Мистический шейх. Эзотерико-философский роман-аллегория

– Потрясающая панорама! – не перестовал восхищаться и Дамир.

Как на объёмной картине все главное было расставлено в дали – Тегерек, а за ней волны холмов, вершины седеющих гор смешивались с очертаниями горизонта. Вблизи и вокруг нас одеялом расстилалась зеленная долина по обе стороны реки Ак-суу. Основное, не меньше двух километров шириной, русло реки, усыпанное разноцветным крупным галечником, где вода растекалась десятками широких и тысячами мелких ручеек. Так река искала, ищет и будет искать себе путь, чтобы внизу, через сотни километров, соединится с великой рекой Сырдария. Вот на этом пути потоков воды как бы встает Тегерек – могущественный природный монумент, напоминающий знаменитую пирамиду Хеопса.

– Расул, Дамир. Посмотрите вон туда. Видите? Река Ак-суу, собирает свои воды в одно русло и делает довольно резкий изгиб влево, – поясняет Суванкул-ава. – Получается, как будто бы река избегает гору Тегерек.

Я молча смотрел туда, куда указывал Суванкул-ава и ничего не понимал. Все мысли у меня спутались, голова не сображала. Вероятно, то же самое чувствовал и Дамир. Что-то было противоестественным в том, что вдруг, на ровном месте река делает причудливый крюк. Мне подумалось, что в природе ведь тысячалетиями исчисляется противостояние рек и гор, как мягкого и твердого. Причем, как говорил китайский философ Конфуций, мягкое, то есть вода, всегда выходит победителем твердого, то есть камня. А здесь река, как будто бы по своей своей доброй воле огибает гору, а далее течет по-прежнему россыпью, разливаясь по всему саю. Кто знает, возможно, потому эту реку и назвали Ак-суу, имея ввиду не только чистоту ее вод, но и вероятную справедливость намерений самой реки – не подтапливать и не разрушать основание горы Тегерек. Какая-то невероятная сакральность – река, как одущевленный объект.

– Расул, Дамир! Вот это и есть ваш родной край, имя которому «край каньонов и пещер», – не без гордости сказал Сагынбек-ава. – Здесь своя жизнь, своя история, своя поэтик, а также своя философия. Ты только взгляни на эти причудливые и грандиозные каньоны.

– Впечатляет! – восхитился я, искренне удивляясь и с трудом осмысливая увиденное и услышанное.

Если честно, у меня было странное ощущение. Все вокруг казалось по-настоящему материальным, вещественным. Вот, вокруг меня мои сородичи, я их вижу, слышу, разговариваю с ними. Немногословные, но очень сердечные, отзывчивые и добрые, никто из них не произносил ни пафосных, ни патриотических речей, не разглагольствовал и не раздувал былую героику своих предков. Нет! Простой, доступный и по-своему мудрый народ. Было ощущение того, что здесь время застыло в прошлом. Но мы то знаем, что время можно остановить лишь в абстрактном, так называемом римановом, пространстве и то ненадолго. Другая мысль меня в тоску вогнала: понял я, что довелось мне увидеть в эту минуту малую частичку настоящего большого мира этих людей. Я, а, возможно, и Дамир, поняли и другое, что никогда не станем таким, как они, оставаясь все же бесчувственными городскими чурбанами. Если честно сказать, дефицит собственной чувстввенности я ощутил именно тут.

Солнце уже совершило половину своего земного пути, но тем не менее даже в полдень отбрасывало на Тегерек яркие лучи. Мне показалось несколько странноватым, что даже в такие часы Тегерек отбрасывала тень. На восточной стене уже появлялись косые полосы невероятно желто-оранжевого света. Вокруг царило безмолвие, как будто природа замерла. Казалось ее неподвижность таит в себе какое-то непонятное ожидание. Наступившее молчание быстро рассеялось от обращения ко мне Сагынбека-ава.

– Знаешь, Расул. Существует много легенд относительно этих каньонов. Как говорили наши пра-пра-деды, настолько каньоны обширные, глубокие и запутанные, что любой человек, любая домашняя живность, потерявшаяся здесь, уже не появится живой.

Мне в это верилось. Действительно, здесь в этом причудливом краю своеобразие гор, адыров, каньонов, пещер и гротов резко отличаются от таковых в других регионах страны, – подумал я. Из уроков физической географии знаю, что такая гряда гор образовались много миллионов лет тому назад в результате отложений ледников и их движения. Вот цепь гор и предгорий, а между ними горная река, которая как бы «пропиливает» себе дорогу образуя широчайший сай, а река, ежечастно меняющая свой путь, до сих пор продолжает отрезать приречные земли то справа, то слева. А ведь так продолжалось миллионы лет.

