Ловцы за сцерцепами

Боже, это было шикарное место: кожанная обивка, хрустальные люстры и бра, мягкие диваны, письменный стол из черного дерева, толстые персидские ковры, фарфоровая посуда на стеллажах, дорогие книги, картины имприссионистов на стенах. Да-а, что тут сказать, наши партийные бонзы живут лучше всех! Пока он вел переговоры по видеофону с руководителями партийных ячеек на местах по поводу реализации установок прошедшего пленума, я открыл сумку с инструментами и стал ковыряться в трубах. Причина засора мне стала скоро ясной: трубы были полны недоеденным шоколадом, банановыми кожурами, огрызками киви, ананасов, косточками манго и папая – блин, такое я никогда раньше в живую не видел, лишь в кино! Откуда это у нашего главного коммуниста? Тут мой нос уловил другие запахи. Я осторожно поднял голову и посмотрел на огромный стол, находившийся посреди комнаты. Он был заставлен тортами, бутылками дорогих вин, высокоградусного алкоголя – виски, джин, текила. На блюдах – огромные куски мяса, картошки. Салаты из свежих овощей. Ого, да здесь пирушка была! Всего того, что было на столе, моей семье не заработать и за весь полет к Барнарде.

Закончив дело, я отвалил в свою мастерскую, обдумывая по дороге о реальности и теории коммунизма. Уже тогда семена сомнения дали первые ростки в моем мозгу. Об этом я тихо поделился с Ашотом, тоже сантехником. Тот, криво усмехнувшись, ответил, что так живут все партийные лидеры, мол, его отец несколько раз чинил мебель в квартирах командира и секретаря парткома, председателя профкома – оказывается, там были пьяные гулянки и последующие драки, после чего от шкафов или стульев оставались обломки. Естественно, об этом в печати не публиковалось, но слухи среди людей муссировались. «Алкоголь покупают с придорожных супермаркетов, а проституток берут с борделя», – сказал Ашот.

– А разве на «Лампочке Ильича» есть бордель? – изумился я. – Не ври!

Мой товарищ захохотал:

– Ты с Луны свалился что ли, братец? Не знаешь, что к нашему космолету каждую неделю летающий бордель пристыковывается? Я лично пару раз через иллюминатор наблюдал за этим процессом. Сам понимаешь, что это не советские «жрицы любви»!

О, блин, что за новости! Поведал мне Ашот, что уже с первых километров старта к «Лампочке Ильича» пристыковываются различные корабли, многие экипажи из которых предоставляют интимные услуги или услуги развлечений. Естественно, об этом простые жители не знают, ибо обслуживаются только высшее руководство, в числе которых и командир, и секретарь парткома, и начальник КГБ, и председатель профкома, и редактор газеты, и некоторые другие. Высокоэлитные проститутки, гейши, путаны, стриптизерши, транссексуалы – все к удовольствию коммунистов, которые расплачиваются валютой.

– Подожди, а валюта у нас откуда? – ошарашенно спросил я. – На корабле только коммунистическая тенга!

– Так перед стартом Министерство финансов СССР выделило деньги из валютных фондов, чтобы наш экипаж мог приобретать стратегические ресурсы для полета и реализации программы строительства коммунизма на Барнарде! – пояснил товарищ. – Это десяток миллионов долларов, сам видел эти чемоданы, что грузились чекистами в наш банк. Но деньги используются, я так думаю, не по назначению. Ну, уж точно для оплаты проституток и закупок импортного шмотья средства не предназначались.

И точно, теперь я заметил, что наши боссы всегда ходят в дорогих костюмах, которых не пошить в наших швейных мастерских, едят то, чего не производится в наших сельхозугодиях, используют приборы, которых в мастерских не сделать. «К космолету также пристыковываются магазины, где высшее руководство покупает изделия капиталистического производства», – с негодованием говорил Ашот.

Мда, век живи – век учись! Видимо, к Летающей Барнарде я прилечу шибко умный и, может, с совершенно иной целью, чем заложено нашей программой.

ПЯТЫЙ МЕСЯЦ – ПЯТИЛЕТКА ЗА ТРИ ГОДА!

