затылок, сказал Санька.

– А что у тебя такая морда красная, Санёк? – спросил, засмеявшись, Лёха.

– Ты на свою-то в зеркало глянь!

Лёшка подошел к шкафу с зеркалом и увидел знакомую физиономию, только цветом похожую на перезрелый помидор.

– Ого, панты-то дают жару! Пошли-ка во двор, а то морды треснут! – сказал он.

Васькино тело без признаков жизни они перетащили на кровать и стащили с его ног унты на собачьем меху. Печка уже протопилась, и они закрыли вьюшку, чтоб не выстудило, вышли на улицу. Сашка живо произнес:

– Что-то у меня давление не в том месте образовалось! Может, в клуб сгоняем?

– Приключений поищем? Ну, давай пойдем! До чего ж панты-то животворящие!

К их сожалению, в клубе в этот день танцев не было. И, сгоняв пару партий в бильярд, они подались к дядьке домой. Утром, с рассветом, запрягли коня в сани и отправились в Пограничный ключ, снять капканы.

В первый капкан, поставленный Анатолием, попался очень тёмный и седой соболь. Он лежал замёрзший, свернувшись в кольцо, на выбитой площадке, чуть присыпанный снегом. Во втором, поставленным Сашкой, был пролов, соболь успел вытащить ногу то ли от того, что выпало много снега, то ли всё-таки повлиял тот грубый снег при засыпке. В третьем, Лешкином, попалась белка, случайно бежавшая по этой тропке, и соболь, бежавший позднее, съел её, оставив только две лапки, плотно зажатые дугами капкана.

Вернувшись в посёлок, товарищи сдали соболя в промхоз. Его приняли за сто восемьдесят рублей! Деньги по тем временам серьёзные – зарплата инженера. В сельпо они купили себе по блоку импортных сигарет «Marlboro», которые каким-то чудом попали туда по обмену на заготовки лекарственно-технического сырья и пять лет лежали в свободной продаже как невостребованный сельчанами продукт, стоящий целых восемьдесят копеек! В городе в тот период такие можно было приобрести только в магазине «Березка» за так называемые «чеки», выдаваемые в зачет заработанной за границей валюты.

Во время начавшейся учебы в институте, на переменах, между парами, Лёшка и Санька форсили, гордо угощая своих товарищей импортными сигаретами с небывало вкусным и ароматным табачком.

Промысловая практика

Скорей в тайгу – трубят рога,И ночью сон тебе приснился:Качая ель, летит кухтаИ соболь в россыпи забился.О. Шемякин

Преддипломную практику в начале пятого курса все студенты-охотоведы называли промысловой. Ждали её как нечто особенное и важное в своей студенческой жизни. С августа на полгода уезжали в свои заветные таёжные уголки и зарабатывали там хорошие деньги, собирая грибы, ягоду, заготавливая рыбу или икру на Дальнем Востоке, мясо северного оленя на Таймыре, Чукотке и в Магадане, а с середины октября начиналось самое главное – время пушного промысла. После собирался материал для дипломных работ в конторах, где они часто договаривались, чтобы им присылали вызов на работу, если, конечно, удавалось заинтересовать своими способностями руководство промыслового хозяйства. Лёшка снова решил ехать вместе с Сашкой в Мензу. Работать охотоведом там, после института, ему, честно говоря, не хотелось, а вот поохотиться да ещё и на участке вдруг уволившегося и переехавшего в родной Чикой Толика Карпова, желание было огромным. Сашка сказал, что уже договорился с Серёгой Молоковым, выпускником их факультета, который недавно устроился туда на работу, чтобы тот дал им возможность поохотиться до Нового года на ключе Кирилловском – участке Анатолия. Толик им ещё на учетах хвастался, что добывал там по пятьдесят-шестьдесят соболей, да и белок немало, когда двести, когда больше пятисот. Соболя первого сорта, то есть самого тёмного и без дефектов, тогда принимали по двести рублей за головку, а белку по четыре рубля двадцать копеек, почти два килограмма докторской колбасы или четыре обеда в институтской столовой. Сделав свою нехитрую калькуляцию, они решили, что легко заработают по несколько тысяч.

Лёшка вырастил себе охотничью лайку по кличке Флинт – кобеля ярко-рыжей масти. Крутохвостого, с идеальным на первый взгляд экстерьером. Он взял его щенком у своего товарища-старшекурсника Андрея Сульдженко из помета его породистой, очень красивой, белой восточносибирской лайки. Но где-то, видно, стрельнул в её генеалогическом древе дефект, быть может, от когда-то случайно заскочившего во двор соседского Бобика – у щенка не встали уши, из-за чего весь его экстерьер оказался никчёмным, как дворняжке родословная на восемь листов. И чем больше Лёшка массировал их, цеплял лейкопластырь и всякие держатели, тем больше они опускались, становясь в конце концов похожими на уши спаниеля. Однако белку он искал исправно, правда, лаял чересчур азартно, высоко подпрыгивая, грыз кору на деревьях, часто не слыша по своей лопоухости, что та уже перескочила на соседнее дерево и ушла верхом. Но Лёша считал, что это не так страшно, он был уверен, что его кобель обязательно будет работать по соболю, мать-то с отцом «рабочие», как говорил Андрюха…

