Хроники Ворона. Книга первая

– Гармония, – сказала она. – Истинное счастье – это гармония. С собой и с окружающим миром.

– Пожалуй, – после некоторого раздумья согласился Зоран.

– Тебе-то откуда это знать? Странствующим детективам, таким как ты, – тон Аделы стал подозрительно ироничным, – гармония неведома.

– С чего это ты так решила?

– Нельзя обрести гармонию, день за днем пропуская через себя, как ты выразился, человеческие трагедии. Постоянно видя смерти и чужую боль.

«А еще сея их лично».

– Тем не менее, я сама гармония. Наверное, слишком толстокож.

– Значит, ты еще и само счастье? Это так?

Зоран чувствовал испытующий взгляд Аделы, и в эту минуту ему нравился такой взгляд. Ему вообще нравились женщины, которые с ним спорят.

– Нет, счастливым я себя не назову.

– Как это? Ты же пару секунд назад сказал, что являешься воплощением гармонии. А минуту назад согласился, что гармония и есть истинное счастье.

Зоран рассмеялся.

– Ты – спорщица!

– Я просто очень умная.

– Скромность, очевидно, тоже одна из твоих добродетелей.

– Не похвалишь себя сама – забудешь вовсе, как звучат комплименты.

– По-моему, Магни очень старательно напоминал тебе, как они звучат.

– Старательно, но неумело. Впрочем, он куда галантней некоторых.

Зоран достал ранее сорванную им с клумбы и спрятанную розу, после чего протянул ее Аделе.

– Интересно, кого?

Адела, кокетливо улыбаясь, обхватила своими пальчиками стебель и поднесла бутон ближе к носу, после чего вдохнула аромат.

– Ммм… точно не тебя.

– Выпьем за знакомство, Адела?

– Да. Пока оно весьма приятное.

Некоторое время они сидели молча. Адела смотрела куда-то вдаль, а Зоран все время глядел на нее, стараясь запомнить каждый изгиб. Чаще всего взор его падал на лицо Аделы. Спрятанная под маской загадка терзала Зорана. Нет, он не сомневался, что у этой девушки с божественной фигурой, приятным, хоть и слегка необычным голосом и восхитительно милой улыбкой красивое лицо, но ему невероятно хотелось узнать, какое именно.

– Адела!

– Да, Зоран?

– Знаешь, если бы ты являлась цветком, то роза, которую ты держишь, была бы на твоем фоне страшненькой подругой.

Адела довольно громко и искренне рассмеялась и сквозь смех сказала:

– Какой… нелепый комплимент.

Зоран немного склонил голову. Он редко чувствовал себя пристыженным и порой даже не мог вспомнить, каково это. Но тут вдруг вспомнил. А Адела продолжила тоном уже более серьезным, благодарным и даже симпатизирующим:

– Но очень, очень приятный. Спасибо тебе, Зоран.

Чародейка сняла маску и пристально посмотрела на Зорана оказавшимися голубыми глазами. У нее были нордические черты лица: прямые, твердые и слегка угловатые, но при этом парадоксально женственные. Сочетание несочетаемого – всегда то, что привлекает мужчин в женщинах и женщин в мужчинах.

– А ты снимешь свою?

Зоран снял маску. Адела с бесстрастным и оценивающим видом посмотрела на его лицо.

– Неплохо. Немного хуже, чем я ожидала, но все же неплохо.

Зоран ощутил себя сделанным руками ученика глиняным горшком, который оценивает мастер-гончар. Чародейка продолжала рассматривать его физиономию.

– Хотя нет. Лучше. Намного лучше.

Зоран решил ее поцеловать. Но не успел он даже начать движение головой, чтобы сократить дистанцию между своими губами и ее, как Адела вдруг произнесла:

– Как там Андерс поживает? Он все такой же нервный зануда?

Зоран уставился на Аделу расширенными от удивления глазами и чуть не подавился собственной слюной.

Она знал, кто он.

Единственный раз, когда некто раскрыл личность Зорана, кончился весьма плачевно. Повторения пройденного в Ярре он хотел меньше всего.

А Адела, посмотрев на него, вновь улыбнулась своей улыбкой-полумесяцем.

– Ну ты же не думал, что такая очевидная вещь, как твоя принадлежность к Ордену, может от меня укрыться?

– Вообще-то думал.

