Царица Теней: возвращение Персефоны

– Я… – она растеряно моргнула. Слова не шли на ум, не складывались в осмысленные фразы, – я… – она выдохнула, внезапно обнаружив, что не дышала всё время, пока Максим говорил. – Не знаю, что сказать. Всё так переменилось и стало таким сложным, что я не могу ничего тебе ответить.

– Хорошо, – Макс кивнул несколько раз куда-то в сторону, – хорошо, так даже лучше, потому что если… не хочу, чтобы ты тоже страдала, – он попытался поскорее закончить разговор и посмотрел на часы. – Пора. Если можешь встать, я позову граций, нас ждут Афины, – он улыбнулся Лине, будто бы не было этого неловкого разговора, и поспешил уйти.

***

Как не меняли грации наряд Ланы, Лине всё равно было в нём неудобно. Ни платье, ни туфли не сидели так, как бы ей хотелось: замочек лифа больно впивался в спину, цепляя внутреннюю подкладку белой мантии, туфли натирали кожу. Лина надеялась, что сможет быстро избавиться от всеобщего внимания и покинуть торжество, тем более что существовал большой риск потерять сознание снова – скопление божественной силы такой мощи способно было убить её на месте, и только тот факт, что организм начал принимать зерно души, мог немного помочь ей и облегчить страдания.

Она помнила, что на встречах в мире смертных для Олимпийского сонма богов и полубогов существует правило не вступать в конфликты. Его ввёл Зевс для защиты людей, но теперь, когда Лина освободила Аида, это правило могло быть с лёгкостью нарушено им самим или кем-нибудь из его прошлых сторонников.

Каблучки Лины стучали по мраморному полу коридора, ведущего к залу проведения церемонии, рядом семенили нимфы, похожие на розовых медуз в своих воздушных нарядах, а шорох шлейфа голубого платья и покрывающей его мантии звучал в тишине как зловещее предзнаменование. Когда нимфы распахнули перед Линой двери, тишина коридора рассыпалась осколками хрусталя, разбитая гулом сотен голосов, музыкой и звоном бокалов, уже наполненных нектаром и вином.

Эта часть церемонии не представляла собой ничего особенного: кто-то из верховных богов должен был передать часть силы новоявленной Персефоне, чтобы её тело смогло справиться с развивающимся зерном души, – передача происходила через касание рук, после чего шли поздравления и общий праздник. Боги обычно садились в отдельном зале, их торжества выглядели как богатые банкеты, в то время как полубоги предпочитали клубный вариант или современные развлечения, в которых тысячелетние жители Олимпа ничего не смыслили. Так случилось и сегодня. Лину вывели в центр и оставили перед круглой низкой платформой, похожей на постамент для статуи, она понятия не имела, зачем это нужно, но спрашивать не хотела, просто стала ждать.

Вспышка света настолько яркая, что многих полубогов ослепило на целую минуту, сверкнула перед Линой, и из золотой пыльцы, солнечного света и молний появился силуэт Зевса – пол содрогнулся, когда его ноги коснулись круглого постамента – он выпрямился во весь рост и, наконец, показал своё лицо. Лина в изумлении приоткрыла рот. Она уже видела его: эти брови, этот нос, эти скулы… Аид и Зевс были похожи как близнецы, с той лишь разницей, что Зевса выдавали небесный взгляд, волосы цвета созревшей пшеницы, и тёплый оттенок кожи. Впрочем, Лине было хорошо известно, что каждая женщина видит Зевса таким, каким представляет себе идеального мужчину, и в то же время она чувствовала, что перед ней он предстал самим собой. Зевс, как и все здесь, выглядел современно: волосы, забранные в короткий хвост, выбритые виски, очки с прозрачными стёклами, придающие его лицу строгости, неизменная модно выбритая борода и с иголочки костюм под мантией.

– Дитя моё…

Лина вздрогнула, услышав его голос. Наверное, во всей вселенной не существовало человека, чей голос бы звучал для Лины по-отечески – Марк так не мог, однако Лина не позволила себе поверить этой иллюзии, ибо даже несведущему в делах богов было известно – никто и никогда не заменит для Зевса Афину, и никого из детей он никогда не полюбит столь же сильно.