Приехал Лёшка в Мензу в первых числах октября, уже побывав с тремя однокурсниками в Верхоленской тайге, на реке Тутуре, на заготовке кедрового ореха. Сашка с ними ехать не пожелал и ждал Лёшу на месте, целыми днями пропадая на реке, где удил ленков и хариусов. Лёшка, увидав в сарае дядьки три сорокалитровых бидона, заполненных солёной рыбой, не удержался и спросил:

– Тебе куда её столько, продавать, что ли, будешь?

– Не, у нас все родственники рыбу любят, через месяц уже спрашивать будут, где б ещё хвостик найти!

– Дак так её небось всю выловить можно?

– Каво ты? Всю жизнь, сколь себя помню, как рыба скатывается, по столь и ловили.

– Ну в общем-то ни сетью, ни неводом же?! Всю, наверное, не выцарапаешь…

– На наш век хватит! Поехали завтра вместе, ещё денёк порыбачим? Что поймаем, с собой на белковьё возьмем, а уж послезавтра собираться в тайгу начнем? – хитро прищурив глаза, спросил Санька.

– Так у меня ни снастей, ни спиннинга нет, ты же не сказал, что можно будет рыбачить.

– Мушек я накрутил, дам тебе парочку, удочку из талины сделаем, наплыв с винной пробки, грузило из свинцовой пластины! Это тебе не город, здесь все так рыбачат!

– А на чем поедем?

– Коня у дядьки возьмем, на нём и поедем!

– На одном, что ли?

– У него конь мощный – троих в седле выдюжит!

Приготовив нехитрую снасть и проверив её в кадушке наполненной водой, Санька уложил в сумы большие полиэтиленовые мешки под рыбу, соль, котелок и пакетик с продуктами.

Утром он разбудил Лёшку с первыми петухами, затопил печь, поставил на неё чайник. Наскоро позавтракав, выехали с восходом солнца. Ночью был заморозок и под копытами коня с хрустом ломался тонкий ледок, покрывший частые лужи на дороге. Над забайкальской тайгой медленно вставало большое ярко-оранжевое солнце, кусты покрывались влагой от тающей изморози. После получаса езды они пересекли вброд реку и ещё минут через пятнадцать остановились. Санька распряг коня и привязал его за кончик узды верёвкой, другим концом к толстой березе на луговине. Затем зашел в кусты и вытащил припрятанное им длинное удилище из прямой прогонистой сосенки и, расправив голяшки болотных сапог, забрел в реку. На границе воды с берегом стояла корочка тоненького, хрустально-прозрачного гладкого припоя льда. Река парила.

– Ты каво стоишь? Бери топор и руби себе удочку! – сказал Саня.

– Сначала посмотрим, будет ли чего ловиться!

– Куды она денется! – уверенно заверил Сашка.

Закинув свою снасть, он тут же резко подсек удочкой скрывшийся под воду наплыв. Кончик её изогнулся, затрепетал и задергался. Саня стал боком выходить из воды, плавно ведя крупную рыбину под водой к берегу, затем рывком, вскользь по камням, выбросил её на берег. Это был крупный ленок на полтора-два килограмма. Положив удочку, он подошёл к извивающейся полумесяцем на гальке яркой рыбине, с золотисто-розовыми боками, с тёмными пятнами поверх них, и, подцепив её двумя пальцами под жабры, ловко перехватил за хвост другой рукой, с оттяжкой шлёпнул головой о крупный камень. Ленок, мелко задрожав, затих. Радостный Саня бросил его на дно толстого полиэтиленового мешка.

– Первый есть! – довольным голосом промолвил он и, присев, смыл с рук рыбью слизь, – Лиха беда начало!

Воодушевившись, Лёшка сразу побежал искать себе удочку. Однако рядом с речкой ничего подходящего не нашлось, – талины были короткие, березки и осинки кривые, поэтому пришлось подняться в лесок повыше, где он нашел и срубил себе на удочку тоненькую, но длинную лиственницу и сразу обтесал её верхнюю половину ножом, нижнюю не стал, чтоб не засмолить руки. Вернувшись обратно, он обнаружил, что Санька вытащил ещё одного крупного ленка и пару хариусов по полкило.

– Я смотрю, у тебя дело пошло?

– А куда оно денется! – ответил улыбающийся Саня и снова подсек рыбину.

