Помещик. Том 2. Новик

Сначала он объяснял всё и доказывал, что земляное укрепление можно построить в разумные сроки и малыми силами. Потом, что оно имеет смысл. Что-де оно поможет им отбиться, ежели что. И по новой. Потому что обязательно кто-то задавал глупый вопрос, ни черта, в общем-то, не понимая, и остальные обитатели поместья его подхватывали. Им, верно, понравилась эта игра. Обычно-то такого не практиковалось.

Так где-то часа два и продебатировали.

Андрей же всё это время медленно закипал. А ещё он всем своим существом уже к исходу этого срока ненавидел демократию. При деспотии-то как хорошо? Крикнул: «Все лежать! Полчаса!» – и все легли.

Очень удобно.

А тут? Никто из этих людей ничего не смыслил в фортификации и военном деле. Ну, может быть, Пётр Рябой. Только он помалкивал и лишь улыбался, наблюдая за этим цирковым номером. Так вот. Никто ничего не смыслил в обсуждаемом деле, но задавал вопросы и дебатировал с таким видом, будто бы имел как минимум степень доктора наук в профильной отрасли. Да ещё щёки надувал…

А вот успокоились они все как-то разом и очень быстро. У Андрея от поднявшегося давления лопнули сосудики в глазах. Маленькие. Нестрашно и абсолютно безопасно. Но очень своевременно. Поскольку со стороны показалось, будто бы его глаза начали наливаться кровью.

Несмотря на чисто обезьяньи замашки поиздеваться над неопытным юнцом, чувство самосохранения у этих высших приматов было на уровне. Они отчётливо поняли, что дразнить вооружённого человека, у которого на твоих глазах «зенки» заливает кровью, а из ушей начинает идти пар, – отвратительная примета. Практически то же самое, что ехать ночью связанным в багажнике в ближайший лес.

Перепугалась даже Марфа.

И тут же оказалась рядом, чтобы объятиями да лаской отвлечь Андрея. Что удалось, как ни странно. Как и увлечь в землянку. Потому что выглядел парень ну совсем неадекватно. И она хорошо помнила о том, какая у него уже среди местных репутация. Так что получаса не прошло от скомканного завершения разговора, как они уже лежали на топчане обнажёнными, сделав то, что должно…

Нехитрый приём, но действенный.

Во всяком случае, желание задушить в зародыше этот оплот демократии у Андрея прошло. Ну… в основном и в целом. Хотя поколотить особо глупых болтунов всё одно пока хотелось.

– Что мы натворили… – тихо прошептал он минут через пять лежания в тишине.

– А что?

– Мы хотя бы пытались предохраняться? Что ты, что я… всё как в тумане. Ты ведь залетишь по столь юному возрасту. А ты просила. Чёрт!

– Не переживай, – ласково произнесла она и прижалась к парню. – Здесь все так рожают. Я ещё застоялась. Если не залететь, то вопросы пойдут.

– А твоё тело?

– Что моё тело? Говорю же – здесь все так рожают. Ничего такого в этом нет. Все бабы вокруг о том только и говорят, желая нам детишек побольше. И сожалеют, что я слишком поздно замуж вышла.

– ЧЕГО?! – ошалел Андрей. – Поздно?!

– Не сравнивай с нашим временем. Здесь всё не так…

– Не всё… – повторил Андрей и с некоторым раздражением отвернулся от Марфы.

Он ещё там, в XXI веке, заметил, что женщины очень склонны решать вопросы коллективно. Даже самые интимные и личные. Им нужно было с кем-то поделиться, обсудить, обдумать, проговорить и сообща принять решение. Даже замуж там, в XXI веке, многие девочки выходили только после консилиума с подругами.

Здесь же, судя по всему, выходило что-то похожее. И Алиса, вселившаяся в тело Марфы, оказавшись под влиянием местного женского коллектива, довольно резво адаптировалась к условиям среды. Принято так, значит, так и нужно. А их с Андреем договорённости? Ведь не он, а она их предложила…

– Ты обиделся?

– Я зол.

– Ну прости меня, – прошептала она как можно более томным голосом и нежно его поцеловала.

– У меня тут нет больше людей, с которыми я мог бы поговорить о прошлом. Которым бы я мог довериться. А ты?

– А что я? – захлопала глазами Марфа.

– Ты не в курсе, какая тут смертность у рожениц?

– Да по-разному.

