Вчера, сегодня, завтра, послезавтра…

– До… Прощай! – Григорий, открыв дверь, шагнул из темного сырого коридора в светлый теплый вечер.

Он вышел. Прошел по территории завода, собираясь обогнуть здание проходной, и тут до него донеслись какие-то крики и звон стекла. Чуя что-то недоброе, он ускорил шаг. За углом он увидел небольшую группу людей вокруг его машины. В это мгновение один из них, стоявший к нему спиной, замахнулся трубой и с треском опустил ее на крышу новенькой «Лады». Вторым ударом было разбито заднее стекло. Стоящий рядом парень визгливо вскрикивал:

– Геть, геть москаля, геть поганця!

– Москаляку на гиляку! – завопил второй мужик, с бритой головой и чубом на макушке.

Григорий бегом кинулся к орудовавшему трубой мужику и, подбежав сзади, в момент очередного замаха вырвал у него из рук трубу. От неожиданности тот качнулся, резко разворачиваясь. Григорий в озлоблении замахнулся на мужика трубой, тот инстинктивно поднял над головой руки и истошно завопил:

– Ты! Стой!.. – А потом на выдохе тихо спросил: – Цэ ты?!. Григор?! Так хиба цэ ты?

Труба описала в воздухе дугу над головой мужика и застыла в неопределенном положении. Остальные, увидев хозяина автомобиля с грозным орудием, попятились. Мужик, недавно разбивавший его машину, стоял с жалко поднятыми вверх руками и снова повторил вопрос:

– Григор, та хиба цэ ты? Хиба цэ… Это твоя?

В обрюзгшем мужике с отвислым пузом, с морщинистым небритым лицом и лысой головой с чубом Григорий с трудом узнал Витьку – лучшего друга своего детства и юности, о котором вспоминал дорогой. Григорий, раздосадованный, отбросил трубу и молча подошел к Виктору.

– Х-хиб-ба… – Процедив сквозь зубы, он наотмашь ударил ладонью Виктора по щеке. Тот отшатнулся от удара.

– Григор, ну так шо ж ты не пидзвонил? – прикладывая руку к щеке, тихо проговорил Виктор.

– Ты зато пидзвонил, зятек!

Второй удар апперкотом пришелся под ребра. Потом он схватил Виктора двумя руками за куртку и резко толкнул его на машину. За спиной у того хрустнуло разбитое стекло. Под ногами тоже все хрустело от разбитого вокруг машины стекла. К ним незаметно подошел местный полицейский.

– Ну, шо тут у вас? – поинтересовался служитель порядка.

– Та симейна справа… Бачишь, два зятя зустрились. Одын ось москаль… – откликнулся один из мужиков.

Полицейский еще раз демонстративно посмотрел на номер машины с российским флажком и регионом «77», улыбнулся и проговорил:

– Та вижу, шо москаль… Не фиг заезжать куда не треба… Сами разбирайтесь, коли у вас тут семейное… Кордон проезжав? Документы в порядке? – обратился он к Григорию.

– В порядке… – не поворачиваясь в сторону полицейского, ответил Григорий.

– Ну и добре… Так шо, товарищ россиянин, зйиздив? Добре зйиздив? – с откровенной улыбочкой снова обратился он к Григорию, но тот ничего не сказал, а полицейский медленно развернулся и пошел мимо проходной дальше по улице.

Григорий уже давно отпустил куртку Виктора, а тот стоял, опершись о крышу разбитой им машины, и тяжело сопел. Он пытался зажать порезанную о стекло левую кисть в кулак, между пальцев которой сочилась кровь.

– Та хиба ж я знав, шо цэ твоя? Гриш?! – с каким-то упреком проговорил Витька. – Ну, выбачай, а? Пробач мени вже, будь ласка… – продолжал он бормотать, обращаясь больше к себе, чем к Григорию.

– Дуй от меня подальше, выбачайка! – почти не раскрывая рта, полушепотом ответил Григорий.

Он оттолкнул Витьку от машины, напоследок резко пнув его в зад ногой. Витька споткнулся и чуть не упал, а потом, как-то сутулясь, пошел куда-то по улице, дальше от проходной. Остальные мужики, удовлетворенные увиденным, тоже стали расходиться. Григорий остался один со своей разбитой машиной. Ему ничего не оставалось, как убрать из проема лобового окна остатки битого стекла, стряхнуть битое стекло с торпеды, с сиденья и ехать.

