Все мои дороги ведут к тебе. Книга вторая

– Шацкого, – проронила Саша еще тише и посмотрела на Олю грустным и смущенным взглядом.

– Шацкого?! – Ольга изумленно смотрела на нее пару секунд, а потом заговорила: – Я вообще ничего не понимаю. Как такое может быть? Ведь он черт знает где… Постой, значит… – она взяла Сашино лицо в руки, глядя ей в глаза, догадки и мысли одна за другой отражались на ее лице. Однако, замечая несчастный и тоскливый взгляд Саши, Ольга лишь произнесла с недоумением: – Так значит, мне тогда не показалось?.. Господи, тогда я вообще ничего не понимаю! Зачем же ты вышла за этого Бессонова? Ведь Шацкий звал тебя за себя!..

Саша отвела взгляд, слегка отстраняя лицо от Ольги, чувствуя еще большую слабость во всем теле от всех нахлынувших на нее чувств и воспоминаний.

– Все сложно, Оля… Все так скверно и так сложно… Я так запуталась. Понимаешь, этого не должно было произойти, я могла его остановить, я должна была… но… не получилось, – она не решалась посмотреть на сестру, прикрывая пылающее румянцем лицо рукою. – С ним я боюсь сама себя. Любви его боюсь. Это такой пожар, из которого уже не выбраться… Я прогнала его… А потом узнала о ребенке. И еще… – Саша измученно посмотрела на Ольгу. Но не осмелилась рассказать про Андрея, боясь уронить его в ее глазах. Лишь опустила ресницы и добавила: – А Виктор оказался рядом…

– Бедная ты моя! – Ольга обхватила Сашу руками и принялась целовать ее заплаканное лицо. – Дурочка ты моя! Как он мог тебя так просто отпустить? Как можно бояться любви?! Что ты наделала, Саша?!

Саша целовала Ольгу в ответ, гладя ее по спине, чувствуя, как слезы ручьем текут по ее щекам. Она и правда запуталась. Она уже и сама не понимала, зачем согласилась на этот брак. Ради Андрея? Андрей был рядом, а что толку? Ради ребенка? После вчерашнего ей меньше всего на свете хотелось, чтобы Виктор считал ее ребенка своим! Зачем же? Наказать себя за ту ночь? За ночь, которая подарила ей самое дорогое – ее дитя? Вспоминая ночи с мужем и особенно вчерашнюю ночь, до сих пор ощущая противную ноющую боль от его грубых пальцев, хотелось лезть на стену от отчаяния и тоски. С ужасом представляя, что могла потерять ребенка, она всхлипывала, уткнувшись в мягкое приятно пахнувшее плечо сестры. Тоска в душе была сродни этой ноющей боли в промежности. Почему, почему Андрей тогда не остановил ее? А Никита пытался, но она и слушать не стала! Саша снова вспомнила противные липкие губы мужа на своем лице, его несвежее отвратительное дыхание. От этого выворачивало наружу. Это добровольное наказание было неоправданно тяжелым, и кроме себя самой ей даже некого было в этом винить.

– Не позволяй ему обижать себя, слышишь? – шептала Ольга. – Я терплю, потому что люблю. А ты не смей. Не позволяй!

– Не буду, – тихо шептала Саша в ответ. – Доктор запретил ему прикасаться ко мне…

– Вот и хорошо. Не давай себя в обиду, – она что-то еще шептала и говорила дрожащим голосом, сквозь поцелуи и слезы, но Саша с трудом ее понимала, погруженная в свои мысли. Вдруг отстранила лицо от Саши и тихо спросила: – Он знает о ребенке?

Саша покачала головой: нет.

– Но ты скажешь ему?

– Зачем? – Саша слабо изобразила улыбку. – Я – замужняя дама, Оля. Это уже нельзя изменить.