– Каждая восьмая умирает от родильной горячки. Это инфекционное заражение. И лечить его тут нечем. А у местных нет даже отдалённого представления о гигиене и прочих «глупостях». Они до второй половины XIX века лезли принимать роды грязными руками без всякой задней мысли. А первого врача, что предложил эти самые руки мыть, упекли в дурку[5]. И это только от родильной горячки. Хватает же и других причин.

– Слушай, не нагнетай. Мне всё равно придётся это делать.

– Но ведь пока ты ещё очень молода. Да и сама не хотела.

– Не хотела. Но…

– Что «но»?

– Я подумала и решила, что если и стоить рожать детей в этом аду, то пока тело молодо и сможет легче перенести все испытания.

– А почему придётся? Мне казалось, что девчонки нашего поколения не рвутся в роддом.

– Да меня поедом бабы сожрут, если узнают, что бесплодная. А именно это и подумают, если в браке живу и детей нет. Хотя бы выкидышей. Ты не представляешь, как сурово и жестоко они относятся к таким. За год, проведённый тут, насмотрелась. Их проклятыми считают. А люд тут суеверный до крайности. С такими бабами никто старается не только не знаться, но и даже рядом не стоять. На всякий случай.

– Что, глупости с приметой о стуле, на котором сидела беременная женщина[6], имеют такие глубокие корни?

– Ещё какие. Так что… – развела она руками. – Тянуть с зачатием на самом деле не стоит. Пока ещё молода, авось выживу. Чем старше, тем тяжелее. Медицины-то тут, как ты говоришь, нет. Вообще нет. Тут если и лечат, то как в сказке про Федота Стрельца.

– Это как?

– Не помнишь, что ли? Скушай заячий помёт, он ядрёный, он проймёт. От него, бывает, мрут, ну а те, что выживают, те до старости живут. Вот и тут – пичкают всякими травками, толком не понимая, какие там действующие вещества и какие побочки. Это не считая западных докторов, которые могут тебе и кровь пустить при упадке сил, и клизму поставить от простуды, и ртутью накормить от прыщей…

– Уже наслушалась?

– Я же тут год прожила. А девочка не мальчик. У нас, считай, каждый месяц «увлекательный квест». И это такое мучение в эти времена, что врагу не пожелаешь. Прокладок нет. Тампонов нет. Даже трусов и тех – нет[7], чтобы можно было хоть какие-то тряпки подложить. Ужас… ад и ужас… Хотя местные как-то спокойно всё это переносят. Не возмущаются. И даже работают в эти дни.

– Люди ко всему привыкают…

– Извини…

– За что?

– Я не должна на тебя всё это вываливать. Просто…

– Милая, я мальчик большенький, хоть и сижу в этой юной тушке. И прекрасно знаю, как устроена женщина. Поверь, ничего нового ты мне не сказала. Но я всё равно не могу понять – почему ты решилась? Ведь совсем недавно говорила, что не хочешь.

– Говорила.

– Так что?

– Передумала.

– Врёшь же.

– Слушай… – хотела возмутиться Марфа, но Андрей приложил к её губам палец.

– Мама над душой стоит?

– Всё время до и после свадьбы КАЖДАЯ женщина считала своим долгом об этом со мной поговорить. Они меня просто с ума сводили. И я бы и в первую брачную ночь не противилась. Но уж очень настрой у меня был дурной. Я ведь боялась тебя как огня. Когда у мужчины репутация напрочь отмороженного североморского пингвина, желания родить ему ребёнка это не добавляет. Я дня два или три только спустя нашего разговора в той ночи осознала, НАСКОЛЬКО мне повезло. И оттаяла.

– Ясно… – покачав головой, произнёс Андрей и, встав, начал одеваться.

– Ты чего?

– Работать нужно.

Марфа тут же метнулась к нему и, обняв, уткнулась в грудь.

– Прости меня.

– За что?

– Я… я дура. Ты ведь тогда на меня обиделся, когда я не захотела беременеть? Знаю. Обиделся. Жена – и не хочет. Это обидно. Любой бы обиделся. Прости. Я сама была не своя.

– Ты боялась меня. А сейчас, стало быть, нет?

– Нет. Сейчас я понимаю, ты единственная моя надежда и защита.

Андрей не стал ей отвечать. Просто молча поиграл желваками, смотря куда-то в пустоту перед собой. На фоне страшного раздражения, вызванного «демократическими процессами», ему сложно было всё услышанное принять и понять. Ему казалось, что Марфа пытается им манипулировать.

