Ловцы за сцерцепами

– Нет его у меня – здоровья. Однако силенок много, чтобы вас скрутить в египетские мумии, прохиндеи.

– Нет-нет, ака, мы сейчас с законом не шутим, – оправдываются те и медленно спускаются в свои могилы, чтобы участковый не вздумал с ними провести соответствующие беседы. Да, строгим был этот милиционер, что и сказать! – до сих пор в почете.

Хотя есть и странные мертвецы. Вот на северном участке собрались нудисты. Лежат голышом под Луной – загорают, хотят бронзовый оттенок кожи получить. Хотя у некоторых кожа как пергамент… А у самых ворот обитают шофера, то есть они при жизни ими были, – так вот, эти мужики на своих гробах по кладбищу катаются, не хотят навыков вождения терять. Я только успеваю регулировать эти дорожное движение. Приходится порой запрещающие знаки ставить, чтобы не превратили это тихое место в авторалли. Правда, к утру не всегда успеваю их убрать, и те, кто пришел днем навестить могилы умерших родственников, недоуменно спрашивают, мол, зачем эти знаки тут стоят? Приходится оправдываться, всякую чушь говорить… неприятно врать, но и правду не скажешь.

А сколько всяких ворчунов и брюзги – ужас. Сижу я в своем кабинете, а за дверью стоят… жалобщики. В дежурную ночь мертвецов двадцать принимаю. У всех одно и тоже: цветы завяли на могилах, памятники не вымыты или покосились, дорожка затоптана, много сигаретных окурков. В последнее время шприцы с марихуаной валяются или использованные презервативы. «Когда чистота будет у нас! Мы требуем экологического порядка!» – кричат визитеры и костлявыми руками стучат по моему столу. А я разве виноват? Не я же наркотой балуюсь или сексом на могильных плитах занимаюсь. Кладбище не маленькое, не всегда успеваю днем обойти. И спать мне когда, если даже ночью беспокоят?

Головной болью были бомжи. Они-то и при жизни не желали обзаводиться квартирой, все бродяжничали и вели антисанитарно-паразитической образ существования, так и после смерти продолжают идти по привычной дороге. Вылезут из могил и начинают шататься по всем участкам, более того, грозят улизнуть в город, вернуться к своим свалкам и канализационным шахтам. Пришлось мне на их ноги чугунные гири повесить, и теперь далеко не разбредаются. Хотя все равно неперевоспитываются.

Некоторые прохожие, которые, блин, проходят в полуночный час мимо кладбища, утром заявляют мне, что слышали музыку. «Как вам не стыдно включать магнитофон в таком святом месте?» – негодуют они. А что я могу сделать – ведь играет живо… пардон, мертвый оркестр, а магнитофона у меня отродясь не было. Тут пара вилончелистов и гитаристов, три скрипача, пять барабанщиков, одна арфеистка и семь трамбонов объединились в одну джаз-банду и лабанят на своих инструментах до восхода солнца, и никак их не урезонить. Да к тому же… мне нравится, ведь сижу я порой одинешенько среди мертвого мира и хоть хоть музыка тоску разгоняет…

Да, чуть не забыл. Наведываются сюда и посторонние. То вампиры придут, желают свежей крови напиться, или ведьмы прилетят на метлах – требуют части скелета на модные амулеты и для колдовства. Растет у меня и волшебная трава, и камни магические есть. Только для чего они – не знаю и не интересно мне знать. Потому что текущих забот хватает. Если бы не я – давно разбежались бы обитатели, пугая живых. Я как бы страж двух миров – нашего и загробного, не позволяю им пересекаться.

Так что профессия-то у меня хлопотная, это вам не веники вязать, не банковские трансферты прокручивать и не ракеты в космос запускать. Тут сверхчеловеческие нервы иметь нужно. И, что обидно, не расскажешь о ней одноклассникам. И только 31 октября я свободен от своих служебных обязанностей. В эту ночь у меня на кладбище Хэллоувин. Там праздник мертвых. Живым нет места. Даже мне, директору кладбища.

Зато я сижу с одноклассниками и слушаю их истории.

(Ташкент, 25 октября 1989 года)

Дрессировщик инопланетных зверей

(фантастическая юмореска)

Каждое утро я встаю с бодрой песней, исполняемой Михаилом Боярским, актером и бардом двадцатого-двадцать первого столетия:

«Ап! – и тигры у ног моих сели,

Ап! – и с лестниц в глаза мне глядят.

