Ловцы за сцерцепами

– Я и кричал, и тормошил голову, и поливал холодной водой – все бесполезно, – словно читал мои мысли старик. – Уверен, нужно знать заклинание… Может, оно написано в каких-то летописях.

Искать эти записи в данную минуту было невозможно. Приходилось рассчитывать на другое… Я не мог оторвать взгляда от лица Медузы. Это была совершенная женщина! Если такое прекрасное лицо, то какой же великолепный стан должен быть! Нужно заметить, что змеи нисколько не уродовали черты лица, наоборот, они придавали какую- то изящность. Рыбак поймал мой взгляд и растолковал правильно:

– Да, ее волосы были красивыми, что даже Афина, превратив их в змей, не сумела затмить их… Богиня была страшно ревнивой, раз совершила такое заклятие… Эх, женщины… какие они коварные…

У меня же было иное мнение. На эту историю я смотрел с другой стороны:

– Как же у Персея хватило решительности убить горгону? Да, Медуза была хищницей, но ведь она стала такой из-за коварства богов, это они превратили ее в такое создание! Ее вина лишь в том, что она бросила вызов богине – и за это она стоит похвалы! Ведь смертная не убоялась самой богини! Это достойно уважения! И все же… Ведь Персей мог победить иначе!

Старик с изумлением посмотрел на меня, явно не понимая, к чему клоню:

– Как мог? Ты о чем, русский?

– Он мог полюбить ее и вернуть ей прежний облик, – ответил я, почему-то уверенный в этом решении. – Если я был бы Персеем, то пришел к ней не с мечом, а с открытым сердцем… И, может, решил проблему совсем иначе… Во всяком случае, без гильотирования. Ведь Медуза была женщиной и относится к ней следовало как к женщине!

И с этими словами я прикоснулся к голове Медузы, как бы желая зафиксировать свою мысль.

То что произошло в ту же секунду имело роковое последствие. Точнее, оно имело для Иоанниса, который смотрел на горгону. Веки Медузы открылись и яркие зрачки вспыхнули в полутьме. Это было нечто мощного импульса в красном спектре! Взгляд оказался настолько пронзительным, что мгновения хватило, чтобы мой товарищ замер, и его хрип повис в воздухе, словно его обрубили. Даже при свете лампы я заметил, как человек быстро менял естественный цвет в белый мраморный.

– Она проснулась! Она проснулась! – в страхе закричал рыбак, падая на пол и закрывая голову руками. – О великий Зевс, пощади! Что ты наделал, русский!

Меня же спасли от опасного взгляда мотоциклетные очки, а также то, что стоял все-таки сбоку. И все же повернувшись спиной к горгоне, я подбежал к Иоаннису. Увиденное потрясло меня до глубины души. Грек превратился в камень. Да-да, это не шутка. Катадронис был мертв. Я щупал его пальцем, и чувствовал холодный мрамор. Одежда, кожа, пистолет – все каменное. Не знаю, как это произошло и вообще, как это возможно! Тысячи мыслей копошились в моей голове, создавая хаос. Я не мог сосредоточиться, ибо продолжал не верить происходящему. Это какая-то мистика!

Бросил взгляд за окно. Там уже мелькали фигурки эсэсовцев, я слышал отрывистую немецкую речь:

– Шнель, шнель! Быстро атаковать, не оставлять в живых никого! – кричал, наверное, оберштурмфюрер. – Огнеметчики – вперед! Спалить деревню дотла!

Потом повернулся к голове. Медуза смотрела на меня, ее губы шевелились. Змеи на голове приподнялись и раскачивались в разные стороны. Это было страшное зрелище, особенно при тусклом свете маслянной лампы. И в этот момент до меня дошли ее слова:

– Ты действительно полюбил бы меня? Такой страшной?

Меня бросило в пот: мертвая голова разговаривала со мной. Это было невозможно, и все-таки это происходило наперекор всему моему восприятию мира. Моя атеистическая натура рушилась как здание от мощного цунами. Ведь с материалистической точки зрения, точнее, с медико-биологической объяснить происходящее было невозможно. И тут мелькнула мысль, что следует ответить, иначе меня может ожидать участь Иоанниса.

– Нет страшных женщин, есть мужчина, который не хочет понять красоту женщин! – выдавил из себя я. Не знаю, как я в этот момент сумел ответить. Скорее всего, это реагировало мое подсознание. – Нужно смотреть на внутренний мир человека, ибо внешний – как одежда, его легко скинуть!