Час назад пересекли орбиту Урана. Саму планету я не видел. И это произошло потому, что дежурил в атомном отсеке, над самыми маршевыми двигателями. Главный реактор дал течь, и теперь я в составе сорока «добровольцев» латал дыры, не давая ядовитым испарениям заполонить «Лампочку Ильича». На нас были простенькие скафандры, произведенные, судя по датам, пятьдесят семь лет назад, и работали мы в основном вручную, то есть при помощи лома, лопаты, сварочного аппарата и гаечных ключей. Мой товарищ по фамилии Сидоров сказал, что на американских звездолетах все давно автоматизировано, в подобных экстремальных условиях работают только роботы – люди даже носа не суют туда.

– Откуда ты знаешь? – с подозрением спросил я. – Разве у нас есть американские корабли? Или слушал «вражьи голоса»?

Сидоров сообщил, что видел все своими глазами. Оказывается, еще год назад для высшего руководства были закуплены у США три космолета, на которых ныне партийные чиновники летают на курорты Венеры. И на таком одном из них – это корабль «имени Второго Съезда РСДРП» – он работал сантехником, и с него КГБ взял расписку о неразглашении всего того, что там узрел. Только у того язык оказался длиннее, чем руки чекистов, и поэтому мне поведалось многое. «Вякин, ты не представляешь, как все умно продумано на нем, как все подогнано друг к другу, какая там техника – сплошная фантастика!» – с восхищением рассказывал товарищ, при этом махая ломом, чтобы припечатать заплатку на одну из дыр – оттуда валил фиолетовый дым – какой-то окислительный газ. С его слов, у корабля просторные жилые отсеки, много бассейнов и стадионов, есть кинотеатры, силовая установка против метеоритов, реактор полносттью безопасен, быстродействующие процессы реагируют на все и сами же устраняют неполадки. И наши партократы проводят там время в веселье и удовольствии, совсем как зажиревшие и обнаглевшие западные миллиардеры, и что в эти минуты не вспоминают о партийном этикете и коммунистической нравственности. Я был шокирован!

– А скорость такая, что нашей «Лампочке» так не разогнаться в течение года, – шептал Сидоров с некой завистью в голосе, а я не знал, верить ему или нет. После многих событий на нашем корыте я стал сомневаться во многом, чему учили меня со школьной скамьи. И сейчас балансировал на опасном канате, вот-вот рискуя сорваться в пропасть оппозиции и ревизионизма. Следовало спустить эмоции на тормоза, и мне пришлось для этого глубоко дышать, успокаивая нервы.

– Ладно, хватит болтать! – прервал я его, не желая дальше развивать тему. Если так сильно думать, то начнешь сомневаться в более крупных вещах, например, правильности Устава ВЛКСМ и, тем более, в резолюциях родной Коммунистической партии. Сидоров хмыкнул, пожал плечами и отошел в сторонку. Потерял и он интерес общаться со мной, решив, что я тугодум или фанатик. Я же не хотел развеивать его мнение.

И в этот момент в отсек в сопровождении милиционера Ходжиматова вошел секретарь парткома, видимо, с целью проверки уровня нашего энтузиазма и трудового вдохновения. На них были самые современные и модные скафандры – я таких даже и не видел раньше. Практически, это миниатюрные корабли, внутри которых находится человек: ракетные двигатели на спине, компьютер на груди, теледатчики на всем теле, даже лазерное оружие. У участкового висели по бокам крупнокалиберные пулеметы. У меня было хорошее зрение, и удалось сквозь испарения прочитать маленькие буквы на металло-платиковом плече: Sharp, Japan. Оп-пля, так на них скафандры не советского производства, тут патриотизмом и не пахнет. Рабочие переглядывались, втайне мечтая о такой «одежке». Конечно, там стопроцентная защита от радиации и, наверняка, куча удовольствий, начиная от бара, заканчивая видео, а мы тут получали каждый по сто рентгенов в час из-за изношенности и несовершенства скафандров, весивших, кстати, двести килограмм.

– Как успехи, друзья? – через мощные наружные динамики спросил секретарь. Звуковая волна разбросала нас по отсеку, и даже несколько свинцовых заплат слетели с реактора. Сидоров, чертыхаясь, вскочил с места и бросился заклеивать их обратно.

Мы ответили в невпопад:

– Спасибо… хорошо… нормально…

– Не чувствую радости от того, что выполняете самую главную миссию нашего полета – спасаете наши жизни! – продолжал секретарь, сверля каждого пронзительным взглядом. Ходжиматов стоял позади него и кулаком показывал тем, кто не особенно четко выговаривал слова благодарности за внимание высокого начальника к его персоне. Мы уже знали, к чему может привести эта угроза и заорали более энергичнее:

– Спасибо, товарищ секретарь! Под вашим мудрым руководством мы готовы совершать подвиги и обеспечить доставку колонии к Летающей Барнарде раньше установленного срока!

