Мечник из Дайо

– Ну что, молчун. – Это оказался блондин. – Теперь потолкуем с глазу на глаз.

Взгляд Эртура скользнул к лестнице, что вела к спальням. Нехорошо, Гюнтера нет, – девицы тоже.

– Быть может, ты расскажешь, откуда коль… п-перстень? – вопрошал юнец.

– Нет, – ответил Эртур, поднимаясь из-за стола.

Он двинул в сторону стойки, за которой должна была находиться трактирщица.

– Хозяйка! – окликнул он, подойдя ближе. Старый дощатый пол скрипел при каждом втором шаге.

Хмель начинал давать в голову, но Эртур не чувствовал того самого состояния, при котором осмотр собственных пальцев был куда увлекательнее размышлений о насущном. Женщина вышла, сверля взглядом забулдыг, игравших в кости, Эртур рефлекторно обернулся. Блондин уже ожидал, опёршись плечом о стену. Седой и бард играли в странную карточную игру, путник в зелёном смотрел в окно. Снаружи пошёл снег.

– Так чего тебе? – отозвалась харчевница.

– Что кроме эля есть? – Эртур кинул на стол несколько медяков.

Та возвела очи к потолку, покривила лицом.

– Муженёк мой гонит настойку из травы, что в здешнем лесу растёт, но я б ему не доверяла.

– Почему так?

– А вон он. – Женщина указала на стол, за которым развлекались старожилы заведения.

Эртур посчитал, что муж – тот, что чувствует превосходство над своими собутыльниками – он активно махал руками и стучал по столу кулаком, яростно брызжа слюной.

– Подавай.

Она удалилась, слегка подняв полы платья, Эртур увидел лодыжку, подумал, что она размером с его голову, захотел сплюнуть, двинулся к выходу.

Ночной мороз слегка покалывал щёки. Снежинки вихрями кружились, поддаваясь мановениям ветра. Эртур зашёл за угол, чтобы справить нужду. Тот случай на дороге всё ещё стоял комом в горле, картина произошедшего стояла перед глазами. Верить ли тому, что они увидели? Ответа не было. Эртур нахмурился. Лес одновременно выглядел притягательно и отталкивающе. Быть может, виной тому россказни про Датмортский лес, вечно сухой и замогильно тихий. Он примыкает к границам и Витании, и Ротмира, стоит на северо-западе, аккурат на запад от Ириданского хребта, но мифы о нём Эртур слышал и в Златоземье, и во время путешествий за Туманное море.

Когда он решил вернуться в корчму, на пути уже стоял блондин. В левой руке он держал меч. Эртур почувствовал, как холодеют ноги и начинает скручивать живот. Так происходило каждый раз, несмотря ни на количество выпитого, ни на многолетний опыт. Схватка всегда выбивает из колеи.

– Перчатку кидать не стану, но ты меня понял, – проговорил юнец, направляя острие в сторону Эртура. – Le’rael

Эртур скинул плащ на снег. Из-под капюшона показалось точёное лицо с резкими скулами, заросшее щетиной, слегка крючковатый нос, лоб уже покрывали небольшие морщины, губы вытянулись в трубочку. Ледяные глаза вцепились в оппонента. Эртур собрал длинные тёмно-русые волосы со лба в хвост на затылке. «Помыться бы, – подумал он, чувствуя жёсткость спутанных локонов».

Блондин пружинил на ногах. Едва Эртур потянулся за мечом, как тот рванулся к нему, яростно вереща, но наёмник успел уйти от удара пируэтом. Второго удара не последовало. Они лишь поменялись местами. Противник топтал плащ, словно бык, Эртур прикинул – весит он больше юнца, полуторный меч держит двумя руками, при замахе справа визави откроет кисть, если ударить навстречу. Началась пляска, блондин наступал, размахивая мечом на уровне лица, он двигался полубоком. Эртур своевременно уходил от ударов, не поднимая оружия. Наконец он рубанул снизу размашистым ударом справа налево, на секунду противник потерял равновесие, но успел быстро реабилитироваться, мечи скрестились, началась любимая песнь Эртура – лязг соприкасающегося металла. Он работал вторым номером, постепенно пятясь, пока не споткнулся о корягу, блондин воспользовался этим моментом, в руке его сверкнуло нечто, он сделал выпад, и Эртур ощутил, как щека становится тёплой от жидкости, сочащейся наружу.