Ап! – и кружатся на карусели,

Ап! – и в обруч горящий летят!»

– Ап! – кричу уже я, вскакивая с постели. Быстро приготовленное автоматом горячее кофе с планктоном из океана Европы освежает тело, придает бодрости и настроения. – «Ап! – и делаю шаг!» – и я делаю шаг в сторону выходной двери. Меня на улице ожидает такси на ракетных двигателях.

Эта песня настраивает меня на исполнение служебных обязанностей. Ведь я – дрессировщик в цирке, и сейчас направляюсь к месту работы.

Только тигры – это котята, милые, по нынешним меркам, звери, и они были популярными на арене сто лет назад. Теперь такими дрессированными животными никого не загонишь в цирк. Неинтересно. Скучно. Обыденно. Более того, у некоторых дома живут леопарды, крокодилы и даже гиппопотамы – главное, чтобы размеры квартиры позволяли содержать такое существо. К примеру, моя соседка по лестничной площадке лелеит дома питона, небольшого такого, метров десять в длину и весом в полтонны. Добрый такой, всегда спит. И жрет немного – одного быка в неделю проглотит и в спальне свернется в клубок, переваривает пищу. Соседка гладит его, целует и говорит:

– Ох, мой питончик дорогой, моя радость и надежда на светлое будущее. Если бы не ты, то я умерла от скуки… А как здорово в прошлый раз ты уделал того гада! – это она про незадачливого жениха, который перед свадьбой начал перечить ей, и в итоге разозленная женщина спустила на него рептилию. Естественно, тот проглотил жертву в один присест. Когда я прибежал на его истошные вопли, то спасать было некого. Жених переваривался в желудке.

Милиции пришлось лишь домой отправлять гробик со скелетом и ботинками. Я видел, как офицеры с опаской подходили к питону, чтобы забрать его в зооприемник, и во глубине души смеялся над их страхами. Потому что мне эту змеюгу раз пальцем к полу прижать, и он не прошипит злобно в ответ – чувствуют они, гады земные, что со мной шутки плохи. Тигров – и тех я за хвост дергаю, а крокодилам по зубам пинаю, если те вздумают пасть открыть без моего позволения. Один раз одного аллигатора в морской узел связал, за то что покусал шестилетнюю девочку, купавшейся в бассейне с домашними питомцами-рептилиями. Слоны, медведи как игрушки, они у меня по струнке стоят, едва я чихну. Потому что это по нынешним меркам несерьезно. Земные животные – это для юннатов, а не для опытных дрессировщиков класса «Экстра» с мандатом ООН на работу с инопланетными животными, каким являюсь я уже сорок лет. Этот мандат висит в золоченной рамке на стенке рядом с похвальными грамотами и медалями за спасение людей от нападения всякой нечисти, оказание поддержки экспертам в исследовании экзосистем. А сколько благодарностей от «Союзцирка» даже не сосчитать!

– А что же серьезно? – спросите вы. Отвечаю: твердохвостый дерьмохляп, существо с Плутона. Очень прожорливая и хитрая бестия. Весит три тонны, больше похож на улитку с шипами, со множеством ртов. Сине-красного цвета, слизняк, скользкий такой и несет от него фекалиями, приходится иногда в противогазе с ним работать. Плюется он обычно какой-то жидкостью, которая посильнее серной кислоты, жертва в считанные секунды превращается в биологическое месиво, легко усвояемое дерьмохляпом. Вообще-то на родине питается древесиной, но на Земле приобрел страстный интерес к мясу. Зубы ей даны, чтобы прогрызать каменные породы, за которыми прячутся растения. До меня эта тварь переварила в желудке трех дрессировщиков, которые хотели заставить ее перепрыгивать через обруч. Я же оказался более внимательным и сразу вычислял, когда мог стать потенциальной пищей. Просто успевал проткнуть его электрошокером в девять тысяч вольт и заставить сплясать танго, прежде чем она наполняла щеки едкой зеленой жидкостью для выстрела. Три минуты «беседы» с электричеством были весьма полезны, после чего дерьмохляп на целую неделю терял способность вырабатывать кислоту и желание кого-то есть, кроме кустарников и травы. Издавал только звуки неудовлетворения: «Пи-и-и-и… пу-у-у-у…», типа, жаловался на несправедливость судьбы… Ха-ха, кто бы еще говорил! На Плутоне условия жизни хуже, чем в клетке цирка! Тут его хоть кормят бесплатно, а там дерьмохляпы борются за существование как с природной стихией, так и между собой за кусок деревца.

