Ее словами. Женская автобиография. 1845–1969

Лорна Мартенс

Ее словами. Женская автобиография. 1845—1969

УДК [316.346.2-055.2](091)«1845/1969»

ББК 63.3(4)-754.3

М29

Редактор серии М. Нестеренко

Перевод с английского А. Фоменко

Лорна Мартенс

Ее словами: Женская автобиография 1845—1969 / Лорна Мартенс. – М.: Новое литературное обозрение, 2024. – (Серия «Гендерные исследования»).

На рубеже 1960–1970‑х годов увидели свет многие автобиографические тексты о детстве и юности, написанные женщинами, а в 1980‑е годы феномен был близок к тому, чтобы стать глобальным. Заинтересовавшись этой тенденцией, Лорна Мартенс задалась вопросом: какова история этого жанра? Результатом стала эта книга – первое систематические исследование женских автобиографий о детстве, выполненное на материале более 175 работ, в основном из англоязычных и европейских стран. Что рассказывают, скрывают и подчеркивают авторы этих текстов? Как они понимают опыт взросления девочек? Как они осознают себя частью семьи или социальной группы, и какую роль в их воспоминаниях играют другие люди? Мартенс исследует истоки и развитие жанра с середины XIX века до 1960‑х годов, показывая, как в разные периоды истории женщины смотрели на сформировавший их детский опыт и как осознавали его уникальность по сравнению с мужским. Лорна Мартенс – историк литературы, профессор Университета Вирджинии.

В оформлении обложки использован фрагмент гравюры «Женщина пишет у лампы за столом», Жорж Шарль Виктор Леопольд Гюго. 1895 г. Рейксмузеум, Амстердам / Rijksmuseum Amsterdam.

ISBN 978-5-4448-2438-2

As Told By Herself by Lorna Martens

Publisher’s edition of As Told By Herself by Lorna Martens is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.

© 2022 by the Board of Regents of the University of Wisconsin System. All rights reserved.

© А. Фоменко, перевод с английского языка, 2024

© Д. Черногаев, дизайн обложки, 2024

© ООО «Новое литературное обозрение», 2024

Моим внучкам

Благодарности

После завершения работы над моей первой книгой по истории жанра я поклялась никогда больше этим не заниматься. Тем не менее соблазн новых открытий был велик, и спустя двадцать лет мое желание написать нечто, задумывавшееся как короткая история женских автобиографий детства, одержало верх над мудрым обещанием. Вскоре я была завалена потенциальным материалом. Я обнаружила себя описывающей 170 с лишним биографий, соответствующих моим критериям. Я бы никогда не смогла завершить начатое, если бы не щедрая поддержка Виргинского университета, который финансировал мне два творческих отпуска в 2012–2013 и 2018–2019 годах, летний грант в 2013 году и поездку в библиотеку Кембриджского университета. Мне также очень помогли с поиском и изучением материалов сотрудники Библиотеки Университета Вирджинии, в том числе Джим Кэмпбелл, Джордж Крафтс, Мигель Валладарес-Ллата, Брайсон Клевенгер, Крис Руотоло, Энн Бенхэм и Рене Рейгарт. Отдельно я хочу поблагодарить мою коллегу Джанетт Хадсон за чтение и рецензирование всей рукописи в ее первоначальном виде. Я также хочу сказать спасибо Кейт Дуглас – единственному рецензенту, чье имя я знаю, – за прочтение более поздней версии рукописи и поощрение публикации.

Введение

Детство, конечно, определяет, какими взрослыми мы станем.