Зевс протянул руки раскрытыми ладонями вверх, и Лина, не задумываясь, приняла их. К удивлению и счастью, она не только не почувствовала передачи божественных сил, но и поняла, что не ощущала давления любой божественной силы с самого появления в зале. Божественные силы других больше не угнетали её, она стала равной богам… равной! И всё же радоваться не стоило. Без пяти минут преступница, Лина не могла себе позволить беззаботно почивать на лаврах этого мимолётного успеха, она должна была решить, что делать дальше; в любом случае тот, кто сейчас с ней столь приветлив и мягок, завтра, когда откроется, что темница Аида пуста, будет тем, кто обречёт её на вечные муки.

– С возвращением, Персефона.

Лина не успела заметить, как Зевс завершил церемонию и отпустил руки, позволяя толпе окружить её. Лина вспомнила, как давил на неё гомон голосов в Небесном храме Деметры, как она падала во тьму, лица Мойр и… Аид. Она задохнулась от страха и другого чувства, которого не понимала, и выбралась из толпы, извиняясь на каждом шагу. Ей хотелось выйти на воздух, отдышаться, а потом с новыми силами…

Внимание Лины привлекла мелькнувшая белая копна волос, лишь слегка заплетённая вверху. Какая же хорошая она сестра! За всё время церемонии даже не вспомнила о Лане, а ведь той наверняка одиноко и очень грустно, ещё и платье, которое она так кропотливо выбирала, надеть не удалось. Лина нашла взглядом родителей, что-то обсуждающих с Августом – хранителем мамы и другом семьи – сделала шаг в их сторону, но передумала и кинулась за уходящей сестрой… К двери, вниз по лестнице вслед за тихими шагами…

– Лана!

(7 Элана)

Шаги ускорились. Лина ускорилась тоже. Она выбежала в большой холл, пустой и тихий, бросилась к выходу, где провернулась и скрипнула круглая дверь.

– Лана!

На улицу, в открытую зону ресторанного комплекса Диониса, по узким дорожкам меж цветов, за удаляющимися поспешными шагами и изредка мелькающими за поворотами белыми прядями. Лина сняла неудобные туфли, подхватила юбку платья и, пробежав вдоль скамеек по дорожке, ведущей к открытому бассейну, резко свернула за угол и столкнулась с мужчиной.

Он шёл в противоположную сторону по узкому перешейку между стеной и бассейном и очень спешил – Лина влетела в него на полной скорости, он сделал шаг назад, оступился, и оба они благополучно нырнули в воду.

***

– Здесь была девушка, – постукивая зубами и выжимая волосы, сказала Лина, не глядя на вынырнувшего мужчину, – вы её не видели?

– Кажется, это ваше? – он ловко выловил из воды её туфли, вылетевшие из рук при падении.

В этот момент они посмотрели друг на друга, и Лина испуганно вскочила на ноги. Перед ней был Аид во плоти, изумлённый встречей настолько, что невольно выпустил туфли обратно в воду. Ему с трудом удалось прийти в себя. В отличие от Зевса и остальных, он пренебрёг установленными правилами и надел белый костюм – в волнистых волосах, ниспадающих на плечи, Лина заметила медленно чернеющие проблески серебра. Одно выдавало его истинную сущность: холодная, вызывающая первозданный ужас аура тёмного божества, которую боги и полубоги часто назвали «дуновение смерти». Лина отметила для себя, что следует позже разобраться в том, почему она сразу не почувствовала его ауру, и почему он, при всей его силе, не предвидел и не предотвратил столкновения.

(8 Аид)

– Сама судьба свела нас. Я шёл к тебе, Персефона.

Любопытство, которое он вызывал в Лине, мгновенно разметало страхом, никак не связанным с его аурой. «Он собирался принести её в жертву», «он убил её своим скипетром», – вспомнила Лина. Паника мелкой дрожью по телу подобралась к самому горлу и сдавила так, что невозможно стало дышать… Убьёт её Зевс за освобождение Аида или сам Аид было не важно, умирать Лина в любом случае не хотела. Только не так.

– Спасибо, – Аид встал и, высушив их одежду одним взмахом руки, потянулся поправить мокрые волосы Лины, но она отшатнулась, вызвав на его губах улыбку, похожую на приступ острой боли. – Ты спасла меня, и я пришёл сделать то же самое в ответ.

– Меня не нужно спасать. – Лина откашлялась. На последнем слове голос подвёл её и смял половину букв.