Мой ответ, видимо, озадачил Медузу. Она несколько секунд молчала, после этого спросила:

– Ты знаешь, кто я?

– Знаю…

– И не боишься?

Я вздохнул, успокоился и ровным голосом произнес, показывая рукой за окно:

– Там мои враги. Они пытаются убить людей. Моя задача – их спасти. Поэтому у меня нет сил пугаться тебя, о горгона, потому что есть ответственность перед ними. Пока я жив, то обязан сделать это. И мне нет дела до собственной смерти…

– Даже ценой своей жизни ты желаешь им помочь?

Я не врал:

– Даже ценой своей жизни… Я один, а там – двести человек. Несоизмеримые цифры.

Горгона, как мне показалось, усмехнулась:

– Какое тебе дело до других? Люди всегда убивали друг друга! И боги Олимпа им в этом помогали. Чем больше страданий, эмоций, тем больше нужды у людей в богах и их помощи! Все боги – лицедеи, а люди – лишь слабые их копии!

Меня это рассердило:

– Слушай, горгона! Сейчас другие времена. Но ты права – люди не стали лучше! Но и не стали хуже! И все же, мы живем любовью, надеждами, верой в справедливость и счастье. Ведь и ты, о Медуза, верила во что-то! Как любая женщина хотела любви, разве я не прав? Но тебя лишили этого – и ты озлобилась на весь мир!

Видимо, я задел то, что всегда было скрыто мифами, то, что скрывала эта женщина. Ведь ничего и никому не было известно о душевном мире, о страстях и чувствах горгоны. А она, наверняка, тоже жила человеческими эмоциями и желаниями, как и любой другой человек. Почему-то время стерло это обстоятельство, выпячивая только негативную полосу жизни. До нас дошло только то, что Медуза была зверем, желающим смерти и несчастья людям. Но так ли это?

Горгона опустила взор и задумчиво произнесла:

– Ты говоришь странно, но в тоже время верно… Я тоже хотела любить и быть любимой. Я была молода и наивна… Верила, что своей красотой сумею покорить больше мужских сердец, и по глупости бросила вызов самой Афине! И та мне отомстила за это!.. Жестоко отомстила! Могла бы проучить, но боги не таковы! Они только наказывают! Теперь у меня нет ни любви, ни доброты… Я – чудовище, несущее смерть… окаменение всему живому… Такой меня сделала Афина!

Я слушал ее и чувствовал, что это не так. Скорее всего, Медуза не хотела признаваться самой себе в том, что человеческое продолжает жить в ней, несмотря на то, что она много тысяч лет назад творила зло. Мне почему-то по-искренне стало жаль эту женщину. Посейдон был влюблен в Медузу, но хотел, чтобы смертная сама призналась ему в любви и умоляла принять ее к себе. Афина проявила при этом еще и ревность, так как желала иметь мужа бога морей. Двойная ненависть с Олимпа! Такое мог бы выдержать человек?

Я продолжал беседовать с головой, хотя в другое время, наверное, даже и не остался бы здесь, считая это неким бредом в моем мозгу. Беранос лежал на полу, видимо, в неком шоке, и тихо бормотал что-то.

– Неправда, Медуза, – сказал я, вставая перед ней на колени. – Ты не просто горгона, ты – женщина! Мне жаль Персея, который узрел в тебе чудовище! Я проклинаю Посейдона и Афину, богов, которые надругались над тобой, причем каждый исходя из своих похоти и интересов! И все же… я хочу сказать, что есть мужчины, которые могут любить тебя… Поверь мне, солдату, повидавшему многое. Любовь творит чудеса, и она сильнее заклятий! Она ведет нас в бой, на подвиги, она поднимает нас на вершины гор, опускает на глубины океанов, она движет нас к созиданию… Любовь к женщине, любовь к родине – это есть самые вечные ценности мужчины. Я не бог, и может, мои слова кажутся простыми и наивными. И все же, это слова того, кто умеет и хочет любить!