Джанет Хичман. The King of the Barbareens

На гребне второй волны феминизма на рубеже 1960–1970‑х годов свет увидели автобиографические тексты о детстве и юности, написанные женщинами. Можно отметить «Поэтому птица в неволе поет» Майи Анджелу (1969)1, «Прощайте, счастливые поля» Кэтлин Рейн (1973), «Воительница» Максин Хонг Кингстон (1976), «Образы детства» Кристы Вольф (1976)2, «На остров» Дженет Фрейм (1982), «Детство» Натали Саррот (1983)3, «Любовник» Маргерит Дюрас (1984)4, «Анни Джон» Джамайки Кинкейд (1985) и «Американское детство» Энни Диллард (1987). В 80‑е этот феномен – женские автобиографические повести о детстве – был близок к тому, чтобы стать глобальным. Писательницы из стран, не имевших до той поры сложившейся традиции женского автобиографического творчества, пополнили ряды издающих книги о своем детском опыте. Некоторые из них стали известными: марокканская писательница Фатима Мернисси написала о своем «девичестве в гареме» для западной аудитории5, а вышедшая в 2000–2003 годах графическая автобиография иранской писательницы Марджан Сатрапи «Персеполис» была переведена на многие языки и стала основой мультипликационного фильма.

Эта недавняя волна женского автобиографического письма, посвященного детству, заставляет задаться вопросом: какова история этого жанра? Давно ли женщины пишут о своем раннем периоде жизни? Результатом поиска ответов стала эта книга.

В женских и детских автобиографиях рассказаны невероятно откровенные, трогательные и интересные истории о том, каково это – быть девочкой, девушкой в разных уголках мира и при различных обстоятельствах. Некоторые из них, помимо прочего, являются необычайно успешными литературными произведениями. Многие писательницы не только демонстрируют впечатляющую степень понимания своего детства и, как следствие, детства в целом, но и изощренность в его описании. Некоторые тексты сосредоточены непосредственно на проблемах женщин, таких как дискриминация по признаку пола, лишение прав и возможностей или сексуальная эксплуатация, а в других такие «типичные проблемы» иллюстрируют личные истории авторов. Такие работы привлекательны вдвойне: они открывают окно в женское детство и одновременно иллюстрируют писательские стратегии для представления себя и своего личного опыта.

Автобиография является одним из множества источников исторической информации, но именно она обещает читателю путешествие во внутренний мир другого человека, в другую жизнь. Автобиография уникальна способностью показать, как человек счел нужным представить себя своим современникам и потомкам. Меня интересует возникновение женских автобиографий. Поэтому я решила сосредоточиться на сочинениях, в которых женщины пишут о себе как о детях, а не просто об обстоятельствах, в которых они выросли. Поскольку я сосредоточена на том, как авторы изображают себя, а не на том, что они пишут в личных записках и дневниках, я ограничила свою подборку изданными (или предназначенными для издания) произведениями. Тексты, предназначенные для публикации, в отличие от текстов, созданных для себя или узкого (семейного или дружеского) круга читателей, свидетельствуют о вере автора в то, что изложенное будет представлять интерес для широкой аудитории, следовательно, и об определенной уверенности автора в себе. Публикация автобиографических текстов и признание себя автором книги о самом себе требуют определенной смекалки. Сегодня барьеры сняты, но так было не всегда*.

Вопросы, на которые я пытаюсь ответить, заключаются в следующем: как началась и как развивалась для женщин традиция публичного представления своей личности в детстве? Какие формы оно имело? Что, по мнению женщин, могло заинтересовать и привлечь широкую читательскую аудиторию?

В поисках примеров я с благодарностью использовала библиографии других исследователей. В частности, я изучила книгу Ричарда Н. Коу6, в которой перечислено более 65 произведений, опубликованных до 1984 года, и Remembered Childhoods Джеффри Лонга7 – объемный том, где перечислены англоязычные или переведенные на английский язык автобиографии и мемуары, написанные с 1725 по 2007 год, содержащие не менее пятидесяти страниц о детстве и юности автора. Кроме того, я сверилась со специализированными библиографиями, такими как список австралийских женских автобиографий о детстве и юности, приведенный Джой Хутон в ее работе Stories of Herself When Young: Autobiographies of Childhood by Australian Women8 и указатель опубликованных автобиографий женщин, родившихся между 1800 и 1900 годами в немецкоязычных странах, – Autobiographien von Frauen Гудрун Ведель9.

