Все мои дороги ведут к тебе. Книга вторая

– Мне плевать! Даже если он убийца и душегуб, я закрою на это глаза. Пусть моя душа будет гореть в аду, но я не откажусь от своего счастья. Я слишком долго его ждала.

Саша смотрела на сестру, сидя на скамейке в парке, и прекрасно понимала, о чем она. Счастье. Это то, ради чего каждый из нас готов переступить через многое. И каждый платит свою цену.

4.4.

Узнав от Саши о приглашении сестры на ужин, Виктор сначала недовольно что-то буркнул, но потом согласно кивнул и велел Глаше закупить все необходимое, чтобы достойно встретить Ольгу Пурталес. Почему-то Саша была уверенна, что двигало им вовсе не гостеприимство, а скорее любопытство. При этом она остереглась говорить о Григории, а потому сильно нервничала, боясь представить, как муж отреагирует на его появление. Ночью Саша сказалась сильно уставшей после долгой прогулки с Олей, от чего Виктор недовольно перевалился на свою половину кровати и с упреком бросил в Сашину сторону:

– От этих прогулок вы не в состоянии выполнять свои прямые обязанности. Вам давно уже пора выбросить все эти глупости и дома сидеть, рукоделием заниматься.

Саша лежала на другом краю постели, глядя в сторону окна, и молчала. Только бы он быстрее заснул. Однако раздосадованный и недовольный Виктор долго ворочался, тяжело вздыхал, очевидно, желая вызвать в ней чувство вины. Но Саша притворилась спящей. Это был лучший способ избежать близости с ним, к которому она частенько прибегала.

На следующий день Саша пораньше отпросилась у Ирины Маниловны, чтобы помочь Глаше на кухне к ужину и намереваясь зайти за мороженым. В Казани делали потрясающее мороженое, и Саша в компании своих подруг-курсисток особенно пристрастилась к этому лакомству с наступлением весны. Сунув коробку с лакомством в ледник, Саша быстро вымыла руки и направилась на кухню помогать экономке, чтобы достойно встретить сестру.

Здесь, в царстве жара и готовящихся блюд, уже вовсю томилось азу1, на столе стояла тарелка с принесенной из кладовой тутырмой2, которую Глаша намеревалась пожарить перед приходом гостей. В духовом шкафу что-то шумно запекалось, от чего фруктовый аромат разносился по всему дому.

– А там что? – с любопытством спросила Саша, пытаясь умыкнуть из-под бдительного взгляда Глаши кусочек соленого сыра с тарелки.

– А там губадья3 печется. Надеюсь, все получится, а то сухофрукты перебирала-перебирала, вдруг где косточку пропущу… Ах, вы моя милая, голодная. Дитятку-то кормить надо. Садитесь прям тут, я вас быстро накормлю, – она суетливо открыла крышку с большого казана, где томилось уже на протяжении нескольких часов азу с говядиной, и, почерпнув большим черпаком, наложила в глубокую тарелку с темно-синим орнаментом. Аромат томленых овощей и мяса вызвал приятное волнение в животе. Страсть как хотелось есть!

Жуя ржаной хлеб и черпая ложкой азу, Саша с интересом наблюдала за Глашей, которая проворно справлялась на кухне без помощников, чем вызывала настоящее восхищение. На Глаше держался весь дом, и она была практически членом семьи. Она быстро нарезала вареный картофель, потом рубила отварное мясо, потом все это смешивала, приправляя специями и пробуя на вкус с деревянной лопатки. Тут же на столе подходило тесто. Саша догадалась, что еще одним блюдом должен был стать зур-бэлиш4. Глаша готовила отменно, особенно татарские блюда, рассекая по кухне как корабль в море, при этом деловито говорила:

– Барыня хотели спуститься, на сестру вашу поглядеть. Все же гостья. Так что надо постараться, не осрамиться. Сестра-то ваша, вон какая, настоящая барыня. Красивая, богатая. Небось, мои блюда ей похлебкой покажутся, а? – она насмешливо взглянула на Сашу.