Малец довольно улыбался, но дышал уже тяжелее, задержал дыхание и проговорил:

– И этому вас учили в Белом Кресте?

Эртур прыгнул вперёд, подняв меч над головой, лицо блондина резко исказилось. Он отбил первый удар, прилетевший сверху, пошатнулся, схватил меч двумя руками, второй удар он принял близко к лицу, держа лезвие горизонтально земле, блондин опустился на одно колено, глядя в своё отражение, смотрящее на него холодной сталью. Эртур воспользовался инерцией и, сделав полукруг мечом, саданул третий раз, пониже гарды. Два пальца разлетелись по снегу, их бывший владелец глядел на них глазами, выпадавшими из орбит. Удары измотали Эртура, но они стоили того. Брызнула алая кровь, блондин взвыл, выпустив из рук оружие, – оказалось, что во второй руке у него был миниатюрный стилет.

Эртур освободил правую руку, встряхнул ей, с полуоборота засадил блондину в челюсть – тот свалился ничком, обагрив белый, свежевыпавший снег. Пар шёл из его открытого рта, снежинки падали на лицо, смиренно тая. Победитель старательно вытер меч, воспользовавшись камзолом побеждённого, плюнул на лежащую тушу. Затем он подобрал стилет и сунул его за голенище. Он присел, сорвал лоскут одежды блондина, обвязал вокруг его пострадавшей кисти, крепко затянул, тело не двинулось. Затем порыскал по поясу, вот оно! Кошель был не слишком тяжёлый, но грех жаловаться. Эртур коснулся щеки, рана полыхала, а кровь всё шла, пачкая одежду.

«Что-то он эдакое бросил перед боем, – подумал Эртур. – Le’rael? Знакомо до безумия. Может, Колсон такое говорил во время войны, пока мог, а вот почему он говорил, мне не вспомнить… Вот же проказа».

Он вытер щёку горсткой снега, последняя окрасилась в розовый. Затем поднялся и посеменил к трактиру на всё ещё ватных ногах. Дверь заскрипела, к нему тотчас обратились взгляды, а Гюнтера всё не было. Эртур молча двинул к стойке, на которой ожидал оловянный стакан с обещанным снадобьем. Он сперва потянул носом – выступили слёзы – после чего одним махом осушил его. Поморщился, встряхнул головой – стало лучше.

– Хозяйка! – крикнул Эртур.

Она появилась, подозрительно подняв бровь, причмокнула.

– Есть ещё? – Он пододвинул стакан.

– Что за крики снаружи? – спросила женщина, откупоривая бутылку с характерным звуком.

– Уроки фехтования.

– А где тот, молодой? – Она скрестила руки на груди.

– В снегу, он поранился, истекает кровью.

– Задери тебя ишак. – Харчевница оскалилась неровным рядом зубов. – Умертвил мальчугана что ли? Погань такая! Вольга! Алкаш старый, поди сюда.

Ответом было лишь молчание и стук костей, разлетавшихся по игральной доске, друзья Вольги играли до последнего, сам хозяин мирно сопел за столом. Прочие гости пропали, кроме того, что словно ожидал кого-то, глядя в окно и потягивая трубку.

– Мадам, – сказал Эртур, чуть не поморщившись от такой формулировки. Он достал приобретённый мешочек, продолжил: – Это за беспокойство, а остальным я займусь сию минуту. – Наёмник порылся в мешке, положил на стойку несколько медяков, обратил внимание на странную чеканку – дуб, меж кроны которого находились копья с нанизанными на них головами – на местные монеты не похоже, на старые имперские и подавно.