Привязав настрой к удочке, Лёшка распустил подогнутые голяшки резиновых сапог и зашёл в воду на бороздку чуть выше ямы, где стоял Санька. Первый раз снасть спустилась по течению без поклевки. Лёшка прибавил глубину на десяток сантиметров и забросил снова, настрой, словно зацепившись за дно, начал плавно притапливать наплыв. Лёшка дернул удочку и почувствовал, как леска задрожала вместе с удочкой, рыбина была крупная. Он вывел её по воде к берегу и так же, как делал Саня, рывком вскользь вытащил из воды на каменистую косу. Это был килограммовый хариус. Довольный Лёха подошёл к нему и, отцепив мушку, шлепнул его камнем, чтобы тот не трепыхался. Хариус был тёмно-стального цвета, с прямыми линиями из мелких чёрных точек по бокам, будто рассекающих его пополам, и огромным полукруглым спинным плавником, покрытым ярко-радужными кругами. Руки сразу впитали в себя запах свежей рыбы.

– Смотри, какой красавец!

– Ага, крупный, такого здесь редко встретишь, – ответил удивленный Саня.

Обловив эту яму, они перешли на другую. Ближе к обеду выпотрошили и пересыпали крупной солью всю рыбу, которой было уже килограммов под сорок, затем, сварив котелок кипятка, заварили чай и перекусили малосольным хариусом, которого Санька предусмотрительно присолил ещё утром. После решили переехать на другую сторону реки, где, по словам Сашки, можно было поймать тайменя. У него там был спрятан так называемый «спиннинг» – палка с прикрученной к ней проволокой инерционной катушкой с одной стороны и большим кольцом – с другой. Блесна была самодельной, из нержавеющей столовой ложки, с ярко-красной подмоткой на кованом тройнике, на которую, по его утверждению, брал любой таймень. Обкидав большой залив, Сашка выудил таймешонка килограмма на четыре. У Лёшки спиннинга не было, поэтому приходилось только наблюдать за рыбалкой товарища, сидя на берегу. Санька перешел к яме у выхода залива и встал на упавший в воду ствол сломанной толстой лиственницы. Когда яркая блесна уже подходила к его ногам, из глубины вдруг метнулось что-то огромное, с головой, похожей на пятилитровый котел. Пасть раскрылась, и ярко-красный тройник оказался внутри. Стальная ложка сначала встала как вкопанная, повиснув на верхней челюсти рыбины, затем отправилась в бездну ямы вместе с полутораметровой чёрной тенью, развернувшейся на месте. Сашка явно не ожидал такого поворота, глаза его чуть не вылезли из орбит, а лицо стало бледным и сосредоточенным. На воде расходился круг от вильнувшей хвостом рыбины. Он, не выпуская спиннинга из рук, упорно пытался удержать катушку. Было слышно, как по костяшкам его пальцев застучали её рукоятки, а леска с напряженным свистом, переходящим в звон, разрезая воду, уходила вглубь улова. Он уже почти полностью остановил катушку, переместив центр тяжести назад, как вдруг перетянутая леска со звуком «птьу-ю-у…птык» лопнула, впившись одной из половин в воду, другой взлетев вверх. Потеряв равновесие, Саня полетел назад спиной, не выпуская спиннинга из рук, и плюхнулся в воду, в сторону берега. Всё произошло настолько стремительно и неожиданно, что Лёшка даже не успел что-нибудь посоветовать или как-нибудь поддержать друга. Тот, мокрый и разочарованный, выбрел из воды и принялся снимать болотники, чтобы слить из них воду.

– Это что за крокодил-то был?! – наконец выдавил из себя опешивший Лёшка.

– Таймень! Килограмм на тридцать пять, не меньше! Да черт с ним, что сошёл, блесну вот жалко! – с явно искусственным безразличием в голосе произнес Сашка.

– Нашёл чего пожалеть, ложку железную?! Тут такая рыбина сорвалась!

– Это не просто ложка, эта блесна – фартовая…

– В институтской столовой можно сколько угодно таких фартовых натырить! Ладно, я пошёл костер разжигать, а то тебе сушиться надо, да чаю поставлю вскипятить, горячим сразу согреешься.

Лёша, надрав бересты и наломав мелких сухих веточек, стал разжигать костер у большой кучи белёсых палок, веток и стволов, что в Сибири называют наносником. Жар из них отменный, так что Санька быстро подсушил свою суконную куртку и армейские штаны. Перекусив хлебом с солёным салом и глотнув горячего чайку, запаренного с листьями дикой смородины, они отправились обратно, – запасных блёсен у Сашки больше не оказалось.

Вечером они составили список продуктов и необходимых вещей для своей первой промысловый охоты, которую здесь называли белковьём. Завезти их обещал дядька Толя. По плану на завтра им предстояло закупить продукты, спички, сигареты, набрать керосина в канистру и арендовать пару лошадей. Хорошо, что Лёшка предусмотрительно приобрёл в городе несколько стекол для ламп и батарейки для транзистора, здесь всё это было страшным дефицитом. Ещё им нужно было получить малокалиберные винтовки – тозовки, и патрончики к ним.