– Не переживай, детектив Зоран, я не собираюсь выдавать твоих секретов. Поверь, я знаю, насколько дороги тайны таким, как ты. Потому что таким, как я, они тоже дороги.

– Надеюсь. – ответил ей сбитый с толку мастер-ворон.

Они помолчали какое-то время. Зоран прокручивал услышанное в своем мозгу, уставившись в землю и не обращая ни на что внимания, как не обращала его ни на что Адела, когда смотрела вдаль некоторое время назад. Сама она при этом с неподдельным интересом рассматривала своего собеседника.

– Зоран!

– Да?

– У чародеек завтра шабаш на Лысой горе. В полночь. Я бы хотела, чтобы ты был моим спутником на этом празднике. Заодно, сможешь меня о многом расспросить.

Молчание.

– Зоран, ты пойдешь со мной на шабаш?

– Пойду, – ответил Зоран, по-прежнему таращась на землю у себя под ногами.

– Отлично, я рада. Тогда завтра за час до полуночи встречаемся у городских ворот. А сейчас я вынуждена тебя покинуть.

Чародейка встала.

– До свидания, Зоран.

– До свидания, Адела.

«Что-то явно не так с моей конспирацией, черт бы ее побрал».

***

Облик чародейки вновь наполняли темно-красные тона в украшениях и одежде, однако платье она надела уже более короткое, чуть ниже колен, и свободное – полная противоположность носимому ей на карнавале, несмотря на схожий цвет. Освещенное лунным светом лицо выглядело загадочным и прекрасным, а сочетание завораживающих голубых глаз, бледной кожи и слегка хитрой улыбки рубиновых губ придавало облику Аделы Морелли схожесть с каким-то ослепительно красивым, но коварным ангелом. Белые волосы ее были распущены.

Зоран, одетый в черный камзол поверх темно-серой рубашки, поприветствовал опоздавшую на четверть часа чародейку:

– Здравствуй, Адела.

– Здравствуй, Зоран. Не просветишь, зачем тебе меч? – Адела кивком указала на длинные ножны, закрепленные у ее спутника на поясе. – Мы на праздник идем, а не на войну. Или ты возомнил себя членом давно канувшей в лету инквизиции и решил разом расправиться со всеми чародейками?

– Меч для меня – это нечто вроде нижнего белья. Никогда не забываю ни то, ни другое.

– Хм… интересное сравнение. Что ж, я рада, что ты не пришел сюда голым. Пойдем на шабаш.

– Пойдем.

Когда необычная пара отошла подальше от городских ворот и свернула с большака на узкую лесную тропу, Зораном овладело желание о многом расспросить загадочную женщину, тем более она сама дала для этого повод на карнавале.

– Откуда ты знаешь Андерса?

– Я помогала ему с восстановлением иссякшей со временем магии в Афрейских лесах. Иллюзии в какой-то момент стали редкими и слабыми.

– Почему именно ты?

– Так вышло. Услуга за услугу.

– А подробнее?

– Что ж, хорошо. Как ты, возможно, знаешь – а возможно, и нет, – магические силы чародеев развиваются путем долгих лет практик и изучения теории. Ты даже не представляешь, какое количество наук необходимо знать в совершенстве, чтобы овладеть хотя бы азами магического искусства. Но в конечном итоге, при должном усердии и прилежании, постигающий это самое искусство человек, становится чародеем – одним из самых достойных и ключевых представителей нашего общества, наделенным силами, которые простым смертным и не снились. Но на этом развитие чародея не заканчивается. В дальнейшем, чтобы увеличить свою силу, чародей занимается поиском артефактов древности – времени, когда магия зарождалась и когда наш мир населяли существа, куда более могущественные и мудрые, чем мы. В некоторых мифологиях их называют титанами, чародеи же называют их просто – древние. Так вот, артефакты – это личные вещи древних, в них сокрыта огромная мощь. Зачастую – чистая магия, а иногда – души демонов. В любом случае благодаря артефактам чародеи становятся сильнее.

– Как это вообще может быть связано с Андерсом? – недоуменно спросил Зоран.

– Однажды Андерс, в качестве платы за контракт, сам того не зная, получил в награду артефакт. Это был огромного размера изумруд, казалось бы – обычная драгоценность. Но когда-то эта драгоценность принадлежала одному из древних, а любой из чародеев за милю чувствует магию, сокрытую в подобных, ничем не примечательных на первый взгляд, вещах. Я почувствовала, что Андерс таскает с собой это бесполезное для него украшение, и завела с ним разговор, после которого он согласился отдать мне артефакт, но только в случае, если я помогу ему восстановить иллюзии в Афрейских лесах.