– Ну, разумеется, – Аид заложил руки за спину и встал полубоком. – Сейчас тебе не нужна помощь, но завтра… Знаешь ли ты, какое наказание грозит тому, кто откроет темницу Олимпа? – поскольку Лина молчала, он ухмыльнулся и продолжил. – Десять тысяч ударов молнией, одного разряда которой не выдержит твоё смертное тело. Но тебе не дадут умереть, о нет, Олимпийцы так не поступают. Ты будешь страдать, обречённая веками существовать от одного удара молнии до другого… Ты хочешь этого? – он бросил на неё изучающий взгляд.

Лина отступила назад и врезалась в стену ресторанного комплекса, вжалась в неё спиной и застыла.

– Но как… – она пыталась оправдаться, найти лазейку для себя, – как они узнают, что именно я стала причиной освобождения преступника?

Взгляд Аида стал внимательным.

– Тебя не готовили? Ты и понятия не имеешь об истинном положении дел, да? – он вгляделся в неё и тихо рассмеялся. – О, да! Так и есть. Ты даже не всё ещё вспомнила… Цепи солнечной энергии, сковавшие меня, были связаны божественной нитью с зерном твоей души. Никто, кроме тебя, не мог бы их разрушить… Никто.

Словно из глубины веков прозвучали слова Мойр, которые, казалось, навсегда выпали из её головы: «в горе и гневе Деметра потребовала от Зевса убить Аида, но оказалось, что лишь рукой Персефоны возможно избавиться от Владыки Мёртвых». Лине вдруг стало трудно дышать, она сделала шаг к воде, пошатнулась, наступила на платье и упала бы, если бы Аид не подхватил её. От него неожиданно приятно пахло. Запах высушенных цветов смешивался с ароматом холодной зимы, словно Лина открыла дверь в снежный февраль – аромат забытого в снегу букета, который успеваешь поймать за миг до того, как дыхание перехватывает от леденящего душу мороза. Лина замерла в объятьях Аида на несколько секунд, а затем пришла в себя и оттолкнула его, собираясь закончить этот неприятный разговор, но он схватил её за руку и дёрнул обратно.

– Прости, но я не сказал, что собираюсь тебя отпустить.

– Что?

– Ты идёшь со мной. – Аид притянул Лину ближе, щёлкнул пальцами перед её носом, усыпляя, и исчез в тёплом ночном воздухе Афин, пока ничего не подозревающие боги и полубоги развлекались, окутанные магией Диониса и его нимф.

Глава 3. Дворец Владыки Теней

Между Тартаром и Элизиумом, где бескрайние болота покрывает зеленовато-белый туман, в окружении фруктовых садов, которые так бережно хранит старый Асклаф3, возвышается дворец из чёрного золота. Башенки, колонны, орнаменты и арки чернеют на фоне огненно-алого неба, поблёкшего от дыма и пепла. Только древние боги, рождённые детьми Хаоса, могут входить сюда без страха, но даже они не смеют нарушать покой Владыки Мёртвых… Никто из тех, кто избрал царство Теней местом своего существования, не желает разочаровывать его, и никто не преступит границы его владений без спроса.

(9Дворец Аида)

Утром – когда в этом месте приходит утро – зеленовато-белый туман клубится сильнее, Харон высаживает на берег последнюю на сегодня группу теней и отправляется отдыхать, а в небе появляется филин. Он стремительно облетает царство от Тартара до Элизиума, от берегов Ахерона до мертвенно-тихого Стикса, и стрелой ныряет в гранатовые деревья дворцового сада, где касается листьев и мягко опускается на траву уже человеком – мужчиной преклонных лет. Асклаф снова при деле, он не только садовник, но и тот, кого Аид отправляет следить за порядком, осматривать владения и доносить ему. Асклаф не спешит отчитываться перед Владыкой, сейчас Аид занят, ему не до получения отчётов. Он только вернулся, и многие дела требуют его личного вмешательства, особенно те, которые связаны с его младшим братом Зевсом.

