Зеркальный бизнес попаданок

– Что такое?

– У меня началось… – поморщилась она.

– ?

– Женские дни. Должны быть позже, наверное, из-за поездки растрясло, сместились.

– И?

– А я амулет дома оставила. Больно – ужас! Если так пойдет, сейчас в обморок хлопнусь. У меня на Земле такое было, тоже жутко страдала, пока парень не появился.

Переговаривались мы шепотом, остальная свита Фальмы держалась на расстоянии.

– Давай, я тебя обезболю, – предложила я. – Ведьма я или кто?

– Давай, – страдальчески скривилась Фальма. – Главное, побочного эффекта в виде поноса не устрой.

– Лишь бы не остановку сердца, – отшутилась я.

Мы попрощались с сопровождающими, отошли в сторону, спрятались в альков. Фальма обессиленно прислонилась к стене. Судя по выражению ее лица, если бы не толстый слой белил на коже, она была бы сейчас бледно-зеленой.

Я вошла в состояние ясности ума. Покопалась в подсознательной памяти. Боль можно устранить разными способами. Можно заблокировать болевые рецепторы или нервные каналы. Но это не всегда правильно, а иногда даже вредно. В нашем случае, вроде бы, чтобы не болело, надо снять спазмы.

Ну, я и сняла. При этом представила себе перед глазами анатомическую картинку с изображением матки. Это чтобы не промахнуться, не прихватить воздействием какой-нибудь соседний орган. А то действительно, устрою леди понос… Наличие в подсознании вот таких вот анатомических картинок на все случаи жизни оказалось моим неоспоримым преимуществом перед местными ведьмами.

Всё получилось. Боль ушла. Фальма больше не пыталась упасть.

– Помоги дойти до покоев, – вздохнула она. – Придется мне остаток сегодняшнего дня и завтрашний полежать.

Мы доковыляли до общежития, в покоях я сдала болезную подругу ее служанке.

Фальма позволила снять с себя верхнюю одежду и с облегчением разлеглась на кровати. Служанка засуетилась в поисках чистых тряпиц.

– И что теперь? Всё откладывать? – расстроилась я.

– Почему это? Со своим некромантом ты можешь поговорить и без меня.

– Кто из них мой? Студент или магистр?

– Оба. Но сейчас нам нужен студент. С магистром разговаривать рано. И в мастерские тоже сама можешь сходить.

– Там не станут слушать меня. Авторитета не хватит.

– Ссылайся на меня. Говори всем: «Я тут токмо волею пославшей меня леди Фальмы Блуа. Дабы усладить минуты болезни её, решилась я обеспокоить вас…».

– Не издевайся.

– Я и не издеваюсь. Я тебе денег выдам, сколько скажешь. Примерные расценки на подкуп мастеров подскажу. Что нам нужно, ты знаешь.

Ждать, пока Фальма встанет на ноги, мне не хотелось. Пришлось действовать самостоятельно. Было немного страшновато, но… очень уж не терпелось побыстрее получить результат и проверить, реалистичны ли наши замыслы.

* * *

Мастерские находятся на обширном заднем дворе. Там же стоят каретные сараи и конюшня, склад всякой всячины, колодец, сеновал, обширный дровяной навес и прочие хозяйственные постройки.

Опознать, какая мастерская чем занимается, оказалось несложно.

В кузнице звенят сдвоенные удары молотков. Сначала тихий «Звяк?» молотка мастера, потом «Бам!» кувалды молотобойца. И так постоянно, с одним ритмом: «Звяк? – Бам! – Звяк? – Бам!». У кузницы установлена коновязь – чтобы удобнее было подковывать лошадей.

Перед столярной мастерской под навесом лежат аккуратные штабеля досок. Может, ждут своей очереди, а может, сушатся для использования в следующем году.

Перед гончарной – куча рыжей глины и стоят готовые ночные вазы и миски для умывания, невзрачные, но практичные. Почему именно они? Это самая массовая керамическая утварь в быту студентов. Еще посуду для столовой в этой мастерской делают, всякие миски и плошки.

У дверей швейной висит вывеска с нарисованными ножницами. В ней занимаются простыми вещами – простыни для общежития подрубают, шторы в комнаты и кабинеты. Могут за небольшую плату одежду пошить или починить. Единой формы одежды у студентов нет, но мастерская поставила на поток шитье дешевых и практичных однотипных камзолов, платьев и чулок, половина студентов в таких ходит.

