Знамения. Разбуди меня, когда проснёшься

На входе в магазин мы столкнулись с Ташей. Обе сделали вид, будто не заметили друг друга, и молча разошлись. Узнав о решении издательства, Энди кричала громче, чем я могла себе представить. Даже пара человек из соседних отделов сбежались посмотреть, что у нас тут происходит. Позже, пока я приносила покупателям в примерочные несколько размеров блузок, Энди сидела с телефоном у кассы и кому-то постоянно писала. Чарли, очевидно, был с ней заодно.

Поздно вечером мы возвращались из бара небольшой компанией. Чарли отделился от нас на перекрёстке, пошёл домой. Тэй решил проводить нас до самого порога квартиры, но Броуди отчего-то так пристально на него смотрел, что тот передумал. Энди – вот кто не боится никаких, даже самых суровых взглядов. Она собиралась остаться сегодня на ночёвку и, честно говоря, я была за. Не нравилось это только Броуди. Что ж, он вообще какой-то странный после работы: хмурый, недовольный и злой. Новость о моём успехе, кажется, совсем его подкосила. За весь вечер Броуди не проронил ни слова.

Мы поднялись на этаж, бредём по коридору, говорим потише, правда, всё также громко смеёмся. У двери я остановилась, ищу ключ в сумочке, как случайный взгляд цепляется за немного отодвинутый коврик. В общем-то, ничего особенного, но мне стало не по себе. По спине пробежали мурашки, пальцы онемели. На секунду мне показалось, что и с дверью что-то не так. Я с опаской толкнула её плечом… ничего не произошло. Закрыто.

– Эй, ты чего? – Энди наклонилась ко мне и светила телефоном на замочную скважину. – Помочь?

Я помотала головой в ответ и в то же время послала свою паранойю куда подальше. Просто очень насыщенный день, вот и мерещится всякая дребедень. Наконец справившись с замком, мы вошли в квартиру. Броуди шарил по стене в поисках выключателя, попутно снимая кроссовки. Мне кажется, что с кухни тянет чем-то сладким и, похоже, не только мне – Энди насторожилась и вытянулась. Из комнаты послышался тихий шум, открылось окно. Внутри всё похолодело, я пячусь назад. Волосы на голове встают дыбом, шевелятся. Страх разливается от костей до кончиков пальцев. Броуди реагирует не сразу, а когда и понимает, что мы с Энди напуганы, уверяет нас в сквозняке.

– Ты просто окно не закрыла, когда уходила, – отмахивается он. – Не бойтесь, девочки.

Он наконец находит выключатель. Желтоватый свет открывает картину, от которой хочется немедленно убежать. Из груди рвётся крик ужаса, но я машинально зажимаю рот руками – вещи из шкафов вывалены на пол, повсюду разбросаны бумажки. Среди некоторых я узнаю свою недавнюю рукопись. Ноутбук открыт, стоит на столике перед диваном. Рядом кучей оставлена моя одежда. Розовое платье висит на карнизе, на вешалку намотан шарф. В квартире пахнет приторно-сладким и моими духами.

– Броуди, чтоб тебя, – разъярённо кричит Энди, – звони в полицию!

Тошнота, рёбра ломают приступы рыданий, сводит челюсть, раскалывается голова. Паника. Ужас. Страх. Дрожащие пальцы забираются под рукава толстовки и раздирают кожу в кровь. Я не понимаю, где нахожусь, вжимаюсь в угол у двери. Вместо слов изо рта вырываются мычания и завывания. Слёзы льются градом.

Я замечаю, как глаза Энди расширяются от ужаса, стоило ей посмотреть на дверь. Мне страшно, но я всё равно тянусь увидеть, что там. В свете мерцает надпись цвета металлик, выведенная от руки: «Я всегда за твоей спиной, Роуз Блинк. Люблю тебя больше всех».

Напряжение достигает пика и меня выворачивает прямо на порог.

[1] Штат в США

[2] Синопсис – краткое изложение содержания сюжета.