Хотелось сказать что-то очень грубое. Оттолкнуть её. Но прижавшееся к нему обнажённое женское тело было удивительно приятно ощущать. Как ни крути, а гормоны и юность собственной «тушки» сильно давили на разум.

Видимо, что-то подобное поняв, Марфа начала целовать его торс, плавно опускаясь ниже. Пока не дошла до самого интересного, благо, что молодое тело быстро восстанавливалось… Не очень гигиенично, но она была не сильно брезгливой девочкой. Особенно в моменты, когда решалась её судьба…

Ситуация получилась в какой-то мере курьёзная.

Марфа вела себя вполне сообразно своей женской природе, для которой характерна определенная неустойчивость и эмоциональные метания. Ярче всего эта особенность, конечно, проявляется в те моменты жизни, когда у дам лихо скачет гормональный фон. Так что «расколбас» мнений и изрядная неустойчивость желаний не выглядели ничем удивительным. Это ни разу не говорило о том, что девушка пыталась парнем манипулировать. Да и вообще ни на что плохое не намекало. Просто Андрей, не имея богатого жизненного опыта, этого не понимал. И ему казалось, что девочка или тупо капризничает, или им крутит. Пытается, во всяком случае. Только с какой целью – в толк взять не мог. И Марфа это не столько поняла, сколько почувствовала, попытавшись исправить… откорректировать этот потенциально опасный момент в их отношениях. Не затягивая и не давая дурным мыслям настояться да окрепнуть…

Вышел Андрей из землянки только полчаса спустя. И был вполне себе позитивен и радостен. Марфа уж постаралась, приложив все усилия к тому, чтобы загладить свою мнимую вину.

– Ну вот, а ты сумневался! – хохотнув, произнёс Пётр Рябой и пихнул в бок Игнашку.

– Да уж… – покачал тот головой, добродушно улыбнувшись.

Андрей огляделся, ловя на себе улыбки и смеющиеся взгляды. Отчего несколько застеснялся. Слишком уж всё было очевидно. А он не привык выставлять свою личную жизнь на такую витрину.

Но сильно рефлексировать не стал.

Уже спустя минуту он вернулся к делам. Ведь им предстояло построить мини-крепость из «говна и палок». И чем быстрее, тем лучше. Потому что чуйка ему подсказывала – от него так просто не отстанут.

Андрей хотел отсыпать правильный восьмиугольник, сделав на каждом изломе небольшой выступ. И на него водрузить деревянный «скворечник», из которого можно было бы работать луком или даже сулицами, а то и камнями. Благо, что дистанция небольшая. А вокруг всего этого дела соорудить ров, отбирая из него землю на вал.

Иными словами – ничего хитрого и особенно трудоёмкого. Главное – успеть. Потому что совсем неясно, как скоро к ним заявятся незваные гости…

Глава 3

1553 год, 16 июня, поместье Андрея на реке Шат

– Эй! Пошёл залётный! – крикнул Устинка и подстегнул хворостинкой мерина.

Вообще-то боевого мерина. Точнее, приобретённого для войны. Но других копытных у них не имелось, поэтому пришлось задействовать их при перетаскивании грузов.

Сегодня с утречка все снова выступили на заготовку лещины – важного материала в строительстве земляного вала. Ведь без хотя бы элементарного ростверка там обойтись не выходило. Вот мерин и таскал лещину волокушей. Телеги-то не имелось. Но и так ничего. Темпы заготовки получались просто космическими по сравнению с тасканием на своём горбу. А учитывая, что по мере уставания копытных можно было менять, то и подавно. Их ведь имелось целых шесть штук.

– Волков-то не боишься? – спросил Пётр Рябой, утерев пот со лба. – Дети без присмотра бегают. Задерут.

– Они сытые. А когда сытые – осторожные. Да и людей они сами боятся.

– Не доверяю я им.

– Им это без разницы, – усмехнулся Андрей. – Они тут живут, приспосабливаясь к людям. А мы к ним, так как соседство полезное. Я зимой, когда они голодали, подкармливал их. Так они отвечали помощью, извещая о гостях.

– Собак бы завёл лучше.

– Я подумаю, – улыбнулся парень, глянув на хмурое лицо Петра. Очень уж было заметно, что Рябой побаивается волков. Впрочем, как и другие обитатели поместья. Что дополнительно увеличивало усилия, которые они прикладывали к работе. Чтобы поскорее оказаться в безопасности от этих серых меховичков, регулярно маячивших то на опушке, то у реки, то ещё где.