Я прочитала все то, что смогла найти. Моя цель состояла в том, чтобы не упустить ни одной женской автобиографии детства, потому что я считаю, что основой теории должны быть эмпирические данные: чем их больше, тем лучше. Думаю, нет необходимости говорить о том, что всеобъемлющий характер архивной работы остается неосуществимой мечтой. Я не претендую на полноту исследуемого материала. Читатели наверняка вспомнят множество текстов, не упомянутых в этой работе. В частности, конечно, есть много непереведенных произведений на языках, которыми я не владею: русском, испанском, итальянском, нидерландском и скандинавских языках. Я обращаюсь к двум основным традициям: французской, более ранней и определившей тенденции, и англоязычной, сравнительно рано начавшей доминировать благодаря численному превосходству. Свой вклад в нее внесли писательницы из Англии, Ирландии, Соединенных Штатов, Канады и Австралии (и не только). Читатели могут также задаться вопросом, почему я опускаю некоторые названия, которые включают в свои списки другие библиографы. Причина в том, что я исключаю тексты, в которых детскому «я» уделяется слишком мало внимания: там, где детские годы трактуются кратко, «я» маргинализируется или же автор прячет свою самопрезентацию в художественном произведении*. Подробнее об этих пограничных типах я расскажу ниже.

Я ознакомилась со многими текстами, полностью забытыми и пылившимися на дальних полках библиотек. Количество обнаруженных сокровищ меня не просто удивило: как оказалось, женщины страстно писали и публиковали тексты о своем детстве и юности с середины XIX века. Так мое повествование вышло за первоначальные рамки. После Второй мировой войны количество автобиографий детства стало расти как на дрожжах и особенно резко оно увеличилось на гребне второй волны феминизма в конце 1960‑х. Поэтому я решила остановиться на 1969 годе.

Эта книга написана для широкой аудитории. Она будет полезна всем, кто интересуется женскими автобиографиями детства и детством как таковым. Цель моей работы состоит в том, чтобы показать, как женщины пришли к этому жанру и как со временем менялись их подходы. «Черный континент» женственности (как описал его Зигмунд Фрейд) не такой уж и черный, каким он был сорок лет назад. Однако запоздалых исследований, созданных за эти годы, недостаточно, чтобы предоставить истории женщин и женского литературного творчества такой же фундамент, как у событий и культурных продуктов, которые все время находились в фокусе внимания исследователей и широкой общественности. Таким образом, в этой книге анализируется 178 забытых текстов, предшествовавших известным современным примерам, многие из которых сами отличаются высоким качеством. Я исследую содержание, форму, стиль и тон этих произведений, обращая внимание на самопрезентацию авторов, а также на любые их реплики по гендерным вопросам.

Выбранный мною метод известен в социальных науках как «обоснованная теория» (grounded theory). Таким образом, я начинаю не с «исследовательского вопроса», для которого ищу «примеры», а стараюсь охватить все имеющиеся в моем распоряжении данные: 178 работ. Другой подход – начать с вопросов, ставших актуальными сегодня, – может осветить ранее невидимую область прошлого, но он имеет очевидный побочный эффект: другие темы окажутся в тени. Более того, попытки обобщения на основе нескольких «примеров» всегда связаны с риском исказить картину. Как писал Э. Гомбрих в книге «Норма и форма»: «Вы никогда не сможете получить из своей классификации больше, чем вкладываете в нее»10. Итак, я следую индуктивному методу, и позволяю данным подсказывать вопросы. Моя гипотеза, которую жанровые исследования, как правило, подтверждают, заключалась в том, что типовые модели вместе с текущим культурным климатом существенно влияли на то, что писали в конкретный период. Но другие вопросы о детстве в женских автобиографиях и ответы на них проистекали из самих исследуемых материалов. Чем больше я читала, тем больше мне приходилось корректировать собственные первоначальные предположения. Например, существует ли, как я рассчитывала, «сюжет о матери и дочери»11, а если да, то в чем он заключается? Сегодня так или иначе часто подчеркивается виктимизация женщин. Но изображали ли женщины себя жертвами ранее? Травма – это модная сегодня тема. Является ли травма важным мотиватором в жанре женской автобиографии детства?