Стекольная мастерская стоит с закрытой дверью, что она работает, выдает только дымок из трубы.

Я стукнула для приличия в дверь и вошла.

Внутри мастерская представляла из себя большой зал со стенами из неоштукатуренного кирпича. Вдоль стен – стеллажи и сундуки, большие короба с мешками песка, извести, золы, корзины с древесным углем.

В центре зала – печь высотой по пояс. На верхней ее плоскости – раскаленная чугунная плита, в нее вмонтирован тигель, рядом лежит плоская пластина, с виду – медная, за ней – открытое жерло, из которого выбиваются языки пламени. Над плитой сделана широкая вытяжка, кирпичная, опирающаяся углами на столбы.

Под стеной сделана еще одна печь. У нее высокий свод, а сбоку – широкое окно, закрытое крышкой. Через такое окно удобно ставить внутрь и вытаскивать изделия или глиняные горшки с шихтой для выплавки стекла.

У плиты с тиглем – широкоплечий мастер. Когда я вошла, он как раз сунул в тигель метровую железную трубку, повертел там ее концом, вытащил – на конце прилипла густая масса расплавленного стекла. Вязкая капля светилась красным цветом в полутьме мастерской.

Не обращая на меня внимания, мастер поднес конец трубки ко рту и сильно дунул в нее. Из стеклянной массы на другом конце вздулся круглый пузырь. Еще пара мощных выдохов, и его размер удовлетворил мастера. Он быстро вертел трубку, чтобы пузырь не потерял форму, пока окружающий воздух его остужает. Когда цвет свечения пузыря изменился до глубокого красного, стеклодув решил, что масса достаточно загустела, положил ее на медную пластину, быстрыми уверенными движениями покатал по ней, превращая шар в цилиндр. Потом поставил на дно, выравнивая его. Окинул полученный цилиндр опытным взглядом. Подогрел трубку над жерлом с пламенем, когда стекло около нее опять засветилось ярко, мягким движением вытянул верх заготовки в удлиненное горлышко. В конце работы острым резаком отделил застывающее стеклянное горлышко от трубки и подравнял его края. Получилась вполне пристойная бутылка объемом где-то на четверть ведра. Последний критический взгляд – и мастер ставит ее на полку.

Поворачивается ко мне:

– Слушаю.

Вообще, ведет он себя нагловато. Он – мастер, а я – джентри. Мог бы и больше уважения проявить. Правда, есть нюанс – я студентка, а он работник Академии. Это повышает его статус относительно меня. Конечно, это не делает его благородным, но по факту, пока мы в Академии, мастер, библиотекарь или кастелянша примерно равны по положению студенту-джентри, а магистры или сотрудники-дворяне имеют более высокий статус.

– Уважаемый, меня прислала виконтесса Фальма Блуа, – повышаю я ставки. – Договориться о выплавке нескольких образцов стекла. У нас есть пробы кварца, надо проверить, что из них получится.

– Никак невозможно, – буркнул мастер. – Я весь день занят, от рассвета и до заката. Алхимическая лаборатория заказала множество колб и бутылок, работаю с утра и до вечера.

– А если мы оплатим твой труд? – попыталась я найти вариант.

– Нет, госпожа. Времени нет. Совсем нет.

Разбаловались они тут. Уже и деньги им не нужны…

Я наморщила лоб и попыталась придумать выход. Где-то глубоко внутри во мне живет уверенность, что если хорошо наморщить лоб, выход всегда найдется. Такая вот я оптимистка. Я считаю, что человек, для которого даже смерть не стала концом, может позволить себе быть оптимистом.

Пока я задумалась, мастер снова сунул трубку в расплав, подцепил там очередную порцию вязкого стекла и начал выдувать новую бутылку. Когда он оторвал трубку ото рта, чтобы мог говорить, я уточнила:

– А если мы найдем другого работника? Нам выдувать ничего не надо, только выплавить стекло и остудить.

– Не получится. Плавильная печь занята весь день, в ней или тигель с моим расплавом греется, или готовые изделия отжигаются.

Я обхватила себя руками и походила по залу. Если наморщивание лба не помогает придумать выход, надо походить. Тогда придумается. Или нет.