Медуза смотрела на меня, и я видел, как испепеляющий огонь в ее глазах медленно гаснет, и вместо этого появляется теплый взгляд. Теперь это была другая женщина. О, если бы у нее еще было тело… Во мне зажигалось нечто большое, необъятное и необъяснимое, аж сердце щемило… Я не мог найти ответа, что это, хотя сейчас, спустя много десятилетий после тех событий, могу дать слово этому чувству. Горгона говорила со мной, как с другом, печальные и тоскливые нотки проскальзывали в речи:

– Ты первый, кто говорит мне такие слова… Жаль, что тебя не было в те времена, может, моя судьба была бы иной… Афина не оставила меня в покое после того, как превратила в чудовище. Она продолжала ненавидеть меня и дальше, стравив всех героев Греции и других земель. Я стала дичью, призом, трофеем, неким свидетельством величия и мужской силы для воинов, охотников, полубогов, титанов, магов, которые верили Афине, что только с моей головой они приобретут счастье, уважение и богатство. Мне приходилось защищаться на окраине Земли, вдали от родных и близких, спрятаться от внешнего мира. Это было горько и тяжело, и я пыталась выжить. Да, я убивала тех, кто приходил убить меня, потому что у меня не было выбора. Где бы я не была, меня находили, ибо путь им указывали Афина и ее друзья с Олимпа. Это была жестокая игра на смерть, и я ее проиграла. Персей оказался хитрее, умнее и сильнее всех других… Самое обидное, что молва, запущенная Афиной, сделала меня гетерой и что я, якобы, потратила свою молодость и богатство, чтобы привлечь внимание своего убийцы… Мое имя затоптали в грязь…

Слеза скатилась с глаз Медузы.

– Но это не все… Посейдон направил мою мать Кето опустошить Эфиопию и взять в жертву Андромеду, однако Персей заставил меня убить мою мать… Боги играли нами, как хотели, и даже Персей играл по их правилам. По легендам он предстал героем, а был ли он на самом деле таким?.. Никому нет дела до этого…

Тут пули прошили окно, и стекла полетели на пол. Я пригнулся, приготовив оружие, если враг войдет в дом. Горгона не обратила никакого внимания на автоматную очередь и бегающие фигуры во дворике. Казалось, что этот мир мало ее тревожил. Впрочем, так оно и было.

Я не совсем понял это и поэтому переспросил:

– Свою мать? Как это?

– Кето – это моя мать, я была ее и Фрока11 младшей дочерью…

– Мне очень жаль, Медуза, – с грустью в голосе произнес я, до глубины души тронутый этой историей. Мне хотелось как-то поддержать и успокоить эту женщину, но понимал бесполезность и бессмысленность этой идеи. Как может жить голова без всего остального, что должно быть у нормального человека? Если бы не волшебный мешок, то Медуза давно бы сгнила в земле, как это произошло с ее телом. Ведь она была смертной… – Это несправедливо… и это нечестно!

И тут я сделал то, чего от себя не ожидал сам. Я снял очки и посмотрел прямо в глаза горгоне. Ни страха, ни дрожжи я не испытывал при этом. Было только спокойствие на душе.

– Медуза, если ты хочешь убить меня, то можешь это сделать. Отомсти в моем лице всем мужчинам, Персею, Посейдону, можно даже Зевсу с Аполлоном и Гермесом. Только я прошу тебя в одном – спаси тех, кого я обязан защищать!

Мои слова удивили горгону. Она смотрела на меня, и в ее зрачках отражался свет масляной лампы. Это были удивительно живые и добрые глаза. Медуза раздумывала. Змеи на голове успокоились и легли друг на друга, создав некий формат прически. Я не мог торопить ее с решением, хотя очень хотел этого.

– Мне не нужна твоя жизнь, герой, – наконец медленно произнесла она. – Ты мне не враг. Но я готова тебе помочь. Потому что ты просишь, и не для себя. Только… Обещай, после того, как я обращу в камень всех твоих врагов, ты вернешь меня в мешок и отдашь Бераносу, чтобы тот упрятал меня навеки. Я не могу смотреть на этот мир, осознавая, что умерла, что никогда не смогу ходить по траве, трогать цветы, плескаться в озере… Это пронзает меня как стрелы Зевса.

Я встал с колен и торжественно заявил:

– Я клянусь, Медуза!

Рыбак ошалело смотрел, как я взял в руки голову горгоны.

Тут я показал на Иоанниса:

– Ты можешь возвратить его к жизни?

И получил честный ответ:

– Нет, другой мой. Афина дала мне только заклятие смертельного обвораживания, вернуть из мертвой плоти мой взгляд не способен… Это мог сделать только громовержец Зевс или Аид – бог мертвого мира! Но тебе они точно не помогут! Олимп закрыт для людей, и думаю – навсегда. Только мою душу взял Зевс, а я – просто мертвая голова…

– Что от меня требуется, горгона?

– Поверни меня на врагов, и остальное я сделаю сама, – сказала Медуза. Я так и поступил.

