Мечник из Дайо

– Меня Богород звать, борзая моя – Дива, а кобылку Линью обозвал – это рыба такая.

– Славно, – сказал Эртур, – ну, Богород, мне пора.

– Ты погоди. – Старик засеменил к кобыле. – Я так быстро не могу. Только помедли, Дива никак старая.

– А?

– Земли мне эти лучше известны, а возвращаться мне всё равно некуда, двину я с тобой, до поры до времени.

– Мне не нужны спутники.

– Да-да, молодёжь всегда так. – Не обращая внимания, псарь поправлял съехавшую подпругу.

Эртур хмыкнул, прикрыл капюшоном глаза, взобрался на Рассвета, легонько ткнул его в бока. Солнце находилось почти в зените, снег безропотно таял, являя взору подснежники, лёгкий ветер колыхал сухие ветви, на которых только начинала вновь набухать жизнь. Косяки птиц то и дело плелись по небу, возвращаясь на насиженные места. «И я, – подумал Эртур, глядя на них, – также желал вернуться к земле обетованной, но у жизни были иные планы».

Рассвет, свободный от тяглового гнёта, то и дело вертел головой, размахивая белой гривой, он даже гарцевал сам по себе, довольный свободой. Шли медленно, чтобы борзая поспевала. Старик выудил у Эртура место назначения на северо-востоке, после чего тут же предложил поехать дорогой, на которой случился прескверный инцидент с бестией – спутник наотрез отказался от этой идеи, но сам толком не знал, как скакать в объезд. Псарь настоял на поездке сквозь знакомую чащобу, окольные тропинки сквозь которую выведут путников к селу, в котором можно будет отдохнуть и пополнить припасы. Спустя несколько дней пути они должны были оказаться в этом селении, а оттуда и до города не так далеко.

Богород в основном говорил о погоде с псом, а иногда томно вздыхал, правда, причину вздохов узнать было затруднительно. Иногда они перекидывались фразами о том, в какую сторону лучше двигать, где и как сделать привал. К вечеру первого дня, каркающе закашлявшись, старик обратился к Эртуру.

– Я ж не всё доложил тебе, мил человек, – начал старик, – правнук и про Белый Крест упомянул. Сдаётся мне, история интересная. Расскажешь, чего за крест такой это? Дорогу скоротать.

Эртур взглянул на перстень, невольно вздохнул:

– Отряд то был, в Лаэнхарте созданный королевским домом, нам даже сам отпрыск Сириусов перстни эти жаловал.

– А ты там почём оказался? – удивлённо вопрошал Богород.

– Долго рассказывать.

– Благо, у нас есть время, – не унимался псарь.

– Значит, в другой раз, – отрезал Эртур.

– Ладно уж. – Тот раздосадовано махнул рукой. – Валяй тогда хоть про отряд свой.

– Коли про отряд, то дело было так. Мне неизвестно, какими людьми и по каким причинам, но волею короля были собраны тринадцать воинов с территории бывшей империи. Кто был на службе солдатом, кто славился воровским искусством, иные слыли благородными рыцарями. – Эртур усмехнулся. – Первоклассный медик – выпускник Ордэнской Академии, талантливый лучник из Грейтвудcких лесов. Словом, люди были подобраны тщательно. Такой отряд мог быть эффективным подспорьем там, где надо было королю. Именем этим нас королевский советник обозвал, говорят, он колдун, тогда я, конечно, не верил, а вот сейчас… но не о том речь.

– А что сейчас?

– Неважно. – Эртур скривился.

– Так а Белый Крест почему?

– Это я позже узнал. Говорят, что по давним преданиям, сотни лет назад корабли праотцов прибыли с предком первого императора, мол, у того на пальце подобный же перстень сиял. Ну, полно, Богород, прекращай бередить.

Старик недовольно чмокнул, но послушал, вновь принявшись беседовать с собакой. Спустя утомительные часы езды они заехали в лес. Деревья были неимоверно высоки, а густые хвойные кроны скрывали свет, кроме того, луна пряталась за громоздкими облаками. Пришлось достать факелы.

– Onte rivo pъero, onte vэvi faii, – едва слышно проговорил Эртур, работая кресалом и кремнем. Через минуту лён начал тлеть, и он обвернул его вокруг факела заготовленной заранее паклей. Вся конструкция была вымочена в масле, которого, к несчастью, оставалось не так много. Пламя тихонько занялось. Рассеяв мрак, Эртур слегка дёрнулся от неожиданности, видя отражение пламени в выпуклых белесых глазах попутчика. Вспомнился ледяной старик на перепутье.