– Местность, безусловно, диковатая, но исключительно живописная, – соглашался я. Если бы мне задали вопрос о том, в чем же заключается живописность этого края, я, наверняка, ответил бы, в том, что ландшафты здесь в двух плоскостях – горизонтальном и вертикальном. Обширные плато на самом верху, а долины рек и каньонов внизу. Все остальное вертикальный мир. Причем, везде тени, тени, тени…. Высокие горные хребты по обе стороны реки протянулись с юга, где высятся горы с белоснежными пиками, на север, где смыкается горизонт, а это оказываются сотни километров.

Слева от дороги за рекой Ак-cуу тянулись высокие горы слабо-оранжевого цвета, испещренные, как кажется издалека, сетью мелких и длинных вертикальных трещин. На самом деле, эти склоны таят в себе многочисленные, большие и малые, промытые в толще глины и песка, углублений. Стекая по склону горы, дождевые воды проложили себе путь и оставили неизгладимый, но очень красивый след. Справа от дороги такие же горы. Одним словом, вокруг все безумно красиво. Я поймал себя на мысли о том, что именно здесь расцветает вся политра теней – от слабого до черного.

Проехали километров пять, по грунтовой дороге, проложенной прямо по склону у подножья горного хребта. Внимание привлекло широкое плато прямо на повороте, откуда открывалась настоящая панорама. Сагынбек-ава снова остановил машину, все мы поспешили наружу.

– Вот это красота! – читалось восхищение у всех у нас в глазах и лицах.

Дух захватывает от той картины, что открывается взору. Широчайшая речная полоса, веками намытая белая речная галка, россыпью течет река Ак-cуу. С высоты обрыва россыпь ручеек реки кажутся ниточками ртути на изумрудном дне долины. За саем виден широкий прибрежный луг, тянущейся прямо к подножью горы, а там, взору предстают маленькие аккуратные квадратики рисовых полей и ровные ряды тытовников.

– Вот мы и приехали к Тегерек, – сказал Суванкул-ава, и голос его был торжественным и возбужденным. – Теперь вот посмотри, каков отсюда вид на Тегерек.

Под яркими лучами солнца гора горела кроваво-красным пламенем. От того она выглядела еще более необычной и величественней.

– Наверняка, дед много раз рассказывал об этой горе? Она для нас, для нашего рода является культовой, – продолжал Суванкул-ава.

– Да! Гора действительно величественная и загадочная. А вблизи, наверное, громадье необъятное. Подойти бы к ее основанию.

– Жаль, но туда нельзя, – заметил Суванкул-ава.

Сказал и замолчал. Жду. Он молчит. Потом он чуть поворачивает голову ко мне и снова повторил: – Жаль, но туда нельзя.

Я не стал допытываться. Нельзя, так нельзя. Хотя почему нельзя? Идти в противоположную сторону от того, чего хочешь познать. Это было не по моему характеру. Сожаление, и еще какое-то физическое ощущение неудовлетворенности боролись во мне, когда дед почему-то издали отдавал поклоны Тегереку, а затем Суванкул-ава, Сагынбек-ава минуты двадцать читали молитву. Теперь, я уже осознавал, что так же не способен понять то, чем полна эта мифическая, по сути, гора, как непостижима природа, включая ту скрытую, тайную жизнь в черной земле под этими вечными камнями, о чем непереставали говорит вся моя родня. Ведь мне не впервой приходилось слышать о некой глубинной тайне, связанной с Тегерек.

Вообще в той поездке я не раз, и не два удивлялся некоему телепатическому феномену. Не успевал подумать о чем-то, как тут же мои родственники, как бы успевали их предугадать и высказаться либо пояснением мне, либо очередным вопрощанием ко мне. Вот и на этот раз.

– Обычно с какими словами начинаются легенды и предания? – вдруг спросил Суванкул-ава, обращаясь к нам с Дамиром, и сам же продолжил: – «Было так или не было – кроме бога, свидетелей не было». Ведь так начинаются многие народные сказки, мифы и легенды, – сказал он. – Так вот, как бы то ни было, есть такая легенда и часто можно услышать от людей, что из всех магических и святых мест юга Средней Азии лучше всего запрятан Тегерек. Причем не только от людских глаз. Секреты, скрытые в этой горе упрятаны и в генной памяти и сердцах жителей его окрестностей. Немного помолчав, он задумчиво продолжил: – А также… глубоко в земле под его основанием. Разумеется, сейчас мало, кто знает, что гора то рукотворная.