Саша улыбнулась и, отправляя очередную порцию азу в рот, проговорила:

– Глупости. Ольга, конечно, любит роскошь и наряды там всякие, но она не из чванливых. Не переживай.

– А я и не переживаю, – Глаша принялась с силой вымешивать тесто, от чего мучная пыль кое-где резко вздымалась вверх и плавно оседала на стол. – Это вам надо переживать, а мне-то что?

– Мне? – Саша удивленно посмотрела на нее.

– Вам, – Глаша едва заметно усмехнулась и вознесла глаза к небу. – Она же со своим… прости-господи… приедет. Мужу-то вашему вряд ли это понравится. В этом доме распутство не в почете.

Саша ярко вспыхнула и невольно отвела взгляд. Слова Глаши были неприятны и обидны. Однако, невольно вспомнив наставления учителей в Институте о том, что нельзя позволять слугам судачить про господ, Саша выпрямилась и довольно сдержанно произнесла:

– По-моему, ты забываешься. Грехи должны волновать в первую очередь самого грешника, а не нас с тобой. Мой муж, видно, самый счастливый, раз у него нет грехов, – с этими словами Глаша обернулась к ней, и они несколько секунд смотрели друг на друга. Саша выдержала ее взгляд, удовлетворенно наблюдая за тем, как Глаша отвернулась первой и сдержанно бросила:

– У всех есть грехи. Просто кто-то их не выпячивает. Бог ей судья.

– Вот-вот, Бог и рассудит. Она моя сестра. И я очень ее люблю.

Вечером за ужином Саша сидела рядом с Анисьей Викторовной напротив мужа, рядом с ним сидела Ольга и Григорий. Андрея не было, и Саша была уверена, что он нарочно задержался на службе, опасаясь каким-то образом выдать свое знакомство с Сашиной семьей. Так было лучше, говорила она себе, хотя всем сердцем хотела, чтобы он был рядом. Виктор был сдержан и немногословен. Правда, он с некоторым недоумением взглянул на Григория, когда Ольга Павловна вошла и, слегка поклонившись, показывая рукой на своего спутника, спокойно произнесла:

– Григорий Иванович, добрый друг нашей семьи.

Виктор сдержанно подал ему руку, но в целом держался как вполне гостеприимный хозяин. Ольга, к удивлению, была одета эффектно, но весьма прилично. Новое нежно-розовое платье-бочка с высоким воротником чудесно подчеркивало ее формы, но было весьма целомудренным, без излишеств. Поверх него было надето приятного серого оттенка манто с меховой опушкой, которое Оля грациозно сняла и подала Глаше, невольно встретившись с ней уже знакомым Саше насмешливым взглядом. Под прицелом Глашиных глаз, Ольга демонстративно взяла Григория под руку, проходя мимо. Сам Григорий выглядел напряженным. Саша наблюдала за ним, отметив, что даже дорогой костюм из хорошей темно-серой ткани, пошитый на заказ, не мог скрыть угловатости и напряжения молодого человека. Он явно не часто был в обществе, а может, и вовсе не бывал. Когда Ольга взяла его под руку, он бросил на нее хмурый взгляд и, ничего не говоря, последовал за ней в столовую. Во время ужина он явно чувствовал себя не в своей тарелке. Саша видела, как Ольга несколько раз склоняла к нему голову, явно желая его поддержать, от чего Григорий раздраженно отворачивался, а желваки заметно бегали на его лице. Сестра тревожно переводила взгляд на свои руки и с досадой кусала губы. Саше почему-то было неловко за него. И только Анисья Викторовна ничего не замечала и была особенно весела и просто очарована Ольгой. Она не сводила с нее глаз и пару раз в восхищении произнесла:

– Да, южное солнце и море располагают к рождению удивительно красивых людей.

Саша сидела рядом со свекровью, стараясь поддержать ее во время трапезы и помочь в случае необходимости, заметив, что Виктор, сидевший напротив, без конца бросал на нее недовольные взгляды.