Самого же Андрея работа над «мини-супермаркетом», то есть крошечной эрзац-крепостью, увлекала. Затягивала. И всецело поглощала. Как минимум потому, что изначально она существовала только в воображении Андрея. И ему было удивительно приятно наблюдать за тем, как кусок его вымысла воплощается в реальности. Однако, несмотря на опасения парня, в её возведении участвовали все. И взрослые, и дети, и мужчины, и женщины. Вообще все.

Пришлось, правда, немного пересмотреть масштабы. Прямо на ходу. Уменьшив высоту вала и глубину рва до одного роста Андрея соответственно. Учитывая тот факт, что ров был сухой, это давало грунтовую преграду чуть за три метра высотой[8]. Весьма, надо сказать, неприятную для неподготовленного гостя. Недостающую же до желаемой высоты парень решил добрать за счёт жиденького частокола на вершине вала. Почему жиденького? А зачем там крепкий? Его ведь на полном серьёзе армии осаждать не должны. Во всяком случае, в ближайшее время.

Крепость планировалась и выстраивалась исходя из ожидаемых Андреем угроз. Кто в представлении парня мог на него напасть?

Прежде всего, это татары.

Его поместье располагалось чуть в стороне от Муравского шляхта, поэтому даже в случае большого вторжения сюда могли заезжать только мелкие разъезды для поисков полона и фуражировки. И вряд ли кто-то решил бы выделить против него хоть сколь-либо значимый отряд. Какой смысл так тратить ресурсы? Ну возьмут они эту крошечную крепость. И толку? Овчинки ведь выделки не стоила. Ибо улов от такого взятия явно уступал бы потраченным ресурсам. Так что, как ни крути, а татары если и станут подходить, то относительно небольшими отрядами. И, как правило, ненадолго. Но будут. И в этом у парня сомнений не имелось.

Другой угрозой являлись разбойники.

Этого добра в здешних краях хватало. И делились они, как понял Андрей, на две категории. Первая – крестьяне, взявшиеся за оружие. Как правило, от голода. Обычные бомжи с дрекольем, не представляющие никакой особенной угрозы. Оружием пользоваться не умели, вооружены отвратительно, навыков организованного боя нет, как и доспехов. В общем – смазка для мечей. Их сила только в количестве и внезапности. И более-менее продуктивно они могли грабить только таких же крестьян да зазевавшихся мелких купцов. Те, что покрупнее, уже охрану имели, с которой эти ребята связываться не рисковали.

Другие разбойники – это, собственно, поместные дворяне, послужильцы и прочие уважаемые люди, оказавшиеся либо в тяжёлом положении, либо на «промысле» в гостях у соседей. Но опять-таки не от хорошей жизни. Тут уже можно было встретить и доспехи, и оружие поприличнее, и навыки. Одна радость – такие удальцы действовали мелкими отрядами и максимально осторожно, чтобы про их проказы не узнали.

Андрей полагал, что существует и третья категория разбойничьих банд – профессиональные. Но пока с ними не сталкивался и не слышал, чтобы они промышляли в здешних краях. Тут ведь улов жидкий из-за постоянной угрозы татарского вторжения, поэтому профессионалы если где и резвились, то во внутренних провинциях да на богатых торговых путях. И, судя по всему, не существовали сами по себе, представляя интересы тех или иных уважаемых кланов или корпораций[9].

Кто ещё?

Да всё вроде. Разве что дикие звери. Но это в представлении Андрея угроза уже была минимальная. На такую толпу людей они не полезут даже без всяких укреплений.

Вот эти угрозы Андрей и планировал парировать.

Иными словами, никаких тебе долгих осад. Никаких сложных заходов с многодневными партизанскими действиями в округе. И никакого тяжёлого вооружения. Иными словами, ставил он крепостишку свою под те же самые задачи, которые стояли в полный рост перед мелкими феодалами IX–XIII веков в Европе. С той поправкой, что укрепление нужно было получить как можно скорее, да ещё с минимальными затратами ресурсов, особенно времени, то есть он мог рассчитывать исключительно на «колхозные» решения, возведённые дендрофекальным методом.