Зато я заставлял уже его проползать сквозь мое обручальное колечко. Это удивительное зрелище: огромное инопланетное животное ужимается в человеческий палец и перетекает через золотое колечко. Все зрители аж балдеют, ликуют и просят повторить три, а то и по пять раз. Конечно, иду навстречу пожеланиям, заставляю дерьмохляпа исполнять этот номер. И тварь помнит про электрошокер и поэтому не возражает. К тому же для него это не проблема.

– Виват дрессировщику! – орут зрители, закидывая меня цветами и оглушая овациями. Как тут не растаять от удовольствия? Я кланяюсь и заставляю дерьмохляпа прыгать до купола цирка, делая при этом кульбиты.

Есть еще карлипупс щитоклювый, иначе именуемый как «Голубой Карбункул». Потому что его панцирь сверкает голубым светом как драгоценный камень. Вообще-то на него раньше охотились именно из-за этого качества – панцирь тянул на сотни миллионов долларов, был украшением многих богатых домов; даже Версальский дворец купил себе три такие штучки. Только немногим персонам из Космического Легиона удавалось его раздобыть. И дело не в том, что живет он на пятой планете системы Альфы Рыбы, и лететь туда долго. Ведь карлипупс – хищник, питается исключительно живыми существами. Еще больше известен как кровосос. Как вцепится в кого-либо своими жуткими на взгляд и на ощупь щупальцами с присосками, и начинает вытягивать все жидкость из организма, включая кровь. Жертва просто иссыхает. Сам он опухает и еще больше светится голубым светом. Очень быстр и проворен, как молния: вжик-вжик! – и один сухой труп на земле. Медлительность стоит охотнику жизни. Ничего не спасает – ни скафандр, ни лучемет, ни плазменная защита; для карлипупса это не преграда. И все же некоторые экземпляры удается отловить и доставить на Землю. Его покупают цирки, однако не каждый дрессировщик берется за них. Мне лично известно, что от карлипупсов на тот свет отправилось не меньше десятка охотников-экстремалов. Зато перед мною эти существа в страхе втягивают щупальца в панцирь и визжат: «Визжу-у-у!.. Визжу-у-у!» – это, типа, того, почему нам попался такой привередливый тип, как я. Знают меня, дрожат от страха, а ведь это их все человечество боится.

Конечно, ведь с ними мне церемониться не приходится. Я их холодом или жарой дрессирую. Или в емкость с чистым кислородом помещаю – это все равно что человека в воду засунуть без акваланга на глубину сто метров. Приятного мало, вот и слушаются меня. Помнят, гады, что я не переношу неподчинения, быстро наказание наступает. Так вот, карлипупсы у меня исполняют латиноамериканские танцы «бачата» и «меренга», а также делают сальто-мортале, когда я хлестну их электрохлыстиом, по команде поют мелодию «Вечерний звон, бом-бом!» Причем при «бомс-бом» они в такт стучат огромными чугуными ложками по панцирю, который в этот момент ярко насчинает светиться. Получается очень звонко, лучезарно и красиво. Зрители прямо визжат от восторга!

А знаете, кто такой телепорт грудимут? – еще один объект моей дрессировки. Вообще-то он внешне напоминает змею, только с большими слоноподобными ушами – это сонары, ими он слышит, кто рядом. И если опасность чувствует, то мгновенно телепортируется. Ну, недалеко, конечно, метров на двадцать. Так он уходит от преследователя. Грудимут обитает на Жасмин-VI, что в созвездии Паруса. И ловить его было непросто. Ах, как мучились экзобиологи, гоняясь за ними по джунглям, кишащими ужасными созданиями, и все же им удалось загнать в ловушки десять экземпляров. Девять сразу распределили по научным институтам, а один отдали нашему цирку. Дирекция доверила мне работать с этим животным. Скажу вам честно, было приятно, ведь признали, что только я способен приручить грудимута, а не кто иной.

– Вы, человек очень серьезный, грамотный и, я бы сказал, суперопытный, поэтому только вам мы позволяем работать с телепортом грудимутом, – сказал мне директор, торжественно вручая мне стеклянную емкость, внутри которой бесновалась тварь – через плотные стены она не способна перемещаться. Я был польщен, раскланялся в ответ, заявил, что всегда следовал курсу нашего правительства на сохранение мира и безопасности на планете, поддержке окружающей среды.