– Так-то лучше, юноша, – сказал Богород. – Ловко ты с огнивом обращаешься.

– В горах бывает холодно.

– Что же ты там делал? – Глаза псаря сверкнули.

– Созерцал, можно сказать.

– Это не в тех ли горах, к которым мы путь держим?

– Да, война, что посеяла столько горя, опустошения и скверны, пришла к нам именно с гор.

– Стало быть, и Белый крест там побывал? – Псарь ехидно ухмылялся уголком губ.

– Так оно и было. Доживём до завтра, я могу оказаться в настроении травить байки.

– Это славно. – Старик повернулся к собаке, сделал какие-то жесты в потёмках, на что та довольно гавкнула.

К вечеру они организовали импровизированную землянку внутри серьёзных размеров бурелома. Корень крупного дерева был вырван с землёй так, что под ним можно было спать. Вокруг было много мха, растущего на сокрушённых ветром стволах. Снега почти не было. Даже впотьмах можно было видеть какие-то грибы, растущие рядом, псарь непременно ими заинтересовался. Ездовые животные недоверчиво обнюхивали друг друга, в то время как Дива бесновалась у них среди ног, рискуя попасть под копыта, Богород то и дело прикрикивал на неё, но старая борзая не отзывалась.

– Глухая стала, зараза, – говорил старик, срезая грибы небольшим ножом.

Когда же собака повернулась к хозяину, тот сделал пару невнятных жестов, после которых та смиренно легла рядом, высунув язык. Эртур погладил её по жёсткой чёрной шерсти. «Сколько ж ей лет? – подумал он, прикинув, какой путь она проделала за день».

– Как она понимает? – поинтересовался Эртур, попутно складывая крупные камни в кострище.

– Давно научена. Не слышит уж ни черта, но жесты помнит. Так у нас и вышло, что я глаза потерял, а она – уши. Дополняем друг дружку на старости лет.

Эртур понимающе хмыкнул:

– А лет тебе сколько, Богород?

– Столько не живут, юноша.

– Секретом на секрет? Моё почтение.

– Глядишь, завтра у меня будет настроение о возрасте толковать, – самодовольно прыснул псарь, складывая охапку пятнистых жёлтых грибов рядом с кострищем.

Следующий час они занимались обустройством ночлега. Собирали мох, дрова, у Богорода с собой оказался небольшой котелок, который он торжественно достал из мешка. Эртур бродил, периодически улыбаясь. Впредь он был не столь обременён наличием спутника. Не так и плохо оказаться в глуши с человеком, который настроен дружелюбно. К тому же, можно было рассчитывать на Диву и спокойно сопеть. Обоняние собака ещё не потеряла.

– Похлёбка почти готова, чего ты там? – кричал старик уставшим голосом.

– Дело важное, погоди, – ответил Эртур, вешая между деревьями едва заметную леску, на которой располагались небольшие медные колокольчики, слегка покрытые коррозией. «Спасибо, Марло, до такого я бы сам не догадался, – сказал он про себя».

Он закончил с приготовлениями, после чего вернулся к костру.

– А как я могу быть уверен, что не умру от этих грибов? – спрашивал Эртур.

– Никак, – отвечал псарь, помешивая оловянной ложкой съестное, томящееся в чёрном котелке. Он подул на ложку, попробовал. – Ты можешь лишь довериться моему опыту и искусству, но учти, я слепну, а потому мог их спутать с похожими ложными грибами – те точно ядовиты. У меня как-то сноха приготовила такие, с нужника лет пятьдесят не слазил, думаешь, отчего я такой старый и до сих пор не помер?

– А что, если ты слепнешь от таких грибов? – говорил Эртур, вороша угли веткой.

Старик развёл руками, забрызгав каплями с ложки Диву, та мгновенно встрепенулась, изойдя жалобным лаем.

– Прости, дорогая, – обратился к ней с жестом старик. – Что до грибов. – Он тыкнул ложкой в Эртура. – Они, по крайней мере, вкусные.

– Поверю на слово.

Псарь не соврал – блюдо оказалось до того приятным, что запах его даже рвался заглушить ядрёную смесь из псины, лошадей и немытых тел. Попытки были тщетными, но за старание Эртур мысленно поблагодарил похлёбку, попутно несбыточно погрезив о бане.