Ляпнули явную глупость, просто вырвалось бездумно. К сожалению, на тот момент мы и сами не подозревали, какую мысль преподнесли для главного коммуниста корабля. Он запрыгал от радости:

– Ах, как прелестно! Наш трудовой коллектив хочет выполнить взятые обязательства раньше срока. То есть мы прилетим к звезде раньше, чем запланировали! Это надо обсудить на Пленуме! Таких идей мы еще не брали в расчет!

И, пританцовывая, секретарь ускакал в свой кабинет, обмозговывать идею и советоваться с членами Политбюро. В свою очередь, Ходжиматов прорычал нам, чтобы никто не нарушал дисциплину, работали качественно, иначе по нам плачет КПЗ, – и поплелся за шефом. Мы же остались в отсеке доделывать работу, мечтая не о Барнарде, а о таких скафандрах, что были у руководителей.

Через два дня состоялся Пленум. На нем выступил с докладом секретарь, который объявил о взятом всеми нами, жителями и космонавтами «Лампочки Ильича», решении прилететь к точке назначения на два года раньше. Попытка командира корябля заявить, что это невозможно, поскольку корабль не расчитан на сверхскоростные полеты и мы никак не способны сделать это по техническим причинам и причинам навигации, была задавлена сразу же главой КГБ. Он грозно напомнил, что мы обязаны раньше всех достичь звезды и построить там коммунизм, чтобы затем уже на Земле и во всей Солнечной системе позитивный опыт был подхвачен рабочими и крестьянами капиталистических стран, и они перестроились на нас. «И чем раньше мы это сделаем, тем быстрее мир вдохновиться на продвиги, и везде будут торжествовать идеи Маркса и Ленина», – произнес тоже с трибуны главный чекист космолета. Ему аплодировали сильнее, ибо его боялись больше. Участковый Ходжиматов следил, чтобы мы хлопали от души, а разжалованный в прошлом месяце с должности комсорга за рукоприкладство и чванство Иванов старался сильнее всех – он не терял надежды вернуться на прежнюю работу и продолжить карьеру по общественной линии.

В итоге было принято решение, что к Летающей Барнарде мы прибудем на два года раньше. Партия дала установку всем приложить усилия к достижению резолюции Пленума. Нам осталось только это исполнить, правда, не понимая, как? Впрочем, об этом никто и не задумывался, все считали, что должно получится это как-то самим собой…

ШЕСТОЙ МЕСЯЦ – ПОЛИТИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ПЛАНЕТ

У меня начался одномесячный курс повышения квалификации. Хочу сказать, что на 70% уроки состояли из повторения учебников по истории КПСС и научному коммунизму, 20% – это спорт и труд, где мы сдавали нормы ГТО и бесплатно пахали на хлопковом поле, и лишь 10% времени оставалось на непосредственную нашу специализацию. Хотя толка в этом было мало, ибо изучали мы достижения западной цивилизации, что ловили для нас в радиоэфире солнечной системы наши «уши и глаза» и потом печатали на бумаге, но в реалии нас окружала техника советского производства, которая отличалась от ихнего как пулемет от дубинки. Учитель рассказывал об эффективности производства на борту «Лампочки Ильича», о росте продукции на душу населения и технологиях ресурсосбережения, тыча указкой на истрепанные плакаты с древними механизмами, а мы сидели за партами с умными и в тоже время скучающими лицами, втайне мечтая о кассетном видеомагнитофоне Aiwa или лазерном проигрывателе Phillips.

Бывший косморг Иванов в эти дни был чем-то занят. Он достал атласы звездного небы и что-то рассчитывал при помощи огромного калькулятора «Электроника-4590Т» и линейки. Когда наш учитель по политической географии планет спросил, чем это он занимается, Иванов побледнел, судорожно сломал карандаш, однако выкрутился:

– Ищу новый путь к Летающей Барнарда, хочу, чтобы мы добрались до звезды за один год! И Тогда у нас будет возможность раньше построить там коммунизм…

– Похвально, похвально, молодой человек, вы – настоящий комсомолец, – заулыбался учитель.