Для классификации материала я использую некоторые термины. Мне хочется, чтобы все было просто. Некоторые из терминов соответствуют тем, которые предлагают другие критики – «исповедь», «мемуары», «роман воспитания», «автопортрет», «реляционная автобиография» и так далее. Но я ориентировалась скорее на первичные работы, чем на критические разборы, поэтому сходство между тем, как я использую эти термины, и определениями из других исследований является случайным, а не преднамеренным. Закладываемый мною смысл не отражает тех дискуссий, которые иногда складывались вокруг терминов и могли повлиять на них*.

Когда я начинала этот исторический проект, не имея представления о том, что я найду, я представляла, что женские автобиографии детства, написанные до 1970 года, будут соответствовать нескольким моделям. В действительности эти работы оказались гораздо более разнообразными и написаны куда более изощренно, чем я могла предположить. Они не поддавались распределению по моделям. Я много размышляла о том, какое разочарование испытала бы сама при чтении литературно-исторического исследования, которое открывало бы новые горизонты, но жертвовало индивидуальными чертами рассматриваемых произведений ради того, чтобы подчеркнуть закономерности. Я поняла, что в такой ситуации задала бы сама себе вопрос: «Дорогой критик, не могли бы Вы рассказать мне немного больше о произведениях?» Поэтому я решила не подвергать свой материал избыточной переработке, а вместо этого рассмотреть много отдельных работ – от очень коротких до весьма длинных – в зависимости от того, что в них мне покажется важным. Эта процедура, конечно, сопряжена с другим риском – разочаровать читателя. Подобно тому как желтая кирпичная дорога является ориентиром для всех, кто направляется в Изумрудный город, темы соединяют произведения и направляют читателя, но придется пробираться сквозь «деревья» моих комментариев к отдельным работам, чтобы получить представление о «лесе». Читателям, которые хотят видеть лес, не отвлекаясь на отдельные деревья, я предлагаю ограничиться прочтением краткого содержания глав и пропустить все остальное. Эту книгу можно читать последовательно, но это не обязательно. Она предназначена для использования в качестве справочника, так что поддается частичному потреблению.

Жанры возникают в тандеме с культурными ценностями. Само собой разумеется, что само существование жанра автобиографии детства подразумевает общество, в котором детство считается важным и заслуживающим того, чтобы о нем писали. Так было не всегда. Эпоху, в которой детство считалось формирующим этапом, открыл романтизм. Современная автобиография, возникшая в период так называемого предромантизма и более чем любой другой жанр свидетельствующая о существовании понятия «я», знаменует идею важности детства, начиная с Жан-Жака Руссо и еще более явно Уильяма Вордсворта. Жанр автобиографии детства как феномен позднего романтизма закрепил эту идею. Если все автобиографическое произведение целиком оказывается посвящено детству, то это потому, что автор делится с читателями своей верой в то, что детство интересно и важно, что воспоминания о нем заслуживают воссоздания, что события детства заслуживают реконструкции и что детство является ключом к будущему характеру, убеждениям и даже карьере человека. Эта эпоха не закончилась. Появление психоанализа дало новый импульс вере в значительность детства, хотя психоанализ кардинально изменил представления о нем.

Ричард Н. Коу, первый и наиболее обстоятельный историк этого поджанра автобиографии, считает, что первую подлинную автобиографию детства написал Стендаль в 1835 году (она была опубликована гораздо позже, в 1890 году). Критерий Коу для того, что он называет детством с большой буквы, заключается в том, что произведение показывает развитие личности, а не просто рисует сентиментальную или идеализированную картину того, каково это – быть ребенком. Впоследствии, и особенно в последние десятилетия XIX века, растущий интерес к образованию, психологии и благополучию детей стал стимулом для появления все большего числа автобиографий детства.

Но где и когда о детстве начали писать женщины?