Мы с Дамиром, шокированные услышанным стояли в недоумении. В голове звучали тысячу вопросов – как, когда, почему, отчего? Возникла небольшая пауза. Затем Суванкул-ава продолжил свое повествование: – Было так или не было – кроме его величества Природы, свидетелей нет. Прошли века с тех пор как свидетели и строители этого каменного саркофага покинули этот бренный мир, а большинство же смертных даже в этих окрестностях в настоящее время совершенно забыли об истинной природе и сути этой мифической горы и представляли их лишь по искаженным былинам дедов и прадедов.

К разговору подключился Сагынбек-ава: – В таких случаях говорят: «Прадеду рассказал его прадед, а тому прадеду – его прадед», – сказал он. – Ясно одно – это было в стародавние времена. Но среди наших сородичей, проживающих здесь, в окрестностях Тегерек – приветливых, простых и добрых, но почему-то скрытных и замкнутых в себе людей, когда речь идет о Тегерек, во все времена были и те, которые смотрели на эту гору с некоторой боязнью и предосторожностью.

– До сих пор? Почему? Что их пугает? – спросил я, вообще переставая понимать услышанное.

– В чем причина этого, никто не знал, и никто всерьез не интересовался, – сказал Сагынбек-ава. – Живут и живут они в своих заботах и в своем мирке. Это очень длинная и запутанная история нашего рода-племени сродни легенды или предания.

Лишь теперь становится понятным догадка о том, что, возможно в наших сородичах говорила и генная память предков, и предания тех далеких времен истории еще сакской цивилизации. Я понимал, что иногда бывает достаточным то, что «в жизни так бывает», что «такое иногда случается». А если мы будем слишком докапываться до сути различных мифов и историй, то мы рискуем потерять чудесную веру в то, что принято называть целесообразностью сущего. Предания и есть предания, отношение к ним, наверное, и должно быть соответствующим, – подумал я и целиком отдался своему слуху.

Суванкул-ава продолжил свой рассказ: – Тегерек, его окрестности, испещрены каньонами и пещерами. Легенды вторили им, что здесь всегда следовало бояться не только диких зверей. Всех, кого судьба и обстоятельства забрасывали в эти каменные края, подспудно не покидало чувство опасности. Но что за опасность – никто и никогда, а тем более наши современники не смогли бы объяснить. Ведь, как говорится «земля полнится слухами», – закончил он.

– Рассказывали, что будто бы на вершине этой горы видели странные огни, были случаи таинственных болезней и несчастий, случающихся с забредшими сюда чужаками, – добавил Сагынбек-ава. – Здесь могли поджидать и другие, гораздо более прозаические опасности: люди, обычно чуждые, могли потеряться, свалиться в расщелину скалы, могли упасть, покалечиться, сломав руки-ноги.

– Да-да. Рассказывали, что люди зачастую переоценивали свои способности ориентироваться в каньонах вокруг Тегерек, заблуждались, помногу дней не могли найти обратную дорогу в лабиринтах Ажыдар-сая, – продолжил Суванкул-ава. – Существовало поверье о том, что будто бы напившись воды из скудных родников, которые появлялись у подножья горы то там, то тут, человек терял память, лишался рассудка, либо заболевал неизлечимой болезнью.

Если признаться, мне не раз и не два доводилось слышать небылицы, связанные с этим необычным краем. Поговаривали о том, что у чужаков прибавляется новое страдание – страх темных каньонов и пещер. Рассказывали о том, что страх – неразлучный спутник в этих краях, что страх связан с безмолвием в глубинах каньонов и пещер, в особенности в ночи, когда солнце скрывается за горной кряжей на востоке. Этот страх действовал на чужаков по-разному, но главным образом, они поподали под власть суеверий и мистификаций, им мерешились какие-то невнятные существа и звуки в темных закаулках каньонов.

Странные места, странные люди. Лишь потом уже я понял то, что разумы нынешних людей, живущих на низинах горной кряжи, за которым высился Тегерек, – чутких, добрых, даже сегодня почти не тронуты логикой. Когда речь заходила о горе Тегерек, которую они рассматривали, как тотем своего рода – «кара-кулы», мысли их всегда воспламенялись, как маяки, захлестываемые волнами эмоций от незримого присутствия в их сознании исторической памяти об истинной природе этой горы.