Всякое случается

В голове каша, полусон-полуявь. Всё спутанно, разбито и наспех собранно в кучу. Дни перетекают в ночи. Заснуть не получается, постоянно тошнит и мучает жажда. Сколько ни пьёшь, а постоянно хочется ещё. Все вокруг советуют отдыхать и не нервничать, но никто не говорит, как это сделать. Моё сознание до сих пор заперто в событиях той ночи. Иногда удаётся подремать, но я просыпаюсь с бешеной одышкой и непреодолимым желанием куда-то бежать. Тяжело дыша, вскакиваю с кровати, наматываю круги по номеру отеля, пока не отпустит. Ломаю пальцы, хватаю себя за волосы, впиваюсь ногтями в кожу, зажмуриваюсь, но ничего не помогает лучше, чем бег. Пусть даже его иллюзия. Иллюзия побега из кошмара, которого тоже на самом деле нет.

Полицейские нашли в квартире пару чужих отпечатков, следы ботинок на подоконнике в спальне, но личность не установили. На одной из камер с улицы видно кого-то «подозрительной наружности»: в капюшоне, тёмной куртке, небольшого роста. Непонятно, мужчина это или женщина. Телосложение обычное, так что под это описание может подойти каждый третий подросток к мешковатой одежде и добрая часть взрослых. Энди настаивала проверить жуткого Л.Л.Л., но это ничего не дало – аккаунт привязан к номеру без регистрации, а телефон вне зоны действия сети уже пару суток.

Каждый вечер заходит Броуди. Радостный, с улыбкой и чем-нибудь съедобным. Обычно это китайская еда, от её запаха тошнота усиливается, но Броуди приносит именно её. Иногда в висок стучится навязчивая мысль, что Броуди нравится меня жалеть. Он будто чувствует себя супергероем. Совсем не тот, каким он был в ту ночь. Я зачем-то вспоминала об этом каждый раз, когда Броуди приходил, и, находя на его лице счастливую улыбку, отмахивалась. Это совпадение напоминало идиотскую шутку, которую никак не можешь забыть.

– Тебе лучше?

Броуди коротко обнял меня, сел на край кровати и включил телевизор. Звук он, конечно, сразу сделал тише, чтобы не мешал, но, чёрт возьми, почему я чувствую себя здесь лишней? Броуди принёс пиццу и несколько бутылок пива. Он открыл две из них, вполуха слушая выпуск новостей, и одну не глядя протянул мне.

– Нельзя пиво с таблетками, – ответила я, отставив пиво на пол. – Так врач сказал.

– Роуз, просто выпей и расслабься. Тебе нужно расслабиться, а не глотать эту химию. Она не помогает, поверь мне.

Всё тело было без сил, и мне очень хотелось, чтобы слова Броуди оказались правдой. Я смотрела на бутылку и представляла вкус пива. Честно говоря, оно никогда мне не нравилось. Горькая, противная жижа, однако сейчас я почему-то представляла пиво сладким, даже немного приторным. Желудок впервые за несколько дней ответил на мысли о чём-то съедобном не подступающей тошнотой, а урчанием. Я ощутила голод за всё прошедшее время.

Сначала я пыталась разобраться, действительно ли это желание поесть или организм придумал новую ловушку? Как было в первые часы: сводящий с ума голод, а потом вся съеденная еда оказывалась на полу. В животе продолжало урчать, иногда переходя к болезненным спазмам. Наконец я решилась поесть, искала глазами пиццу, как поняла, что Броуди только что доел последний кусок. Он смешливо оглянулся на меня и глотнул пива из бутылки.

– Ладно, я пойду, – Броуди вытер руки, бросил салфетку в коробку. – Ты пиши мне, что ли, о своём состоянии. Кажется, ты мне не рада.

Шок, удивление. Я смотрю на Броуди широко распахнутыми глазами, не знаю, шутит ли он или говорит совершенно серьёзно, но ответ всё-таки находится:

– Я тебе рада, – слова дались через силу, я чувствовала себя виноватой. – Просто мне нехорошо.