Они сидели на кушетке, обнявшись и прижавшись друг к другу головами. Тихо о чем-то шептались, то и дело смеясь и всхлипывая. Как это ни странно, но вывалив на Олю свою тайну, стало намного легче. Ей даже показалось, что Олю обрадовала новость о том, что ее ребенок не от Виктора, потому что она пару раз склонялась к Сашиному животику и, целуя его в темно-зеленую ткань, с улыбкой смотрела на сестру.

Наконец, оттерев слезы, вволю наплакавшись и нашептавшись, Ольга громко позвонила в колокольчик. Через пару минут из дальней комнаты вышла горничная в накрахмаленном белом переднике. Ольга распорядилась принести им чай и каких-нибудь сладостей. Когда столик был заставлен чайными парами и блюдом с конфетами и халвой, Ольга тихо произнесла, помешивая ложечкой сахар в чашке:

– Если бы ты знала, как я не хочу возвращаться.

– Почему же, Оля? – Саша пригубила горячий чай, откусив кусочек халвы.

Ольга тоскливо посмотрела в Сашины глаза, поднимая чашку.

– Ну, во-первых, здесь нет Пурталеса, а есть только я и Гриша. И пусть мы повздорили, зато по-честному, открыто, как будто мы с ним по-настоящему вместе… А во-вторых, как бы это поделикатнее сказать, я видеть не могу эту Бэтси.

– Что? – изумленно произнесла Саша. – Почему? Чем тебе могла не угодить маленькая девочка?

Ольга усмехнулась.

– Вообще-то сейчас она уже не маленькая девочка. А вполне себе взрослая барышня. И вообще-то наши отношения с ней не заладились с самого начала. Думаешь, почему она училась столько лет в Петербурге? Это я заставила Пурталеса спровадить ее, куда подальше с глаз моих.

– Оля! – Саша изумленно смотрела на нее. – Что же она тебе сделала?

– Да ничего она мне не сделала, я ей не по вкусу пришлась, – Ольга снова усмехнулась, виновато взглянув на Сашу. – Понимаешь, ей было восемь, когда ее мать, первая жена Пурталеса, умерла во время родов. Ребенка тоже спасти не удалось. А уже на следующий год меня выдали за него замуж. Я ведь тогда была молодая, глупая, довольно капризная. Приехав в их дом, я думала, что все будут мне рады. И если муженек мой ходил и не дышал рядом со мной, то дочка его просто меня возненавидела. Честно говоря, я понимаю ее. Кто я ей? Новая жена ее отца? Пурталес тоже хорош. Он ею вообще не занимался, а когда меня привез, так и вовсе не до нее стало. В общем, не задалось у нас с ней. Я ее терпеть не могла, она меня тоже. Вот я и придумала отправить ее подальше, настаивая на том, что Смольный – лучшее место для девочки и так далее. Ну, ты знаешь Пурталеса, он со мной не умеет спорить. Сдался быстро.

Ольга откинулась на спинку кушетки, закинув ногу на ногу, от чего ее белая коленка практически полностью выглянула из-под пеньюара.

– И что же теперь? Ты думаешь, она все еще сердится на тебя?

– А ты бы не сердилась? – Ольга усмехнулась, поправляя пеньюар. – Нас держали в строгости в Тифлисе, а в Смольном, говорят, порядки еще строже. Притом я ни разу за все время не позволила ей приехать домой. Ну, во-первых, долго, во-вторых, не больно-то и хотелось ее сопровождать. Пурталес-то вечно занят.

– Ты жалеешь ее? – с надеждой спросила Саша.

Ольга снова усмехнулась и пожала плечами.