Сон никак не хотел приходить, мысли о Кресте раз за разом опутывали сознание, не желая отпускать. Когда же их удалось отпугнуть, сон грузной наковальней обрушился на голову Эртура, явя собой следствие размышлений о прошлом. Обрывистые сновидения сменялись одно за другим, то и дело неукоснительно чеканя знакомыми образами. Лица мёртвых заставляли просыпаться в холодном поту, а затем вновь безропотно проваливаться в этот склеп мыслей, обрамлённых тревогой и ужасом.

Эртур по прошествии времени совсем отчаялся в своём самозабвенном и тщетном старании убежать от прошлого, нити которого незримо тянулись рядом, куда бы он не свернул. Велико ли было именно его горе? У него не было ответа, однако он точно знал, что для его душевных весов этого оказалось достаточно. Когда война низвергла все его простецкие, но такие необходимые человеку блага, нечто внутри сломалось, свернулось в тёмный клубок ненависти, обиды и отчаяния, а после испарилось, оставив зияющую дыру, пустота которой поглощала и манила, веля отринуть привычный мир. Но нечто ещё двигало Эртура из ниоткуда и в никуда, будто бы без его ведома. Как безликий раб, управляемый извне, он повиновался невидимой плети, заставляющей его зарабатывать на хлеб мечом, ведь кроме этого он нигде более и не преуспел.

Что-то вытянуло его из сна – было ещё темно. Он нащупал стилет, открыл глаза. Непривычно странное стрекотание сверчков смутило его на мгновение, спросонья мозг всё никак не хотел включаться, истерзанный кошмарами. Наконец, он понял – слышен был звон колокольчика, не сверчки. Едва заметно он повернулся поудобнее, чтобы взор его падал на источник звука. Глаза медленно, но верно привыкали к темноте, отчего к горлу начинал подступать ком. Сердце вновь начинало отбивать барабанную дробь в висках, на ладонях выступил пот.

Знакомый абрис вырисовывался во тьме – он узнал одутловатую громадную голову, пепельную кожу, всеобъемлющий мрак, что таился в чёрных глазах. Грязные чёрные пряди ниспадали на лицо. Существо осклабилось – оно молча держало один из колокольчиков в руках, периодически звеня им, резкими и порывистыми движениями. Эртур замер, стараясь превозмочь ужас, который обуял его от темени до пят. Ночной гость медленно приподнялся, филигранно переступил натянутую леску, не переставая звенеть. Его поступь было едва слышно, маленькими шажками существо двигалось к Эртуру, чуть наклонив огромную голову. Оно приложило сухой палец с длинным ногтем к губам.

Эртур пришёл в себя, мигом поднялся на полусогнутые ноги, отчего в глазах он увидел звёздочки. Вытянув стилет к существу, он попятился. «Даже животные спят? – пронеслось где-то на краю сознания. – Невозможно». Страхолюдина остановилась на расстоянии в пять шагов, положила колокольчик на землю, а рядом бережно положила что-то ещё. Затем бестия двинулась обратно, не глядя переступая леску. Ни на миг существо не переставало скалиться, а потом спряталось за деревом, застенчиво наблюдая, как и в первый раз, тогда, на дороге.

Не зная, почему, но Эртур по наитию двинулся к лежащим предметам, не переставая следить за ночным гостем. Он медленно опустился на одно колено, вгляделся в тёмное пятно, находившееся рядом с колокольчиком. Зажав между пальцами искомый предмет, он узнал в нём монету странной чеканки, той же, что оказалась в кошеле у поверженного блондина.

Когда он поднял голову, чтобы вновь встретиться взглядом с существом, он не увидел никого, а затем нечто ткнуло его в спину, он резко обернулся, услышал утробный рык, а картина, что предстала пред его глазами, всё никак не желала отпечатываться в памяти, но и не могла полностью её покинуть.

Эртур рефлекторно приподнялся на локти пробудившись. Он чувствовал, как подло холодный пот стекал вдоль спины. От его громкой отдышки проснулась Дива, жеманно подняв одно ухо, не открывая глаз. Сон? Сложно было судить, всё выглядело чересчур реальным.

Уже начинало светать. В предрассветных сумерках он углядел колокольчик, лежащий от него в пяти шагах. Медленным движением он провёл руками по волосам, пытаясь прийти в себя – вышло не слишком удачно.

Более уснуть он не смог, так что к утру голова раскалывалась, а в глаза словно насыпали охапку опилок. Они неспешно собирали пожитки, готовясь к долгому, утомительному дню. «Скоро ноги будут колесом от верховой езды, – размышлял Эртур. – Интересно, как это скажется на владении мечом».