– Оно и понятно! – Броуди покачал головой, ломая коробку пополам. – Целыми днями сидеть в четырёх стенах. Может, тебе лучше подышать свежим воздухом? Прогуляйся, сходи в парк, – он осмотрелся, не выронил ли чего. – Хочешь, завтра вечером можем вместе пройтись?

– Будет темно, – перед глазами промелькнула картинка парка в сумерках, и кожа тут же покрылась мурашками. – Мне страшно ходить по улице, когда темно.

– Роуз, не придумывай! Я же буду рядом, тебе ничего не будет грозить!

Броуди тянулся обнять меня, а по моим щекам вот-вот грозились политься слёзы. Внутри всё снова холодело, дрожь окутывала руки, в комнате становилось душно. Я пыталась справиться с этим самостоятельно: глубоко вдыхала и сильно обнимала себя.

– Сидишь тут такая несчастная, – раздражённо буркнул Броуди, – а мне, думаешь, какого за тобой наблюдать, а? Думаешь, мне легко?! Но мне тебя жалко, кому ты нужна, кроме меня?

Я смотрела на него сквозь пелену подступающих слёз. Никак не могу понять, почему он так говорит? Да что с ним, чёрт возьми, такое?! Или Броуди прав – я погрязла в той проклятой ночи? Что если я никогда оттуда не выберусь?

– Всем тяжело, Роуз, – рявкнул он, – так что имей совесть. Пострадала и хватит! Жизнь-то продолжается! – Броуди потянулся к двери, но решил добавить: – У других и похуже бывает, но ничего ведь, не прячутся и не ноют.

Бормоча и дальше, что всё произошедшее «не смертельно», но уже себе под нос, Броуди ушёл. Я осталась одна в комнате. Стояла по середине, не понимая, что сделала не так. А сделала ли вообще? За всё время, сколько я знаю Броуди – как соседа и как друга – никогда не видела его в таком настроении. Он всегда всех пытался поддержать, был очень милым, заботливым, сострадающим… Может, я в самом деле придаю слишком большой вес случившемуся? Я ведь жива, со мной всё хорошо. И даже если Броуди прав и всё именно так, как он говорит, почему мне обидно? Почему каждая клетка моего тела восстаёт против? Правду, особенно обидную или невыгодную, редко когда слышать приятно, но являются ли правдой слова Броуди?

В дверь постучали. Первая мысль была, конечно же, о Броуди. Он передумал злиться на меня? Вернулся сказать, что говорил слишком резко, что перегнул? Я невольно вытянулась в струну, тело напряглось, и я ждала, когда дверь откроется, но аккуратный стук продолжался.

– Мисс Блинк? – послышалось с той стороны, и голос принадлежал полицейскому, а не моему другу. – Мисс Блинк, простите, у Вас всё хорошо? Вы в порядке? – затем он пояснил причину своего беспокойства: – Мистер Диксон громко говорил и вышел нервным. У Вас всё хорошо?

Напряжение тут же спало, я облегчённо выдохнула.

– Да-да, – мой голос звучал слабо и колебался. – Всё в порядке.

– Нужно что-нибудь? – после короткой паузы спросил он. – Воды или чего-нибудь ещё? Не стесняйтесь!

Я молчала. Какая-то растерянность. На секунду мне показалось, что парень в форме за дверью и есть тот, кто перевернул мою квартиру и следил всё это время. Очередной приступ страха, но на этот раз оцепенение в какой-то степени меня злило. Да, большая часть меня напугана, замерла, однако есть за ней крошечный пучок смышлёных клеток, который готов защищаться до последнего.

– Меня Тони зовут, – представился полицейский. – Тони Каннингем. Я из Кардиффа, если хотите знать. Недавно в Лондоне, года полтора, наверное.

Не получив ответа, я думала, Тони Каннингем из Кардиффа бросит бесполезное занятие поговорить через дверь, но, на удивление, он не сдавался.