Сниженная высота вала и уменьшенная глубина рва позволяли отсыпать один десятиметровый пролёт всего за пару дней. И только потом уже производить работы по сооружению боевых площадок на изломах, установке частокола на гребне, изготовлению ворот из пусть примитивного, но подъёмного мостика через ров. Ширина ворот была минимальная – только чтобы всадник свободно мог проехать. Так что подъёмный мост должен был представлять собой, считай, узкий мосток. Подъёмный же механизм представлял собой обычный спаренный журавль[10]. Так себе решение, но даже подросток мог легко оперировать этим подъёмником. Дополнительно в закрытом состоянии Андрей планировал применить какой-нибудь стопор на случай повреждения тяг стрелами или ещё чем.

Со стороны посмотришь – и смех, и слёзы. Прямо колхоз «Светлый путь» перед демонстрации его «достижений» иностранной делегации из киноленты «На Дерибасовской хорошая погода, на Брайтон-бич опять идут дожди». Однако, несмотря на всю ничтожность, убогость и смехотворность укреплений в представлении Андрея, это были укрепления. Без малого пять соток внутреннего пространства. Восемьдесят метров периметра с восемью небольшими боевыми площадками, с которых через узкие бойницы можно было работать вдоль вала не только луком, но и даже обычными сулицами. Благо, что пролёты небольшие – всего по десять метров. И на таком расстоянии даже копролитами можно вполне продуктивно кидаться, не то что сулицами.

Внутри же Андрей планировал к осени поставить жилое помещение на всех, конюшню для шести коней, амбар, совмещённый с ледником, сарай для сена, сортир, небольшую баню, малую кузницу с ещё меньшей столярной мастерской и по возможности сохранить землянку под технические нужды, а также крытую площадку для всякого рода специфических дел вроде пережигания угля или выпаривания воды, снятой с золы. В тесноте, как говорится, да не в обиде…

Андрей вышел из леса и с удовольствием посмотрел на солнышко. Жарко. Но сидеть в лесу ему было неприятно. Комары.

Да, с горем пополам он сумел вспомнить классный рецепт от них. Просто кладёшь влажную тряпку на муравейник. Ждёшь, когда её слегка поёрзают эти мелкие насекомые. И потом ей натираешь открытые участки тела. Пованивает, конечно. Но это ничто по сравнению с тем, как достают в лесу кровососы.

Сегодня же он забыл это сделать. И страдал. Так что яркое летнее солнышко и пекущая жара воспринимались парнем как избавление от этих жужжалок.

– Потренируемся? – спросил Пётр Рябой, положив ему руку на плечо.

– Сначала укрепиться надо.

– Да брось, – махнул он рукой. – Татары, скорее, к осени ближе заявятся. А о разбойном люде я не слышал, чтобы тут озоровали.

– Чуйка.

– Чуйка – дело такое. Иной раз и на воду дуешь, а когда и голой сракой на угли. И каждый раз чуйка ведёт.

– Меня она пока не подводила.

– Думаешь, нападут?

– Уверен.

– Тогда почему тут сидишь? Глупо же. Зачем подставляться под удар.

– А что предлагаешь делать?

– В той же Туле пересидеть.

– Ещё опаснее. Тут враг себя явит сам. А там – улыбаться тебе в лицо станет да каверзы какие исподтишка творить.

– Ты полагаешь, что свои?

– Я сломал планы многим уважаемым людям. Ты думаешь, они мне это простят? Вот серьёзно. Ты бы простил на их месте?

Пётр промолчал, хмуро глядя прямо перед собой.

– Я не знаю, откуда ждать удара и от кого. Любой из них может. Но подставляться сам не станет. С татарами – бог весть. Эти сами придут, без приглашения. Может быть. А вот с разбойниками… если честно, я не уверен, что зимние разбойники были случайностью.

– Думаешь, навёл кто-то?

– Да. И, мню, эти же люди продолжат. Кому-то очень не понравилось, что я пытаюсь быть самостоятельным. Если бы пошёл к кому из уважаемых людей под руку, то и не трогали бы. А так… – развёл парень руками.

Пётр снова промолчал, задумчиво жуя травинку.

– Есть подозрения? – поинтересовался Андрей.

– Воевода отъехал к новому месту службы. В Путивль. Славное место. Прекрасный способ отличиться. Ему ныне не до тебя. Своих забот хватает.

– Воевода и так бы наводить не стал. Он тут чужой человек. Приехал. Посидел немного. Да и двинулся дальше. Не рискнул бы связываться с татями.

– Рад, что ты это понимаешь, – очень серьёзно произнёс Пётр.

– Остаются только уважаемые люди. Пётр Глаз умер. Я почему-то на него думал поначалу.

– Поначалу?

