«Иван Васильевич меняет профессию»: сюжеты и персонажи

Александр Балод

«Иван Васильевич меняет профессию»: сюжеты и персонажи

Так вот, чтобы убедиться в том, что Достоевский – писатель, неужели же нужно спрашивать у него удостоверение? Да возьмите вы любых пять страниц из любого его романа, и без всякого удостоверения вы убедитесь, что имеете дело с писателем. Да я полагаю, что у него и удостоверения-то никакого не было! Как ты думаешь? – обратился Коровьев к Бегемоту -М.А. Булгаков. "Мастер и Маргарита"

Глава 1. Почему пьеса М. А. Булгакова "Иван Васильевич" не была поставлена при жизни автора?

Зоя Березкина: Товарищ! Товарищ профессор, прошу вас, не делайте этого эксперимента. Товарищ профессор, опять пойдет буза…Профессор: Товарищ Березкина, вы стали жить воспоминаниями и заговорили непонятным языком. Сплошной словарь умерших слов. Что такое «буза»? (Ищет в словаре.) Буза… Буза… Буза… Бюрократизм, богоискательство, бублики, богема, Булгаков… Буза – это род деятельности людей, которые мешали всякому роду деятельности.– В. В. Маяковский. "Клоп"

Когда я впервые смотрел фильм режиссера Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» то, конечно, знал, что он был снят по пьесе «Иван Васильевич» великого русского писателя Михаила Афанасьевича Булгакова (1891−1940 гг.), но с самим произведением не был знаком. А когда, уже значительно позднее, прочел его, то первым, что привлекло мое внимание, было сходство литературного текста и сценария фильма.

Напомню, что герои пьесы и, соответственно, фильма – управдом Иван Васильевич Бунша и квартирный вор Милославский по невероятному стечению обстоятельств оказываются в квартире инженера Тимофеева и, с помощью созданой им машины времени попадают в эпоху Ивана Грозного, в 16-ый век, сам же царь переносится в  век двадцатый.

В конечном счете, испытав ряд приключений, действующие лица возвращаются каждый в свою эпоху, по счастью, живыми и невредимыми. А в финале мы узнаем, что все происшедшее лишь приснилось главному герою – инженеру Тимофееву (в фильме – нашему старому знакомцу Шурику) .

Впрочем, если сменить амплуа читателя или зрителя на позицию критика и аналитика и сравнить пьесу Булгакова и фильм Гайдая, то начинаешь обращать внимание не только на их сходство, которое несомненно, но и на различия, которые тоже существуют, причем в немалом количестве. Значительная их часть, конечно, обусловлена «актуализацией» пьесы Булгакова, которую счел необходимой осуществить режиссер, то есть переносом действия картины (разумеется, той ее части, которая происходит в ХХ веке) из тридцатых в семидесятые годы прошлого века – время, когда снимался фильм.

Некоторые из внесенных изменений являются чисто внешними – так, патефон Шпака в картине заменен на более современный магнитофон, царь Иоанн Васильевич в целях конспирации меняет «царские шмотки» на спортивный костюм Шурика («бесовская одежа!»), а не на одежду Милославского, Шурик живет теперь не в коммунальной, а в отдельной квартире, да и виды из окна немного другие.

Но есть, конечно, и более серьезные отличия, связанные с раскрытием характера персонажей, перипетиями сюжета, постановкой сцен и диалогами.

Названия пьесы и фильма также различаются: фильм назван «Иван Васильевич меняет профессию», в то время как пьеса – просто «Иван Васильевич». Пожалуй, из этого можно сделать вывод, что главный герой кинокартины Гайдая – это управдом Иван Васильевич Бунша, который меняет свою профессию на царское ремесло (он и называет себя и.о. царя), тогда как главный персонаж пьесы – это скорее царь Иван Васильевич.

В обоих случаях, в фильме и пьесе, происходящее – всего лишь сон инженера Тимофеева, навеянный волшебной силой искусства. Причем в пьесе Булгакова герой слушает по радио оперу Николая Римского-Корсакова «Псковитянка», главным действующим лицом которой является Иван Грозный, а в фильме – смотрит по телевизору, который в 70-х годах двадцатого века стал привычным атрибутом московских квартир, оперу М. П. Мусоргского «Борис Годунов» (Бориску на царство?).