– Не знаю. Я ведь даже не представляю, что из нее выросло. Может, она идеалистка на вроде Маши, или тебя, а может, стерва, еще похлеще меня. Кто ее знает? Да только теперь ее упечь некуда. Сейчас, как ни крути, придется всем под одной крышей жить. Благо дом у нас большой. Я бы выдала ее замуж быстрее. С глаз долой, из сердца вон. Но Пурталес такой сентиментальный становится. Боюсь, как бы он все свое состояние на нее не переписал. А ведь он может. Грехов-то за мной целый поезд. Как Гриша появился, я ведь совсем стыд потеряла, и стыд, и голову. Егор Денисович ведь все знает. Один раз, – она смолкла, слегка отведя взгляд, видно собираясь с духом, затем посмотрела на Сашу. – Ты права, когда сказала, что у всех свои грехи. Представь, один раз он увидел нас вместе в своем кабинете. Это было уже ночью, он никогда так поздно не бродит по дому. Я вообще-то изо всех сил старалась не выдавать себя и Гришу. А тут какая-то холера его погнала. Не знаю, что именно он видел, но, думаю, все ему стало ясно. Я пыталась с ним поговорить, даже готова была к тому, что он уволит Гришу. Но он не позволил мне ничего сказать. Ни тогда, ни на утро. Все потекло своим чередом, будто ничего не случилось, – Ольга вдруг закрыла лицо руками и тяжело вздохнула. – Знаешь, мне иногда кажется, что он просто ждет своей смерти. Душой он давно уже умер, но его дряхлое старческое тело еще упрямо тащится в контору, еще пытается жевать разваренную кашу, еще одевается в модные костюмы. Мне иногда кажется, – она почему-то перешла на шепот, сильнее склонившись к Саше, – что он записывает все мои грехи в какую-нибудь книжицу, и когда придет час, он припомнит мне все и пустит меня по миру, – она снова невесело усмехнулась. – Как думаешь?

Саша смотрела на сестру большими грустными глазами и не знала, что сказать. С одной стороны, Егор Денисович был весьма добрым и приятным стариком. Но Оля и, правда, подчас слишком беспечно себя вела. Хотя ей ли было судить Ольгу?

Вздохнув, Саша крепче сжала руку сестры и мягко сказала, пытаясь поддержать ее:

– Твой муж очень любит тебя. Наверняка, он готов простить тебе все. Попробуй наладить отношения с его дочкой. Не усугубляй.

– Знаешь, – произнесла Ольга, – проблема в том, что мне плевать на него и на нее. И на деньги его проклятые. Не хочу я, понимаешь, не хочу пресмыкаться перед ними. Они вот где у меня, – Ольга показала жестом на горло, грустно улыбнувшись. – Будь моя воля, я бы все бросила, с радостью ушла бы с Гришей на край света, – Ольга провела рукой по волосам и с грустью посмотрела на Сашу. – Но, боюсь, что нищая на краю света я ему не нужна…

Ее глаза были полны слез, а на бледном красивом лице было подобие улыбки. Она взяла Сашу за руку и вдруг быстро заговорила, блестящими от слез глазами глядя на сестру:

– Послушай меня, Сашка. Со мной давно уже все понятно. Я старею, хватаюсь за любую соломинку, лишь бы хоть чуть-чуть ухватить счастья. Но ты… Ты меня очень расстроила своей историей. Ты должна быть счастливой! Не знаю, какая там собака пробежала между тобой и Шацким, но, по-моему, там, на небе, за нас уже давно все решено. Борись за свое счастье, борись, слышишь? – она взяла Сашины ладони в руки и прижала их к своим губам. – Пообещай мне.

Саша тоже коснулась губами ее рук и отозвалась:

– Мое счастье со мной, вот оно, – она приложила ладонь к животу. – Я все сделаю, чтобы защитить его и дать ему счастья. За него я буду бороться изо всех сил. А вот ты мне пообещай, что будешь держаться за свое счастье. Я – тебе, а ты – мне.

Ольга кивнула, улыбаясь и глядя ей в глаза.

В этот момент дверь апартаментов открылась, и на пороге показался Григорий. Держа руки в карманах серого пальто, он вошел молча, сняв шляпу, слегка кивнув в сторону дам.

– Добрый вечер, Александра Павловна, – произнес он. – Я рад, что вчерашний вечер не помешал вам встретиться с сестрой. Простите. Я вчера дал лишнего… Все в порядке? – последнее было сказано каким-то совсем другим тоном, и Саша была уверена, что это было сказано Оле.