Подошла к новенькой бутылке. Она была еще горячей, воздух над ней тёк, как летом над нагретым асфальтом. Рядом на полке стояли похожие сосуды. Они оказались не совсем одинаковыми, но алхимикам этого и не требовалось, судя по всему. А так – нормальные колбы и бутылки из мутного коричневого стекла. Некоторые чуть кривоваты, но в целом – использовать можно.

– Не дотрагивайтесь! – заволновался мастер. – Их еще отжигать нужно, чтобы снять напряжения. Сейчас они могут рассыпаться от любого прикосновения.

Я испуганно отшатнулась от коварных бутылок.

Мне пришло в голову подключить свою ведьмовскую интуицию. Я ввела себя в состояние ясности ума, тут новая идея и проклюнулась:

– Ты сказал, печь занята весь день. А ночью?

Мастер удивленно посмотрел:

– Так ночью же темно для работы.

– Так нам же выдувать изделие не надо. Разве что на пластине разровнять расплав. Это и при свечах можно.

Стеклодув почесал за ухом. Пожал плечами. Но всё же отказал:

– Не пущу я в свою мастерскую кого попало. Вдруг испортите инструмент или тигель?

– А если мы оплатим аренду мастерской? Сколько будет стоить поработать в ней одну ночь? Мы еще и сырье у вас купим, известняк и соду.

– А если печь испортите?

– Если что-то испортим – всё испорченное компенсируем деньгами.

В общем, соблазнила я мастера. Деньгами соблазнила. Теперь осталось придумать, где взять работника, который будет готов по ночам плавить для нас стекло. Кое-какая идея на этот счет у меня имелась.

Я уточнила практические вопросы, походила по мастерской, оценивая, удобно ли тут будет работать. Выяснила всё и убежала в столовую. Перерыв длинный, но до следующей лекции осталось не так уж много времени.

* * *

«Это я удачно зашла!» – поняла я, увидев в столовой Пумеса.

– Джентри Рит, – сразу подошла я к нему, – мы могли бы переговорить наедине?

Пумес сидел вместе с людьми виконта Хорна. Парни из свиты сразу оживились и уставились на меня. Видно, подумали о романтических поводах для разговора.

– Не о чем нам с вами разговаривать, – пряча глаза заявил некромант.

Я взбесилась. Хотела высказать ему своё «Фу!» на такое поведение. Потом сообразила – он, пес этакий, боится замарать себя перед лицом товарищей разговором с девицей, потерявшей репутацию. При этом формально, я свою репутацию восстановила, потому что все мои обидчики бесповоротно мертвы. Значит, прямо мне сказать: «Уйди, развратница» никто не посмеет, но и общаться боятся. Как только я это поняла, поняла и то, что скандалом делу не поможешь. Пришлось повторить удачный прием, уже проверенный на стеклодуве, и сослаться на Фальму:

– Я пришла по воле леди Фальмы Блуа и должна обсудить с вами деловой вопрос. Вы ведь найдете возможность обсудить предложение леди?

Тут Пумесу стало нечем возразить. Он поднялся. Я уже совсем было утащила его в угол, за пустой стол, но меня остановил виконт Хорн:

– Джентри, а где сама леди Блуа? Я бы хотел поговорить с ней.

– У нее недомогание. Сегодня и завтра она не сможет вас принять.

Виконт помялся, потом негромко уточнил:

– Вы знаете, что решили ее родители насчет нашего брака?

Я знала, но сказать об этом должна сама Фальма. Иначе крайне невежливо получится, если жениху через подругу передадут, что невесту ему заменили на сестру.

– Я не уполномочена обсуждать эту тему, – честно сказала я.

Виконт насторожился. Ничего, придется ему поволноваться пару дней.

* * *

Я уселась и стала нагребать себе на тарелку пищу. Проголодалась я.

– О чем вы хотели говорить, джентри? – хмуро спросил Пумес.

Его явное пренебрежение меня достало.

– Джентри Рит, вам корона на уши не давит? Лицо попроще сделайте. Я вам, вообще-то работу хочу предложить. И если у нас всё получится, то после окончания вашей учебы в Академии виконтесса предложит вам постоянное место.

Я оценила содержимое своей тарелки, поколебалась мгновение, добавила еще кусок запеченного мяса. Чтобы не томить парня, стала есть и рассказывать одновременно.