Тут Иванов задал вопрос:

– Скоро мы пролетим мимо Нептуна. Расскажите нам об этой планете!

Конечно, тот не стал отказывать. И мы узнали, что Нептун – чисто капиталистическо-самурайская планета, ибо ее первыми достигли и выкупили права жить там у ООН именно японцы. Первыми колонистами были самураи, якудзы и гейши. Теперь там они строят кибернетическое будущее, используя биокомпьютерные и генноинженерные технологии. «Там пролетариат загнан в машины, и обслуживает капиталистов в качестве роботов», – пугал нас учитель. Сам он это, видимо, читал в наших газетах, ибо иных источников информации не было. Иванов кивал и говорил:

– Да, это ужасно. Там даже роботов нещадно эксплуатирует паразитический класс! Банзай!

Потом учитель стал просвящать нас в специфике капитализма на последнем форпосте Солнечной системы – Плутоне. Это был мир разврата, пьянства и гомосексуализма, а вообще официально там была тюрьма. Далее мы перешли к социализму на других планетах. Оказывается, малые небесные тела – астероиды и планетоиды – оккупировали жители Бангладеша, Филиппин и Камбоджи, которые превратили их в некие коммуны. Правда, там торжествовал анархизм, но по сути это было не далеко от принципов коммунизма, главное, что там любили советского генералиссимуса Сталина, албанского вождя Энвер Ходжу и югославского генерала Брозда Тито. А жители Центрально-Африканской Республики заселили Меркурий, ибо они любят жару и теперь выращивают бананы и финики прямо у Солнца. «Благодаря социалистической форме труда центральноафриканцы достигли больших успехов и широкими шагами движутся к коммунизму», – с гордостью произносил учитель.

Мы радовались вместе с ним за успехи наших собратьев по рабочему движению. Лишь Иванов как-то странно кривил губы и усмехался. Я ткнул его локтем: ты чего? Тот фыркнул и ничего не ответил. Но тогда я заметил, что бывший комсорг о чем-то упорно размышляет. Тогда и мысль ко мне не пришла о чем-то плохом…

СЕДЬМОЙ МЕСЯЦ —ЗНАМЯ ОКТЯБРЯ

Между тем, на космолете вовсю шла подготовка к знаменательному празднику – Дню Великой Октябрьской революции. По Красной площади маршировали солдаты нашей маленькой армии, милиционеры и чекисты, мы – простые рабочие и крестьяне – брали на себя обязательства чего-нибудь свершить, а врачей и учителей и днем, и ночью учили носить плакаты с разными лозунгами и красиво кричать «Урааааааа!» на призывы, что издавали мощные динамики. Руководство постоянно маячило на пъедестале под памятником Ленина, разрабатывая первые в истории путешествия к Барнарде программы демонстрации и народного торжества. Оркестр разучивал марши. Кондитеры пекли торты и пироги из неприкосновенного запаса. Школьники репетировали роли в спектаклях, посвященные борьбе пролетариата с буржуями и контрреволюционерами.

Где-то вдали от нас пролетел Нептун, только народу было не до него. Мы ощущали бурный восторг того, что несем знамя коммунизма в космические дали. После работы я бежал на массовку, чтобы выработать до автоматизма движения флагами и транспарантами и кричать «Слава КПСС!», «Слава Октябрю!», «Ура Ленинскому комсомолу!» и так далее. Правда, и работы на участке прибавилось – техника выходила из строя одна за другой, и мы не успевали не то что бы заменять – запчасти на корабле были строго ограничены! – но и латать и перешивать дыры, затягивать сильнее проржавевшие гайки и цементировать трубы. Про насосы я говорить и не стану – они все дышали на ладан и могли вот-вот разрушиться. Однако начальство грозило нам кулаком, если все это произойдет до или во время празднования – портить настроение людям было категорически запрещено, то мы поймем по чем фунт лиха. Поэтому я чертовски уставал, и аппетита даже не было, как бы мама не старалась меня накормить борщом.