С другой стороны, эта тварь оказалась не совсем подконтрольной. Вроде бы научил ее играть на трубе, хвостом стучать по барабану, даже бантики вязать и гербарий делать, однако часто впадает в хандру, скучает по родине, по самкам, по играм в скалах под тремя лунами. И тут уже проблемы. Потому что не хочет исполнять номер, и плевать ей на то, что публика недовольно ропщет, стучит ногами, требует зрелищ. Лежит грудимут на подносе и не шевелиться. А если я злой подойду, чтобы дубинкой огреть по голове, то он мгновенно телепортируется. Бывало так, что окажется среди зрителей или в бюстгальтере какой-нибудь дамы, и та визжит от страха и гнева, требует спасти ее от инопланетной нечисти. Один раз на шляпе старушки, что прям из Лондона прибыла на представление, очутилась и там скрутилась в клубок. Дама оказалась знатной, королевских кровей, испугалась до полусмерти, ее сразу в больницу, в реанимационное отделение. А потом Великобритания слала ноты протеста в наш МИД, а оттуда настучали по кумполу директору цирка. А тот… сами понимаете, кому… В ответ мне пришлось три дня держать грудимута в грязевой жиже – этого грудимуты не любят, ведь они существа чистоплотные. Зато потом осознал, как был неправ, телепортировал прямиком в клетку, никуда в другое место. С тех пор был послушен как котенок.

Скажу вам честно, недавно ко мне приходили от мафии, предлагали большие деньги, если я им помогу… обчистить банки. Один бандюган так и говорил, мол, этого грудимута телепортируем в хранилище, он нам кучу бабла вынесет, золотишка, платины; ценные бумаги, обещали поделиться со мною. Соблазн, конечно, велик, но разве настоящие дрессировщики на такое пойдут? А я не стал себе морочить голову, просто спустил на эту делегацию квазиквакера зеленого: фас-с-с! Это огромная лягушка с планеты Криптишоп, что у Беты Кассиопеи. Ее часто вместо сторожевой собаки используют некоторые богатые семьи. Или в армии она применяется как диверсант-лазутчик. Такая лягушка, если скинуть на вражью территорию, может натворить ой-ой-ой чего и что страшного – мало никому не покажется. Прыг-прыг, хвать-хвать – и нет дивизии! Еще пару прыгов и хватей – и заказывай гробы для мертвой армии, отпевай души усопших. Ее враги боятся больше, чем тактической атомной бомбы. И вот такая штучка есть у нас в цирке, и только меня она слушается. Я с ней провожу водные представления, как когда-то мои предшественники с дельфинами и морскими котиками.

Короче, добежать до бронелимузинов успел только один бандюган из семерых. Остальные переваривались в желудке квазиквакера. Только разве это еда для лягушки? Она догнала последнего, раскурочила лапами транспорт, языком вылизнула вопившего от ужаса и страха бандюгана – и хлоп! – тоже в желудке переваривается с товарищами в кислоте. И нет заботы у персонала цирка, чем сегодня кормить квазиквакера.

Иногда ко мне приходят пионеры, расспрашивают о моей героической профессии, пишут заметки в своих подростковых газетах. Один даже спросил, указывая на мои награды на стене:

– Дядя дрессировщик, скажите, пожалуйста, а за что вы получили орден «За галактическую бдительность»? Вы служили в космической пехоте? Или в ракетной артиллерии? Неужели участвовал и в сражении у Пегаса?

Не стал скрывать я правды, выложил все.

– Все было так, – начал я, усаживаясь поудобнее в кресло и приглашая молодежь занять место рядом. – В цирк прислали из созвездия Гончих Псов грузиляпого самодура, которого ученые назвали Бахидярис Мусайкочус Социлягис. Видели такого? Шерсть как у мамонта, глаза огромные, похожи на осиные. Бр-р, неприятная скотина!

– Не-эт! – кричат пионеры, дрожа от страха.