Её устроила подобная сделка, а Эртур тем временем двинулся к спальням, ловко спрятав вторую порцию напитка в желудке. Едва он задумался о том, как неуклюже он будет проверять двери на предмет нахождения в них извозчика, как навстречу ему вышла рыжая, слегка растрёпанная. Эртур встрепенулся, схватился за рукоять меча.

– Где Гюнтер? – выпалил он.

Девица остановилась.

– Твой друг спит, – ответила она, сдувая прядку со лба.

– Показывай комнату. – Он кивнул ей за спину.

Она закатила глаза, но повиновалась, медленно пошла по ветхому коридору, покачивая бёдрами. Путь освещался лишь парой свечей, так что Эртуру приходилось всматриваться. Наконец она остановилась, толкнула дверцу, – та со скрипом поддалась. Патетическим жестом дворецкого она пригласила Эртура внутрь, он прошёл мимо неё. Пахло от неё приятно – смесь хвои и какой-то сладко пахнущей эссенции, которую он никак не мог разобрать. Духи? Духи денег стоят, алхимики за них дерут, как за здорового коня.

Вошёл. Ушанка лежала на полу, лысина одиноко проглядывала из-под войлочного покрывала, громогласный храп оповещал о том, что всё действительно в порядке. Гюнтер спал.

Эртур затворил за собой дверь, встал пред рыжей. Посмотрел на неё сверху вниз: «Миниатюрная, не знал, что Гюнтер таких жалует, – подумал он. – Но что-то не вяжется…»

– Погоди, да ты в крови! – ужаснулась она. – Стой, а где же тогда…

Резкая пощёчина возобновила кровотечение, а девушка помчалась вниз, размахивая косой, как маятником. Эртур ухмыльнулся, дотронулся щеки.

– Можно было и по другой щеке, – сказал он шёпотом, глядя на заляпанную в крови ладонь. В воздухе всё стоял аромат хвои со сладким, дурманящим запахом. Хотя, быть может, дурманила вольговская бодяга. Он зашёл в комнату, в которой казалось, что от храпа сотрясается всё, что не прикреплено к полу. Приблизился к окну, оно очень удачно выходило к конюшням, свистел сквозняк. Спутница блондина уже безропотно склонилась над ним, окликнула конюха, старик вышел. Эртур почувствовал, как слипаются глаза, прилёг, ощутив, наконец, как ужасно устало его тело за прошедшие сутки. Послышалось ржание коней, гости отправились восвояси. Засыпал он долго, случай на дороге не давал покоя.

***

Эртур дышал ртом громко и сбивчиво, он словно захлёбывался воздухом, его челюсть странно двигалась в такт дыханию. Серое небо виднелось сквозь сухие кроны, вороны наблюдали за телами, висящими на деревьях. Стройно в ряд взывали они к Эртуру пустыми, изъеденными глазницами, казалось, что они обратились бы к нему, будь у них языки. Но слышно было лишь карканье и собственное дыхание.

Он глянул вниз, на руках у него лежал командир Белого Креста – Марло Ха'ггри, в его черепе зияла дыра, из которой всё никак не получалось выпасть чему-то белому, жёлтому и красному. Глаза его закатывались, а едва уловимый шёпот терялся средь истошных криков. Эртур дёрнулся – то кричали люди на деревьях – они извивались, а узлы всё туже стягивались на шеях, сменяя крики на сухой хрип. Ветер уносил все звуки. Эртур взглянул на Марло, приблизился к нему ухом, наконец, разобрал шёпот:

– Эртур… как больно. Моей голове холодно… странно холодно, Эртур, тот выродок… горец, он меня зацепил тем… тем топором, правда?

– Тише, Ха’ггри, тише… Скоро придёт Аниквас, он тебя мигом заштопает, – врал Эртур, отводя глаза. Одни боги знали, как же ему не хотелось отводить глаза.

– Эртур! – крикнул Марло, растирая кровь на его щеке. Капитана вырвало желчью. – Эртур, они… они… я умираю?