– Понятно, – ответил Зоран, нахмурившись. Разговоры о магии всегда тяжело ему давались. – Андерс уверял всех нас, что не имел опыта общения с чародеями. И предостерегал от него. Старый лгун.

«Старый мертвый лгун».

Адела рассмеялась.

– Кстати, ты так и не ответил мне на карнавале, как он поживает, – вспомнила она.

– Он умер, Адела.

Выражение лица чародейки сделалось серьезным и искренне сочувствующим. До этого момента Зорану казалось, что эта женщина не умеет сопереживать. Она посмотрела на своего спутника и произнесла:

– Сочувствую твоей утрате, Зоран. Я знаю, Андерс был хорошим учителем и верным другом многим из вас.

– Да уж.

Воцарилась тишина. Первой ее нарушила сова, которая вдруг заухала где-то неподалеку, а через несколько минут, когда убийца и чародейка зашли уже глубоко в лес, вновь заговорила Адела:

– Как это случилось? – спросила она.

– Скоропостижно. И неожиданно, ведь для старика Андерс был довольно бодрым. Жаль, что я не смог толком с ним проститься.

– Не смог? Почему?

– Потому что был на контракте, когда Андерса не стало. По возвращении я прощался уже с гробовой плитой.

– Так, значит, ты теперь магистр?

– Нет, с чего ты взяла? – Зоран состроил удивленную мину.

– Мы с Андерсом много беседовали, причем весьма доверительно: чем-то я с ним делилась, а чем-то со мной делился он. Самой непростой для него темой являлась судьба вашего Ордена. Андерс поименно рассказывал мне о братьях, размышляя о потенциальном преемнике. С его слов я знаю, к примеру, что Конрат наиболее дисциплинированный из вас, но чересчур при этом амбициозный, Бирг жесток и не блещет умом, но компенсирует это звериным чутьем, Креспий талантлив, однако мягок и, во многом из-за молодости, неавторитетен, а ты… о тебе он отзывался наиболее лестно. Рассуждал, что из тебя получится достойный магистр.

– Хм. Мне он говорил несколько другое.

– Что же именно?

Зоран тепло улыбнулся, когда в его голове зазвенели воспоминания обо всех матах, всех нравоучениях и гневных речах, коих не жалел для него учитель, когда был жив.

– Много чего. Он ругал меня чаще и яростней других, а иногда даже голос срывал от усилий. Не представляю ни то, чтобы он лестно отзывался обо мне, ни то, что мог взрастить в своей голове идею назначить меня следующим магистром. Вероятно, у Андерса были приступы деменции в те минуты, когда вы разговаривали.

– Он гордился тобой, – с серьезностью в голосе начала Адела. – А ворчал на тебя из-за твоих вечных сомнений и вопросов. Из-за вопросов, которые он боялся задать даже сам себе, хотя бы мысленно, потому что не знал ответов. Ты же, не страшась, произносил эти вопросы вслух. Поэтому он тебя ругал и поэтому злился. Но именно поэтому он тобой и гордился.

Зоран задумался.

– Да, Андерса особенно злило, когда… когда мне хотелось узнать некоторые вещи. Он всегда орал мне: «Делай то, что должно, и не умничай!» Таким образом, моя тяга к непонятному иссушалась, пока ее не стало совсем… но все же я ценил его.

– И он тебя, можешь быть уверен. А кто же тогда теперь магистр?

– Конрат. По старшинству.

– Хм. Понятно, – по лицу чародейки было заметно, что она не ожидала услышать такой ответ.

Некоторое время они шли молча. Затем Зоран вновь заговорил:

– Почему Андерс делился с тобой столь многим?

– Для таких, как вы, и таких, как я, общение с подходящим собеседником – редкая роскошь, и ее надо ценить. Когда встречаются два человека, которые знают цену тайнам, они могут откровенно поговорить друг с другом, потому что не выдадут узнанные секреты. Если, конечно, они уверены, что их интересы даже гипотетически не могут столкнуться лбами. Наши с Андерсом не могли.

Зорану нравилось не только слушать, как она говорит, но и смотреть.

«Могут ли наши интересы столкнуться губами?»