– Нам прямо сейчас, буквально уже сегодня-завтра, нужен одушевленный конструкт. Этот конструкт должен быть в состоянии выполнять простую работу. Поддерживать горение в печи, засыпать в тигель компоненты, ставить тигель в печь и доставать его оттуда, выливать расплав в форму. Желательно, чтобы он умел читать и считать, ну или хотя бы был достаточно сообразительным, чтобы правильно отмерить нужное количества веществ. В идеале нам нужен мастер-стекловар, если вы сможете найти душу с соответствующими знаниями, мы будем очень рады и заплатим дороже.

– Но почему вы обратились ко мне?

– Потому что вы создавали конструкт, который применялся в дуэли с Вивьеном из Флеко. Если отбросить совершенно излишнюю для нас броню, нам нужно что-то похожее.

Некромант возмутился:

– Вы совершенно превратно поняли мою идею! Я занят созданием боевых конструктов, а вам… вам какой-то обычный раб нужен!

– Не обычный, а сообразительный. Да, нам нужен раб для простой работы. Потом потребуются рабы для работ, требующих профессиональных умений. Много рабов. И за всех мы готовы платить.

Пумес растерялся. Почему-то идея заставить скелет, одушевленный призраком, выполнять обычную работу, а не воевать, его шокировала.

– Но это же… это принижение высокого искусства некромантии! Почему бы вам просто не купить живого раба?

Я вздохнула.

– Пумес. Тебе деньги нужны? Работа тебе после окончания Академии нужна?

Парень кивнул. Ну слава Судьбе! Здравый смысл у него таки проснулся.

– Если нужны, тогда ты должен делать то, за что тебе будут платить. А платить мы готовы за конструкты, которые будут работать. Возможно, потом и конструкты-охранники потребуются, но это не главное. Главное – мастера и подмастерья. Прямо сейчас нам нужен первый работник. Готов ли ты его сделать, сколько времени это потребует и сколько будет стоить?

Как всегда у творческих личностей, когда речь зашла о практическом применении их идей, оказалось, что сроки неопределенны, а цена завышена. Мы поспорили.

– Но откуда я возьму прочный скелет так быстро? – возмутился некромант. – Старые кости – хрупкие. Он не сможет работать, руки поломаются под весом ноши!

– Пумес, а почему бы тебе не укрепить кости стальным прутком и проволокой? Ты можешь оставить только суставы, а между ними вставить железо. А суставы можно укрепить, пропитав кости клеем.

Я обдумывала этот вопрос, потому и смогла сразу привести этот аргумент.

Услышав об укреплении костей и суставов, Пумес завис. Сунул в прическу пальцы, уставился в столешницу и в таком положении надолго замер. Я решила, что это хороший признак и, пока он мыслил, стала быстро поглощать содержимое своей тарелки.

– Мы тебе даем не только деньги и работу, а еще и возможность потренироваться и опробовать новые методы и подходы, – сделала я контрольный выстрел. – С очень большими перспективами в будущем.

– Я согласен, – отмер Пумес. – А платить сколько будете?

Мы немножко поторговались, но это было уже не принципиально. Деньги у нас есть, да и аппетит у Пумеса небольшой, парень он не разбалованный большими деньгами.

* * *

На послеобеденных занятиях я была довольна собой и гордилась тем, какая я умница и красавица. А потом мне пришла в голову еще одна идея. Я поняла, что могу совместить работу со стеклом и с золотом. Наша корзина с золотом, она же никуда не делась. Стоит, ждет своего часа. Золото стучится в мое сердце и просит быстрее его очистить и переплавить.

Но тут есть риск. Отдать его какому-нибудь ювелиру? Можно. Только какие гарантии, что мы не потеряем половину металла? Человек слаб, соблазн велик. Потом ведь ничего не докажешь. Тем более, существующие в этом мире технологии выделения золота из породы имеют очень высокий уровень потерь. По сути, тут умеют дробить камни, чтобы отделить мелкие прожилки металла от породы, и потом полученный золотой песок отделять от легких фракций промыванием. Вот как на Земле золотоискатели когда-то делали – в лотках или наклонных желобах обычной водой мыли песок, пока на дне не останется одно золото. Понятно, что содержание металла в таком песке далеко от ста процентов. Существуют какие-то древние технологии очистки, но мы их не знаем.

Вот мы и решили – золото из наших самородков добывать будем сами.