Саша чувствовала, как ее пальцы напряглись, а сама она побледнела, не сводя глаз с Гриши. Саша пожала Олины руки и встала, понимая, что ей пришло время уйти, оставив их вдвоем. Поравнявшись с Григорием, она произнесла, надевая шляпку:

– Многое из того, что вы вчера сказали, не требует извинений. К сожалению, не все это понимают, – обернувшись к Ольге, Саша ласково ей улыбнулась. – Я постараюсь завтра вас проводить. Но муж может не отпустить меня. Поэтому не огорчайся, если я не приеду. Пиши мне, Оля. До встречи, милая. До встречи, Григорий Иванович, – добавила она, взглянув на Бочкарева. – Берегите мою сестру, Христом богом вас прошу, – прошептала она так, что это мог слышать только он.

Григорий от неожиданности поднял на нее глаза, и пару секунд они молча смотрели друг на друга. Потом он коротко кивнул, пропуская ее в дверь.

Вспоминая разговор с Олей, Саша ласково поглаживала свой живот, вышагивая по многолюдной улице. Почему-то было радостно на душе от того, что она поделилась с сестрой своей тайной.

Время стремилось к четырем, а потому солнце уже не слепило, а заливало город мягким вечерним светом. Саша не спешила останавливать пролетку, хотелось немного пройтись по одной из лучших улиц в городе, наслаждаясь весенним теплом и солнцем, а там уже нанять коляску или проехать на трамвае, хотя ноги начали гудеть от усталости. Еще раздумывая, как ей поступить, она бегло переводила взгляд с одной стороны улицы на другую, рассматривая снующие нечастые автомобили и пешеходов. Поравнявшись с бакалейной лавкой, что-то еле уловимое привлекло ее внимание на другой стороне дороги. Устремив взгляд туда, она замедлила шаг и остановилась, почувствовав, как ноги стали тяжелы. На другой стороне Воскресенской стоял Никита Шацкий.

Она видела, как он держал под руку какую-то молодую даму в большой черной шляпе со спущенной вуалью, стоя вполоборота к Саше, не замечая ее. Рядом блестел на солнце черный «Руссо-Балт»5 версии фаэтон, из заднего окна которого на улицу выглядывала тоскливая черная морда Шоулана с выпавшим большим розовым языком. Никита помог даме сесть на переднее сиденье и, обходя автомобиль сзади, поднял глаза. Она видела, как от неожиданности он замер, спускаясь с тротуара, опираясь на тонкую черную тросточку, увидев ее. Как всегда, выглядел он безупречно в деловом костюме-тройке темно-серого цвета и темном расстегнутом пальто. Легкая тень от черной высокой шляпы падала на его загорелое аккуратно выбритое лицо, но не могла скрыть, что он неотрывно смотрел на нее.

Под его взглядом она невольно скрестила руки на животе, пытаясь прикрыть его, не в силах уйти и отвести взгляд. Она не могла сказать, сколько они так стояли, глядя друг на друга, стоя по разным сторонам многолюдной дороги. Лишь чувствовала, что сердце сначала замерло, а потом отчего-то быстро запрыгало в груди.

Шацкий сделал шаг с тротуара и, не сводя с нее глаз, подошел к передней дверце автомобиля. Остановившись, он еще несколько мгновений смотрел на Сашу, наконец, приподнял пальцами шляпу и галантно ей поклонился. Щеки ее вспыхнули. Она поспешно кивнула в его сторону и, резко отвернувшись, торопливо зашагала по тротуару, желая, как можно скорее скрыться от его внимательных темно-карих глаз. Сердце еще сильнее забилось, когда она услышала громкий лай – Шоулан явно ее узнал. Спиной она еще чувствовала взгляд Никиты, боясь хоть на минуту замешкаться или обернуться. Она не замечала того, что держала правую ладонь на своем животе, словно пытаясь успокоить не только себя, но и малыша, чувствуя, как ноги становятся непослушными от волнения и дрожи внутри. Скрывшись за угол первого дома, Саша прижалась спиной к стене, пытаясь перевести дыхание и унять сердце.