Женщины пришли в жанр позже, чем мужчины. Несомненно, это относительное опоздание было связано с такими вопросами, как грамотность, неприкосновенность частной жизни и, прежде всего, внутренний запрет женщин на публикацию произведений, сосредоточенных на них самих. Тем не менее в XIX веке женщины публиковали рассказы о своем детстве и юности с большей готовностью, чем описания взрослой жизни, – факт, который я приписываю сходству автобиографии детства с семейными историями, представлениями о ней как о произведении для младшей аудитории и относительной безвредности предмета. В Англии хранительницами семейной истории долгое время считались женщины. В XIX веке многие женщины писали детские книги. Первую детскую автобиографию опубликовала в 1845 году английская детская писательница Мэри Хоувит, наиболее известная своим стихотворением «Паук и муха»12. Ее книга «Моя собственная история, или Автобиография ребенка» была предназначена для юной аудитории. Во Франции Жорж Санд, следуя примеру Руссо, развернуто написала о своем детстве в автобиографии «История моей жизни»13 (1854–1855). В 1866 году, также во Франции, Атенаис Мишле опубликовала автобиографию под названием «Воспоминания ребенка», которая была посвящена исключительно ее детским годам. Постепенно ряды пополнили писательницы из других европейских стран, Соединенных Штатов и Австралии. Однако до 1900 года примеров мало. С началом нового века процесс начал набирать обороты, а в период между мировыми войнами жанр стал особенно популярным. Большинство ранних работ оказались забыты, даже если в свое время они пользовались интересом широкой аудитории, что было редкостью. После Второй мировой войны автобиографии стали появляться как грибы после дождя. А начиная с 1970‑х, с расцветом женского движения, женское автобиографическое письмо, включая и нарративы о детстве и взрослении, переживало бум.

Что побуждало женщин писать именно о детстве и юности? Писать о своей жизни для широкой аудитории – это странный проект, независимо от того, кто за него принимается. Очевидной мотивацией для написания автобиографии является желание создать собственный образ для потомства. Но изначально это не кажется важной или, по крайней мере, основной мотивацией для женщин, пишущих о своем детстве. Чем более известна женщина, тем больше ее можно заподозрить в том, что она пишет с целью создать определенный образ себя для будущих поколений. Но известными были очень немногие женщины. Хотя знаменитости действительно чаще писали о своей жизни, включая детские годы, к жанру автобиографии детства обращались и другие женщины, причем не все они были профессиональными писательницами. Здесь требуется оговорка: слово «автобиография», которое предполагает хронологический рассказ о жизни, может ввести читателей в заблуждение. Более широкий и общий термин «автобиографическое повествование» лучше соответствует теме данной работы, потому что охватывает различные подходы авторов к их проектам. Но «автобиографическое повествование о детстве» – это формулировка длинная и громоздкая. Поэтому я, опираясь на аргументацию Сюзанн Иган о том, что традиционному термину «автобиография» свойственна «всеобъемлемость» и «гибкость», буду говорить об «автобиографии детства», подразумевая, что имеются в виду все виды взрослого нехудожественного автобиографического письма о детстве.

Возвращаясь к вопросу о мотивации: многие женщины, похоже, решили писать о своем детстве из желания что-то сделать, выразить себя творчески – написать историю. Собственное детство было под рукой. Другая мотивация заключалась в том, чтобы, опубликовав книгу, повысить собственную значимость. Профессиональные писательницы, особенно авторы детских книг, несомненно, также надеялись заработать. Помимо этого, были и другие мотивы. Если судить по направлениям опубликованных работ, одним из преобладающих импульсов, чтобы начать писать, было сильное очарование взрослого воображения детскими выдумками. Детство может казаться самым реальным временем, которое когда-либо знал взрослый: время потока и трансформации, открытий и сюрпризов, время неясных перспектив, когда жизнь еще не вошла в свою колею, время безудержных фантазий в сочетании с неуверенностью в том, чтó есть реальность, а чтó – вымысел, время острых страстей, желаний, печалей и страхов. Для некоторых женщин привлекательными оказались перспектива воссоединения с утраченным миром детства и задача вернуться к детскому восприятию. Другим было важно проанализировать себя и обстоятельства собственного взросления, чтобы достичь самопонимания – понимания, которое, по их мнению, могло быть поучительным и для широкой публики. Ведение записей для небольшой группы – семьи, детей или друзей – могло инициировать автобиографический проект, как в случае с книгой «Зарисовки детства и девичества» Корнелии Грей Лунт, написанной для младших членов ее семьи, или написанной для друзей «Прощай, настоящее: история двух детств» Элеоноры Маргарет Акланд (1935). Увы, импульсом могло стать и желание отомстить родителям или родственникам за плохое обращение. Привлечение внимания общественности к проблемам обездоленных социальных групп все чаще становилось основным мотивом, особенно после Второй мировой войны. В случае с известными людьми, такими как Дорис Лессинг, о жизни которых ходило множество нелепых слухов, важным стимулом становилось желание исправить ситуацию.