Пьеса М. А. Булгакова «Иван Васильевич» была произведением с непростой судьбой. В октябре 1935 года автор передал текст пьесы в московский Театр сатиры, и бюрократический процесс, который неожиданно (или ожиданно?) оказался гораздо сложнее творческого, начал набирать обороты.

Елена Сергеевна, третья жена Михаила Афанасьевича записала в дневнике:

Замечательное сообщение об „Иване Васильевиче". Пять человек в реперткоме читали пьесу, все искали, нет ли в ней чего подозрительного. Так ничего и не нашли. Миша говорит: «Чего они там ищут?!»" Замечательная фраза: а нельзя ли, чтоб Иван Грозный сказал, что теперь лучше, чем тогда?

Что же, Иван Васильевич в фильме Гайдая спустя тридцать пять лет откликнулся на этот призыв неугомонного Реперткома словом «Лепота!», которое царь произнес, глядя из окна высотного дома на панораму новой Москвы.

Отметим, что Комитет по контролю за зрелищами и репертуаром (Главрепертком) был создан в 1923 году, и согласно постановлению Совнаркома теперь:

Ни одно произведение не могло быть допущено к публичному исполнению без разрешения Главреперткома при Главлите или его местных органов (обллитов и гублитов).

Между тем история затягивалась, и чтобы ускорить решение вопроса, друзьями Булгакова была организована его встреча с главой Мостреперткома (или его замом?), неким Млечиным.

Последний – записывает Е. С. Булгакова, – никак не может решиться – разрешить "Ивана Васильевича". Сперва искал в пьесе вредную идею. Не найдя, расстроился от мысли, что в ней никакой идеи нет. Сказал: "Вот если бы такую комедию написал, скажем, Афиногенов, мы бы подняли на щит… Но Булгаков!"

А. Н. Афиноге́нов (1904−1941 гг.) – советский драматург и редактор, автор нескольких популярных пьес. Млечин говорил об Афиногенове с большим пиететом, что неудивительно, поскольку в 1934 году тот был избран в президиум правления Союза писателей СССР и назначен редактором журнала «Театр и драматургия». Но время, как известно, было непростое, и вскоре пьесы Афиногенова были запрещены, а сам драматург, любимец советской власти, исключен из партии и Союза писателей (впрочем, позднее восстановлен).

Считается, что Афиногенов был прототипом персонажа, описанного М. А. Булгаковым в заметке «Был май» (1934 г.)

Недалеко от входа в театр драматург встретил экстравагантного молодого человека, одетого "в кроваво-рыжие туфли на пухлой подошве" и шоколадного цвета бриджи.

"Вместо пиджака на нем была странная куртка, сделанная из замши, из которой некогда делали мужские кошельки, – пишет Булгаков. – На груди – металлическая дорожка с пряжечкой, а на голове – женский берет с коротким хвостиком. Это был молодой человек ослепительной красоты с длинными ресницами, бодрыми глазами. Перед ним стояли пять человек актеров, одна актриса и один режиссер".

Завязался разговор. Выяснилось, что молодой красавец – его звали Полиевкт Эдуардович (драматург любил давать своим героям звучные имена), недавно приехал из-за границы, однако уже успел прочесть пьесу Булгакова, и милостиво одобрил ее.

"Третий акт надо переделать. Вторую картину из третьего акта надо выбросить, а первую перенести в четвертый акт. Тогда уж будет совсем хорошо. – Пойдите-ка домой, да и перенесите, – шепнул мне режиссер и беспокойно подмигнул".

В конечном итоге, контролирующие органы все-таки сочли возможным разрешить "Ивана Васильевича" – разумеется, "с некоторыми небольшими изменениями". Считается, что именно эти изменения и стали причиной создания автором второй редакции своей пьесы.