Адела уловила его взгляд и кокетливо улыбнулась в ответ.

***

«Это какое-то безумие».

Зоран догадывался, что шабаш – это нечто, мягко говоря, необычное для человеческого восприятия. Но он не думал, что настолько.

Как и на карнавале в городе Лант, здесь, на Лысой горе, тоже текли реки вина, и играла почти непрерывно музыка. Но это были уже далеко не медленные наполненные романтикой мелодии, под ласковые звуки которых разодетые по последней моде дамы и кавалеры плавно кружились подобно падающим с неба снежинкам в безветренную зимнюю пору. Мелодии, которые овладели Лысой горой, являлись в буквальном смысле дьявольскими – необъяснимо веселыми и наркотически пьянящими. Зоран расслышал, что играл здесь далеко не один инструмент, но главным из них, очевидно, была скрипка. Только вот игравших на ней исполнителей Зоран, как ни старался, разглядеть в толпе не смог. Складывалось ощущение, что музыкантов здесь просто нет, а мелодии каким-то неведомым образом обволокли празднующих подобно воздуху, как будто и сами являются природным явлением, прекрасно гармонирующим с царящей в этом месте вакханалией.

Под игравшую на шабаше музыку гости Лысой горы с обезумевшими от дьявольского наслаждения глазами танцевали абсолютно дикие, бешеные и хаотические танцы, и даже присутствующие здесь знатные господа совершенно не сдерживали себя во время этой ненормальной пляски.

Публика здесь была весьма и весьма разношерстная: приличные с виду люди здесь пребывали в гармонии с сомнительными типами, похожими на разбойников, а эльфы с гномами. И это далеко не вся часть приглашенных на шабаш. Это лишь человеческая часть. Картина, представшая перед Зораном, несмотря на любые потуги, не была бы столь безумной без присутствующей на празднике нечисти, представители которой расхаживали здесь наравне со всеми и чувствовали себя вполне вольготно, совершенно не боясь быть пойманными и убитыми какой-нибудь группой странствующих рыцарей. В последние столетия нечисти в мире и без них сильно поубавилось, и за всю свою жизнь Зоран мог вспомнить от силы два или три случая, когда ему доводилось столкнуться с чудовищем. Но на шабаше таких возможностей предоставлялась масса: суккубы здесь, куда ни глянь, соблазняли красивых мужчин, сирены пели свои гипнотизирующие песни, а гарпии выпивали с бандитами. Огромные тролли же, будучи совершенно неприспособленными для веселья, охраняли Лысую гору от непрошеных гостей.

– Нам туда, – Адела повела своего открывшего рот от изумления спутника в сторону огромного круглого стола, размещенного немного в стороне от большей части празднующих и слегка на возвышении.

– Угу, – ответил Зоран.

Подойдя к данному столу, он заметил, что за ним уже сидят люди. Они общались, смеялись и выпивали. Двенадцать человек: шесть пар женщин и мужчин. Зоран догадался, что это были чародейки и их спутники. Лишь два стула были свободны, за них и уселись Адела и Зоран. Седьмая пара.

– Ада, здравствуй, дорогая, мы тебя заждались, – радостно произнесла черноволосая чародейка, сидевшая по левую сторону.

– Здравствуй, Тэя; здравствуйте, сестры. Я безумно рада видеть всех вас.

Зоран взял графин и налил вина в кубки себе и Аделе, которая, заметив это, громко сказала:

– Сестры! Предлагаю выпить за встречу!

Собравшиеся поддержали Аделу одобрительными жестами и словами, после чего каждая чародейка и гость отхлебнули необычайно вкусного и сладкого, с нотками изюма, вина из своих кубков.

Затем одна из чародеек на противоположном конце стола, с короткими, каштанового цвета волосами обратилась ко всем сидящим:

– Сестры! Наконец-то мы все в сборе! Ждать больше некого! А раз так, то не пора ли нам представить своих спутников?

Другие чародейки, в том числе Адела, поддержали свою коротко стриженную сестру, разглагольствуя о нормах этикета. Тем временем Зоран оглядел приглашенных ими мужчин, четверо из которых, по его мнению, были из знати: они выглядели одинаково важными, сытыми и напыщенно-высокомерными. Двое других отличались от этой группы: один был мускулистым и чрезмерно загорелым, что выдавало в нем путешественника, второй же, напротив, бледным и худым, причем сочетание скромных одежд с внимательным взглядом излучающих интеллект глаз придавало ему вид одного из людей искусства, которые во все времена отличаются небрежностью по отношению к себе на фоне выдающегося таланта.