 В тронном зале бродят неясные тени, шёпоты, взывающие из клубящихся облаков тёмного морока, царский трон стоит на возвышении и словно парит над полом, окутанный туманом, средь колонн, уходящих стрелами куда-то в бескрайнюю даль потолка. Тишина и шорохи. Всё это обычно навевает на ожидавших Аида гостей смертельный ужас и отчаяние, каких они не испытывали за всю свою жизнь. Никто не рискует приходить сюда лично, если в этом нет какой-то особенной нужды, но только не Гермес. Он рад вернуться, и лучи его задора рассеивают туман. Шорохи и шёпот исчезают без следа, ощутив дерзкую и яркую ауру Вестника Богов. Гермес не только посланник Олимпа, он проявление воли Зевса, отражение его дум и желаний, преданный своему делу и в то же время свободный как полёт мысли.

 Аид появляется позже. Он одет в высокие сапоги, тёмно-синие брюки, синий с золотом сюртук и плащ, который тянется за ним длинным шлейфом, а скипетр оставляет тихий стук при соприкосновении с полом. На колоннах и стенах от каждого шага Аида появляется морозный узор, заполняя собой всё вокруг, хрустит под ногами, как кости смертных, которые уже никогда не вернутся в мир живых. Воздух леденеет, не оставляя возможности свободно дышать. Фигурная изморозь достигает ног Гермеса и расступается, когда он с усмешкой приподнимается над ней на своих крылатых модных кедах. Гермес, против Аида, одет как современный подросток и на деле является именно таким – дерзким, открытым, вредным: чёрные джинсы, белая футболка и эфемерные крылья за спиной составляют его нехарактерный для бога образ. Гермес не боится Аида, и он, совершенно искренний в своих намерениях, не задумываясь, шутит над ним.

(10.Гермес)

(11 Аид)

– Аид, величественный и устрашающий, – Гермес изобразил притворный ужас, увидев его, – как и всегда, – и театрально поклонился, кувыркнувшись в воздухе, – какая невероятная честь видеть тебя.

Аид не ответил. Он молча прошёл к трону и сел, становясь похожим на собственную статую в одном из немногих своих храмов. Гермес, любимчик Зевса и бог, возводящий дерзость в абсолют, часто раздражал Аида, впрочем, как и остальных богов, но так же и веселил. Гермесу прощалось всё. Ему можно было простить всё. Поэтому Аид не реагировал, он привык давать Гермесу вдоволь повеселиться, чтобы в награду получить правдивую и действительно ценную весть. Хотя сегодня само появление Гермеса уже сулило хорошие новости. Значило ли это, что Зевс готов к переговорам, или что на Олимпе нет паники по поводу его освобождения, было совершенно не важно, ибо Вестник богов, переступив порог дворца Аида, точно дал понять – всё идёт по плану.

– Встречаешь меня, будто никогда не покидал этого места, – не унимался Гермес, – а я предполагал, что после тысячелетий разлуки ты будешь занят изучением рукописей Эроса-младшего в стиле «Как снова влюбить в себя жену за десять шагов?»…

Аид сжал руку на скипетре до побелевших костяшек и медленно поднял на Гермеса взгляд.

– Зевс шлёт какие-то вести?

– Нет… – улыбнулся Гермес.

Аид удивлённо приподнял бровь.

– Ариана и Марк…

– Смертные? – уточнил Аид.

– Полубоги. Наследница семьи носителей под охраной «Протекта» и сын Артемиды.

Аид, насторожившийся было, расслабился и откинулся на спинку трона, сделав жест рукой, означающий, что Гермес может продолжать говорить.

– Мне нечего сказать, – Гермес беззаботно рассмеялся и, соединив ладони в кокон, выпустил оттуда золотую бабочку.

Бабочка вспорхнула высоко к потолку, сделала круг по залу, освещая позолотой колонны, и опустилась на один из зубцов скипетра Аида, тут же рассыпалась искрами и сложилась в серый пергаментный свиток, перевязанный чёрной лентой. Аид поймал свиток в руку.

(12 Золотая бабочка-письмо)

– Только в руках получателя раскроется суть письма, – пояснил Гермес.

– Благодарю. Мне известно, как это работает.

Пока Аид читал послание, Гермес с интересом разглядывал его. Гермес всегда почитал двух старших братьев из троицы равно как своего отца, и в то же время знал, что Аид – это тот, от кого ни в жизни, ни в смерти ему не удастся скрыться, если он нанесёт ему действительно серьёзное оскорбление. Ссоры богов его не волновали, он не участвовал в той войне и не собирался ввязываться в эту. И да, он мог позволить себе шутить хотя бы потому, что состоял в браке с верной сторонницей Аида, спорном браке4, от которого Олимпийцы были не в восторге.