Справедливости ради заметим, что деятельность Главреперткома и его многочисленных отделений не сводилась исключительно к осуществлению политической цензуры, как теперь полагают многие. В. В. Млечин (между прочим, сын того самого Млечина из Мостреперткома, который долго не мог понять, разрешать пьесу Булгакова или нет) в своих воспоминаниях писал:

Существует мнение, что реперткомы были организованы во времена советской власти для того, чтобы проводить политику в области искусства, выгодную руководящим кругам того периода, быть, так сказать, приводным ремнём для реализации указаний ЦК партии. Это не совсем так… Пресс идеологии порой давил и на реперткомы, но в целом реперткомы боролись за высокое качество театральных постановок, эстрадных и цирковых представлений, за использование полноценных драматургических и иных литературных произведений. Мострепертком курировал Московские театры… Сотрудники комитета приходили на прогон спектакля, высказывали своё мнение, обращали внимание на недостатки. В спорных случаях устраивались повторные просмотры, после чего принималось решение… Конечно, всё это можно (еще как можно!) рассматривать как зажим свободы творчества деятелей культуры, но можно трактовать и как защиту интересов зрителей, которым совершенно не нужны тусклые бесцветные театральные постановки или пошлые эстрадные номера. Едва ли пьеса Булгакова подпадала под одну из этих двух бед, угрожавших зрителям – бесцветности или пошлости, но не будем забывать, что были и другие, не менее грозные беды, с которыми, хочешь-не хочешь, вынужден был бороться Репертком.

Заметим, что в «Мастере и Маргарите» появляется эпизодический персонаж, некий Аркадий Аполлонович Семплеяров, председатель акустической комиссии. По ходу действия романа спутник магистра черной магии Воланда, Коровьев-Фагот разоблачает тайны Аркадия Аполлоновича, в частности его любовные связи с молодыми актрисами, карьере которых он оказывал содействие (разумеется, не так чтобы совсем уж бескорыстно).

Самое время вспомнить куплет развязной песенки из «Мастера и Маргариты»:

Его превосходительство Любил домашних птиц, И брал под покровительство Хорошеньких девиц.

Дотошные эксперты отыскали нескольких реально существовавших людей, которые могли стать прототипом этого важного чиновника и среди них числится, между прочим, и глава Наркомпроса РСФСР, знаменитый А. В. Луначарский, выступивший когда-то с резкой критикой пьесы Булгакова «Дни Турбиных».

Зададимся еще и таким вопросом: какую организацию имел в виду Булгаков, когда говорил о мнимой "акустической комиссии?" Что, если это и был тот самый Мострепертком, неустанно стоящий на страже интересов граждан, которым угрожали химеры пошлости и бесцветности?

Одно из главных различий двух редакций пьесы "Иван Васильевич" заключалась в том, что в первой версии история путешествия во времени описывалась как реально происшедшая, во второй же – как сон инженера Тимофеева. Стараниями экспертов на одном из экземпляров второй редакции была обнаружена надпись: «Поправки по требованию и приделанный сон». Именно поэтому считается, что осуществленное Булгаковым превращение яви в сон было не развитием сюжета пьесы, а вынужденной правкой (хотя из надписи все-таки прямо не следует, что сон был «приделан» к пьесе под давлением).

Были внесены и некоторые другие, по преимуществу мелкие, изменения. В частности, слова управдома о том, что о жильцы дома «рассказывают про советскую жизнь такие вещи, которые рассказывать неудобно» (видимо, цензура исходила из того, что про советскую власть можно рассказывать только удобные вещи) были заменены на «рассказывают такую ерунду, которую рассказывать неудобно».

Долго ли, коротко ли, но пьеса, пройдя все положенные (и, возможно, внештатные) стадии мытарства, была, наконец, принята, и Театр сатиры приступил к работе над спектаклем.

Увы, маятник судьбы, как это уже происходило в жизни писателя, снова качнулся в обратную сторону. После разгромной статьи в газете «Правда» во МХАТе был снят с показа спектакль по пьесе Булгакова «Мольер» (заметим, едва ли не еще более многострадальной, чем «Иван Васильевич»). Театр сатиры, подобно витязю с картины В. Васнецова, оказался на нешуточном распутье: они и хотели поставить «Ивана Васильевича», и боялись последствий.

Руководство потребовало от Булгакова внести новые поправки, имеющие явно несуразный характер и, похоже, рассчитанные на то, что сам автор их отвергнет (что и произошло). В конечном итоге после генеральной репетиции в мае 1936 года пьеса была снята и при жизни автора никогда не ставилась и не публиковалась. Впервые она была напечатана в сборнике произведений М. А. Булгакова «Драмы и комедии», выпущенном в 1965 году издательством «Искусство».

После выхода сборника достаточно быстро появились театральные постановки "Ивана Васильевича" , в том числе на сцене московского Театра киноактера, а в 1973 году на экраны кинотеатров вышел художественный фильм Леонида Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию», ставший культурным событием в жизни страны.