Рано утром 7 ноября я вышел на демонстрацию, хотя мозг еще спал. Мощный прожектор, заменявший солнце, светил слабо, а вентиляторы создавали пародию на ветер, при таких порывах полотнища с символами коммунизма не трепетались в торжественном смысле, а висели как попользованные презервативы. Я зашел в театр, где лежали транспаранты, флаги, портреты, и взял первый попавшийся в руки, даже не посмотрев, что это такое. Так и прошелся мимо трибуны, где стояло наше высшее руководство, слабо поддерживая массы криками:

– Слава… ура… поддерживаем… хрррррр… ура… хрррр-пшшшш…

Глаза слипались, мысли застыли, однако я неожиданно увидел изумленные взгляды секретаря парткома, командира корабля, начальника КГБ, отдававшего какие-то распоряжения и показывавшего пальцем в мою сторону. Тогда я ничего не понял, и все же обнаружил, что иду практически один – на расстоянии двадцати метров от меня никого не было. Демонстранты тоже странно косили на меня, кое-кто прокручивал пальце у виска. «Блин, что такое?» – недоумевал я, останавливаясь посреди платца.

Все прояснилось, когда ко мне прорвался участковый Ходжиматов с пятью рядовыми милиции. Они отняли плакат, что нес я, скрутили мне руки, и поволокли в сторону отделения КГБ. «Вы чего?» – орал я, стараясь вырваться. И все это транслировалось по всему кораблю, и наверняка мои родственники замерли от ужаса.

– Сейчас узнаешь, диверсант, – хрипло ответил Ходжиматов, угощая меня тумаками. Его коллеги тоже старались, и, естественно, вся сонливость с меня слетела как туман от ветра.

В кабинете, куда любой из нас заходить боялся, прояснили мою враждебную деятельность. Оказывается, мной был взят плакат с изображением Уинстона Черчиля – английского премьер-министра двадцатого века. Видимо, это была часть декорации какого-то спектакля, посвященного борьбе за мировой коммунизм, а я, не осознав и не взглянув на это, поволок на демонстрацию. Естественно, руководство и массы восприняли такой поступок не только как кощунство к памяти революции, но и как своеобразный политический вызов существующему строю. Участковый бил меня старинным телефоным аппаратом и допытывался, на кого я работаю – на американскую или английскую разведку. В свою очередь, я пытался ему все пояснить, что это ошибка, мое головотяпство, да только никто и не собирался слушать мои жалкие оправдания.

И вдруг Ходжиматов сел за письменный стол и достал папку с бумагами, долго перелистовал, после чего стал расспрашивать меня о… бывшем комсорге Иванове. Это было так неожиданно, что я стал заикаться. Милиционер понял это по-своему:

– Ага, значит, с ним заодно? Вместе планировали твое контрреволюционное выступление на демонстрации?

– Нет, нет, – отвечал я. – Я вообще давно не видел Иванова… Он даже перестал посещать курсы повышения квалификации…

– А о его планах не знаешь? Чем он вообще занимался? О чем говорили? Ты же был у нашего партийного руководителя, так что ты мог рассказать Иванову о расположении вещей в комнате… Чем тот интересовался?

Я никак не мог взять в толк, к чему клонит Ходжиматов, причем тут Иванов, партком и мой плакат. И только через час узнал – наш бывший комсомольский вожак… сбежал. «Как сбежал? Разве с корабля можно сбежать?» – расстерялся я. Вид у меня был искренний, и участковый понял, что никакого отношения к этому событию я не имею. И все же по намекам стало ясно, как покинул «Лампочку Ильича» Иванов – он проник в кабинет секретаря парткома под видом электрика, сам же вскрыл спасательную капсулу, влез внутрь и катапультировался. Его сигнал SOS засек японский грузовой космолет «Меч самурая», который подобрал беглеца и сразу предоставил ему политическое убежище на Нептуне. Все это произошло за день до моего «триумфального» шествия по Красной площади.

– Вот тебе, бабка, и Юрьев день! – ошеломленно произнес я.

Ходжиматов взял с меня объяснительные, а потом его рядовые пинком вышвырнули из кабинета. Дома пришлось оправдываться перед родными, а потом и руководством ЖЭКа. На Нептун смотрел опять с секретного места, который в ту же ночь тихо вскрыл. Синий шарик вращался далеко от нас, и где-то там уже обживался мой бывший вожак. Почему-то не хотелось его критиковать или проклинать. Где-то в душе даже зашибуршилась зависть.