– Не задалась ночка? – обратился снующий рядом Богород, на почтенном расстоянии обдав крепким смрадом изо рта. Эртур мгновенно проснулся, нелепо скорчившись.

– Вроде того. Ты ночью ничего не слышал? – ответил он, навьючивая беснующегося по утру Рассвета.

– Спал, как младенец, друг мой.

Эртур лишь указал на одинокий колокольчик.

– Ты погляди, – сказал псарь, – сам бы и не заметил. А как он бишь там оказался?

– Одной Бездне известно.

– Бездна… – Богород задумчиво причмокнул. – А что тебе известно об этой Бездне?

– Говорят, боги судят в самом конце, куда попадёшь, в Бездну или в Обитель.

– А где эти Бездна и Обитель?

– Я не уверен, что есть это «где».

– Ты когда-нибудь слышал про Датмортский лес, Эртур?

– Конечно, – ответил он.

– А притчу про Безымянного Странника?

– Не думаю. – Эртур заинтересованно глянул из-под капюшона на спутника.

– Слышала, Дива? – крикнул старик собаке, на что та утвердительно залаяла, к удивлению, услышав хозяина.

– Колись уже.

– Ох, что-то настроение не то, может, завтра?

– Ладно. Твоя взяла, старик. Расскажу про Белый Крест, но после тебя.

Старик довольно улыбнулся, глядя в небо, причмокнул:

– Веришь или нет, а Бездна та в Датмортском лесу находится, в самом его сердце. Оттого там и не живёт никто, а те, кто решаются туда пойти, не возвращаются.

– Байки…

– Не перебивай! Так вот, стало быть, мой дед услышал от своего деда, а тот невесть от кого, но проистекает эта легенда из времён, когда Первая Империя ещё стояла, а кровь истинных идэнийцев не была порочно смешана с местными народами. Ты, возможно, слыхал о Барьере, что на востоке материка?

– Доводилось слышать, но когда я по долгу чести находился от того места неподалёку – видел лишь огромный крепостной вал, никакой мистики, только камень.

Богород ядовито крякнул в ответ, засим продолжил:

– Яко тебе покажет кто истинную природу Барьера.

– Истинную природу? – спросил Эртур.

– Да, я так и сказал, истинную природу, – отвечал псарь. – Дело вот какое, Барьер тот соткан из невидимых нитей, чарами обрамлён он. А нити те аккурат из Датмортского леса были получены.

– Вздор.

– Ты слушай, слушай. Про Безликого Странника. Говорят… – Богород театрально развёл руками. – Пришёл путник некогда в деревеньку, что ближе всех к лесу стояла, серьёзный весь, мрачный, как ты… Собрал он тогда люд, известил всех, что в лес идёт, говорил, мол: «Коли не вернусь спустя луну, пусть весть разнесут люди, что лихо оттуда грядёт». Однако ж не пришлось. Истрёпанный, грязный, но Странник вернулся в назначенное время. Дальше, не знаю, как, но произошла аудиенция у тогдашнего императора. Встреча эта всполошила многих, якобы пророчество было сказано в ту пору, а потому необходимо было готовиться к страшной войне.

– Все войны страшные, – перебил Эртур.

– Не-е-т, – протянул старик. – То другая война была. Коли ты горца сталью сразить мог, тогда же не всякого можно было убить.

– Как это?

– Ну, так говорят, меня же там не было. – Богород пожал плечами.

– Хорошая сталь кого угодно сразит, – говорил Эртур. – Вон, даже если здоровяка из вашего замка ткнуть в нужное место – свалится как палено, – он выдержал паузу, – как огромное полено.

– Я рассказываю историю – ты слушаешь, – псарь недовольно причмокнул.

– Как угодно.

– Так вот. Долго ли, коротко ли, но волею государя была созвана целая группа наёмников, вроде тебя. Для повторного похода в лес. Эскпе.. эпск.. этой… – Он несколько раз щёлкнул пальцами.

– Экспедиции? – сказал Эртур

– Точно! Неизвестно мне, кто и как туда попал, но вернулись не все, зато коль скоро воротились, были ниспосланы к императору.

– А при чём здесь Бездна и Барьер?

– Да погоди ты…

Эртур кивнул.