Глава 2. Как Бунша и Милославский попали в Москву будущего

«Вера в то, что сновидение раскрывает перед нами будущее, не лишена доли истины. Сновидение, рисуя перед нами осуществление желания, переносит нас в будущее, но это будущее, представляющееся грезящему настоящим, благодаря неразрушимому желанию представляет собою копию и воспроизведение прошлого». Зигмунд Фрейд. «Толкование сновидений»

В таком случае уж лучше отправиться в будущее! – воскликнул Очень Молодой Человек. – Подумайте только! Можно было бы поместить все свои деньги в банк под проценты – и вперед!– А там окажется, – перебил я, – что общество будущего основано на строго коммунистических началах. – Герберт Уэллс."Машина времени"

Прежде чем создать свой шедевр – «Ивана Васильевича», М. А. Булгаков написал по заказу московского Мюзик-холла пьесу «Блаженство», герои которой переносятся из современной автору Москвы в XXIII столетие. Впрочем, договор с мюзик-холлом был по каким-то причинам расторгнут, и автор предложил свою пьесу Театру сатиры.

В апреле 1934 года драматург прочел новую пьесу артистам, однако их реакция была неоднозначной. В письме другу Булгаков сообщает:

Очень понравился всем первый акт и последний. Но сцены в «Блаженстве» не приняли никак. Все единодушно вцепились и влюбились в Ивана Грозного. Очевидно, я что-то совсем не то сочинил.

Часто такую реакцию объясняют чисто политическими соображениями: мол, будущее, которое по представлениям советских людей, не могло быть иным, нежели светлым и коммунистическим, показано у Булгакова недостаточно привлекательным, не говоря уже о том, что выглядело откровенно скучным, и артисты просто испугались того, что пьесу не пропустит цензура.

Что же, это соображение тоже могло оказать свое влияние. Но достаточно вероятен и другой вариант: картина будущего, изображенная драматургом, слушателям на самом деле не понравилась.

Конечно, Булгаков был выдающимся литератором, но даже люди такого калибра испытывают творческие неудачи, не говоря уже о том, что публика, тем более театральная, часто бывает капризна, прихотлива и близорука.

При жизни автора пьеса "Блаженство"не ставилась на сцене и не публиковалось, и была напечатана лишь в 1966 году. Считается, что ее сюжет лег в основу нового произведения драматурга – знаменитого «Ивана Васильевича».

Итак, М. А Булгаков создал целых две пьесы о путешествии во времени: в одной из них герои путешествуют в будущее, в XXIII век, в другой – в прошлое, в XVI-й, во времена Ивана Грозного. Можно ли их рассматривать как своего рода дилогию о путешествиях во времени, наподобие голливудских кинолент «Назад в будущее»?

Что же, попробуем разобраться. Самым важным для нас является тот факт, что в "Блаженстве" действуют те же самые основные персонажи, что и в «Иване Васильевиче» – правда, некоторые из них фигурируют там под другими именами. Изобретатель машины времени из «Ивана Васильевича» – это инженер Рейн, и зовут его Евгением Николаевичем.

Бунша (в обоих пьесах он именуется Бунша-Корецкий) носит имя Святослав Владимирович. Жорж Милославский назван Юрием (каковым он, впрочем, и был, поскольку Жорж – производное от Георгий), а стоматолог Шпак – совслужащий Михельсон.

Сновидение – один из основных лейтмотивов пьес Булгакова. Его знаменитый «Бег» имеет подзаголовок «Восемь снов», а в «Иване Васильевиче» путешествие в эпоху Ивана Грозного оказывается сновидением. Странствия во времени в «Блаженстве» происходят наяву, в реальности – литературной, разумеется; однако полно еназвание пьесы – «Сон инженера Рейна».

Инженер Рейн – личность с более активной жизненной позицией, чем Шурик из фильма Гайдая. Он не просто отправляет людей в другие эпохи, но и сам становится путешественником во времени.

«Блаженство» у Булгакова – это не состояние, в котором пребывают люди будущего, как можно было предположить, а топоним, название части «Москвы Великой» (Москва-Сити?), в которую попали гости из прошлого. Драматург так описывает это место:

На чудовищной высоте над землей громадная терраса с колоннадой. Мрамор. Сложная, но малозаметная и незнакомая нашему времени аппаратура (айфоны и ноутбуки, быть может?). За столом, в домашнем костюме (это важно!), сидит Народный Комиссар Изобретений Радаманов. Над Блаженством необъятный воздух, весенний закат.