– Правильно, он не долго выступал на арене. Потом его имя засекретили, а все афиши сожгли. Это помесь крысы, таракана и мухи – жуткое создание. Но самое удивительное – быстро приручился, исполнял все команды, чем вызвал у меня восхищение. И публике нравилось то, что этот самодур исполнял. Я даже свою голову ему в пасть клал – и не ел он меня, только слюни пускал мне в ухо. Только часто замечал, что он убегает в туалет. Вначале думал, мол, с желудком проблемы у этого Бахидяриса Мусайкочуса Социлягиса, непривычна ему наша земная пища: пирожки с мясом, салат из огурцов и помидоров, чай зеленый с сахаром на завтрак, пиво с селедкой – после представления. А потом обнаружил, что с моего стола исчезают газеты, особенно любимые «Комсомольская правда» и «Нью-Йорк таймс». Что за фигня! Сначала подозревал на коллег, вызывал каждого к себе в гримерную, тряс там как яблоню, мол, это вы в мое помещение шастаетесь, и те отнекивались. Лишь один вдруг сказал, как видел моего самодура с кипой газет, входящим в туалет. Я сразу туда. Пинком открываю дверь и вижу…

– Что? – кричат дети, зажмуривая глаза. У мальчиков глаза аж загорелись от волнения. Девочки в обморок упали, представив себе ужасное. Нависла напряженная тишина. Усмехаюсь и рассказываю дальше:

– А там на унитазе сидит Бахидярис Мусайкочус Социлягис и читает не только газеты, но и мою личную корреспонденцию. «Ага! Попался, воришка газетный!» – кричу я. Мне стало понятным, что этот самодур вовсе не самодур, а какой-то разумный инопланетянин; лишь прикидывался животным. Тот увидел, что я разоблачил его, взвизгнул что-то непонятное и кинулся в атаку, махая когтистыми лапами. Пасть у него как у мясорубки, крутятся зубы – страх один! Могут металл перерезать как макароны.

– Ох! Ай! – визжат мои юные слушатели. А я солидно продолжаю:

– Конечно, самодуры в одиночку могут расправиться с ротой десантников-спецназовцев. Только не с дрессировщиками. Я-то знаю, как с ними общаться. Быстро скрутил его в бантик, засунул в морскую раковину, заклеил дыру и – в вакуумную трубу для сохранности. Потом вызвал милицию… Те взяли его на допрос. Оказалось, что этот самодур самый настоящий шпион, прибыл на Землю с разведывательными целями. Через прессу узнавал о наших технологиях, достижениях, общественных порядках, заодно вербовал местных жителей для террористических заданий. Ну, меня поблагодарили за бдительность, дали вот этот орден…

– Ой, как здорово! – хлопают в ладоши пионеры. Потом бегут домой, чтобы рассказать родителям, что встретились с настоящим галактическим героем. Я лишь скромно прошу много не рассказывать, ведь это государственная тайна. А также то, что приходится иногда укрощать инопланетных домашних тварей, которые начинают сходить с ума. Вот, скажем, у старушки ни с того, ни с сего взбесился фойертир стукачовый – это огненная тварь с Меркурия. Тела как такового нет, типа сгустка плазмы, температура у нее – свыше трехтысяч градусов, обычно такие организмы держат в термостойких баллонах, изредка выпускают погулять по улице. Правда, хозяин обязан ходить рядом с огнетушителем, ведь фойертир способен поджечь все вокруг. Хорошо, когда он спокоен, не раздражителен, медленно передвигается. А ведь бывает и по-другому. Сойдет с ума такой инопаланетянин (ведь психику фойертира никто не изучал), нечнет метаться по стронам и устроит пепелище в городе. Пожарники со своими агрегатами бесполезны, и только я могу успокоить огненную силу. Но как – не скажу, тоже профессиональная тайна. Зато меня считают почетным пожарником, поздравляют в праздничные дни.

Бывают порой и другие приключения. Ныне повелась мода выходить замуж за инопланетян. Раньше были межнациональные браки, а теперь… даже трудно себе представить, как может быть мужем симпатичной блондинки какой-нибудь трехглазый семижопкус, житель Шестой цивилизации планеты Пепелон (честно скажу, даже и не представляю, где этот шарик вращается, в какой части галактики). Понятное дело, что бывают ссоры между супругами, но как можно утихомирить этого громадного семижопкуса, который весит тонну и у которого девять рук и пять ног? Менты боятся даже приблизиться к этому существу, держат в руках водометы – а что толку-то? И тогда звонят мне домой, как к самой последней линии обороны:

– Дорогой дрессировщик, выручайте! Без вас не навести порядок в квартире и не укрепить семейное счастье!