– Простите, мисс Блинк, я случайно подслушал Вашего врача. Он говорил, Вам стоит поесть. Ещё не проголодались?

– Немного.

Голос Тони звучал чётко и ясно, будто полицейский сидит прямо на полу. Я представила его, подпирающим спиной дверь, и не смогла сдержать смех. Наивная лёгкая радость смешивалась с болью и страхом, проливаясь слезами. Я не успевала их вытирать и смеялась, смеялась, смеялась…

– Знаете, у меня тут есть немного картошки фри и, – Тони шуршал пакетом, – хот-дог. Ещё тёплый! – он снова прильнул к двери: – Хотите?

– Что угодно, только не китайскую еду и пиво.

– Тогда пополам?

Тони с опаской приоткрыл дверь, просунув пакет с половинкой хот-дога. Я подобралась к еде не сразу, будто боялась, что она окажется отравленной или вместо неё в пакете окажется какая-нибудь дрянь. Но запах с каждым шагом чувствовался всё сильнее. Пахло жареной сосиской, сладкой горчицей, кетчупом, маринованным луком, сыром, свежими овощами и ещё тёплым хлебом. Аромат картошки на фоне всего остального мерк.

Первый укус, второй. Жевать приходится медленно и прислушиваться, не передумал ли вдруг желудок есть? Третий, четвёртый и я не заметила, как всё доела.

– Кажется, я ничего вкуснее не ела.

– Это ещё что! – отозвался Тони. – Вот есть у меня друг, Габриэль, он готовит так, что объедаюсь каждый раз и не могу остановиться, пока всё не подчищу!

Чуть позже я заварила чай и, конечно, предложила чашку полицейскому. Мы приоткрыли дверь и, сидя по разные стороны блестящего железного порожка, продолжали говорить. Я увидела Тони в первый раз и, честно говоря, думала, он выглядит старше. Сколько ему на самом деле? Около тридцати? Нет, Тони казался тем старшеклассником, по которому плачет модельное агентство: улыбка, красивое лицо, тёмные глаза, длинные ресницы, волосы крупными завитками и помимо всего этого в нём было что-то притягательное. Можно иметь смазливую, идеальную внешность, но без харизмы, заразительного внутреннего огня она быстро превратится в ничто.

Вспомнился Джек. С его детскими выходками, которые иногда так меня раздражали, с его манерой напиться перед важной встречей, а потом мёрзнуть в ледяной ванне, чтобы быстрее прийти в себя, с его эмоциональностью, которой порой не хватает мне. Я скучала, так сильно скучала. Пусть сон, пусть призрак, пусть хоть кто, но я чувствую себя живой рядом с ним. В безопасности, в порядке, спокойно.

К часу ночи мы с Тони наговорились вдоволь. Нас обоих тянуло в сон. Я старалась не спугнуть это состояние и легла в кровать не раздумывая. Тони, в отличие от меня, перебивал дремоту крепким кофе по ту сторону двери. В полусне перед глазами мелькали разные картинки: от утрированно злого Броуди, который кидался на меня с кулаками и готов был убить, до пугающей тени, ползающей по тёмной стене. Последнего персонажа я приняла за некий образ моего преследователя. От всего этого я ворочалась, пряталась под подушку – будто поможет – но понимала, что картинки – лишь плод воображения и нервного срыва.

Веки щипали, болели, затем я просто перестала их чувствовать. Наверное, как раз тогда и уснула. Я оказалась в месте, похожим на метро, но никого, кроме меня, на платформе не было. Серые стены, серый потолок и две яркие жёлтые полосы «не переступать» по краям. Откуда-то сверху доносились звуки: рычание, скрежет, крик, хруст стекла. Будто аудио-эффекты из всевозможных фильмов ужасов.

Поезд сообщил о скором прибытии грохотом колёс и поднявшейся волной ветра из тёмного туннеля. Прямо передо мной остановился вагон. Внутри пусто, поэтому я заняла первое попавшееся место напротив выхода.