Картина будущего не слишком впечатляет, как не впечатлила она и артистов Театра сатиры, потому что мы не видим практически ничего, за исключением мелких деталей и презентаций общего характера. Хотя, в принципе, общество XXIII века, показанное Булгаковым, в чем-то напоминает коммунизм, каким его видели основатели утопического социализма – Фурье и Оуэн.

Победил ли коммунизм на всей планете в XXIII веке? Автор прямо не называет общество, в которое попали герои, коммунистическим, но некоторые признаки этого строя в пьесе все-таки проглядывают.

Бунша:– А общество ваше бесклассовое? Радаманов:– Вы угадали сразу – бесклассовое. Бунша:– Во всем мире? Радаманов:– Решительно во всем.

Классики марксизма говорили об отмирании в будущем государства («Государство не „отменяется“, оно отмирает», – писал Фридрих Энгельс). И действительно, пришельцы с удивлением узнают, что в новом обществе нет ни милиции, ни профсоюзов. Бюрократия в «Блаженстве» тоже отменена.

Радаманов – Бунше. – Прежде всего, Святослав Владимирович, не надо бумаг. У нас они не приняты, как я вам уже говорил пять раз. Мы их всячески избегаем (Быть может, вся документация ведется на электронных носителях? Но об этом в пьесе нет ни слова).

Но полностью существовать без управления и организации (или самоорганизации?) никакое, даже самое бесклассовое, общество не в состоянии, поэтому на планете существует Совет Народных Комиссаров. Радаманов – один из членов этого Совета, Народный Комиссар Изобретений, берет под свою опеку гостей из далекого ХХ века.

Если есть комиссар изобретений то, логично предположить, должны существовать и сами изобретения, но с ними как раз не слишком здорово. Небоскребы в будущем строить научились – как мы уже знаем, «Блаженство» расположено «на чудовищной высоте» (впрочем, людям из 1930-х годов ХХ века современная дубайская «Бурдж-Хали́фа» высотой более восьмиста метров наверняка показалась бы чудовищной, равно как и еще недостроенное здание Лахта-центра в Петербурге).

Вспомним "Машину времени" Герберта Уэллса:

"Я видел, как вокруг меня проносились огромные сооружения чудесной архитектуры, гораздо более величественные, чем здания нашего времени, но они казались как бы сотканными из мерцающего тумана".

Что касается остальных достижений научно-технического прогресса, то кроме «малозаметной и незнакомой аппаратуры», мы их видим не так уж и много: большие аэропланы, маленькие летательные аппараты (один из них Милославский прихватит с собой в прошлое) и переговорное устройство, отдаленно напоминающее современный телевизор. Как бы то ни было, Милославскому ни разу не представляется случай произнести свою знаменитую фразу: «Видел чудеса техники, но такого никогда!»

Про географию мы тоже узнаем не слишком много. Кроме "Блаженства", в Большой (кто бы сомневался!) Москве есть еще один (элитный?) район со стеклянными башнями, имеющий название "Голубая Вертикаль", жители которого по праздникам летают в гости к обитателям "Блаженства"; кроме того, упоминаются Индия, в которой, по словам Милославского, "ничего интересного нет", и Лондон, где живет "мировая знаменитость" профессор Мэрфи. Сразу же приходит на ум знаменитый "Закон Мерфи", который гласит: "Если что-нибудь может пойти не так, оно пойдёт не так". Что же, этот закон оказался применим и к судьбам героев пьесы Булгакова, у которых в бесклассовом и, возможно, беспроблемном обществе неожиданно стали возникать проблемы.

Согласно пьесе, некоторые детали быта остались в будущем неизменными: люди XXIII века курят (Куда смотрит Народный Комиссар здоровья? Или такого в «прекрасном далеко» нет?), имеют портсигары и носят часы. Впрочем, в отличие от 1930-х, в новой Москве большое значение придается сохранению «приватности»: в гости без предупреждения обычно не ходят, и прежде чем заявиться с визитом, визитер должен с помощью специального аппарата подать хозяину сигнал.