Подъезжаю я на своем драндулете (кстати, пора давно сменить автомобиль, а то даже стыдно!). На меня семижопкус смотрит грозно, размахивает кулачищами размером с пивную бочку, рычит, типа, хочешь на тот свет, человеческая обезьяна? Ударит – череп в порошок! Другого, может, и покалечил, но меня кулаками не проймешь. Уворачиваюсь от рук, подпрыгиваю к его животу и быстро впрыскиваю дезодорант ему в левую ноздрю, и он застывает, как скульптура. Химическое вещество действует подобно мощному парализатору. Мычит супруг, глазами зыркает, а я тем временем его повязываю нейлоновый проводом, вставляю в три уха катоды и пропускаю слабые токи… Этого достаточно, чтобы у того нервы заморозились минимум на год. Больше не будет буянить, ломать мебель и посуду, пугать соседей, что сожрет их, потому что у их Шестой цивилизации принято жрать соседей, такова культура. Зато супружеский долг тоже исполнять не сможет в течение этого времени. Тут уже блондинка на меня рычит… Извините, что-то одно выбирайте: или отсутствие синяка под глазом или секса. Я вам не волшебник…

Ох, такова моя работа. Сложная. Нервная. Трудная. И все же престижная. Горжусь ею. Каждый день бегу в цирк, два часа репетиции с инопланетными животными, а потом начинаются представления в две смены. А Боярского уважаю – наш человек, тоже был дрессировщиком… говорят…

Играет туш, бьют литавры, по арене бегают лучи прожекторов. Зрители напряжены. Мигают огоньки у арены. Выходит конферансье и говорит так торжественно и важно, словно читает правительственное постановление:

– Дрессированные инопланетные животные! Монстры! Смертельно опасное выступление!

И называет мое имя. Естественно, все рукоплещут, ибо я личность известная, популярная, про меня даже кино снимают и в спектаклях играют. С потолка опускается титановая клетка, заполоняющая всю арену, ассистенты выводят тележки с емкостями, где находятся мои зверюшки. А потом выхожу я с инструментами, и тут начинается та-акое-е-е!..

Впрочем, что тут говорить. Приходите сами и все увидите!

(Ташкент, 3 мая 1989 года)

Окаменяющая взглядом

(фантастический рассказ)

История, которую я вам поведаю, может показаться для многих фантастической, невероятной, иначе говоря, не имеющей ничего реального под собой. Честно говоря, и для меня она была таковой и я в первое время даже не поверил Виктору Анатольевичу, рассказавшему нам, школьникам, в один из весенних вечеров далекого 1983 года в своей старой обшарпанной квартире на Обсерваторской улице. Но спустя много лет я нашел, причем случайно, кое-какие подтверждения к этой истории, и это заставило задуматься, может, не так уж это и небылица? И об том хочу сказать своим читателям, узнать их мнение…

Итак, Виктор Анатольевич, источник информации, свидетель тех событий. Кто он? Наш учитель истории и обществоведения, преподавал в старших классах. Сам он – худой, жилистый и высокий старик со шрамом на лице, седой шевелюрой, грустными, но очень живыми глазами. Его фамилия – Серых, он появился в Ташкенте в 1956 году, когда началось массовое освобождение заключенных из ГУЛАГА, но как он туда попал никто не знал, что порождало массу слухов среди его недоброжелателей, которых, увы, было в педагогической среде. Как-то он обронил, что родом из Белоруссии, но туда ездил редко, видимо, никого из родни не осталось, посещать было некого, кроме могил; думаю, что тогда фашисты сожгли его деревню, в том числе и родителей, братьев и сестер. И ему, в те пятидесятые годы, было уже все равно, где жить, однако Узбекистан он выбрал потому, что здесь был такой же климат, такое же дружелюбное население и такие же вкусные плоды и овощи, как в стране, в которой, как выяснится по том, прожил почти четыре года… В какой именно? Об этом чуть позже…

Виктор Анатольевич был нашим любимцем – скрывать этот факт незачем. Потому что излучал радушие, доброту, порядочность, хотя в сталинских застенках могли выжить только звери или очень жестокие и коварные люди. Был очень галантен и внимателен к женщинам, любил рассказывать анекдоты или смешные истории, хотя сам редко смеялся, просто улыбался. Он прекрасно знал историю, особенно Древнего мира, мог часами рассказывать о Древней Греции, ее героях и царях, мифах и путешественниках. Мы заслушивались его историями, потом бурно обсуждали те или иные моменты событий, которые были отмечены в летописях, сказаниях. Лишь случайно я узнал, что Серых закончил факультет истории Ташкентского педагогического института и по распределению был направлен в нашу школу.