Ехать на машине без лобового, заднего и боковых надо было не спеша. И только теперь, когда он сел за руль разбитой машины, после всего произошедшего, на него навалилась какая-то слабость: стала кружиться голова, немного подташнивало. В то же время Григорию казалось, что все случившееся в течение последних нескольких минут его не сильно взволновало. Он старался с помощью глубоких дыхательных движений бороться с тошнотой и головокружением, сосредотачивая внимание на вождении автомобиля. В свое время все родственники предупреждали его о том, что может случиться всякое, что лучше не ездить, а послать запрос через юриста официально по почте. «Да вот я и получил это «всякое», – думал Григорий.

Он поехал медленно, то на второй, то на третьей, по немноголюдным улицам когда-то бывшего для него таким родным городка. Некоторые прохожие останавливались, смотрели ему вслед, некоторые показывали на его разбитый автомобиль пальцем. Ему казалось, что все они улыбаются. А может быть, они и действительно улыбались? Потом ему послышался женский смех, казалось, что он шел откуда-то сзади. Он представлял, как украинские пограничники тоже, не скрывая улыбок, будут нагло смотреть на него и его изуродованный автомобиль. Что его ждало дома, он просто не мог себе представить, потому что послезавтра зятю с семьей надо было возвращаться в Москву.

Григорий уже далеко отъехал от города, когда вдруг заиграла музыка – шел вызывающий звонок на мобильный телефон.

– Гриша, это ты? – В телефоне звучал голос Оксаны.

– Оксана? Откуда ты знаешь номер телефона?..

– Та у бабы Маши взяла твой номер… Просто она ушла, а я… Я хотела тебе сказать про Олесю. Я не хотела при чужих. Ты далеко уехал?..

Григорий остановил машину, заглушил мотор.

– Нет, я вот выехал.

– Тогда…

– Чего?

Оксана некоторое время молчала, а потом спросила:

– Может, приедешь? А то вдруг чего… На проходной дед Степан сидит, он до утра… Так у тебя ж пропуск е. И пропуск есть, и он тебя помнит.

– Олеся? А что с Олесей?

На том конце молчали.

– Ведь я же ее вскоре, когда ты…

Связь оборвалась. Григорий набрал номер, с которым только что говорил:

– Оксана, что случилось? Что с ней? Что с вами?

– Гриша, все нормально. Просто Олеся уезжает. – Оксана замолчала. Наступила пауза.

– Что? Что-то случилось? Куда уезжает?..

– Приезжай, приезжай… – тихо прошептала последние слова Оксана. Связь оборвалась.

Через некоторое время снова зазвучал телефон:

– Прийидь, прийидь… – послышался в трубке шепот Оксаны.

Григорий молчал.

– Прийижджай. Я буду чекаты тебе! Я буду ждать тебя. Приезжай…

Какая-то непонятная сила заставила его резко включить зажигание. Уже не стало тошноты, головокружения, тяжести в теле тоже не было – было одно желание. Ему казалось, что он точно понял, чего хочет. На несколько секунд задержался над мобильным телефоном – написал сообщение жене: «Галина, машина сломалась, но не серьезно. Могу задержаться». Потом Григорий рванул, развернул автомобиль на пустой дороге. Быстро разогнался до пятой и помчался назад. Навстречу подул сильный ветер, вокруг все зашумело. Салон продувало насквозь, внутри машины завыло, заревело, из заднего окна и из боковых посыпались осколки стекол. Его шевелюра и одежда трепетали на ветру. Хорошо, что плотно сидевшие очки прикрывали глаза.

Григорий любил ветер. Он снова вспомнил, как таким же солнечным сентябрьским днем он на мотоцикле уезжал за город с Оксаной. От сильного прохладного ветра стало знобить. «Ну и что? Ну и что? Один раз живем!» – как осколки по асфальту, сыпались мысли в его голове.

Григорий поставил машину на прежнее место. Дед Степан, вахтер, знакомый ему еще с восьмидесятых, ухмыльнувшись, кивнул ему на пропуск. Григорий быстро прошел темный коридор, открыл подсобку. На месте Марии Тимофеевны сидела Оксана, а рядом – тоже Оксана, только моложе лет на двадцать.

– Григорий, прости. Прости, что вернула… Это Олеся. Знакомьтесь… – немного смущенно проговорила Оксана.

– Здравствуйте, дядя Григорий.

– Здравствуй.

Наступило долгое неловкое молчание. До Григория вдруг стало доходить, в каком нелепом положении он оказался. Ему почудилось, что окружающим слышно не только его дыхание, но и его мысли. В висках у него застучал пульс. В это время у девушки пискнул телефон, она быстро ответила на СМС.

– Ну, что… – неопределенно сказала Оксана.