– Брось, Марло, ты ведь не лекарь, откуда тебе знать. Да, ты ранен, ранен чертовски тяжело, но ты не умираешь.

Он вновь глянул вглубь леса, тёмный силуэт виднелся на горизонте, медленно манил за собой рукой.

– Чтоб тебя чёрная смерть изъела!

Гневный крик Гюнтера вырвал Эртура из сна, отчего он резко сел на кровать, глядя в никуда ошарашенными глазами. Пока он пытался унять стучащее в висках сердце, к нему прилипло ощущение чего-то неладного на его лице. Эртур прикоснулся к щеке, она была чуть мокрая, но рана уже затянулась, взглянул на пальцы – на них осталась вязкая белесая субстанция, он чертыхнулся вслух, привлёк внимание возницы.

– Эртур, беда! – Гюнтер ловко подскочил, став трепать компаньона за грудки, тот лишь смотрел на него пустым похмельным взглядом. Эртур видел, как губы извозчика двигаются, а гримасы сменяют одна другую, то оголяя, то снова пряча остатки жёлтых зубов.

– Тпру! Гюнтер, полно! – Эртур схватил его за руки, попытался ухватить взглядом извозчика, но их было трое. «Ясно, всё ещё пьяный, – подумал он».

– Где девка?! – не унимался возница.

– Какая девка? – Эртур лёг на перину, заложив руки за голову.

Гюнтер присел рядом, вздохнул так, что на момент показалось, будто он сдуется. Извозчик весь осунулся, произнёс:

– Да вчерашняя, с рыжей копной…

– Они вынуждены были отправиться в путь этой ночью, ты спал.

Возница застонал, закрыл лицо руками, упёрся в колени, застонал повторно, чуть более усердно.

– Ну хватит! – Эртур ткнул его в поясницу, он тут же почесал её, обиженно озираясь. – Кто не успел, тот опоздал, мог и не спать, раз такое дело.

– Так Эртур! Уснул-то я не сам, паршивица меня усыпила, дурман выпить дала, хорошее, говорит, пойло, нате! Я глотнул и свалился так быстро, что ты даже не успеешь сказать «что?!», когда узнаешь, что золота у меня больше нет.

– Что?!

Эртур кинулся к окну.

***

– Пусто. – Он огляделся – снег за ночь замёл все следы, кроме крови. Наёмник сплюнул, развернулся на пятках.

Гюнтер стоял весь красный, сжимал кулаки, кони тем временем топтали землю и раздували ноздри, отдохнувшие и готовые к очередной долгой прогулке.

– Ох я б её этими руками! – свирепствовал возница. – Паскуда! Курва! Дитё деревенской потаскухи и упыря! Тьфу ты!

– Погоди ещё. Эртур двинулся к сеням маленькой пристройки конюха. Постучал.

Дверь отворил старый пропойца с красным носом, один из собутыльников Вольги, с утра он выглядел так, будто упал лицом в улей.

– А? Вы опять? Кони сыты, поклажа уложена, я… – Он зевнул, чуть не свалив Эртура перегаром.

Старик попытался закрыть дверь, помешала нога гостя.

– На пару слов. – Он вытолкал конюха наружу.

Конюх остановился на снегу, пошатнулся, в миг его глаза закатились за орбиты, а сам он ниц упал пред ногами Эртура, тот перевернул его, наклонился.

– Дед, чего разлёгся? – Эртур присел, потряс конюха. Наклонился, чтобы послушать биение сердца. – Не дышит, собака.

Гюнтер приблизился, спросил:

– Ты убил его?

– Не я.

– А чего он коней двинул?

– Поглядим. Ты стой тут. – Возница повиновался.

Эртур медленно шагнул в сени, потянулся к двери, но его остановило потрескавшееся зеркальце в углу, что-то он в нём углядел.

– Проказа. – Он потрогал седой локон, ниспадающий со лба. – Старею что ли?

