Любовное письмо

Лос-Анджелес встретил Зои сухим колючим зноем, а в отцовском доме в районе Бель-Эйр, выстроенном в стиле гасиенды, ее ждало знакомство с «тетей Дебби», которая, судя по всему, жила вместе с ее папой и даже спала с ним в одной постели. Роскошная блондинка тетя Дебби ни капли не обрадовалась появлению десятилетней Зои.

Девочку отправили в школу в Беверли-Хиллз, которую она тут же возненавидела. Зои редко общалась с отцом. Чарльз был слишком занят, пробивая себе путь в киноиндустрию в качестве режиссера. И ей приходилось сносить представления Дебби о воспитании детей: есть размороженные полуфабрикаты и бесконечно смотреть мультфильмы. Зои терпеть не могла безжалостную жару и режущий слух акцент жителей Лос-Анджелеса. Отчаянно скучая по смене времен года в Англии, она писала дедушке длинные письма, в которых умоляла его приехать и забрать ее в любимый Хейкрофт-хаус, пыталась убедить, что сумеет сама о себе позаботиться, обещала, что не доставит никаких проблем, пусть только он позволит ей вернуться домой.

Когда с момента приезда Зои в Лос-Анджелес минуло уже полгода, однажды днем на подъездной дорожке, ведущей к дому, остановилось такси. Из машины вышел Джеймс в щегольской панаме, с широкой улыбкой на губах. Охваченная безумной радостью Зои помчалась навстречу деду и бросилась в его объятия. Ее защитник все же внял призыву и приехал спасти внучку. Тетю Дебби отправили дуться возле бассейна, и Зои излила дедушке все свои горести. Потом он позвонил сыну и рассказал о ее страданиях. Чарльз, в то время снимавший фильм в Мексике, разрешил Джеймсу забрать девочку обратно в Англию.

Во время долгого полета домой счастливая Зои сидела рядом с Джеймсом. Он сжимал в своей большой руке ее маленькую ручку, она опиралась на твердое могучее плечо деда и желала только быть рядом с ним.

Уютная школа-интернат в Дорсете, где учеников на выходные отпускали домой, пришлась Зои по душе. Джеймс всегда с радостью принимал ее друзей как в Лондоне, так и в Хейкрофт-хаусе. И наблюдая, как их родители, приходящие забрать своих отпрысков, широко раскрытыми от изумления глазами смотрели на великого сэра Джеймса Харрисона и пожимали ему руку, Зои начинала понимать, насколько знаменитым человеком на самом деле был ее дедушка. Когда она подросла, Джеймс стал прививать ей любовь к Шекспиру, Ибсену и Уайльду. Они вдвоем регулярно ходили на спектакли в «Барбикан», Национальный театр или «Олд Вик», после ночевали в лондонском доме Джеймса на Уэлбек-стрит, а по воскресеньям перед камином разбирали тексты пьес.

В семнадцать лет Зои уже твердо знала, что хочет стать актрисой. Джеймс раздобыл проспекты всех театральных школ, и они внимательно изучили каждый, взвешивая все «за» и «против». В конце концов было решено, что Зои сперва нужно поступить в хороший университет и получить степень по английскому языку, а после, в двадцать один год, уже думать о театральной школе.

– В университете ты познакомишься с текстами классических произведений, что придаст твоей игре глубину. К тому же ты станешь старше и, поступив в театральную школу, сможешь лучше усвоить всю предлагаемую информацию. Да и высшее образование никогда не помешает. В случае чего тебе будет на что опереться.

– Думаешь, актрисы из меня не выйдет? – испуганно спросила Зои.

– Ну что ты, дорогая. Выйдет, конечно. Ты ведь как-никак моя внучка, – усмехнулся Джеймс. – Но ты чересчур привлекательна, и без диплома тебя просто не воспримут всерьез.