– Безымянный Странник принёс с собой что-то из лесу, – продолжал Богород, – этим чем-то потом воспользовались, чтобы создать Барьер, не знаю я, к чему он там… но дело не в этом. Россказни потом россыпью разошлись по империи, о том, что, где и как видели участники того похода. Много разных бредней доводилось мне слышать на своём веку, но я заметил, что все они сходятся на том, что где-то в дебрях того леса зияет чёрная Бездна, хладная и мёртвая. Поэтому, мол, Странник и свихнулся через время от увиденного. Кроме того, поговаривают, есть какие-то стражи этой самой Бездны, но кого и от чего они сторожат – загадка. Из уст в уста эта молва переходит издавна, так что твоим долгом будет разнести её дальше.

– К чему это?

– Важно помнить, Эртур. Важно помнить.

После рассказа какое-то время оба пребывали в собственных мыслях, минуя чащобу. В этот день солнце заволокло тучами, всё казалось серым, невзрачным и ненужным. В купе с недосыпом Эртур то и дело молча пыхтел, сетуя на погоду. По прошествии часов он решил отвлечься, всё-таки выполнив уговор – рассказ за рассказ.

– Итак, – неуверенно начал хмурый путник, откашливаясь мокротой.

– Да-да? – заинтригованно ответил старик.

– Мой черёд.

– Валяй, юноша, я навострил ушки.

– Как нас созвали, время было относительно мирное. Мы в основном тренировались в крепости Эстеро, что в Ротмире, однако, иногда приходилось выходить в поддержку небольшим походам, собирать подати с недовольных крестьян, успокаивать мятежников. Не совсем на то расчёт был, но делать было нечего. – Эртур почесал щетину. – Так и служили, периодически вступая в небольшие войны, иногда нанимали рекрутов или охраняли важные караваны. Позже нас стали распускать на время, потому благородные рыцари бились на турнирах, менее благородные из нас промышляли тем, чем могли промышлять, я же… вернулся к семье, в деревню.

– Ты деревенский?

– До мозга костей.

– Как же ты оказался в отряде, который само государево племя собрало?

– Это в другой раз. Я рассказываю историю – ты слушаешь.

Старик ухмыльнулся, нагнулся на незатёкший бок, чтобы расслабить путлища с одной из сторон.

– Серьёзную же необходимость в такой невидимой руке лорд Сириус имел во времена Унии горцев. Мы беспрекословно исполняли заданное, действовали быстро, жестоко. Что главное, без потерь. Нас отправляли как на маленькие диверсии, подрывающие положение врага в его же сердце, так и на битвы, в которых нам тоже было место. Слыхал про битву на Аргонском холме?

– Слыхал, как же. Первая крупная стычка с горцами, много добрых воинов полегло, говорят.

– Точно. Своими глазами видел, как одному из вождей дикарей раскроили череп полэксом. Он носил причудливый шлем с бараньими рогами. Давиор рубанул его так, что хруст было слышно сквозь крики сражавшихся.

– Давиор? – спросил Богород.

– Да, один из братьев Креста. Хороший был воин, худой и высокий, всё лицо в шрамах, постоянно с оселком сидел. Страшное оружие этот полэкс, но до жути неудобное, по мне так лучше старый добрый меч.

– Вы, стало быть, прямо в гуще схватки с отрядом были, мил человек.

– Были. И не только мы. Был ещё отряд – Красный Молот. То были безумные рубаки – безжалостные, свирепые, среди них даже пара карликов была, никогда таких не видел. А вёл нас Менфир из Этонии, властитель Прохода. Большой полководец, лорд Сириус всегда уважал его.

– Старый псарь доволен, Эртур.

– Вот и славно.

Следующие несколько часов путники без устали травили истории из прошлого. Время неспешно текло, день сменился вечером. В этот раз ночь выдалась спокойной. Более того, следующие несколько дней мерно двигались один за одним, рождая некоторую гармонию в путешествии. На стыке времён года погода вела себя ужасно каверзно, но тёплый костёр и беседа, сопровождаемая похлёбкой, славно скрашивали бытие. Так что они и не заметили, как длинная горная гряда, именующаяся Ириданским хребтом, предстала на расстоянии вытянутой руки. Здесь определённо было холоднее, снег ещё не расстаял, невзирая на приход весны. Горные шпили недосягаемыми колоссами возвышались над головами, поражая воображение своей величественностью. «Да уж, – размышлял Эртур, проезжая мимо, – тот подъём я вряд ли забуду. Надо будет заглянуть к ребятам, обязательно».

Здесь, в предгорных поселениях, куда война некогда обрушилась ранее прочих, вокруг было полно отголосков былых страданий: они проезжали мимо покосившихся лачуг, почерневших от гари изб, заброшенных усадьб, целых деревень-призраков, где лишь одинокий бродячий пёс прятался от людского взора. Виды эти навевали отчаяние, даже запах, воздух здесь будто был более затхлым, наполненным душами падших, бедами страждущих.