Представление началось с Тэи. Она встала из-за стола вместе со своим спутником и заговорила:

– Мои дорогие сестры и достопочтенные спутники. Сегодня, в эту волшебную ночь, я рада представить вам господина, который, к моему величайшему удовольствию, согласился составить мне компанию на нашем с вами празднике и вкусить вместе со мной все его чудесные удовольствия. Перед вами граф Руперт ван Амильон из Кемары. Прославленный землевладелец и филантроп.

Руперт ван Амильон – усатый мужчина средних лет – поклонился, после чего пара заняла свои места за столом.

Своих спутников аналогичным образом представили и остальные чародейки. Зоран заметил, что все эти женщины необычайно красивы, но каждая по-своему.

– Клем Валетудо, полковник личной королевской гвардии, командир дивизии, герой многочисленных войн с южными королевствами!

– Аскельт Целони, художник-авангардист, прославившийся на весь Ригерхейм и далеко за его пределами. Автор таких картин, как «Белые всадники» и «Круг».

– Мерелис Тод, верховный судья города Трезна. Именно благодаря ему этот чудный город стал самым безопасным в нашем королевстве, истинным образцом законности и правопорядка.

Зоран тихо усмехнулся.

«Да уж, Дункан ван Рерих не даст соврать».

– Маркиз Йоэль ван Браф, глава аукционного дома «Йоэль и Луис». Под его началом было организовано большинство современных археологических экспедиций и обнаружены бесценные находки. Вклад Йоэля в историю нашей страны трудно переоценить.

– Третис из Фристфурта, мореплаватель и торговец. Нет на земле материка и острова, где не побывал этот храбрый путешественник.

Настала очередь Аделы представить своего спутника. Они с Зораном встали.

– Представляю вам человека, недавнему знакомству с которым я безмерно рада, ибо нахожу его более чем интересной личностью. Зоран из Норэграда, странствующий детектив. Профессия его темна и опасна, а ее роль в людских судьбах чрезвычайно велика, но сокрыта от чужих глаз.

Чародейки смотрели на него с любопытством, мореплаватель Третис – с одобрением, художник Аскельт – равнодушно, а остальные – надменно.

Мнимый детектив поклонился, и они с Аделой снова сели за стол.

На протяжении следующего часа собравшиеся за столом вели оживленные беседы. Зоран, будучи не очень словоохотливым человеком, общался по большей части только с Аделой, которая почти все время разговаривала с другими волшебницами, лишь изредка от них отвлекаясь.

Зоран обратил внимание, что Адела и сидящая напротив чародейка с каштановыми волосами, которую, как оказалось, зовут Кинаэль, периодически бросают друг на друга полные ненависти взгляды, однако, несмотря на это, приветливые улыбки с их красивых лиц упрямо не сходят.

«Змеиное логово».

Спутником Кинаэль был Мерелис Тод, верховный судья из знакомой Зорану и далеко не благополучной Трезны.

Сам Мерелис, впрочем, старательно убеждал всех в обратном, приводя статистические данные:

– Без ложной скромности заявляю, что за время моего нахождения в должности уличная преступность в Трезне снизилась на пятьдесят шесть процентов! А соблюдение налогового законодательства и вовсе находится на особом контроле!

– А что стало с вашим градоначальником? С бароном Дунканом ван Рерихом? – поинтересовалась Тэя.

Зоран заметил, как Мерелис слегка побледнел и замешкался.

– Эээ… он скончался… скоропостижно. Чахотка, знаете ли. Смерть барона – воистину черная страница в истории нашего города. Вся Трезна оплакивала его. Он был весьма известен тем, что одинаково заботился как о знати, так и о простых крестьянах и ремесленниках.

Зоран не сдержал смех, но быстро заставил себя успокоиться. Это заметили почти все чародейки и их спутники, в том числе Кинаэль, которая тотчас злобно посмотрела на самозваного детектива, но промолчала, увидев, как в ответ на нее бросила столь же ненавидящий взгляд Адела.

– Но кого же назначили на пост мэра вместо него? – продолжила интересоваться судьбой Трезны черноволосая чародейка.

– Пока что никого, – отозвался Мерелис.