Потом они условились, что если Зои сумеет, как ожидалось, хорошо сдать экзамены, то подаст документы в Оксфорд на факультет английского языка.

А после она влюбилась. Как раз в разгар экзаменов.

И четыре месяца спустя – с пустотой в душе и растущим в животе ребенком – поняла, что столь тщательно спланированное будущее разлетелось в клочья.

Не зная, как может повести себя дед, и в то же время боясь его реакции, как-то вечером за ужином Зои выпалила неприятную новость. Джеймс слегка побледнел, но спокойно кивнул и поинтересовался, что она намерена делать дальше. Зои разрыдалась. Она попала в настолько отвратительную и сложную ситуацию, что даже не могла рассказать любимому дедушке всю правду.

В Лондон примчался Чарльз в компании Дебби, и Зои пережила ужасную неделю. Отец постоянно кричал на нее, называл идиоткой и требовал сказать, кто сделал ей ребенка. Джеймс все время находился рядом, придавал ей сил и смелости принять верное решение. И ни разу не спросил, от кого этот малыш. Он не спорил, когда Зои решила съездить в Лондон, лишь после встретил бледную, как привидение, измученную внучку на железнодорожном вокзале в Солсбери, где она, рыдая, упала в его объятия.

Зои знала, что без любви, поддержки и безграничной веры деда в ее способность сделать правильный выбор она ни за что бы не справилась.

Джейми родился раньше срока и столь стремительно, что у Зои не хватило времени добраться из Хейкрофт-хауса до ближайшей больницы, находящейся в получасе езды. Поэтому малыш появился на свет на старой кровати с балдахином под присмотром местной акушерки. Пока измученная, но ликующая Зои, тяжело дыша, приходила в себя, ее крошечного вопящего сына отдали в руки Джеймсу. Она видела, как наполнились слезами глаза деда, когда он впервые увидел правнука.

– Добро пожаловать в этот мир, малыш, – прошептал он и нежно поцеловал младенца в лоб.

В тот миг Зои и решила назвать сына в его честь.

Она не смогла бы точно сказать, когда именно сформировалась связь между двумя Джеймсами – в этот момент или в последующие несколько недель, пока дедушка и внучка поочередно вставали по ночам и успокаивали страдающего коликами, плачущего ребенка. Джеймс стал для ее сына и отцом, и другом. Мальчик и старик много времени проводили вместе, и старший где-то находил силы, чтобы играть с младшим. Зои вечно заставала их в саду, где Джеймс бросал футбольный мяч, а Джейми его отбивал. Прадед брал правнука с собой на прогулки по извилистым улочкам деревень графства Дорсет, рассказывал ему о цветах, растущих на живых изгородях и в их великолепном саду, где за место на широких клумбах боролись пионы, лаванда и шалфей, а в середине июля даже до окна спальни долетал запах любимых роз Джеймса.

То были прекрасные спокойные дни. Зои нравилось проводить время с дедушкой и маленьким сыном. Ее собственный отец, взобравшись на вершину славы, только что получил «Оскара» и почти не давал о себе знать. Зои всеми силами старалась с этим примириться, но вчера, в аэропорту, когда он обнял ее и признался, что скучает, в сердце дрогнула какая-то невидимая струна.

«Он ведь тоже стареет», – думала она, проезжая кольцевую развязку в конце автострады и направляясь в центр Лон- дона.

Когда Джейми исполнилось три года, Джеймс осторожно убедил ее поступить в театральную школу.

– Если тебя примут, мы все сможем жить на Уэлбек-стрит, – говорил он. – Пора бы Джейми пару раз в неделю на несколько часов водить в детский сад. Ребенку полезно общаться.

– Вряд ли меня примут, – пробормотала она, но все же уступила и согласилась попробовать свои силы в Королевской академии драматического искусства, до которой от Уэлбек-стрит можно было быстро добраться на велосипеде.