Покопавшись на каникулах в подсознательной памяти Даши-Фальмы (которая в земной жизни имела образование химика-технолога) мы обнаружили там технологию получения чистого золота из жильных месторождений. Теоретически, в ней нет ничего сложного. И она вполне доступна на том уровне технологий, который есть в этом мире. Если упрощенно, то сначала смесь породы и металла растворяется в соляной кислоте, это удаляет примеси соединений железа и прочих активных металлов. Потом осадок растворяется в «царской водке», смеси азотной и серной кислот, золото переходит в раствор, а песок остается. Остается слить раствор и выпарить из него золото. Просто? Но, как всегда, на практике есть нюансы.

Первая порция нюансов – техническая.

Мелкие жилки металлов пронизывают каменную породу. Чтобы кислота до них добралась, камень надо измельчить. Чтобы его измельчить, его надо прокалить, тогда он потеряет прочность. После прокаливания камни толкутся в ступе или перемалываются в мельнице.

Дальше вступает в дело кислота. Иногда на Земле я читала или смотрела в детективах, как технически продвинутые воры льют кислоту на замок, она растворяет метал и… сейф или решетка открыты. На самом деле это полная чушь. Твердые вещества, особенно такие плотные, как металл, реагируют с жидкостями очень медленно. Чтобы при комнатной температуре в кислоте растворился тонкий железный гвоздь, требуется несколько дней. Ускорить реакцию можно, необходимо кислоту подогреть. При этом она жутко, просто жутко, воняет, выделяет пузырьки взрывоопасного водорода, а азотная кислота и вовсе выделяет коричневый дым, опасный для дыхания. Потом раствор золота в кислоте еще и выпаривать придется. Это еще больше вони и дыма. То есть для этих процедур, довольно долгих, необходимо помещение с печью и хорошей вытяжкой. И, желательно, без присутствия живых людей.

И, наконец, плавление. Золото плавится при высокой температуре. В обычной дровяной печи его не сделаешь. А значит, кроме обычной печи для выпаривания кислот, нам нужна еще высокотемпературная печь для плавки.

Эти печи, как и вытяжка, как и помещение, где нам не будут докучать свидетели, имеется в – та-дам! – стеклодувной мастерской! Температура плавления стекла не сильно отличается от температуры плавления золота. Так что при наличии рабочей силы все эти проблемы мы решить сможем. В мастерской даже шаровая мельница есть – тут после выплавки стекла стекольную массу дробят, перемалывают, и уже потом, по мере необходимости, этот порошок опять плавят и используют для выдувания изделий. Зачем так сложно – не знаю, но мастерам виднее.

Но кроме технических проблем есть еще проблемы… химические.

Азотную, серную и соляную кислоту алхимики тут уже знают, и давно. Умеют делать. И даже «царскую водку» в небольших количествах делать умеют, хотя далеко не везде. Это знание доступно немногим алхимикам мирового уровня, и тем, кто достаточно богат, чтобы купить их трактаты. Таких немного – ведь каждая книга стоит сотни золотых. Но и тут есть одна проблемка. Кислоты здесь делают не концентрированные, пользуются их водными растворами. И делают их в таких количествах, что по нашим потребностям не хватит. У нас корзина золота для переработки. Корзина. Большая. Вместе с породой – килограммов тридцать. Для обработки такой массы сырья нужны сотни литров кислот.

После занятий я сходила в алхимическую лабораторию, узнала, можем ли мы купить такое количество, хотя бы разбавленных, кислот. На меня алхимик посмотрел, как на идиотку. Не, ну правда. Я спрашиваю, а он смотрит так сочувственно: «Девушка совсем дурочка. Разве бывает в одном месте столько кислоты? Зачем? Для очистки ее жалких драгоценностей от налета достаточно маленького пузырька!».

Так что выделить золото из нашей добычи тоже непросто. Можно, конечно, отломить кусок самородка и продать. Тут во всех ювелирных изделиях чистота золота более-менее соответствует самородному. Но если мы хотим без потерь выделить всё, что есть в нашей породе, – придется нам самим производить кислоты. Для этого нужно сырье. Оно простое. Сода, зола, селитра, квасцы, купорос… И что примечательно – большая часть этих веществ в товарных количествах используется при выплавке стекол или при обработке кож. Мы можем их купить через стеклодува, и никто не удивится, а значит – ни у кого не возникнет вопросов.

В общем, куда ни посмотри, мастер-стеклодув вместе с его мастерской нам нужен позарез.