– Марфа сказала, что он от воеводы пришёл как-то сам не свой. Нервный. Возбуждённый. Видно, он ему что-то посулил. Начал должников своих призывать да беседовать тишком. И случилось это примерно за седмицу до моего прибытия в Тулу. Не знаю, что там воевода Петру наговорил, но он его явно под монастырь подводил.

– Или под плаху. За татьбу могли и голову снять, невзирая на заслуги. Воеводе он явно был поперёк горла.

– Или кто-то ему денег дал.

– Не обязательно денег. – усмехнулся Пётр Рябой.

– Он специально не стал спрашивать долг, пока мне не было пятнадцати лет?

– Конечно. В четырнадцать лет какой с тебя спрос?

– С воеводой он поделился?

– Деньгами, что выдали ему в зачёт твоего долга? – улыбнувшись, спросил Пётр. – Я того не ведаю, но мню – да. Очень похоже на то, что этим он тёзку моего и поманил. По правде сказать, твой долг, может, и реальный, но принял ты наследие отца слишком рано. А значит, с родичей твоих из Коломны его взыскивать бы пришлось. Сам понимаешь, с твоего деда просто так что-то вытрясти мало надежды, кроме тумака да брани. Тем более что видаков у Петра не было. А слово против слова у них равны. Так что… – развёл он руками.

– Выходит, Петру не было смысла вообще со мной связываться?

– Не знаю, – покачал головой Рябой. – Скорее всего. Если верить твоим словам, то он вообще решился с тобой связываться после разговора с воеводой. Незадолго до твоего прибытия. А так – он сидел тихо и занимался своими делами.

– Тогда кто остаётся?

Пётр Рябой пожал плечами.

– А ты уверен, что это не случайность?

– Ну… смотри – соседей рядом со мной нет. Моста через реку тут нет. Брода – нет. Дороги вдоль реки – тоже нет. По сути, всё поместье – это карман в лесном массиве.

– В чём?

– В густом большом лесу, идущем без особых разрывов. А поместье – это маленькая полянка, выходящая к реке. А вот в семи вёрстах ниже по течению есть дорога и брод. Зачем им идти сюда? Только с левого берега, – махнул рукой Андрей, – поместье и разглядишь. Или сверху, если ты птица. Ефрем сказал, что эти разбойники пришли сюда из-под Рязани. А значит, знать о поместье не могли. Вот и скажи, как такое могло произойти, чтобы эти ухари случайно на меня вышли?

– Могло, но… да…

– Причём не просто вышли, а ещё и тащили с собой купца для получения с него выкупа в Туле. Совпадение? Не думаю. Очень похоже на то, что они хотели и меня прихватить. Заодно.

Пётр помолчал.

– Не понимаю…

– И я не понимаю…

Так, обсуждая этот вопрос и гипотетические проблемы, Андрей с Петром, чуть оторвавшись вперёд, и дошли до строящейся крепости. А там…

– Твою мать! – рявкнул Андрей, подходя ближе к разъярённо шипящим друг на друга Евдокию и Марфу. – Что здесь происходит?!

– Она снова всё испортила!

– Да не умею я это делать! А ты показала бы! Нормально!

– А что не так она показала? – спросил Андрей.

– Да у себя под носом что-то пошурудила руками и всё. Готово! Дескать, повторяй. Что повторять то?!

– Ты словно младенец неразумный! Я же всё тебе показала! А ты…

– Хватит! – рявкнул Андрей и взялся за виски.

Марфа была совершенно не готова к жизни в этой эпохе. И за год проживания не смогла компенсировать упущенные четырнадцать лет жизни. Годы, которые её учили. Годы, которые она училась, наблюдая за окружающими и впитывая всё как губка.

В общем и в целом этот цирк пора было заканчивать. Потому что ничего хорошего не выходило и выйти не могло. «Хозяюшка» из Марфы получалась ничуть не лучше, чем из него самого балерина. И вряд ли в ближайшие годы это получится как-то изменить.

Бездельничать ей бабы не дадут. Да и не принято это. Так что требовалось срочно приставить её к какой-нибудь работе полезной. Чтобы и делом занималась, и не портила всё бесконечно. Ведь Евдокия в целом права. У них не так много ресурсов, чтобы заниматься бессмысленным расточительством.

Женщины же, заметив раздражённое состояние Андрея, замолчали. Однако боевого запала не утратили. И, уперев руки в боки, ждали его слова, готовые, если что, снова сцепиться языками.