Но Зои все-таки поступила и при содействии молодой помощницы-француженки, которая в полдень забирала Джейми из детского сада и готовила обед для него и Джеймса, закончила трехлетний курс.

На ее выпускной спектакль дедушка уговорил прийти своего театрального агента и кучу друзей, занимавшихся подбором актеров. «Моя дорогая, – объяснял он, – мир построен на кумовстве, будь ты хоть актером, хоть мясником!» Так что после окончания учебы у нее уже имелся собственный агент и первая небольшая роль в телевизионной драме. Джейми к тому времени учился в школе, и Зои занялась карьерой актрисы. Впоследствии она добилась немалого успеха, хотя, к ее разочарованию, не на подмостках театров, некогда зародивших в ней любовь к актерству, а на большом экране.

– Хватит жаловаться, моя дорогая девочка, – сделал ей выговор Джеймс, когда она вернулась домой после бесплодного дня съемок в Восточном Лондоне – из-за сильного дождя не удалось нормально снять ни одного дубля. – У тебя есть работа, а о чем еще мечтать молодому актеру? Не сомневайся, тебе еще доведется выйти на сцену театра.

В следующие три года здоровье Джеймса медленно, но неуклонно ухудшалось, однако Зои не придавала этому особого значения. И лишь заметив, что дед начал морщиться от боли, заставила его пойти к врачу.

Диагноз был неутешительным: рак кишечника на поздней стадии, который уже затронул печень и толстую кишку. Из-за возраста и слабого здоровья об изнурительном курсе химиотерапии не шло и речи. И врач предложил паллиативное лечение – с помощью лекарств снять симптомы болезни, чтобы оставшееся ему время Джеймс провел в позитивном настроении, без трубок и капельниц. Если по мере ухудшения состояния все же потребуется какое-то оборудование, его привезут прямо домой.

Зои представила, как войдет в опустевший дом на Уэлбек-стрит, и на глаза навернулись слезы. Всего два месяца назад его наполнял приятный аромат табака «Олд Холборн», который Джеймс, несмотря на запреты, курил до самой смерти. В последние несколько месяцев он сильно болел, у него отказывали зрение и слух, а старческие девяностопятилетние кости молили об отдыхе. И все же дом по-прежнему полнился его харизмой, чувством юмора и жизненной силой.

Прошлым летом Зои скрепя сердце приняла решение отправить Джейми в школу-интернат. Она думала лишь о благе мальчика, не желая, чтобы сын изо дня в день наблюдал за угасанием любимого прадедушки. Ему не стоило видеть, как углублялись морщины на лице старика, дрожали руки, когда они играли в снап[3], или как прадед засыпал в кресле после обеда и просыпался только ближе к вечеру. Зная об их тесной связи, Зои хотела, чтобы Джейми как можно безболезненней привыкал к жизни без своего Пра-Джеймса.

Так что в сентябре прошлого года Джейми отправился в школу-интернат и, к счастью, легко там освоился. А Зои, позабыв на время об идущей в гору карьере, принялась ухаживать за дедом, который становился все более немощным.

Как-то холодным ноябрьским вечером Зои пришла в комнату деда, чтобы забрать пустую чашку из-под чая.

– Где Джейми? – спросил Джеймс, поймав ее за руку.

– В школе.

– Он сможет приехать домой на выходные? Мне нужно его увидеть.

– Не знаю, Джеймс. Вряд ли это хорошая мысль.

– Он умный парнишка, не в пример многим в его возрасте. Когда он только родился, я уже понимал, что не бессмертен, и знал, что вряд ли увижу его взрослым. И я подготовил Джейми к своему неминуемому уходу.

– Ясно. – Ее рука с чашкой дрожала так же, как у дедушки.

– Ты позвонишь, чтобы он приехал домой? Я должен его увидеть. Поскорее.

– Конечно.

В те выходные Зои неохотно забрала Джейми из школы. По дороге домой она рассказала ему о тяжелой болезни Пра-Джеймса. Джейми кивнул, но упавшие на глаза волосы скрывали выражение лица.