Что он делал в Казани? Давно он здесь? Судя по его модному и ухоженному виду, давно. И что это за дама рядом с ним? Невеста? Жена?

Борясь, сама с собой, Саша выглянула из-за угла. Но там уже не было ни автомобиля, ни Шацкого, ни его милого пса. Еще пару секунд Саша продолжала смотреть на опустевшую дорогу. Снова прижалась спиной к стене, пытаясь отдышаться и совладать с собой. В этот момент что-то странное толкнуло ее в живот. Затем еще и еще. Испугавшись, Саша приложила руку к нему, и ощутимо почувствовала новый толчок. Так и есть! Испуг мгновенно сменился восторгом и удивлением. Впервые за все время ее малыш дал о себе знать!

Еще ощущая волнение во всем теле, Саша положила обе руки на плотную ткань платья, и, прислушиваясь к своим ощущениям, закрыла глаза.

Здравствуй… Здравствуй, мое дитя!

Нахлынувшие чувства заставляли учащенно биться ее сердце, когда усилием воли Саша медленно отстранилась от стены и тяжелыми ногами двинулась в сторону трамвайных путей. Она вспоминала напряженный взгляд темно-карих глаз, а рукой продолжала гладить свой живот, в надежде снова почувствовать эти удивительные толчки внутри себя. Он здесь! С ним все в порядке!.. Почему он здесь?..

4.6.

В пору экзаменов дни пролетали стремительно, порой совершенно стирая границы между вчера и сегодня. И вот уже Олин приезд казался чем-то далеким. Только подаренные вещи напоминали о нем. Саша с тоской вспоминала их последнюю встречу на пристани и то, как она долго обнимала и целовала сестру перед отправлением парохода. Саша видела, что Оля была весела, бросая на Григория нежные взгляды. Было спокойно на душе, от того, что они помирились. Ей хотелось рассказать Оле о той неожиданной встрече с Никитой, но Оля много говорила, без конца просила Сашу чаще писать, требовала от нее не давать себя в обиду и прочее и прочее. Поэтому Саша ничего не сказала. И хорошо. Эта странная встреча со временем стала тоже казаться чем-то далеким.

Сдав заранее успешно экзамены за первый курс обучения, Саша получила одобрение из ректората о переводе на бесплатное обучение. Это было предметом ее особой гордости. Все-таки ее усилия не пропали даром. Теперь можно было вздохнуть с облегчением, эта статья расходов осталась позади. Окрыленная данным известием, Саша намеревалась вернуть Никите переводом оставшиеся 30 р. Но каково же было ее удивление, когда на почтовой станции служащий сообщил, что все ее переводы вернулись обратно. Что это могло значить, она отказывалась понимать. А потому велела все 200р. отправить обратно на имя Шацкого Никиты Васильевича, рассчитывая все-таки полностью вернуть ему долг.

После того раза, когда Саша едва не потеряла ребенка, Виктор стал просто невыносим. Нет, он оставил любые попытки по ночам, но и шага не давал Саше ступить без своего контроля, особенно сильно препятствуя общению Саши с подругами. Своей сверхопекой он вызывал насмешки со стороны Нади, которая никогда его особо не жаловала. И хотя это была приемлемая плата за то, что он оставил ее в покое как муж, все же Сашу это невероятно раздражало и изводило. Благо Виктор много времени проводил на своем заводе, в его отсутствие Саша пыталась больше времени проводить с подругами и гулять на свежем воздухе, тем более что к лету у них с Надей и Светой появилось общее захватывающее дело.