Я вновь взглянул на Тегерек, но уже совсем другим взглядом. Вот она та самая огромная гора, которая возвышается перед нашим взором. И вправду, в отличие от своих соседей эта гора взмывала вверх, как голова закопанного в землю гиганта, с короной из крупных глыб камней по краям вершины. Громадная, устремленная ввысь и вширь гора, стены которой за многие века побиты непогодой, гордо возвышается над остальными горами и над Ак-суу, что протекает неподалеку от ее основания. Она особенно восхитительна в свете заходящегося солнца, когда его неровный свет расцвечивает гору полосами.

Когда мне говорили о том, что, когда люди проезжают или проходят по дороге Замборуч – Чоюнчу, создается впечатление, что Тегерек поворачивается вокруг своей оси, глядя им вслед, я неверил. Но на этот раз я убедился раз и навсегда в правоте такого высказывания. И вправду, гора выгядит как голова закопанного в землю гиганта с эффектом 3D.

* * *

Солнце пустилось в обратный путь, на запад, начало вечереть. Почувствовалась предвечерняя прохлада. До родового аила оставалось полчаса пути. Я невольно взгянул на деда. Он предавался, возможно, таким вот размышлениям: много лет прожито, а разгадка такой сакральной тайны ему до сих пор неведомы. Побыл немножко в этом мире, а потом, прежде чем эти тайны откроются, состарится и умереть? – наверняка думал он. В последние годы чувствовалось, что им овладел какое-то непонятное беспокойство. – Нет! Нужно сделать так, чтобы миф о Тегерек стал бы известным и поучительным для людей в целом – наверняка подумовалал он.

С той поры, когда он написал книгу «Круг», прошли годы, но в сутолоке дней такая мысль, возможно, у деда все отодвигалась и отодвигалась назад. Между тем, чувствовалось, с появлением этой мысли жизнь его стало багаче, он обрел новые гаризонты. Чувствовало, что, ему, уже старому человеку, было приятно сама атмосфера жизни в этой глуши, сама жизнь его родичей. Приятно было, как мы с Дамиром – его внук с искренним интересом вникали в местную жизнь, с нескрываемым интересом познавали тайны этого далекого края.

И для меня интересного действительно было много, – подумалось мне. – Но мне хотелось, как и деду, в полной мере уяснить скрытую сущность тайны Тегерек. Чего стоит, например, такая тайна. Рассказывали о том, что кому удавалось подойти вплотную к стенам горы, удивлялись тому, что им казалось странным запах этого места, все вокруг источал запах корней, сырой нетронутой земли, глыбы камней. Многие упоминали о том, что здесь воздух был насыщен тревожным ощущением какой-то непонятной настороженности.

Как мне рассказывали, таинственность этих мест еще более подчеркивало то, что время от времени тишину нарушала трель невидимой птицы, чей голос был мрачноватым и нерешительным, как у детей, которые шепчутся в зале с высоким потолком. Рассказывали и о том, что за версту от горы человеком вновь овладевал покой, умиротворение и медленная продуманность. А в самом аиле время и места казались оставшимся в прошлом, здесь уже хотелось укрыться даже от медленного течения жизни. Казалось, что здесь можно было укрыться даже тогда, когда обрушивается окружающий мир. Такой вот контраст, такой вот колорит.

– Сагынбек-ава! Эта гора очень похожа на саркофаг Чернобыльской АЭС, – сказал я, пораженный увиденным.

– Точнее это не гора, а каменный саркофаг, – многозначительно заметил Сагынбек-ава. – Тегерек такой же рукотворный, как и чернобыльский саркофаг. Разумеется, есть между ними сходство – та же величивая монументальность, та же таинственность и функциональная предначертанность. И ты не первый, кто осознает сходство Тегерек и чернобыльский саркофаг, – сказал он.

Ну, здесь я уже не выдержал. Может быть молодо-зелено. Но, почему-то во мне разыгрался праворуб и космополит, наверное. До сих пор незнаю и непонимаю, что на меня нашло.

– Да нет же, Сагынбек-ава, это обычная гора, рожденная силами ледника, – воспротивился я. – Вот посмотрите вокруг. Этот каньон, на дне которого мы с вами сейчас пребываем – это не что иное, как путь ледника с тех высоких белоснежных гор, входящих в туркестанский хребет, в сторону сырдарьинской низины где-то там внизу за сотни километров. Это след ледника, насчитывающий много миллионов лет до нашей эры. Ледник давным-давно исчез, оставив глубокие каньоны и пещеры. А вон там, где расположилось село Ак-cуу, произошло слияние двух ледников, – чуть-ли не вскричал я.