– Может, чаю? – обратилась ко всем Олеся. Она улыбнулась Григорию точно такой же щедрой улыбкой, как и ее мать. И снова его захлестнули воспоминания…

– Гриш, ты извини, просто Оксанка завтра рано… Короче, сегодня ночью уезжает. Ты далеко отъехал?

– Да так…

– Как? – улыбнулась Оксана

– Как и ожидал… – задумавшись, непроизвольно ответил Григорий.

– А как ожидали? – спросила Олеся.

– Ожидали, как моска́ли, – неумело отшутился Григорий.

– А як моска́ли зубы скалят? – попыталась парировать Оксана. Однако Григорий стал вдруг серьезным и нахмурился, вспоминая о машине.

– Клубничку любите? – спросила Олеся. И какие-то лукавые искорки блеснули у нее в глазах.

– Какую клубничку? – Григорий после паузы поднял свои немного удивленные глаза.

– Ну, да… Вот клубничка! – Она достала банку варенья и, продолжая улыбаться, начала расставлять чашки.

– Гриша, прости, но… – Григорий молчал. – Олеся собирается поступать в институт, а там начинаются подготовительные курсы. Сегодня ночью она уезжает, надолго уезжает…

– В Киев, – уточнила Олеся, разливая заваренный в чайнике чай.

Григорий обратил внимание, как она это произнесла. Если «в» она произнесла так же, как и его земляки – что-то среднее между «у» и «в», – то «Киев» у нее звучал мягче: что-то ближе к «Кыев».

– Домашний чай? – спросил Григорий, тогда как самому уже захотелось спросить: «А я здесь при чем? Она едет в „Кыев“, а я куда? Вот, приехал, а зачем и почему я здесь? И зачем вся эта поездка?» – вертелись в его голове вопросы.

– Да, а что?

– Что? – переспросил Григорий.

– Да, домашний чай, почти такой же, как и с бабой Машей заваривала.

– Просто мне показалось, что после него голова кружилась.

– Да?! Только не подумай, что конопля или еще какая-нибудь ядреная травка! – усмехнулась Оксана, а потом с улыбкой добавила: – То наши травы, с огорода: мелисса, душица, мята, чабрец, смородина, малина, вишня… ну, хмеля немного, береза… Мы сами так всегда пьем. Ты же должен помнить.

– И береза? Лист?

– Березы немного. Лист и почки.

– Да, у меня бабка тоже раньше травы собирала, тоже когда-то заваривали, пили, только последний раз у тебя, наверное, крутая заварка была.

– Хорошо, давай поменьше налью. Як хочешь… Я ж не тильки на чай звала. – Она подняла свои высокие брови, лицо ее стало серьезным. – Олеся, Олеся, сидай! Чуешь?

– Олеся… – почему-то автоматически проговорил Григорий.

– Та чую… – Девушка села между матерью и Григорием и стала смотреть на мать. Григорий не понимал, что происходит.

– Гриш, а ты пей…

– Так… не на чай, сказала же… – отхлебнув, попытался он вставить свое слово.

– Так. Так… Ты наверняка думаешь про Галину, як вона там…

– Там, тильки там, тильки там… Дэ нас нэма-а, – вдруг попыталась, шутя запеть Олеся.

– Олеся! Мовчи! – одернула дочь Оксана.

Девушка насупилась. Наступила долгая напряженная тишина.

– Олеся… – нарушила молчание Оксана. – Цэ твий батько. Это твой отец, Олесю. – И снова наступила напряженная тишина.

Григорий выдохнул, потом шумно втянул в себя горячий травяной чай. Потом крякнул и уставился на Олесю. Ему показалось, что девушка так же, как и он, была шокирована услышанным: она вся сжалась, лицо напряглось, глаза опустились вниз, ресницы вздрагивали. Никто не хотел говорить. Девушка поднесла руку ко лбу, намереваясь, наверное, подпереть рукой голову, но в это мгновение зазвонил ее мобильный телефон.

– Саша?.. Саша, я зараз, сейчас… – жестом показывая, что собирается выйти. Она быстро поднялась и вышла в коридор, а после, очевидно, на улицу, хлопнув дальней железной дверью.

Григорий молчал. Оксана, вся очень сосредоточенная, тоже молчала. Григорий молча допил свой чай, затем жестом показал, что хочет еще. Оксана наполнила его чашку, глубоко вздохнула и начала:

– Просто, когда тебя забирали, у меня была задержка. После тебя. Ты помнишь? – Она как бы украдкой подняла на него свои большие карие глаза с вспорхнувшими вверх бровями. – Помнишь?..