Мы вышли из дома Бераноса и чуть не столкнулись с пятью эсэсовцами, которые вбегали в дворик. Они вскинули автоматы. Однако выстрелить не успели. Так как как вспышка красного света, вырвавшийся с глаз горгоны, мгновенно остановил их. Я выстрелил в них из «вальтера», и пули, летевшие в живую плоть, разнесли уже каменный щебень из твердых тел. Это было настоящее волшебство, и я, воспитанный на материализме, не мог поверить своим глазам.

И все же я видел, как быстро застывали фашисты, превращаясь в мрамор. У меня не было времени любоваться этим, я побежал вперед. Навстречу мне двигался бронетранспортер, и мне пришлось схватить Медузу за ее змей – как бы за волосы! – и поднять высоко над собой. Впрочем силы колдовского взгляда было достаточно, чтобы сидевший за рулем водитель тоже окаменел. Процесс превращения в мертвую плоть коснулся и сидящих на борту других карателей, которые поливали улицу автоматными и винтовочными выстрелами. Неуправляемый транспортер въехал в дом Бераноса, пробил стену и остановился. Мертвый солдаты полетели вниз, разбиваясь о землю, как это делают обычные глиняные горшки.

Другие фашисты, заметив меня, стали вести более прицельный огонь, только я успел спрятаться за камнями, прежде чем пули очертили то место, где находился секунду назад. Лишь выставил вперед руку с горгоной, а она делала то, на что была способна. В течение пяти минут большая часть карательной экспедиции была превращена в мрамор. Эсэсовцы никак не брали в толк, почему вдруг перестали стрелять их товарищи. Они шли в наступление, встречались с взглядом Медузы и застывали. Мои же друзья, находившиеся позади, не понимали, почему пули, выпущенные из их винтовок, крошили врага в буквальном смысле.

В течение пятнадцати минут с гитлеровцами было покончено. Лишь горстка во главе с оберштурмфюрером Гартенвайнером бежала с места боя. Я слышал, как удалялся грузовик, везя пару десятков людей. Возле деревни остались три бронетранспортера, несколько грузовиков, полного оружия. И все окружающее пространство было утыкано каменными статуями. Партизаны, узревшие это, оторопели, они ничего не могли понять. Ведь они не видели ни меня, ни горгоны в моих руках. Также в полном недоумении были и евреи, хотя некоторые из них считали, что только молитву к Яхве спасли их всех.

В этот момент голова заговорила:

– Я выполнила твою просьбу… Теперь исполни и ты…

Я вернулся в дом. Беранос, увидев меня, прыгнул под стол и оттуда тихо бормотал молитвы. Мне было не до него. Потому что от Медузы послышалась другая, несколько необычная просьба:

– Я прожила, так и не вкусив поцелуя мужчины. И прежде чем опять уйду в небытие, ты мог бы?..

Она не договорила, но я понял. Отказать не мог. К тому же, это была просьба, которую я исполнил с большим удовольствием. Я опустился на колено и медленно приблизился к лицу Медузы. И все-таки она была божественно красива. Закрыв глаза, я прикоснулся к ее губами. Они были теплыми, сочными, как клубника. Меня охватила какая-то волна теплых чувств…

Но всему есть конец. Горгона сказала:

– Спасибо… А теперь спрячь меня в мешке… и прощай…

Я выполнил эту просьбу. Мешок положил под пол, и дал наказание Бераносу хранить тайну и никому не говорить о том. Что здесь произошло. Рыбак обещал.

С друзьями я встретился через пару минут. Партизаны не могли понять, что случилось. Они ощупывали каменных врагов и вопрошали, что с ними случилось. Спрашивали и меня, как командира, но я отвечал уклончиво. Потребовал быстро пересчитать, сколько нас здесь. Оказалось, один партизан был убит, двое ранены. Среди местных жителей двоих подстрелили эсэсовцы. Из числа сопровождавших нами евреев погибло двадцать один человек, причем семеро сгорели от выстрелов огнеметчиков. И все же они благодарили нас и Всевышнего за спасение. Мы их доставили на шхуны, которые ожидали на причалах. Команды были встревожены выстрелами, звуки которых долетали и до них. Мы пояснили, что был короткий бой с карательными частями, и победа осталась за нами. Это успокоило всех. Далее наших подопечных загрузили на борт, и корабли сразу же отправились на другую сторону моря. Крики прощания доносились до нас еще некоторое время. Но мы не могли долго оставаться на берегу.