Если признаться, мне так и хотелось сказать Сагынбек-ава, Суванкул-ава, что, как-то странно вы рассуждаете, мои уважаемые. Странная у вас аналогия и какая-то непонятка с совершенно абстрактной горой-саркофагом, злобно-зловредным драконом, коих вообще не бывает в природе. Что за чертовщина, в конце концов?

Воцарилось зловейщее молчание. Вначале я испугался своей дерзости. Но, а с другой… Сам себе наставник, я привык следовать своим правила и мыслям, ни на кого не оглядываясь. Мой максимализм и мое воспитание не позволяли мне вот так запросто соглашатся с чужими мнениями. Тем более если я уверовал в своей правоте. Вот скалы, протянувшиеся по обе стороны реки с низинами по обе стороны, достигающие до двух километров по ширине, тянутся с юга на север, постепенно становясь все шире и ниже и, наконец, сливающейся с низинами реки Сырдарья, что в Таджикистане.

– Вот посмотрите Сагынбек-ава. Так оно и есть – песчаник. Я, чтобы доказать свое, не поленился подойти к основанию ближайшей горы. – По правде говоря, некогда, то есть много миллионов лет тому назад, в здешних краях образовались высокие гребни песчаника по обе стороны ледника. Ледник растаял, а по краям образовались высокие утесы из песчаника. – Так, что Сагынбек-ава. – Ваш Тегерек из того же материала, как и эти горы.

Сагынбек-ава рассмеялся, похлопывая мне по плечу. – Расул, сынок! Пусть миф останется мифом. Кроме того, есть и другие причины, – сказал он снисходительным тоном.

По правде говоря, я остался в недоумении. Что за бред? Какие еще причины? Но, из уважения к Сагынбек-ава не стал его оспаривать. Жизнь дяди насчитывала уже около шестидесяти лет, а мне лишь едва двадцать лет. Вспомнил и назидание деда перед приездом сюда. Ну, что ж пусть будет по- ихнему, – решил я. А с другой стороны, именно среди своих родственников во мне появилась какая-то внутренее убеждение о том, что должен очень постараться вникнуть и понять все лучшее, что таилось в их народной мудрости. Хотя, вначале, мой скепсис противился воспринимать наивности и нелогичность некоторых их суждений, нравов и поведений. Вот так меня потянула в гущу родовых историй и событий, захотелось осмыслить ту самую фантастическую легенду о Тегерек, о героических предках.

Мне вспомнился рассказ Дамира, когда в прошлом году он впервые побывал в здешних краях. Ему, как и мне было интересно узнать то, чего не знал и, все незнакомое тянуло магнитом.

– Помнится, я с Салям-ава проезжал по дороге, которая петляла среди многочисленных русел реки, – рассказывал Дамир. – Дороги, как таковой не было, и водитель грузовика каким-то внутренним чутьем угадывал, где можно проехать, не застряв в водах.

– Смотри, – Эргеш-ава протянул вперед руку по направлению к северу. Дамир повернулся, чтобы взглянуть туда, куда указывал он, прикрыв рукой глаза от солнечных лучей. – Посмотри получше. Посмотри на ту гору. Вон там, – он указал на округлую высокую гору.

– Да, да. Вижу. Вот это громадина! – восхитился Дамир, – прям, как пирамида Хеопса.

– Это больше, чем просто гора. То, что ты видишь, это Тегерек – саркофаг в котором замурован ажыдар. Это каменный склеп, стоящий среди скал уже многие сотни лет. Если пожелаешь, я расскажу тебе об этом позже, когда прибудем в аил.

Дамир был крайне заинтригован и с жаром тогда вопрошал, что за саркофаг? Зачем его построили? Почему здесь? Что за склеп? И что еще за ажыдар? Мысли теснились у него в голове.

– Зачем вообще нужно было строить такой саркофаг? – спросил тогда он. – Это же глупо. Я понимаю логику построения египетских пирамид, которые являются усыпальницами фараонов, которых люди приравнивали к богам. Ну, а здесь? Богом забытой глуши, причем, наспех, практически бесформенно насыпью, – недоумевал он.

Дамир признавался, что слухи о Тегерек, вначале воспринимал как диковенные, что и у него появлялись мысли о том, что в этом краю царит какой-то непонятный ложный идеал, что все события вокруг Тегерек, поначалу воспринимается, как некая героизация своих предков. Ну, типа сказка об извечной борьбе злого дракона и людей с обязательным в этих случаях победой драконоборцев.