Радаманов. – Вот тебе раз! Дорогой мой, что же вы не дали сигнал, прежде чем подняться? Бунша. – Очень удобный аппарат, но сколько я ни дергал… Радаманов. Да зачем же его дергать? Просто-напросто он закрыт.

Про высохшие болота и свирепых диких зверей, в одночасье утративших свою одичалость и свирепость, в пьесе ничего не говорится, однако без лимонада, обещанного Фурье, люди будущего не остались.

Доктор Граббе – Милославскому: -Вы пили что-нибудь? Милославский. – Лимонад.

Милославский, которому довелось отведать этот «нектар богов», остался, как будто, не слишком доволен. Впрочем оказалось, на его счастье, что в «Блаженстве» пьют и более крепкие напитки (но отнюдь не злоупотребляют этим!), преимущественно шампанское. Судя по всему, лимонад в морях-океанах, обещанный Фурье, М. А. Булгаков заменил другой человеческой мечтой, с национальным, быть может, оттенком специфики, которую наверняка одобрили бы многие его современники (и не только они). И, в частности, жильцы квартиры No 50 в доме 10 по Большой Садовой улице, где писатель прожил около трех лет, и которой посвятил свой рассказ «Самогонное озеро».

Анна (секретарь Радаманова): – Вы пьете спирт? Милославский:– Кто же откажется?

Анна. – Ах, это интересно. У нас, к сожалению, его не подают. Но вот кран. По нему течет чистый спирт.

Как выясняется, в новом мире по-прежнему отмечают праздник первого мая, однако само празднование имеет некоторую специфику, потому что его участники в этот день одеваются во фраки и бальные платья и пьют шампанское.

Бунша:– Все это довольно странно. Социализм совсем не для того, чтобы веселиться. А они бал устроили. И произносят такие вещи, что ого-го-го… Но самое главное – фраки. Ох, прописали бы им ижицу за эти фраки!

Возможно, Бунша и не был так уж неправ, когда возмущался людям во фраках на балу, ощущая неправильность такого наряда и, не исключено, его своего рода «инфернальность».

"Бал же в честь 1-го мая, на котором веселятся пролетарии во фраках, напоминает о Вальпургиевой ночи на 1-е мая, празднике весны древнегерманской мифологии, в средневековой демонологии трансформировавшемся в великий шабаш (праздник ведьм) на горе Брокен в Гарце», – можно прочесть в «Булгаковской энциклопедии». – Дальнейшее развитие тема 1 мая и Вальпургиевой ночи получила в «Мастере и Маргарите», где Воланд и его свита прибывают в Москву после шабаша на Брокене".

Новая Москва встретила незваных гостей достаточно приветливо, а самого Рейна (вполне заслуженно) общество будущего немедленно признало гениальным изобретателем.

Радаманов.– Мы постановили считать, что ваше изобретение – сверхгосударственной важности. А вас, автора этого изобретения, решено поставить в исключительные условия. Все ваши потребности и все ваши желания будут удовлетворяться полностью, независимо от того, чего бы вы ни пожелали.

Выходит, не все жители будущего равны, и чьи-то потребности и желания все-таки не удовлетворяются или удовлетворяются, но не полностью? Как тут не вспомнить известную фразу: «Все люди равны, но некоторые равнее других».

Милославский позиционировал себя как артист и начал выступать с чтением стихов Пушкина (точнее, одной строки из них), которые он выдавал за свои.

Милославский. – Богат…и славен… Кочубей… Мда… Его поля… необозримы!…Некоторое недоуменное молчание, потом аплодисмент. Радаманов. – Браво, браво… спасибо вам. Милославский. – Хорошие стишки? Радаманов. – Да какие-то коротенькие уж очень… У нас почему-то длиннее пишут.

И даже Бунше, несмотря на отсутствие прописки и ЖЭКов, обещали найти какое-нибудь применение.

Появляется в пьесе и любовная линия: дочь Радаманова, Аврора, влюбилась в Рейна, а его секретарша, Анна завязала роман с Милославским. Описанное Булгаковым грядущее было, не в пример будущему из романов братьев Стругацких – таких, например, как «Полдень, XXII век», аморфно, скучно, беспроблемно и почти бесполо. И люди из прошлого – живые, пылкие и непредсказуемые – произвели сильное впечатление на прекрасную половину «Блаженства».