А пока я составляла список, что нам для выплавки золота потребуется. Тигли, большие стеклянные стаканы, фильтры, емкости для хранения кислот… Мастер будет в шоке, когда через некоторое время увидит, во что мы превращаем его мастерскую. А куда деваться?

Глава 6. Первые дни учебы

С утра перед завтраком я забежала к Фальме. Виконтесса уже изволила проснуться. Она лежала на кровати под балдахином (в спальнях покоев для высокородных именно такие стоят, вот у меня в комнате – обычная кровать, и по ширине намного меньше). Девушка была в ночной рубашке. Служанка напихала ей под спину подушек, чтоб было удобней. На коленях, прикрытых одеялом, лежал небольшой манускрипт.

– Вот, послушай, – подняла она на меня глаза, в которых стояли слезы. И стала декламировать:

– Мы с тобой почти разминулись,

Заблудились в тенетах улиц,

Испугавшись неидеальности

Извозили себя в липкой лжи.

В этой мутной больной реальности

Затерявшись под слоем банальностей

Превращаемся в миражи.

– Это Гинетта Поколская? – узнала я стиль скандальной поэтессы, которая писала о тяжкой женской доле душевно неудовлетворенных высокородных леди.

– Угу. Здорово же?

– Подруга, у тебя всё в порядке?

Фальма неожиданно шмыгнула носом, всхлипнула и скривилась, как будто собираясь заплакать. Впрочем, быстро взяла себя в руки, тут же взяла в руки тряпицу, на которой она собственноручно вышила по углам цветочки и обметала края, и шумно высморкалась. Да, мы изобрели носовые платки, сморкаться в рукава нижней рубашки, как тут принято, нам показалось крайне неудобно. Рукоделием сопровождается заметная часть досуга девушек и женщин, так что вышить десяток носовых платков для нас вообще не проблема.

– Устала я, – пожаловалась Фальма уже нормальным голосом. – И еще виконту Хорну надо что-то говорить по поводу нашего несостоявшегося брака…

– Ты что, любишь его?

– Не то чтобы, – передернула плечами. – Но он парень хороший, если бы попробовала узнать его ближе – может и полюбила бы. Так нельзя же…

Я села рядом, прижала ее голову к своей груди:

– Ну чего раскисла, подруга? Будут у тебя еще женихи…

– И что? Мне и потом замуж выходить нельзя будет. Тебе проще, достаточно с маскировочным амулетом не расставаться.

Тут уже я вздохнула:

– Да и мне не так чтобы просто. Представь – выйти замуж за кого-то и потом всю жизнь скрывать, что я из другого мира. И от мужа скрывать, и от детей. Ничего. Придумаем что-нибудь.

Мы помолчали, обнявшись. Первой встрепенулась Фальма:

– Смотри, что я себе вчера сшила!

Она вытащила из корзинки для рукоделья, которая стояла рядом на кровати, нечто. Нечто состояло из ленты с крючочками на концах и пришитого к ней широким концом треугольника, у которого на узком конце тоже был крючочек.

– Трусы женские, модель номер семь? – угадала я.

– Ага.

Первые шесть моделей мы уже испытали и отвергли. Проблема в том, что у нас не было резинок. А на завязочках или пуговках… если приспичит, то добраться до пояса под длинными юбками сложно, тем более, юбки многослойные – верхнее платье, зимой заменяющее пальто, нижнее платье, нательная рубашка. Так что белье под подолами снять еще как-то можно, а вот одеть без помощи служанки потом на место – вообще никак. Ну и вот… экспериментируем.

А вот с верхом у нас почти сразу получилось, как ни странно. С китовым усом мы не заморачивались, тут его еще не додумались использовать в галантерейных изделиях, китов не убивают, и в продаже его нет. Наш вариант белья выглядит, как широкая полотняная полоса, которая застегивается на спине на крючках. К ней пришиты мягкие чашечки, верхний конец которых пристегивается к широким бретелям. И вся эта конструкция… носится поверх нижней рубашки. Получилось удобно – не давит, не мешает, грудь поддерживает.

Я скептически рассмотрела концептуальную модель трусов.

– А знаешь, может получиться, – выдала вердикт.

Потом вспомнила:

– У нас сегодня будет специализация. У меня начинаются «Научное ведьмовство» и «Лекарство», у тебя – «Принципы работы со стихиями» и «Рунные схемы земли». Конспекты тебе не у кого брать будет.