Дамир вспомнил, как Эргеш-ава и Салям-ава недовольно взглянули на него, но ничего не сказали против моей дерзости. По приезду в аил, этот разговор забылся, а утром следующего дня он пристал с расспросами к Эргеш-ава. – Что за Тегерек? Расскажите об его истории.

Эргеш-ава удивился этому – А что это вдруг? Кто ни будь, уже тебе рассказывал о Тегерек?

– Да, так обрывками, – уклончиво ответил Дамир. – А может быть это просто сказка?

– Может быт, – неуверенно протянул Эргеш-ава, но уже в следующей минуте воскликнул: – Хотя нет! По-моему, все было взаправду! И ты этому тоже поверь, – посоветовал он.

После небольшой паузы, он продолжил, – я всегда удивлялся, насколько люди полны предрассудков. Однако, если бы только один человек рассказал бы эту историю, я назвал бы его фантазером или даже сумасшедшим. Но об этом говорили многие, пра-пра-прадед рассказывал прапрадеду, тот рассказывал прадеду, а этот прадед рассказывал деду, дед – отцу. И так много веков к ряду. Сам черт сломает ногу, пока разберется «было это или не было».

Дамир рассказывал, что он, Саттар-ава, Эргеш-ава, Салям-ава и Самат-ава сидели за завтраком на топчане и смотрели в сторону Тегерек. Ясное утро. Солнце вырвалось из объятий гор. Его скользящие лучи теперь озаряли самую восточную стену Тегерек, зажигая пламенем его склон и глубокую расщелину. Стены горели теплым красноватым светом, как будто кровь бежала по холодным горным артериям. А вот позади, Тегерек оставлял густую, почти черную тень.

– Смотри, Дамир, – сказал Саттар-ава, – у тебя есть возможность посмотреть на прекрасное зрелище. Ты только посмотри, какая красота. Скажу так. – Тегерек – это и есть место высшей магии.

– Что за чертовщина, что еще за магия? – недоумевал в душе Дамир. – Я, конечно же, не понимаю, все это. Но это из области язычества. А точнее тенгрианство, то есть по-научному, поклонение природным объектам, – заявил он тогда.

Помнится, Дамир, после поездки в Ляйляк как-то выразился о своем ощущении. – В Ляйляке, я, как будто попал в машину времени. Вот тебе руль, тормоз, газ. Вот это педаль сцепления с реальностью, а вот это переключатель времени – в будущее или в прошлое. Если хочешь попасть в прошлое послушай рассказни о Тегерек, Келин-басты, Кара-камар, – говорил он. Ну, как здесь не вспомнить фантаста Г. Дж. Уэллса «Единственное различие между временем и любыми из трех пространственных измерений заключается в том, что наше сознание движется вдоль него».

Вот и я сегодня сижу среди своих сородичей в глухомани, слушаю их наивные рассказы. И снова вокруг сумерки беспространственного времени или же безвременного пространства, которые сомкнулись вокруг меня.

Теперь вот, как и Дамир, загадкой Тегерек заинтригован и я. Верить – не верить. Про себя подумал: старые истории, легенды и мифы стали частью самой жизни простого народа. Странно, как будущее тесно связано с прошлым, так что и то, и другое проходит через настоящее, как огромное колесо… Ночью мне приснился необычный сон. Образ из ночного сновидения возник передо мной: большой черный круг, безжалостно толкающие вниз, – огромное колесо, давящее все перед собою. Каким-то образом прошедшее вторгается прямо в настоящее, отбрасывая длинную тень.

В прошлом году Дамир, находясь под впечатлением увиденного и услышанного о Тегерек в Ляйляке рассказывал о том, что однажды Гапар-молдо и он сидели на пригорке и смотрели в сторону Тегерек. Если глаза Дамира выдавали неподдельное восхищение увиденным, то глаза Гапар-молдо выдавали озабоченность и усталость. Почему? Что творилось в его душе? Его оказывается одолевали мысли: как необычайно и странно быть здесь; смутные времена мы переживаем; живем в слишком тесном единстве с горой Тегерек, чтобы не почувствовать беспокойства в окружающих нас землях. Каменный саркофаг еще на своем месте. Он еще не разрушился. Но процесс разрушения явное. – вот что оказывается беспокоило этого человека, – удивлялся тогда Дамир.