Он огляделся по сторонам, свя́тый угол пылился, молитвенник был залит вином, стоял крепкий запах, затхлый и сырой, дерево всюду потрескалось. Шаг – половица скрипнула, дом ходил ходуном. Однако ничто не намекало на смерть конюха, старик жил так не один год. Эртур потянул носом, решил, что к запаху у него успел выработался иммунитет.

Он двинулся к выходу. Сквозь дверной приём виднелись несколько лиц, все окружили почившего конюха, Гюнтер увлечённо махал руками, препираясь с хозяйкой харчевни. Вольга стоял на коленях и выл, закрывая лицо руками.

– …вчера тот угрюмый тип зарубил молодца, и они с девицей не заплатили, сегодня неожиданно помер друг алкаша моего, а вы охламоны оба рядом, а он… – Хозяйка обернулась на Эртура. – Чего ты там в избе искал, болдырь в капюшоне, тебя спрашиваю?!

– Конюх ваш помер внезапно, как снег летом, а следов в избе нет, я бы сжёг. – Он двинул к телеге.

Гюнтер догнал Эртура, поправляя шапку.

– Последние гроши из сапога ей отдал за милу душу, брат, как к князю прикатим, я тебе вдвое больше заплачу, будь уверен.

– Коня твоего хочу.

– Что? – Голос Гюнтера сорвался на фальцет от удивления.

– Белого. – Он собирал поклажу, не глядя на возницу, тот почесал затылок.

– Рассвета, стало быть?

– Точно.

– Тогда плачу вполовину.

– Идёт. – Эртур запрыгнул на телегу.

Они двигались на запад в приличном темпе, не останавливаясь, следов рыжей не было. Солнце мутным диском виднелось сквозь серую пелену, студёный ветер заставлял потирать руки. Гюнтер привычно не выпускал трубки изо рта, как-то даже драматично держась за вожжи.

– Эртур?

– М?

– Ты как-то посмурнел, чего стряслось?

– Гляди. – Он указал на седую прядку. – Гадина та с тракта никак из головы не выходит, снится ещё всякое. – Он жестом попросил трубку Гюнтера, пустил дым через ноздри.

– Да лихо то было. – Возница покачал головой, чуть стеганул коней. Ускорились

– Не знаю… – Эртур посмотрел себе под ноги. – Походит на ребёнка, да только…

– В Бездну этого ребёнка. – Он похлопал собеседника по плечу. – Вот доставим письмо, я тебе монет отсыплю столько, что сможешь закрыться в каком-нибудь трактире и не просыхать там целую луну.

– Письмо, Гюнтер! – У Эртура округлились глаза. Возница чуть не упал с козел опомнившись. Порылся в кармане, вытащил свёрток.

– Вроде целёхонько. – Выпустил дым из уголков рта. – Печать на месте, всё в порядке.

Они ехали дальше. Леса сменяли луга. Порою на горизонте вздымался дым из деревенских печей. Иной раз лес оживал и ветер доносил до уха бурную песню природы. Единожды им на встречу проехал гонец, галантно снявший шляпу на ходу. Мелькали покосившиеся часовни с ворованными подаяниями, ямы на тропе, которые приходилось объезжать окольными путями. Спустя несколько часов, когда небольшой замок с примыкающим к нему селом стал обретать свои черты, им пришлось сойти с пути, чтобы пропустить длинную вереницу беженцев.

Они стояли, оперевшись на повозку в небольшом перелеске. Трубка то и дело переходила из рук в руки. Беженцы шли. Все продрогшие, чумазые, в рванье. Медленно тянулась река обездоленных, в основном дети, женщины и старики. Кто-то понуро глядел в пол, прочие общались, вяло передвигая сухими губами. Одни с котомками, другие с огромными мешками, взмокшие от ноши.

Когда Эртур загляделся на серое небо, по которому вихрями кружились пернатые, его отвлёк подошедший старец:

– То вороны летят под Алый Остов, чуют беду, – сказал он.