– Ольга Павловна, вы надолго в Казани? Весной наш город особенно красив, – Анисья Викторовна с трудом справлялась с вилкой, от чего еда постоянно падала в тарелку. Не говоря ни слова, Саша склонилась к свекрови и быстрыми движениями нарезала ей на маленькие кусочки тутырму. Анисья с улыбкой погладила ее по руке и принялась неуверенными дрожащими руками поддевать кусочки вилкой, отправляя их в рот и глядя на гостью.

– Да, Казань, и правда, очень красива, – кивнула Ольга, с трудом выдерживая взгляд Анисьи Викторовны. Саша помнила, как и она сама в первое время не могла смотреть на эту измученную болезнью женщину. Отведя взгляд на Сашу, Оля добавила: – Но мы ненадолго. Скоро приезжает моя… падчерица из столицы. Мы много лет ее не видели. Для нас это большое событие.

– Правда? Бетси приезжает? – Саша с удивлением смотрела на Ольгу. – Когда же? Она, наверное, очень выросла?

– Да, ей уже восемнадцать, – еле заметное раздражение почудилось Саше в словах Ольги, которая тем временем едва заметно взглянула на Григория. На него тоже было неловко смотреть: он явно скучал и ковырялся вилкой в тарелке, не решаясь взяться за сервировочный нож. – Она закончила Смольный институт и собирается домой. Должна прибыть в конце мая.

– Я совсем ее не помню. А ведь мы одного возраста, – произнесла Саша. – Какие же у нее планы? Будет учиться дальше?

– Вы думаете, всем барышням непременно хочется учиться? – вставил Виктор и бросил на нее хмурый взгляд. – Наверняка, у нее другие интересы.

Ольга покосилась на Сашиного мужа и, пожав плечами, отозвалась:

– Честно сказать, я даже не представляю, чего она хочет и что из нее выросло. Ее отправили в институт в девять лет. Ей уготовано хорошее приданное, а отец ее озабочен поиском подходящей партии. Классика жанра, правда, сестра? – они обменялись с Сашей взглядами. – Надеюсь, что ей достанется хороший и любящий муж, как и вы, Виктор Андреевич, – и она с любезной улыбкой посмотрела на Виктора, при этом сверля его пристальным взглядом. От ее любезности Виктор сильно покраснел, опуская глаза. Саша с трудом сдержала улыбку, отвернувшись в сторону.

– Да, наш Витя хороший муж, – с удовольствием подхватила Анисья Викторовна, не заметив никакого подвоха в Олиных словах, любуясь сыном. – Он ведь, Ольга Павловна, весь завод держит под своим контролем. Все работает и работает. Думаю, Александра за это его и полюбила. Правда, они чудесная пара? – она ласково смотрела своими бесцветными словно рыбьими глазами на Ольгу, с трудом держа спину, отчего все ниже и ниже пригибалась к столу.

– Да, пожалуй, – сухо проговорила Ольга, отводя взгляд от ее впалых щек и сморщенных губ на свою тарелку. Рядом с этой измученной женщиной даже неловко было быть красивой и молодой.

– Скоро еще внучата пойдут, я с нетерпением жду, – не унималась тем временем Анисья Викторовна, слегка склонившись к Саше, которая невольно бросила взгляд на мужа, чувствуя, как легкий румянец выступил на щеках от слов свекрови.

Виктор странно хмыкнул и в упор посмотрел на Ольгу.

– Истинное предназначение женщины вовсе не учеба, а дети и семья, вы согласны? Но Александра Павловна так упряма, никак не хочет бросить свои уроки и университет. Уверен, что вы сможете на нее повлиять. В конце концов, скоро рожать, а она все водится со своими никчемными курсистками, у которых ни мужей, ни детей.

Саша почувствовала, как возмущение огнем заливает ее щеки. Она в упор смотрела на мужа, надеясь, что под ее взглядом он замолчит и перестанет позорить ее при всех. Но Виктор словно не замечал ее взгляда. Ольга наблюдала за всем этим со стоическим спокойствием, пытаясь держать себя в руках, но вилка в ее руке пару раз дрогнула. Переведя взгляд с Саши на Виктора, она произнесла весьма дружелюбно, и только глаза ее были холодны:

– Мне кажется, дорогой Виктор Андреевич, что Александра вам и приглянулась своим мировоззрением и отчаянной смелостью. Зачем же вы сейчас хотите ее переделать?