ВОСЬМОЙ МЕСЯЦ ПОЛЕТА – НАШИ ДРУЗЬЯ ПО ИДЕЕ И МЕЧТЕ

Оказывается, в мире мы не одни, кто хочет построить светлое будущее за пределами Солнечной системы. На днях пересеклись путями с неким кораблем, напоминающим ржавое корыто – судя по всему, оно было в худшем техническом и внешнем состоянии, чем наша «Лампочка Ильича». Смотря на него через экраны и иллюминаторы, все руководство чесало репы и обсуждало, кто это мог быть? Лишь умалишенный согласился бы отправиться в дальний космос на плохо приспособленном судне, хотя начальник КГБ, порывшись в каталогах, пробормотал:

– Похож на советский корабль «Великий Смольный», который прекратили строить сорок лет назад…

– А кому он принадлежит? – спросил его партком, заметно нервничая.

– А хрен его знает, – пожал плечами тот. – Мы раздарили эти судна всему миру, начиная от Африки, заканчивая Луной, и черт знает кто шастает по Вселенной на этой консервной банке… Свои подобные изделия давно переправили и, кстати, часть металла пошло на строительство нашего могучего космолета!

В этот момент из динамика раздался грозный вскрик – это был радиосигнал с неизвестного корабля

– Социализм или смерть!

– Боже мой, это пираты! – заорал мгновенно побледневший партком. – Они угрожают нам смертью, если мы не отдадим им наши сокровища!

Все в рубке переполошились, стали кричать, что нужно поднимать армию, мобилизовать призывников и военнообязанных и дать достойный отпор врагам, биться до последнего патрона и человека. Лишь начальник КГБ хмуро качал головой, ибо прекрасно осозновал, что оружие на борту «Лампочки Ильича» отсырело, то есть было не боеспособно и сейчас не страшнее водянных пистолетов. Из трех тысяч пушек могли стрелять не больше двадцати, а из сто сорока ядерных ракето-торпед способны покинуть пусковые установки около пяти процентов; про пулеметы лучше вообще не говорить – патроны к ним оказались нестандартными, совершенно с другой модели. При таких возможностях отразить атаку было делом гиблым, и уж лучше сразу сдаться или начать длительные переговоры по дипломатической линии, может, удасться избежать позора.

Тут командир космолета удивленно произнес:

– Какие у нас сокровища – мы бедны как церковная мышь. На последние ресурсы Союз собрал наш корабль и отправил в полет! А нам еще коммунизм строить у Летающей Барнарда!

– Ну, у нас есть немного валюты, что оставило нам Министерство финансов, – робко произнес партком. – Может, откупимся?

– Такими грошами, что в нашей кассе, не откупаются… Наоборот, разрозлим их… Блин, кто это может быть? Сомалийские пираты? Или ангольские партизаны? Марсианские хулиганы?

Тут снова раздался крики:

– Так социализм или смерть? Что молчите?

К счастью, среди членов экипажа оказался один смышленный, который, поковырявшись в носу, пробормотал:

– Так это кричат на испанском!

Тут все повернулись к нему:

– Так чего они хотят – нашей гибели?

– Нет… Это же лозунг кубинских коммунистов!

Эти слова вызвали вздох облегчения: слава богу, летят братья по коммунистическому строю, не враги заклятые. Связались с ним, и выяснилось, что это корабль «Фидель Кастро», который летит к созвездию Кита, там тоже строить кубинскую модель социализма. «Надоели нам янки, – жаловался бородатый командир товарищ Эдуард Ортега, который пыхтел гаванскими сигарами и пил карибский ром. – Экономической блокадой, правами человека и прочими гнусными контрреволюционными делами. Решили мы открыть мост от Острова свободы к созвездию Кита, и туда перебраться, чтобы закончить строительство социализма и вступить на путь коммунистического развития вдали от американского империализма и его пособников».

– Ох, это хорошо, – одобрил секретарь парткома, улыбаясь до ушей. – Когда построите коммунизм, то добро пожаловать к Летающей Барнарда – мы там тоже построим прогрессивный строй рабочих и крестьян, и никакая сволочь не будет мешать нам жить в светлом будущем.

– Виват Марксу, Ленину и Сталину! – крикнул начальник КГБ.

– Социализм или смерть! – поддержал товарищ Ортега. – Кстати, загвозка одна: социализм пока хромает у нас, а вот со смертью как бы избыток… Мрут наши люди то ли от голода, то ли от болезней, то ли от неверия в наши дела. Если так будет продолжаться, то до Кита долетит лишь высший партийный и военный состав «Фиделя Кастро».