Интересно, что это? Таким путём я ещё не добиралась до Джека. Может, это просто сон? Без воды, без каких-то масштабных событий – просто сон. Как говорил доктор, моя психика пытается сбежать. Может, вот так? Буквально нарисовав собственный поезд, чтобы уехать подальше от страшного и неприятного. В пути у меня появилось время подумать. Я почему-то отчаянно вспоминала наш разговор с Броуди сегодня, но на его место ставила Джека. Что бы он сказал? Иди и возьми себя в руки? Хватит причитать? Сама виновата? Но Джек за столько лет ни разу себе такого не позволил! А если… Мерзко. Тошно. Скажи такое он, а не Броуди, обиделась бы я? Нет. Скорее эти слова его голосом нанесли бы мне последний удар.

Поезд остановился, я оказалась в знакомой квартире с белыми стенами. Свободно, легко дышится, просторно. Фигура Джека промелькнула у полки с фотографиями. Он протирал пыль и пританцовывал, придерживая громоздкие серебристые наушники одной рукой. Мне не терпелось скорее обнять его, но в то же время совершенно не хотелось услышать всё то же, что успел наговорить Броуди. Я колебалась, покачиваясь из стороны в сторону, и доводила себя слезами.

Джек вдруг снял наушники, прислушивался и наконец обернулся. Он удивлённо смотрел на меня.

– Роуз? – произнёс он, будто не верил глазами, и стремительно приближался. – Где же ты была? Где ты была так долго, Роуз? Что случилось? Боже мой, как я скучал!

Немо открываю рот, не зная, как всё объяснить и вообще с чего начать, но, кажется, Джек и не ждал ответов – он обнял меня, прижимая сильнее. Вот что на самом деле имеет значение: чувствовать себя в полной безопасности, как дома в объятиях близкого человека.

– Прости, – сквозь подступающие слёзы шептала я. – Я хотела от тебя избавиться. Ты же мне просто снишься.

– Всякое случается.

Я проспала почти сутки, не хотела уходить от Джека. Мы говорили, смеялись, плакали, обсуждали всё на свете от последних новостей из своих собственных жизней до чего-то глобального. Какое-то время молчали: лежали, не шевелясь, и глядели в белый-белый потолок. Ни одна таблетка не даёт столько спокойствия, сколько получаешь в присутствии любимых людей.

Нас окутывала дрёма. Бороться с ней сил не осталось, но сдаваться просто так не хотелось. Глаза закрывались, веки тяжелели с каждой секундой больше и больше. В последние мгновения перед тем, как окончательно заснуть, Джек сжал мою ладонь в своей:

– Не бросай меня больше, Роуз, – спутанно произнёс он. – Слышишь? Не оставляй меня одного.

Я очнулась в номере отеля, где заснула накануне. Ладонь всё ещё помнила сильные пальцы Джека, но ощущения стремительно теряли яркость, превращаясь в едва уловимый шлейф приятного сна.

Обычный день

Спустя две недели мне разрешили вернуться домой. Полицейское расследование не дало результатов. В квартире всё осталось так, как я запомнила: разгром, запах чего-то приторно-сладкого, куча моей одежды на диване и разряженный ноутбук на кофейном столике у дивана. Холод пробирает до костей – окно с той ночи никто так и не закрыл. Цветы на подоконнике в спальне превратились в сухие облетевшие веточки с потрескавшейся землёй у корней. Постельное бельё покрылось слоем пыли и непонятной грязи: не то безумный фанат ходил по ней в обуви, не то непогода была настолько сильной, что закинула пару луж прямо на моё одеяло.

На часах одиннадцать утра. Если повезёт, к обеду успею собрать всё, что нужно отнести в прачечную. Не знаю, как ещё можно перестирать и высушить столько вещей? К трём часам обещала прийти Энди и помочь с уборкой. Броуди предложил встретиться где-нибудь вечером и отметить моё возвращение. Он всячески намекал, что не прочь остаться сегодня у меня, якобы, чтобы я не так боялась. Мне этого не хотелось, я делала вид, будто не понимаю намёков, и вообще пригласила на ночёвку Энди.