На его бесцветном и рыхлом лице выступили красные пятна. Он напряженно смотрел на Ольгу, потом перевел взгляд на Сашу и бросил раздраженно:

– Я не против учебы, но уроки? Скажите, какая необходимость давать уроки, если я могу полностью вас обеспечить? А вы ездите к чужим детям в вашем положении. Есть же приличия, в конце концов.

– А, по-вашему, ребенок под сердцем – это срам? – не удержалась Ольга, с болью заметив, как Саша опустила руки на колени и потупила глаза под раздраженным взглядом мужа, никак не возражая.

Виктор возмущенно перевел взгляд на Ольгу, пытаясь подобрать слова, что давалось ему с трудом под прицелом Олиных глаз. В это время вмешалась Анисья Викторовна и ласково произнесла своим скрипучим голосом:

– Витюша, Виктор, сын мой, не надо так из-за этого переживать. Александра, я уверена, никому не демонстрирует свое положение. В доме Пашиевых редко кто бывает, чтобы из-за этого переживать. Наша милая Александра благоразумная девушка, правда, дорогая моя? – с этими словами она положила свою слабую руку на Сашину ладонь, с любовью глядя на сына, желая задобрить его. Как была холодна и невесома ее рука! Саша сжала пальцы свекрови и с благодарностью посмотрела на нее.

– Я просто хочу, чтобы моя беременная жена была в безопасности. Мало ли опасностей в городе? – пробормотал он, чувствуя, что и от матери нет поддержки.

– Вы совершенно правы, Виктор Андреевич. Безопасность вашей жены должна вас волновать в первую очередь. Но, что же делать, если мужчины так часто заняты своей работой, что и сопровождать супругу не получается? – произнесла мягко Ольга, явно этим намекая на то, что он не счел нужным сопровождать Сашу встречать их на пристани.

Виктор пунцово покраснел, нервно взглянув на Ольгу, затем на Сашу и на мать. А Ольга хотела еще что-то сказать, но Саша сильно толкнула ее ногой под столом. Ольга вздрогнула и, встретившись с ней глазами, с сожалением прикусила язык. И когда Саша уже хотела перевести разговор в другое русло, вдруг довольно громко прозвучало:

– Моя, я… Должна… Жена вам кто? Комнатная собачка? – Григорий, о котором все на время невольно забыли, раздраженно бросил салфетку на стол, вонзив в него руки, глядя перед собой.

Саша почувствовала, как краска отхлынула от лица, а сердце упало в ноги с этими словами, и умоляюще посмотрела сначала на Григория, потом на Олю.

Но Ольга молчала, глядя на Сашу, явно поддерживая своего любовника.

Всем корпусом свесившись над столом, Виктор, покрываясь красными пятнами, уставился на него во все глаза.

– Что, позвольте спросить? – голос его дрогнул.

– Женщина – комнатная собачка, что ли? Ни-ни без своего хозяина? – Григорий в упор посмотрел на него, не обращая внимания на Олину руку на своем локте, которой она явно сигнализировала ему остановиться. – Вот слушаю вас и удивляюсь. Хорошенькая же участь ждет Александру Павловну, нечего сказать. Вот вам пример современной семьи, – он перевел взгляд на Сашу и усмехнулся, довольно язвительно добавив: – И вы будете это терпеть? Вот зачем нужен брак? Сидеть в этой клетке и нянчить каждый год новый приплод?

– Да как вы!.. – Виктор побагровел, грузно поднимаясь из-за стола, отчего неловко толкнул тарелку и разлил бокал с вином. На его толстой шее сильно вздулась синяя вена, когда он гневно, срываясь, вскрикнул: – Вы, как вас там?! Кто вы такой, чтобы меня учить, как жить?! Что за наглость?!