Теперь оставалось решить, что делать с окаменевшими гитлеровцами. Мне показалось, что никто не должен знать о случившемся, пускай это станет загадкой для врага, а соратникам сообщать подробностей не станем. Ведь горгона просила меня не делать ее больше орудием уничтожения, а Папололус наверняка бы хотел все-таки воспользоваться ее волшебными свойствами.

– Виктор, что нам делать? – обратился ко мне один из партизан, показывая на сотню замерших эсэсовцев. При свете луны они казались страшными существами, вышедшими из ада самого Аида. Местные жители обходили их, пытаясь понять, каким образом они перевоплотились из живых в мертвые. Нужно отдать должное их мышлению: предположение об убийственном взгляде Медузы Горгоны так и проскальзывало в их словах, видимо, они знали о том, что хранится у Бераноса.

Меня же было одно решение.

– Нужно до рассвета собрать эти статуи и утопить в море, – твердо сказал я. – Мобилизуй всех на это, чтобы никакого следа их существования на суше не осталось. А машины и боеприпасы возьмем себе – нам еще воевать с фашистами…

– Но их тут сотня! Мы разве успеем?

– Если не успеем, то соберем все в кучу и взорвем! Мраморные останки никому ничего не скажут!

Мы так все и сделали… Статуи были утоплены нами в ту же ночь, правда, пришлось попотеть, ибо работа оказалась не из легких. Да, кстати, а того предателя, который выдал нас СС, вскоре нашли. Контрразведка у партизан работала тоже не хуже вражеской. Им оказался внедренный фашистами в наши ряды агент Гестапо. Его расстреляли в тот же день…

Тут Виктор Анатольевич замолчал. Сидевшие рядом мои одноклассники сидели, не шелохнувшись, – настолько были очарованы рассказом. Мне же это показалось сказкой… И все же, я не мог не поверить своему учителю. Ему-то какой смысл врать?

Тут слово взял Ананасов:

– Я вам верю, Виктор Анатольевич. Вы рассказали нам интересную и волнующую историю прошлого, но имеющую отношение к вам и к этому мистическому существу. Значит, Медуза Горгона успела уничтожить и армию китайского императора Цинь Шихуанди? Только как она туда попала? Ведь Персей умер задолго до того, как Великая Поднебесная начала вторжение в наши края. Или я не прав?

Серых встал со стула и по привычки стал шагать по комнате туда-сюда, как это делал на уроках в школе. Мы следили за ним, ожидая расклада событий с его точки зрения – это он всегда делал, когда мы озадачивали каким-то сообщением.

– В мифах ничего не говорится, что голову горгоны использовал кто-то другой, хотя… Мне Беранос говорил, да и в романе «Александрия» описано, что великий полководец Александр Македонский, якобы, владел ею и благодаря колдовству Медузы побеждал своих противников… А Александр был в Центральной Азии в четвертом веке. Я вам рассказывал на уроках истории, мои друзья, в 329 году до нашей эры Александр завоевал Согдиану и вскоре занял ее столицу Мараканду, которую ныне мы именуем как Самарканд. Местное население во главе со Спитаменом восстало, и македонцам было не просто усмирить людей, даже убийство вождя в 328 году не помогло. Чтобы укрепить свою власть над завоеванной землей, Александр приказал строить новые и восстанавливать старые города, и туда вливались представители греческого этноса. С другой стороны, царь Хорезма Фарасман вел переговоры с Александром, чтобы сохраниться, и благосклонность последнего позволило Хорезму пережить небывалый расцвет.

Известно, что этот поход Александра оставил глубокий след в истории Центральной Азии. Эллинская культура12 стала главенствующей, а значит, и часть мифов переселились сюда, стали тоже частью жизни для местного населения. То есть какие-то божественные артефакты могли попасть на территорию нашей страны.

Свои познания в истории вдруг продемонстрировала Инна Меликсетова:

– После смерти Александра и последующей за ней ожесточённой войны диадохов – бывших военачальников Македонского, юг Центральной Азии с 306 года до нашей эры входил в состав Селевкидской империи. Это было не столь долго, потому что уже в середине третьего века до нашей эры сатрап селевкидов в Бактрии Диодот поднял восстание против метрополии и создал самостоятельное государство, получившее в науке название Греко-Бактрийского. Но и оно пало в начале второй половины второго века до нашей эры под ударом сакских и сарматских племен (в частности, асиев, пасиан, сакаравлов), а затем юечжей-тохаров, пришедших в Бактрию под давлением хуннов. Они создали своеобразное государство конфедеративного типа, состоящего из отдельных владений, пользующихся большой самостоятельностью. Иначе говоря, часть артефактов могла быть здесь со времен Александра, так как поддерживались эллинская культура.