Все началось с того, что еще в начале года муж Светы добился у городского главы выделения ему небольшого казенного здания недалеко от Черноозерского сада. Там, по условиям договора, Света и ее муж планировали открыть частную школу. Контракт был заключен на пять лет, за которые им и стоило доказать жизнеспособность своего плана. В связи с развернувшейся стройкой и ремонтом здания Света и Надя постоянно были заняты то подбором краски для коридоров и классов, то выяснением отношений с прорабом и бригадой. А Саша, которой подруги запретили появляться на стройке, в свободное время размышляла и чертила в тетради расстановку кабинетов, учебные планы, обстановку в классах и прочее. Потом совместно курсистки собирались у Саши на веранде, где много и долго спорили, какую педагогическую систему применить, на чей опыт стоит опереться. И Саша, и Надя без конца восхищались тем, что Света с мужем нашли друг в друге не только любимых, но и единомышленников.

– Вы не представляете, сколько сил отнимает работа с подрядчиками, – возбужденно рассказывала Света, сидя на краешке скамейки на веранде дома Бессоновых, быстро отпивая чай и пылко глядя на подруг. Она все делала быстро, словно готовая в любой момент вскочить и отправиться обратно в их с мужем школу. – Все хотят сделать похуже, а содрать подороже. Мой бедный Борис уже устал с ними ругаться. То краску слишком разбавят, что она ложится неравномерно, то с объемом не рассчитают. Я пытаюсь воззвать к их совести, говорю, это же для детей, стараться надо, а они только усмехаются.

Здание, переданное им в аренду, как поняла Саша, требовало серьезного ремонта. Света открыто говорила, что так голова хотел решить проблему за их счет, но их с мужем это не останавливало.

– Понимаете, – уверенно говорила Света подругам, – он-то думает, что ничего у нас не выйдет, что школа закроется через год-другой, но вот ему, – она дерзко показала фигу и засмеялась. – Наша школа будет работать долго, и все вложенные сейчас средства себя оправдают, мы с Борей уверены. А вы, девочки, придете к нам работать. Вот тогда мы с вами заживем! – мечтательно вскидывала Света глаза и улыбалась.

– Я бы с радостью, – улыбалась в ответ Саша. – Мы бы разработали прогрессивный устав, в первую очередь я бы отменила жестокие наказания, и больше бы делала упор на интеллектуальном развитии, а не на манерах и покорности.

– А я бы ввела совместное обучение мальчиков и девочек, – заявила Надя, всегда отличавшаяся слишком революционными взглядами. – Ну, что вы так на меня смотрите? Ведь если мальчики и девочки будут учиться вместе, они невольно будут стараться, чтобы не упасть лицом в грязь перед противоположным полом. Разве нет? Я бы точно из кожи вон лезла, зная, что за моим ответом у доски смотрит дюжина мальчишек, – она рассмеялась, невольно вспыхнув.

Надя была старше Саши на два года, но при своей активности и дерзости совершенно не умела строить отношения с молодыми людьми. Честно сказать, в последнее время Надя сильно из-за этого переживала. Ведь и Света, и Саша теперь были замужними дамами, в отличие от нее. Наверное, она испытывала какой-то комплекс. Высокая и стройная, красивая и умная, Надя то ли отпугивала молодых людей, то ли сама предъявляла слишком высокие требования. Ей часто назначали свидания, но почему-то такие встречи заканчивались, как правило, ничем.

– Возможно, ты и права, – задумчиво произнесла Света, видимо, оценивая ее предложение по-деловому. – В конце концов, насколько мне известно, подобные школы уже действуют кое-где в Англии и США. Пожалуй, эту идею можно изучить, насколько данный опыт результативен. Если меня впечатлят результаты, я готова попробовать. Хочу, чтобы наша школа стала известна и популярна во всей стране, – она мечтательно улыбнулась.

– Идея интересная, но надо учитывать и готовность родителей, – заметила Саша. – Например, мой отец бы никогда не позволил мне учиться в школе с мальчиками.

– Да, мой, пожалуй, тоже, – согласилась Надя. – Но я уверена, что найдутся прогрессивные родители… Ну, вот хотя бы ты, Саша. Ты скоро станешь матерью. Ты-то сама готова попробовать?