Эртур глянул на незваного гостя – выцветшая тёмная мантия с громоздким капюшоном, из-под которого можно было видеть лишь серый острый подбородок и губы. Полы мантии лежали на земле, рукава были столь длинными, что руки старика оказались сокрыты.

– Это тот замок? – Эртур продрог, сам не понимая, отчего. Рассвет зафыркал и стал бить копытом. Старик приблизился шаркающей походкой, остановившись в двух шагах.

– Да, благородный сир.

– Не сир.

– Как же? – Старец приподнял капюшон, показав свой лик. Белёсое круглое лицо, покрытое фиолетовыми пятнами то тут, то там, кривой нос, отсутствие бровей и глаза, белые, как молоко. Седые волосы грязными локонами спускались с макушки. Морщины огромными буграми покрывали лоб.

«Слепой?» – подумал Эртур, но в тот момент глаза собеседника словно вонзились в его собственные. Он почувствовал, как холодеют руки и лишь спустя мгновение заметил, что холод исходит от старика, который схватился за него, не отрывая пронзительного взгляда.

Эртур не выдержал, посмотрел, как старик словно гладит его ладони своими сморщенными пальцами с пожелтевшими длинными ногтями, и резко отстранился, чуть не завалившись на землю – это привлекло Гюнтера.

– Эй! – крикнул возница. – Что проис… – он смолк на полуслове, увидев юродивого, впивающегося взглядом в Эртура, пока наёмник хватался за повозку, чтобы не упасть.

– Только рыцари и короли, проливая столько крови, продолжают думать о морали и считают себя благодетелями. – Старик с улыбкой глянул на Гюнтера, провёл рукой слева направо, соединив три перста. – Ко вторым ты точно не относишься, Эртур, – сказал он, указывая длинным сухим пальцем на свою щёку – на ней можно было видеть родимое пятно в форме месяца. – А первым… разве ты не мечтал об этом всё детство?

Старец развернулся и медленно двинулся в редеющую колонну, опуская капюшон. Эртур продолжал пялиться ему вслед, широко открыв глаза, даже когда незнакомец скрылся в толпе. Гюнтер недоумённо хмыкнул и пошёл заниматься своими делами.

Ещё с минуту он не мог понять, что его так напугало. Его не отпускало ощущение, что старик был мёртв. «Бродячий мертвец? – Он усмехнулся сам себе. – Кажется, после лиха на тракте я стал слишком впечатлительным, – успокоил он себя и отправился помогать Гюнтеру».

***

Колёса телеги натужно поскрипывали, крепость приближалась.

– Бурдюки пустеют, ох, дай нам счастье встретить не высохший колодец, – недовольно бубнил извозчик.

– Замок уж близко, – ответил Эртур, глядя на растущие пред ними крепостные стены. – Тут ведь поодаль Радога протекает, воды на всю жизнь хватит.

– Эх, знаешь, Эртур, на войне той… Бездна её поглоти… Во время стоянки в лесу, когда нас очередной барон гнал во фланг к отступающим горцам, мы воду в местной речушке черпали. Пошёл я, значит, травы какой нарвать, дабы с табаком смешать, потому как запасы кончались, а курить надо. Бреду́ к устью, думал, там растёт чего, то вечер был уже, не видно ни зги, зато запахи чувствовались явственно. – Он потянул своим дюжим носом, как бы в доказательство. – Спустя полчаса отвратный запах врезался в нос, глаза слезятся, пригляделся, к темноте привыкший, – два вздувшихся трупа в речушке, изглоданы то тут, то там. Я и рванул обратно на свет, к лагерю.

– И что же? – спросил Эртур.

– Почти все лежали, согнувшись в три погибели, кто-то испуганно пытался помочь. Пара ребят даже умерли через несколько дней, мы их оставили.

– А мораль?

– Впредь пью лишь из колодца.

– Разве в колодце не может быть трупа?

– Твоя правда. – Гюнтер улыбнулся.