Наш учитель махнул рукой в сторону стеллажей:

– Итак, быстро всем порыться в книгах, может, найдем что-то…

И мы кинулись на огромную библиотеку, что была у Серых, набрали кипы книг и стали внимательно их просматривать, надеясь найти что-то такое, что могло прояснить историю. Спустя пару часов мы вновь собрались у стола. В руках держали книги с закладками.

– Итак, кто начнет? – спросил Серых.

Начала Мумтаза Касымова:

– Вот что я нашла. Итак, горго́ны – с греческого языка означает «грозный», «ужасный» – змееголовые чудовища, дочери морского божества Форкия и его сестры Кето. Было три сестры: первую звали Эвриала, что означает «далеко прыгающая»; вторую – Сфено (или Сфейно, Стено, Стейно, по-гречески это «могучая»); и лишь третьей была Медуза («повелительница», «стражница») – самая известная из них. В переносном смысле «горгона» – ворчливая, злобная женщина. В одном из позднейших мифов о происхождении горгон сказано следующее. В незапамятные времена сестры Сфено, Эвриала и Медуза были красными морскими девами. Увидел однажды горгону Медузу владыка морей Посейдон и полюбил ее. Не понравилось это олимпийцам – слишком красива и горда была Медуза, а соперничество с богами непростительно для простых смертных. Беспечность Медузы и ее счастливый смех вызвали гнев в душе богини-воительницы Афины. Жестоко покарала Афина Медузу и ее сестер, обратив их в крылатых чудовищ. Укрылись сестры-горгоны на отдаленном острове, затерянном в океане. И люди рассказывали друг другу страшные истории о жестоких и кровожадных горгонах. Все быстро позабыли о былой красоте горгон и с нетерпением ждали, когда же явится герой, который избавит мир от отвратительной Медузы, под взглядом которой все живое становится камнем. Ибо такова была воля Афины.

Горгоны имели тело, покрытое крепкой блестящей чешуей, разрубить которую мог только меч Гермеса, громадными медными руками с острыми когтями и крыльями с золотыми сверкающими перьями. Лица были с острыми, как кинжалы, клыками, а вместо волос извивались, шипя, ядовитые змеи. Жили на крайнем Западе у берегов реки Океан. Хотя у всех трех младших Горгон вместо волос змеи, только Медуза обладала чудесным даром завораживать людей взглядом, причем, и в положительном, и в отрицательном смысле этого выражения, и только она одна из трех сестер смертна. Взгляд Медузы обращал в камень. Ведьмы Грайи, кстати, были сестрами горгон.

– Ах, да, ведь было три горгоны, как я мог об этом забыть! – вскричал Виктор Анатольевич. – Это уже что-то проясняет.

– Что проясняет? – не поняла Мумтаза.

– А то, что в мифах ничего не сказано о двух сестрах, что было с ними?

Все пожали плечами, ибо ничего такого в книгах не нашли. Однако Диля Юсупова, которая делала пометки в тетрадь, сказала:

– Я могу кое-что добавить. О Медузе Горгоне говорил сам Гомер. Потом также Гесиод, который в своих поэмах «Теогония» и «Щит Геракла» упоминает две из пяти сестер Медузы – Сфену и Эвриалу, а также описывается её смерть от руки Персея. В античных источниках есть сведения от Эсхила, он в «Прикованном Прометее» сообщает о сестрах Медузы. Кстати, в его трагедиях образ горгоны олицетворяет отвратительность зла и безжалостность человека. Есть еще ссылка от Пиндара: в «Двенадцатой пифийской оде» о происхождении флейты говорит, что инструмент был создан Афиной, впечатленной криками её сестер в день ее смерти. Он описывает красоту и привлекательность Медузы, вдохновлявшую поэтов-романтиков на протяжении многих столетий. От него же исходят сведения о том, что жертвы горгоны окаменеют от ее взгляда. По другой версии, Медуза рождена Геей и убита Афиной во время гигантомахии. Еще одна интерпретация легенды: Медуза была дочерью царя Форка и царствовала над народом у озера Тритониды, водила ливийцев на войну, но ночью была подло убита. Карфагенский писатель Прокл называет ее дикой женщиной из Ливийской пустыни…