В ванной нашлась пара резиновых перчаток. Как представлю, что мои вещи в моём доме трогал кто-то посторонний, снова начинаю дрожать и сходить с ума. Что он с ними делал? Просто трогал? Перебирал? Надевал? Топтал их, а потом сваливал в кучу? Было ли это один раз или он давно забирается в мою квартиру?

В тишине меня пробирала дрожь и жуткое ощущение слежки то из окон, то из замочных скважин, из-за шкафов и с потолка. В общем, отовсюду. Я включила радио, да погромче, чтобы уж все соседи были уверены, что я вернулась, но и при этом периодически вздрагивала из-за шума по ту сторону двери. Ничего особенного, просто те же соседи. Эти шорохи я слышала постоянно и настолько к ним привыкла, что перестала обращать внимание, но после случившегося всё привычное стало казаться опасным. Вдруг тот человек, фанат, постоянно подслушивал и ошивался у меня под дверью, следил за мной через окна, а я просто не обращала внимания? Узнала бы я сейчас, что он рядом? Узнала ли бы его среди прохожих? Виделись ли мы с ним в повседневной жизни? Часто ли? Где? Как он узнал, где я живу и куда хожу?

Чем дольше я находилась в квартире, тем глубже в мозг забиралась мысль, что всё можно было предотвратить, будь я чуть внимательнее.

Бесконечные вопросы и переживания немного затихали, когда я погружалась в уборку: тёрла плиту, столы, кухонные шкафы, холодильник внутри и снаружи, выбрасывала, зажав нос, испорченные продукты. Это отвлекало. Я думала о сегодняшнем вечере, будто о продолжении самого обычного дня. Что бы я делала в обычный день? Еле-еле встала по будильнику, зависла бы в ванной, бесцельно рассматривая своё лицо, испачканное зубной пастой. Встретила Броуди… перед глазами пронеслись несколько недель, как мы встречались, но эти воспоминания хотелось вычеркнуть из расписания обычного дня и, кажется, из памяти. Пусть Броуди остаётся просто соседом. По крайней мере, тогда он был не такой странный и злой.

В дверь постучали, и в ту же секунду тело покрылось мурашками. Боюсь пошевелиться и вздохнуть. Стук повторился – острожный, вкрадчивый, словно гость сам не хотел никого напугать. Затем раздался голос, такой же тихий и бережный:

– Роуз? Роуз, ты там?

Я узнала Тэя, телу вернулась подвижность и слабое ощущение тепла. Невольно шаркая, я пошла открывать.

– Привет, – смущённо и взволнованно улыбался Тэйлор. У него в руке был пакет со всякой утварью и химией для уборки. – Энди сказала, ты вернулась домой. Ты одна?

– Пока да, – ответила я, взвешивая даже простые слова, и невзначай отметила, что из чистящих средств у меня остался лишь стиральный порошок, и тот на дне коробки. – Энди зайдёт позже.

Тэйлор вытер ботинки о придверный коврик, замялся – снимать их или нет? Всё же решил не следить ещё больше, оглянулся, нехотя снял куртку и задержал взгляд на двух больших мешках с вещами для прачечной. Он поморщил нос.

– Хочешь чай? – спросила я, по привычке щёлкнув кнопку чайника. – Только к нему ничего нет, всё испортилось. Даже сахар кончился.

В ответ Тэй скованно кивнул, озираясь по сторонам. Наконец он сел на краешек дивана и уставился в тёмный экран ноутбука. Больше всего я боялась, что Тэй начнёт расспрашивать о той ночи, обо всём, что творилось здесь, пока я не вернулась, о раздражающих «планах на будущее», самочувствии, таблетках, страхах, какого теперь находиться в квартире и всём прочем.