– Не бывал я здесь, – заметил псарь, то и дело озираясь. – Гиблое место, – сказал он, сплюнув на землю.

– Ничего, – отвечал Эртур, – с полдня пути и мы окажемся в Далграде – это крупный торговый город, образованный возле Врат, что в скале высечены. Говорят, сам хребет – рай для мастеров горного дела.

– А ещё говорят, что на вершине этой горы живут вулфиры.

– Вулф-кто?

– Вулфиры. Люди-волки.

– Ты их видел? – Эртур изогнул бровь

– Нет.

– А знаешь того, кто видел?

– Не знаю.

Спутник пожал плечами.

– Не всем дано видеть, – прыснул Богород, указывая на свои рыбьи глаза, но слышать я горазд.

– Скажем, я был в тех горах – всё, что я там видел – снег, трупы, и кучка вопящих психов, бьющих в бубен и носящих зубы на шеях. Никаких людей-волков. Даже просто волков не видел.

– Твой подход слишком топорный, – отвечал псарь. – У тебя есть сердце?

– Есть, как же. Исправно стучит.

– А ты его видел?

Эртур хмыкнул, раздосадованно покачал головой. Старик сблизил лошадей, взял спутника за руку, приложил к его груди.

– Слышишь?

– Скользкую метафору я понял, – сказал Эртур. – Сердце-то я слышу, а вулфиров ты слышал?

– Меня здесь не было, откуда ж мне их слышать.

– М-да.

К вечеру они добрались до Далграда – пред ними оказался громадных размеров замок, вытесанный из белого камня, бесчисленное множество крепостных башен окружало территорию города. Само поселение было двухэтажным: на взгорье стоял сам замок, окружённый ближайшими кварталами, населёнными ремесленниками и купцами, районы эти были окружены стенами; нижний же этаж состоял из скромных каменных домиков, в которых жили местные горожане, чем дальше уходило это кольцо, тем захудалее становились домишки, вплоть до деревянных трущоб, к которым приближались путешественники. Сквозь город сверху вниз протекала величественная река Мида, идущая откуда-то с севера, рядом с рекой и был возведён город. Этот промозглый край со времён Первой Империи является одним из самых процветающих. Именно здесь есть единственная возможность пройти на север континента, сквозь Проход, так как на западе путь ограничен Датмортским лесом, куда люди стараются не соваться, а на востоке возведён Барьер, куда войска Ротмира не пускают никого.

– Добрались, – выдохнул Эртур, минуя окраины города.

– Напомни, мил человек, с какой целью мы сюда путь держали? – спросил Богород.

– Смерть Драговида стала для меня личным делом, по нескольким причинам.

– Это по каким?

– Маркус, гигант из замка, рассказал нам, что за история приключилась с правителем.

– Нам? – удивился псарь. – А, помню, помню, как же, вы ведь вместе с усатым возницей прибыли.

– С Гюнтером. – Эртур чуть посмурнел. – Но Гюнтера там уже не было. Нам – в смысле мне и травнику.

– Как же так вышло, что ты здесь, а он – там? – спрашивал старик.

– Удача.

– Не верю я тебе. – сказал он, недовольно причмокнув.

– Твоё дело.

– Так что ты тут ищешь?

– Не что – кого.

– И?

– До.

– Что значит «До»?

– Имя. – Эртур улыбнулся уголком губ.

– Ты его знаешь? – спросил Богород.

– Слышал.

– Зачем же он тебе понадобился – этот До?

– Говорят, он местным вельможам в одиночку помог больше, чем любой шпик и вся городская стража вместе взятые.

– Как же?

– Я не знаю. – Эртур чуть стеганул Рассвета, чтобы ускориться.

Праздный люд сновал меж нагромождений из домов, явно готовящийся к хмельному сну. Кто-то громко кричал похабные песни, иные довольно смеялись, периодически икая. Тёмные улицы освещали настенные и столбовые лампы верхнего города. Маленькие огоньки бродили по улицам – то местные стражники освещали себе путь. Аккурат перед въездом в город находилась местная конюшня, где они оставили коней за скромную плату. Конюх напомнил того бедолагу, который скончался у Бремени Ласточки. «Эх, – подумал Эртур, – от горячего я бы сейчас не отказался». В животе предательски заурчало. Наконец, путники подобрались к воротам.