Это была полная катастрофа! Саша побелела, потом покраснела, не зная, что делать и как их успокоить. Она вскочила, озираясь то на мужа, то на Григория, то на Ольгу, чувствуя, как Анисья судорожно хваталась за подол ее платья, растеряно глядя на сына и гостей. Ольга сидела, откинувшись на спинку стула и сверлила Сашу взглядом, невольно радуясь тому, что не она, так Гриша высказал все, что ей так хотелось.

Тем временем явно настроенный идти до конца Бочкарев поднялся в полный рост, сунув руки в карманы, и прямо посмотрел на Виктора.

– Я кто такой? Я – такой же гражданин своей страны, сын бондаря и крестьянки. По убеждениям – анархист. По вере – атеист. А вы кто?

– Я?! Атеист? Вы… Вы в своем уме?! – Виктор не мог с собой совладать, развернувшись к Саше и сверля ее налившимися кровью глазами, недоумевая, кого она привела в его дом.

Ситуация явно выходила из-под контроля. Саша умоляюще посмотрела на Ольгу, чувствуя дурноту.

– Гриша, это лишнее, – тихо прошептала Ольга, поймав Сашин несчастный взгляд, и поднялась вслед за Григорием, снова тронув его за локоть.

– Лишнее? – Григорий зло взглянул на нее, вырывая свой локоть, и яростно бросил, отталкивая стул и разгоряченными глазами глядя то на нее, то на Сашу, то на Виктора. – Я не собираюсь молчать! Мне нечего скрывать! Я не прячу свои убеждения. Это вы, благородные господа, носите тысячи личин, прикрывая свои подлые принципы и мысли. Как у вас все чинно и важно, а копнуть, так – тьфу! Трясетесь за свое положение, как раб за свои кандалы. А свободы боитесь, голову поднять боитесь, слово свое сказать не можете. Смотреть противно!

– Сударыня, Виктор Андреевич, сестра, – быстро говорила Ольга, стоило Григорию замолчать для того, чтобы перевести дыхание. – Григорий Иванович не хотел вас обидеть. Просто… он сильно против любой несправедливости, – она с горечью видела, как от ее слов Григорий презрительно усмехнулся и двинулся в сторону коридора, явно не собираясь слушать ее извинения. – Пожалуй, мы пойдем. Простите…

Виктор, багровый и весь покрывшийся пятнами от возмущения, с силой сжимал кулаки, выглядывая из-под тяжелых бровей и сверля глазами Сашу. По его взгляду было ясно, что он был просто в бешенстве. Саша умоляюще сложила руки на груди, глядя на него.

– Оленька, я вас провожу, – Саша обошла стол и, приблизившись к Виктору, коснулась рукой его руки и тихо прошептала: – Прошу вас, давайте обсудим позже.

– Не смейте уходить! – прорычал он требовательно.

Но Саша осуждающе посмотрела на него и стремительно прошла за Ольгой и Григорием, которые уже скрылись в коридоре, чувствуя, как сердце предательски барабанило в груди, а ноги становились тяжелее.

Уже в темноте улицы Саша крепко обнимала сестру, пытаясь скрыть свои слезы. Ольга целовала ее вьющиеся черные волосы и нервно говорила:

– Обещай, что мы завтра увидимся. Приезжай ко мне в апартаменты. Если ты не приедешь, я буду думать, что все закончилось плохо. Обещай, Саша. И прошу тебя, не позволяй так с собой обращаться!

Саша прижималась к сестре и сдавленно шептала:

– Зачем вы все это наговорили? Это ведь только наше с ним дело.

– Прости меня, прости Гришу. Но твой муж тоже хорош, – с этими словами она отняла Сашу от себя и, глянув ей в глаза, отчетливо произнесла: – Обещай, что мы завтра увидимся.