Они миновали пустующую деревню, которая прилегала к стенам замка, затем предстали перед каменной аллеей, окружённой с двух сторон стенами. Высокие, покрытые мхом бастионы, величаво глядели на путников. Кое-где не хватало камней, часть башни являла собой огромную дыру, видимо, следы осад прошлых лет. Гюнтер присвистнул, отдавая почести сооружению.

Развевались штандарты – серо-чёрная лилия на подобном же серо-чёрном поле, разделённом по диагонали. В поле зрения была лишь одна сторожевая башня, почти вдвое выше стен, наверху её сопел часовой, лениво опустивший шапе на глаза.

Величавые сводчатые врата имели небольшой дверной молоток чуть ниже уровня глаз, над ним же было маленькое закрытое окошко. Повозка осталась чуть позади, Эртур постучал. По ту сторону раздался больной кашель, а затем приближающиеся шаркающие шаги.

Ставня упала, а в узкое окошко на них уставился один глаз, на месте же второго красовался огромных размеров шрам. Гюнтер поморщился, глядя, как беспокойно глаз бегает, изучая пришедших. Эртур прокашлялся, прочистив горло:

– Привратник? – обратился он.

– Вам шо? – невнятно отозвался глаз, подозрительно прищурившись.

Гюнтер подошёл поближе, внимательно следя за глазом.

– Господин, мы, выходит, что гости к лорду Драговиду, – сказал возница, приветственно сняв ушанку.

– Не звал он гостей, – скрипел голос.

– Да как же!

– А так!

Гюнтер скорчил угрюмую гримасу, а затем возвёл очи к небесам, высунув кончик языка. Он поднял указательный палец:

– Воспрянет лилия эпохою знамений, в потёмках светоч заартачится зарёй, немая ветошь, среди э-э-э… – Он почесал затылок.

– Немая ветошь вдруг воспрянет и ответит, – подхватил глаз, – оставив горечи утраты под землёй.

Послышался характерный звон связки ключей, маленькая дверь, что была внедрена в конструкцию ворот, отворилась, сгорбленный ключник с клоками седой бороды и колоссальных размеров лысиной поманил пришедших за собой, удаляясь шаркающей походкой. На посту его сменил белокурый юнец, ловко сделавший подобие реверанса в знак приветствия.

– Это что ещё было? – озадаченно вопрошал Эртур.

– Пароли, говорил же. У вельмож свои демоны, – рассеянно отвечал возница.

– А почему это, скажем, не жест?

– Да чёрт его…

Они перешагнули порог, внутреннее убранство замка не поражало воображение так, как это делали его стены: скромный дворик, истоптанный местными, сопящий псарь с одноухой борзой под ногами, кузнец, высекающий искры ударами молота, подозрительно глядящие стражники да двери, ведущие во внутренние части крепости.

Ответственный люд уже занялся разгрузкой телеги, которую пригнал внутрь юнец, а конюх принялся за верховых, пока путники шагали вслед за ключником, что подошёл к двум стражникам, сторожившим какой-то вход.

– Этот с оружием, – сказал стражник, указывая алебардой.

– Это моя охрана, – ответственно заявил Гюнтер, – без него дальше не двинусь.

– Да посторонитесь вы, – ворчал ключник, расталкивая стражей порядка.

– Там Маркус, а Драговид… ну, вы сами знаете. Стражники всё же расступились.

Внутри ключник отворял двери одну за одной, впуская Эртура с Гюнтером всё глубже в лабиринты замка.

Тёмные пустые коридоры сменялись один за другим. Наконец они стали подниматься по длинной винтовой лестнице, которая привела их к просторной зале с длинным столом и довольно скромным троном из светлого металла, верх которого украшала гербовая лилия с позолотой. Мухи кружили над оставленными яствами, слуг не было видно. Гобелены довольно грубого кроя украшали стены. Различные сцены предстали пред глазами вошедших: охота, рыцарский турнир, сражение с яркими знамёнами по обе стороны. Среди прочего выделялась картина, на которой можно было видеть семью, некоторые лица были нарочно вырезаны.