– Поразительно! Аид, великий и всемогущий, так быстро освоился в современном мире.

– Мы боги, – не отвлекаясь, ответил Аид, – не неси чушь.

– А зачем ещё я пришёл, если не нести чушь? – наигранно серьёзно спросил Гермес. – Между прочим, Многоликая так и считает… ставлю все оставшиеся в мире драхмы на то, что ты уже спрашивал у неё совета на мой счёт.

Аид поднял на него взгляд и не отводил его до тех пор, пока пергамент с письмом не сгорел прямо в его руке синим пламенем.

– Ух, вот это взгляд! Вот это я понимаю! – ликовал Гермес. – Я прямо слышу твой голос, – он изобразил важную позу и продекламировал: – О, презренный, если сейчас же твои уста не прекратят источать яд, я прикажу Харону утопить тебя в Стиксе.

Ни один мускул на лице Аида не дрогнул, он даже не моргнул, а голос, которым он сказал свою следующую фразу, прозвучал равномерно и серьёзно.

– В древнем Риме гонцам врага отрезали голову и отправляли её в колеснице вместе с письменным ответом…

– Геката тебе спасибо не скажет, – усмехнулся Гермес, спустился на пол и поклонился снова, на этот раз по-настоящему вежливо. – Что мне передать полубогам?

– Скажи, я принял их слова к сведению и ценю, что они сообщили мне это. Я так же согласен на условия, которые они предлагают… – он постучал пальцами по скипетру, – и ещё… Зевсу… Передай ему, что я прошу отсрочки на две полных луны, по истечении которых у меня появятся нужные доказательства в мою защиту.

Гермес долго молчал, водя ногой по полу, потом выпрямил плечи, словно решился на что-то, и вдруг преклонил колено. Он опустился в поклоне, который не использовали с тех времён, когда Аид ещё не был женат, когда смертные ещё не познали гнева Зевса и жили счастливой жизнью.

– Возьму на себя ответственность сказать, что Зевс желал бы во всём разобраться, но мнение богов очень важно для него, и он не хочет идти против большинства. Боюсь, он не станет слушать твоей просьбы.

Аиду несвойственно было говорить о своих догадках, он не жил на Олимпе и плевал на то, что думают о нём боги, но сейчас на кону стояло слишком много… следовало просчитать каждый шаг.

– Пусть сделает усилие над собой. Скажи, что всё может повториться, если он не перестанет быть правителем, трясущимся за собственный трон, и не станет тем, кем был всегда… Младшим братом, Повелителем Земли и Неба, громовержцем, воплощением порядка.... Как сын, ты мог бы напомнить ему, кто он такой. И кто я.

– Увы, – крылышки на бейсболке Гермеса печально опустились, – если кто-то и может напомнить ему об этом, так это Его Светлейшее Сиятельство Гелиос.

– Исключено. Гелиос и Селена не появлялись много веков, они ушли в уединение ещё до того, как я оказался в темнице Олимпа.

– Верно, – Гермес лучезарно улыбнулся, – но Гелиос единственный, кто сможет без страха говорить с ним об этом. И я знаю, как решить вопрос встречи… разумеется, если Аид пожелает выслушать, – он снова взлетел, изящно провернувшись в воздухе, и завис над туманом. Его кеды мельтешили белыми крылышками, как маленькие пичужки, тело которых слишком тяжёлое для полёта.

– Говори.

– Второго числа девятого месяца по календарю нового мира состоится празднество в Дельфах. День Аполлона… Сам он собирает богов на праздник в мире смертных, что гарантирует тебе полную неприкосновенность. Туда же явится и прекрасная Эос… Она проведёт тебя к Гелиосу, если получится убедить её.

– Эос предана родителям, зачем ей помогать мне? Что я смогу дать взамен такой помощи? – Аид хорошо знал Эос, и знал, что вечная дева никогда не станет помогать богам, вроде него. План Гермеса был сомнительным.

– Только ты, Владыка, можешь дать ей то, чего она желает. Охотник Кефал5 пирует подле жены своей Прокриды в Элизиуме, Эос мечтает, чтобы ты отпустил его к ней.

Аид встал и стукнул скипетром об пол, создавая гулкое эхо в зале.