Саша уже ничего не могла обещать, понимая, что Виктор был просто в ярости. Но желая успокоить сестру и понимая, что пора возвращаться, она несколько раз кивнула, стараясь быть убедительной. Коляска слегка качнулась и, медленно набирая ход, стремительно помчалась в сторону Проломной. Саша прижалась спиной к воротам, чувствуя, как силы покидают ее от одной мысли о разговоре с мужем. Возмущение и обида поднимались в ней при мысли, что он может запретить ей проводить сестру и увидеться с ней перед отъездом. Слова Виктора, да и его тон и сама манера разговаривать с ней в присутствии сестры были просто возмутительны. Ей совершенно не хотелось возвращаться, понимая всю неизбежность назревавшей ссоры. Вот бы приехал Андрей! Вот бы он спас ее от Виктора! Обнял бы, поцеловал, прижал к себе, увез на край света!…

Словно услышав ее мольбы, вдалеке показались знакомые огни, которые прыгали от движения черного фаэтона. Андрей! Сердце сильнее застучало, а в ногах и руках запрыгала волнующая дрожь. Андрей!

– Долго вы будете здесь стоять? Ведете себя, хуже ребенка! – голос мужа сзади неприятным холодком пробежал по затылку и спине.

Саша нехотя обернулась. И отстраняясь от ворот, бросая украдкой взгляд на приближавшийся фаэтон, вошла в дом. Виктор стоял в проеме, держа лампу и сурово глядя на нее. Настолько сурово, насколько позволял его неуклюжий вид. Уже поднимаясь за ним наверх, она слышала, как хлопнула внизу дверь, и послышались шаги Андрея. Как он был близок и далек! Как бы ей хотелось стоять сейчас внизу и встречать его. Просто постоять рядом, почувствовав его дыхание, тепло его рук, увидеть его глаза. Вместо этого она покорно шла за мужем…

Проводив Сашу до спальни, Виктор плотно закрыл за ней дверь и прошел в комнату матери. Усталость этого дня навалилась на нее, словно тюк с мукой. Саша села на кровать, не зажигая лампу, прислушиваясь к шорохам и шуму. Но было тихо. Нет, не стоит и надеяться…

Нервная дрожь и злой смешок вырвались из груди, когда Саша вспомнила слова Олиного любовника про комнатную собачку. Горько было признаваться, но именно так она ощущала теперь себя в этом доме, лишний раз боясь пикнуть в присутствии мужа. А потом она с возмущением вспомнила слова Виктора «есть же приличия, в конце концов.» Да как он смел? Что неприличного она делала, всеми силами пытаясь быть хорошей женой и невесткой? Щеки горели от возмущения и от всех тех слов, что были произнесены во время ужина. Вспомнив его красные вздутые щеки и гневные глаза, Саша почувствовала, как страшная тошнота подкатила к горлу. Она едва успела добежать до раковины в углу комнаты, как поток противной склизкой жижи стремительно хлынул из нее. Что-то кислое и неприятное першило в горле. Сильно мутило и вызывало новые позывы. С трудом держась за раковину, Саша чувствовала, как слабеет. Когда в животе не осталось и капли пищи, отпустило. Живот противно свело. Умывшись трясущейся рукой, она слабо легла на кровать, скинув обувь и платье. Кутаясь в одеяло, с ужасом услышала в коридоре шаги Виктора. Только не сейчас!

Он вошел, с грохотом открыв дверь, нимало не беспокоясь, спит она или нет. Скинув пиджак и галстук, а затем рубаху и обувь, тяжело сел на кровать в темноте. Затем снял брюки и, швырнув их на стоявшее рядом кресло, обернулся в сторону Саши.

– Вас опять тошнило?

Саша молчала, притворившись спящей. Только не сегодня! Но Виктор явно был настроен решительно. Он тронул ее довольно требовательно и после того, как она не отозвалась, зло стащил с нее одеяло и принялся стягивать с нее панталоны. Саша начала вырываться, пытаясь отползти на край кровати. Он тяжело дышал, быстро покрываясь липким, резко пахнувшим потом. Его короткие толстые пальцы настырно шарили по ее грудям и ягодицам. Саша сильно брыкалась, отстраняя от себя его руки, вырываясь и пытаясь соскочить с постели. После всего того, что он наговорил, после того унижения в столовой она бешеными злыми глазами смотрела на него, не желая допускать его до себя, чувствуя сильную неприязнь и обиду.

– Не смейте упираться, – процедил он у самого ее лица, покрывая его липкими противными поцелуями. – Уймитесь! – еще требовательнее произнес он.