Саша задумчиво улыбнулась, удивляясь этому вопросу. Как она могла знать об этом сейчас, еще даже не увидев своего ребенка? В то же время желание быть прогрессивной матерью, оградить свое дитя от лишних предрассудков боролось в ней с желанием воспитать высоконравственную личность, защитить от дурного влияния. А потому Саша пожала плечами и задумчиво произнесла:

– Пожалуй, я в замешательстве. Меня воспитывали в закрытом институте. За нашим воспитанием неусыпно следили, нам никуда не разрешалось ходить, даже посещать свою семью. В первое время, где-то лет до одиннадцати, мне было очень трудно. Я постоянно плакала, мне казалось, что мои родители меня совсем забыли, или, что я чем-то вызвала их гнев, раз они меня так надолго отправили далеко от себя. Потом я привыкла к нашему образу жизни. Годам к тринадцати у меня появились лучшие подружки, с которыми мы проводили время почти непрерывно. Они стали моей семьей, я почти и думать перестала о родителях. Но когда я приезжала домой, то отныне боялась собственную семью. Она мне стала словно чужой. Я сознательно избегала братьев и сестер, пряталась от всех, словно дикарка. Что уж говорить про мальчиков? С ними вообще было страшно заговорить. Но даже в нашем закрытом институте были девочки, которые умудрялись откуда-то раздобыть карты, а однажды к нам попали, – Саша сбавила голос, словно кто-то мог ее услышать, кроме подруг, и сильно конфузясь, прошептала: – карточки, предназначенные для мужчин. На них были полураздетые дамы в самых неприличных позах.

– Мы тоже на такие пялились в гимназии, – хихикнула Надя, залившись ярким румянцем. – Страсть, как хотелось посмотреть и на другие.

Саша невольно кивнула, еще сильнее заливаясь краской.

– Вот-вот… Так вот, воспитываясь там, я поняла, что запретами и высокими заборами нельзя воспитать нравственность. Нас так и тянуло нарушить эти правила, вырваться наружу, сделать что-то недопустимое. Например, я точно знаю, что две наши девочки по ночам перелезали друг к другу в кровати, и я отчетливо слышала, как они целовались.

– Это еще цветочки, – усмехнулась Света. – В нашем институте одна девочка влюбилась в нашего преподавателя, он был довольно стар, его приняли на работу, явно рассчитывая, что никто из институток на него не заглядится. Но она словно чумная преследовала его, дошло до того, что он доложил начальнице, и бедняжку потом распекал весь педагогический коллектив.

– Кошмар, – произнесла Саша. – Что же с ней стало?

Света взглянула на подруг и грустно сказала:

– Все закончилось очень плохо.

– Ее отчислили?

– Нет. Она повесилась однажды ночью, перевязав себе шею белым поясом от фартука.

– Какой ужас! – Саша тронула Свету за руку. – Надеюсь, ты этого не видела?

– Нет, ее обнаружили ранним утром, мы еще спали. Но потом слухи все-таки расползлись. Нас даже не допустили с ней попрощаться. Руководство института всеми силами пыталось скрыть от родителей этот инцидент, но как тут скрыть? Не представляю, как директриса выкрутилась после такого скандала.

Надя с возмущением смотрела на подруг, которые грустно переглядывались.

– Господи, спасибо моим родителям, что меня не отдали в закрытый институт. Мне наказаний в гимназии хватило.

– Эти истории доказывают, что запретный плод всегда сладок, – заключила Света. – Сегодня образование становится общедоступным, а разные подходы становятся все более и более популярными, а потому, возможно, идея Нади найдет отклик в сердцах людей. По крайней мере, думаю, такие, как мы с тобой, Саша, прошедшие через закрытый институт, точно захотят большей свободы для своих детей. Разве нет? Надо раздобыть информацию о результатах освоения учебной программы в совместных школах и изучить уже имеющийся опыт. И, пожалуй, я бы рискнула.