– Тысячи лет развития цивилизаций, а всё одно! Разрывать брак, связанный нитью судьбы, не ново, но выпускать тень на свободу… вернуть её в мир живых? Так-то боги хранят покой этого мира? Так-то желают блага смертным? Разрушая основы мироздания?! – Аид говорил это и с каждым словом, казалось, становился всё выше и выше, пока не накрыл Гермеса огромной тенью. У потолка меж колонн сгустился туман и дым, припорошенный пеплом вулканов Тартара.

Гермес отлетел назад, так, чтобы тень не попадала на него.

– Можешь гневаться сколько душе угодно, я только помогаю тебе. Если мой совет неуместен, ты всегда можешь обратиться к Рее… – он предупредительно переместился к выходу, предугадывая последствия такого предложения, и, прежде чем раствориться золотистым сиянием, добавил: – Дельфы. Кафе «Оракул». Второе сентября. Я пришлю приглашение за сутки.

***

(Золотая Эпоха Богов)

… Солнце поднималось над горизонтом – великий Гелиос совершал прогулку по небу, осматривая, освещая каждый уголок земли. Его лучи отразились в журчащем ручье у оливковой рощи, нырнули в траву, собирая с неё капли утренней росы и осветили обширный луг, полнившийся разнообразными цветами. В компании Гелиоса гулял один из Анемов6 – южный Нот. Игривым смешным мальчишкой он носился по полям, сдувал пергаменты со столов мудрейших писцов, отрывал листву с деревьев, забирался под хитоны7 нимфам, а прямо сейчас зацепил длинные каштановые волосы молодой богини, которая собирала цветы.

(13 Анем Нот – самый юный из старших Ветров, воплощение южного ветра)

(14 Персефона)

 Персефона. Одна из прекраснейших детей Зевса срывала незабудки и лютики и плела из них чудесные венки, один из которых надевала сама, а другой всегда относила матери. Нот знал, как дорожит своей дочерью Деметра, и не посмел бы забраться к Персефоне под хитон или подшутить над ней, он мог лишь ласково касаться её плеч и напевать тихую спокойную мелодию, используя голоса птиц и природы. Он не показывался ей, не желая смущать, хотя знал, что она чувствует его присутствие.

За оливковой рощей вдруг что-то произошло, и стайка беспокойных птиц упорхнула оттуда с надрывными испуганными криками. Персефона встала и обернулась, всматриваясь в рассветную даль. Нот сделал то же самое. Сначала до них донеслось отдалённое ржание, цокот копыт, а затем из-за деревьев вырвалась четвёрка угольно-чёрных коней в драгоценной сбруе, они несли за собой колесницу, которой управлял незнакомый тёмный силуэт. Нота передёрнуло так, что он едва не призвал своего северного брата Борея, но вовремя одумался, заметив, с каким любопытством Персефона смотрит на колесницу. А колесница, к ужасу Нота, остановилась. Солнечные лучи ещё стелились по земле и падали на спину владельца колесницы, мешая тем самым рассмотреть его лицо, но Ноту и не нужно было его рассматривать, он уже знал. Персефона же и представить не могла, какой опасности подвергает себя, так открыто, так откровенно разглядывая его.

Персефона часто бывала на Олимпе, в чертогах Зевса, но никогда прежде не видела старшего брата из трёх верховных богов, того, чьё имя боялись произносить даже самые бесстрашные. Несколько раз она спрашивала о нём у других богинь, но смогла узнать лишь то, что иногда он проезжает по полям и лесам, покидая свои мрачные владения, мчится на чёрной колеснице, запряжённой четвёркой коней, чтобы на краткий миг взойти на Олимп и встретиться с братом. Персефона так же слышала, что во время встречи трёх братьев остальные боги покидают Небесный город, а бог звёздного неба Астрей раскидывает над землёй мириады звёзд, чтобы почтить знаменательное событие, и тогда можно увидеть млечный путь. Триединство верховных богов, царей трёх миров, самый сильный союз из возможных, и если Жизнь и Мир были созданы любовью страстной, то триединство богов стоит на любви братской. Воплощение жизни, Воплощение смерти, Воплощение порядка – каждый из них значим по отдельности, но только вместе они сильны и только вместе дадут миру процветание. Как невозможно избавиться от жизни, избежать смерти или нарушить естественный ход вещей, так и невозможно представить, чтобы один из братьев канул в небытие.