Саша с силой оттолкнула его и отскочила к окну, трясущими руками стягивая рубашку на груди и оправляя панталоны. Стоя в темноте у окна с растрепанными волосами, она злыми глазами смотрела на него, пытаясь защититься и дать отпор.

Виктор усмехнулся и встал с кровати, медленно направившись к ней.

– Вы затеяли игру? Думаете, я не справлюсь с вами?

– Не смейте! – голос ее был каким-то чужим, осипшим от страха и злобы, которую он вызывал в ней. – Вы вели себя неуважительно! Я вам ни малейшего повода не дала…

– Ни малейшего повода? – он снова усмехнулся, подходя к ней и пытаясь взять ее за руку.

Саша с силой выдернула руку и снова отскочила в сторону, выставив ладони, пытаясь защититься.

– Вы просто оборотень! – крикнула она ему в лицо, отходя дальше и пытаясь совладать с дрожью и страхом. – Вы только прикидывались добрым и заботливым. Стоило вам заполучить меня, как вы пытаетесь переломать и унизить меня. Причем, не важно, перед кем. Даже перед моей собственной сестрой!

– Вы – моя жена, а значит, должны подчиняться мне! – проревел он, делая за ней тяжелые грузные шаги, краснея от бешенства. – И потом, что вам до мнения этой распутницы? – он приблизился к ней, раскинув руки в стороны, не давая ей выбраться из темного угла комнаты.

– Да как вы смеете?! – Саша всеми силами пыталась вырваться, порываясь проскочить мимо него, но его широкая грудь и большие медвежьи руки не давали ей этого сделать. Выбившись из сил, чувствуя тяжесть в животе и груди, Саша плотно прижалась к стене, пытаясь увернуться от его прикосновений. – Она моя сестра. Не смейте ее оскорблять!

– Мне плевать, кто она! – произнес он, пытаясь схватить ее за руку и злясь от того, что она вырывалась. – Она скачет из койки в койку, имея законного мужа! В мой дом притащилась со своим любовником. И вы это поощряете? Может, у вас это семейное? Вы ведь тоже успели понабраться опыта до замужества? И только со мной вечно корчите из себя невинность, – он вплотную приблизился к ней, тяжело придавив ее своим грузным телом к углу, жарким несвежим дыханием дыша ей в лицо, с силой сунул руку между ее ног. Его маленькие бесцветные глаза сверлили ее в темноте, а второй рукой требовательно схватил ее руку, опуская вниз, не давая ей возможности оттолкнуть себя. От его прикосновений выворачивало наружу. И вдруг яростно зашептал: – Я насквозь вижу вашу развратную натуру. Ваша сестра – шлюха, и вы – шлюха! Кому же вы подарили свою невинность? – он зло смотрел на нее, толстыми липкими губами касаясь ее лица. Саша пыталась отпихнуть его руку, которой он шарил под ее рубашкой. А он вдруг схватил ее за руку и потащил к шкафу. Раскрыв его, больно сжимая ее запястье, скинул на пол роскошную шубу из куницы и, прищурившись, в упор уставился на Сашу. – Откуда у вас это? Отец послал? Как бы не так! Ваш отец лишил вас всего, стал бы он отправлять вам это! Это он? Он?! – держа ее за руку, больно сжимая запястье, он принялся ногами топтать дорогой роскошный мех, злобно глядя на Сашу, которая пыталась вырваться из его рук, испуганно глядя на него, видя, как злость и ревность, прорвавшиеся вдруг наружу, совершенно затуманили ему разум. Не помня себя, Виктор яростно толкнул ее к стене и, больно сжав плечи, зло у самого лица прошипел: – Вы любили его? За что же еще можно сделать такой подарок? Наверняка, с ним вы вели себя иначе. Целовали его? Желали его? Отвечайте! – глаза его болезненно сверкали, подбородок слегка подрагивал, а дыхание становилось все тяжелее и тяжелее. – Где же он? Бросил вас? Вот вы и прибежали ко мне! Я спас вас от позора и бесчестия! И теперь вы – моя. Моя! И не смейте упираться!