Нависшую тишину оборвал чайник, шумно булькая и заполоняя пространство вокруг себя паром. Я не глядя потянулась к чашкам, достала их голой рукой. Меня сразу же пронзила дрожь – ручки кружек показались липкими. Я немедленно надела перчатки, насыпала в чашки соли и тёрла их, пока эмаль противно не заскрипела.

Наворачивались слёзы. Грудь содрогалась от беззвучных всхлипов, я тяжело выдыхала и кусала губы, чтобы не разрыдаться окончательно. Вот она моя жизнь. Её как будто взял кто-то поносить без спроса и вернул поношенной, грязной, провонявшей и порванной. Всё можно починить, выстирать, почистить, но прежней она уже не будет. Я задыхалась от этого. Задыхалась от бессилия.

Тэй держался в стороне. Я знаю, он смотрит на меня, но, к счастью, не бросается успокаивать и говорить, что всё наладится. Не предлагает забыть обо всём и спрятаться – хотя первое время очень этого хотелось. Иногда, чтобы пережить нечто ужасное, нужно не бежать от него, не делать вид, будто этого никогда не происходило, а окунуться с головой. Утонуть, захлебнуться в страхах и беспомощности, дойти до грани и только затем выбраться. Не знаю, понимал ли это Тэй, но я рада, что он не пытался мешать.

В дверь снова настойчиво постучали. Испуг на мгновение, я спешно вытирала слёзы и искала в полутьме хоть одни часы – неужели уже три? Кроме Энди я никого не жду. Тэй оглянулся на меня и нехотя побрёл встречать гостя.

Стук, ещё и ещё. Нет, это точно не Энди. Она стучит увереннее, настойчивее, а тот, кто стоит за дверью, очень волнуется. Вариантов не было совсем, я просто ждала, когда услышу голос и, возможно, пойму, кто это.

– Привет! Не хотела тебя отвлекать, но…

Высокий, почти писклявый голос Таши из кофейни, я узнала сразу. Увидев Тэя, она замолчала, а я машинально старалась вжаться в самый дальний угол кухни и стать невидимкой. Я ждала Энди, но уж точно не её.

– Мне нужна Роуз, – настаивала Таша. – Я хочу увидеть Роуз.

– Не лучший момент, – негромко ответил Тэй. – Она отдыхает.

– Дай я зайду и посмотрю, как она, – не отступала Таша. – Мне нужно сказать ей кое-что важное.

– Для этого есть телефон, – твёрже говорил Тэй. – Роуз хочет отдохнуть, и не предупреждала, что кто-то придёт.

– Я хотела сделать ей сюрприз! – почти кричала Таша. – Роуз! Роуз!

Дверь хлопнула, голоса стихли, но затем снова раздались уже еле слышно:

– Если не уйдёшь сейчас, я позвоню в полицию, – шипел Тэй. – Понятно? Они только и ждут звонка отсюда. Мигом приедут!

– Ладно! – бойко ответила Таша и всё-таки сдалась. – Тогда передай ей это. Подарок. Пусть у неё всё будет хорошо.

Я слышала, как её гневные шаги отдалялись, но Тэй по-прежнему не заходил. Ждал, пока она окончательно уйдёт, чтобы уж точно не начала стучать снова? Не имею ни малейшего понятия, однако вопросы к Таше возникли: откуда она знает мой адрес? Энди точно не могла сказать. Может, Таша живёт неподалёку и видела, куда я иду? Честно говоря, меня настораживала и пугала любая мелочь. Даже что-то незначительное поток беспокойных мыслей за секунду превращал в настоящую катастрофу.

Хочется есть. Который всё-таки час? Сколько уже я тут перекладываю всё с места на место? Телефон остался на кофейном столике, к которому я с опаской прокралась. Два часа дня ровно. Неудивительно, что я проголодалась. Первой пришла мысль о доставке, но квартира всё ещё казалась недостаточно чистой, чтобы есть здесь. Да и проветрить голову не мешало бы. Может быть, подозрительности станет хотя бы в половину меньше.