Беззаботные и полные лжи разговоры продолжались еще около получаса, пока Тэя вдруг громко не произнесла:

– Сестры, пора начинать!

«Начинать что?»

Вдруг чародейки практически синхронно хлопнули в ладоши, и свет мгновенно куда-то пропал, будто чья-то могущественная рука стерла его как меловый набросок, предоставив мир кромешной тьме. Зоран огляделся по сторонам, чтобы увидеть людей, и посмотрел вверх, в надежде различить своим острым зрением вкрапленные в небо звезды, но везде его взгляд встречало лишь черное полотно абсолютной, непролазной тьмы. И было тихо – музыка перестала играть, а голоса умолкли. Зоран не ощущал рядом с собой Аделу, но все еще чувствовал под собой стул, что давало понять – он все там же, на Лысой горе. Но где тогда Адела? Почему он перестал видеть и слышать? Он ослеп и оглох? Нет, он осознавал, что это не так. А еще он обрел какое-то странное, неведомое происхождением спокойствие на душе. Кроме того, мышцы перестали ему подчиняться, и заставить их поднять свое тело со стула он не мог, так же как не мог ничего вымолвить. Не мог и почему-то не хотел.

Зорану еще не приходилось находиться в ситуации подобного рода, но сомнений не оставалось – породила ее однозначно магия.

«Чертово волшебство».

Вдруг мастер-ворон услышал голос. И он не принадлежал какой-то одной из чародеек, но был голосом всех их сразу, и нотки Аделы тоже в нем присутствовали. Не хор, а один голос, слитый воедино из семи других. Семикратно властный, семикратно звонкий, семикратно сильный и необычайно прекрасный, но при этом до дрожи пугающий и доносившийся будто из другого мира.

– Говорите. Правду, – повелевающе сказал голос.

И вдруг Зоран почувствовал, что вновь обрел способность говорить. Остальные мышцы все еще его не слушались, но язык так и рвался в бой, причем Зорана одолевало жуткое желание говорить только чистую, безупречную правду. Но он пока что держался и молчал. Остальные спутники чародеек оказались слабее и первыми завели свои невольные, но самые искренние речи.

– Если честно, – начал полководец Клем Валетудо. – я не думал, что мне придется сидеть здесь со всяким отребьем, вроде этих Третиса и Зорана. Это же просто два безродных болвана, портящих праздник своим видом.

– Если честно, Клем, – парировал его Третис. – мне тоже противно находиться здесь с тобой, псевдогероем. Вместо басен о своих подвигах и «гуманного отношения к пленным» рассказал бы лучше, как ты насиловал женщин в разграбленных тобой деревнях и сдирал кожу с их мужей, если они сопротивлялись.

– Это война! Там нет правил и законов! – огрызнулся Клем.

– А еще мог бы рассказать, как ты, олух, бездарно проигрывая битвы из-за упрямого нежелания слушать своих советников, пытался незаметно бежать из лагеря, страшась быть убитым или захваченным в плен! Тоже мне, вожак! Оставляешь своих людей на произвол судьбы, а сам удираешь, как крыса! Только твоим советникам с трудом удавалось тебя остановить, дабы не посеять панику в армии! Да и вообще, кого из них наградили за войну с Южным Альянсом? Никого! А ведь это они ее выиграли! Они, а не ты!

– Я должен был бежать! Должен был! Когда умирают простые солдаты – это одно, они должны умирать, это их долг! Моя жизнь важнее, и я должен беречь ее! Я командую дивизией и… и… да откуда ты вообще знаешь все это, мать твою!

– Просто я никакой не торговец, старый ты олух. Я всю жизнь воюю. И тогда воевал, только как наемник, в составе твоей армии, поражаясь тому, какой ты осел. Сейчас же я воюю как пират, на море, под началом бесстрашного капитана Скерра Рыжей Ярости. И мы тоже грабим и убиваем, знаешь ли, прямо как ты. Но даже у нас есть некоторые принципы. И мы хотя бы не прикрываемся долгом, званиями и медалями. Убийца женщин и детей – значит убийца женщин и детей, ничто не оправдывает его действий. Даже война. Я не благороден, это правда. Но и тебе я не позволю называть себя таковым. Ты еще хуже, чем я.

Зоран все еще молчал.

– Я… я просто художник… чего вы от меня хотите? Отпустите меня… – взмолился Аскельт Целони.

«Сразу видно, чистая душа».

– Отпустите, прошу…