Детство – часть жизни любой женщины. Но лишь некоторые решаются написать, а тем более опубликовать книгу на эту тему. На вопрос о том, кто именно отваживался писать автобиографии детства, ответить легко. Большинство опубликованных автобиографий детства – книги профессиональных писательниц. На втором месте среди обратившихся к жанру женщин оказались знаменитости. И наконец, в более поздний период, особенно после Второй мировой войны, автобиографии детства писали женщины, у которых «было что рассказать». Таким образом, демографический состав авторок, пишущих о своем детстве, оказался смещен в сторону состоявшихся или потенциальных писательниц, знаменитостей и тех, чье детство было чем-то выдающимся.

Как выглядят написанные ими детские автобиографии? Как они оформляли свои истории? Под этими вопросами я подразумеваю не только то, организуют ли они свой материал хронологически, тематически или комбинируя подходы, и представляют ли они его ретроспективно с обилием авторских комментариев или пытаются воссоздать точку зрения ребенка. Важнее для меня то, какую позицию они предпочитают занимать в спектре от строгого изложения фактов до чистого вымысла. На одном конце спектра мы можем представить попытку исторической реконструкции, написанной в трезвом реалистичном стиле, а на другом – автобиографический роман. Большинство автобиографий детства (опять же, более осторожное обозначение – автобиографическое повествование о детстве) оказываются где-то между. Как наглядно показали теоретики, автобиографию нельзя назвать простым, понятным, беспроблемным источником. Она всегда несет сконструированный образ. Даже если автор стремится к полноте изложения, ему препятствует несовершенство памяти и неизбежные искажения самовосприятия. Автобиографии детства созданы из особо хрупкой ткани: из смутных воспоминаний об изменчивом образном восприятии ребенка. Создать что-то из такого материала – это вызов. Можно возразить, что вымыслу нет места в документальном письме, но на самом деле смешанные в различных пропорциях факты и выдумки составляют огромную серую зону между автобиографией и художественной литературой, между чисто фактологическими описаниями и чистой беллетристикой. Как проницательно заметила Максин Хонг Кингстон:

Я думаю, что всего две категории – художественная и нехудожественная литература – это слишком мало. Я представляю себе границы между художественной и научной литературой, и между ними мне видится очень широкая серая зона; художественная литература – это узкое пространство с одной стороны, документальная литература – с другой, а между ними располагается эта обширная нейтральная полоса, в пространстве которой и происходит реальная жизнь, а также находят место фантазии, мечты и видения14.

Другая проблема заключается в том, что хотя некоторые авторы, пишущие о себе, преследуют автобиографический идеал истины, не все из них готовы рассказать все без утайки. Благоразумие и бережное отношение к интересам окружающих заставляют автобиографов опускать факты. Наконец, если одни произведения легко поддаются классификации – «автобиография», «беллетристика», – с другими это сделать не так просто. И даже если мы знаем, к какому жанру относится произведение, впечатление это может быть обманчивым. Как показали Сидони Смит и Джулия Уотсон15, и в чем убедимся мы сами, у авторов есть много причин называть свои автобиографии беллетристикой, или, напротив, смешивать реальные события с вымышленными и называть это автобиографией*.