– Я знаю. Он сам сказал мне в середине семестра. И обещал, что позовет меня, как только… придет время.

Оказавшись дома, Джейми умчался наверх, чтобы повидать старика. Тем временем Зои мерила шагами кухню, беспокоясь, как воспримет ее драгоценный мальчик столь тяжелое состояние Пра-Джеймса.

В тот вечер они втроем ужинали в комнате Джеймса, и старик заметно повеселел. Джейми большую часть выходных провел в спальне прадеда. В воскресенье ближе к вечеру Зои поднялась наверх и сказала, что пора ехать в школу, чтобы успеть к комендантскому часу.

– Прощай, старина. – Джеймс заключил мальчика в объятия. – Позаботься о себе. И о своей маме.

– Обещаю. Я люблю тебя! – Джейми со всей несдержанностью детства крепко обнял прадеда.

По пути в школу Беркшир, где учился Джейми, они почти не разговаривали, но когда Зои въехала на школьную парковку, мальчик произнес:

– Я больше не увижу Пра-Джеймса. Он сказал, что скоро уйдет.

Зои повернулась и взглянула на серьезное лицо сына:

– Мне очень жаль, милый.

– Не волнуйся, мама. Я понимаю.

Помахав рукой, он поднялся по ступенькам и скрылся внутри здания.

Не прошло и недели, как сэр Джеймс Харрисон, кавалер Ордена Британской империи, покинул этот мир.

* * *

Притормозив у обочины на Уэлбек-стрит, Зои вышла из машины и окинула взглядом дом. Несмотря на обновленный внешний вид, трехэтажный викторианский особняк из красного кирпича простоял здесь уже более двух столетий. В отличие от соседей его фасад плавно выдавался вперед, как приятно округлившийся животик, а окна мансарды подмигивали сверху, словно два ярких глаза. И все же было заметно, что рамы высоких окон остро нуждаются в покраске. Что ж, теперь это ее забота.

Поднявшись по ступенькам, Зои отперла тяжелую входную дверь и вошла внутрь, подняла почту с коврика в прихожей. В доме царил холод, и дыхание срывалось с губ облачками пара. Она поежилась. Как жаль, что нельзя вернуться в уютную полуизоляцию Хейкрофт-хауса. Но нет, хватит прохлаждаться. Ее ждет работа.

Незадолго до смерти Джеймс всеми силами призывал Зои согласиться на главную роль в новой экранизации «Тесс из рода д’Эрбервиллей», режиссером которой стал многообещающий молодой британец Майк Уинтер. Сценарии ей присылали каждую неделю, и она дала один дедушке, просто чтобы немного отвлечь его от болезни, хотя даже не надеялась, что старика он заинтересует.

Но Зои ошиблась.

– Исключительный сценарий! – заявил он, хватая внучку за руку. – Роли вроде Тесс на дороге не валяются. Дорогая девочка, я умоляю, соглашайся. Этот фильм сделает тебя звездой. Ты этого заслуживаешь.

Он не стал добавлять насчет «последней просьбы», но Зои прочитала эти слова в глазах деда.

Не снимая пальто, она прошла по коридору и включила термостат. Древний котел с лязганьем ожил. Оставалось лишь надеяться, что в эту холодную зиму ни одна из труб не замерзла. Зои прошла на кухню. Возле раковины все еще стояли бокалы из-под вина и грязные пепельницы, оставшиеся от вчерашних поминок, которые она сочла своим долгом устроить после службы в церкви. Ведь десятки людей пришли выразить свое почтение и порадовать ее историями о дедушке, а Зои умела быть благодарной.

Без особого энтузиазма она высыпала несколько пепельниц в переполненное мусорное ведро. Зои отлично понимала, что большая часть денег, полученных за роль Тесс, уйдет на ремонт старого дома. Да взять хоть эту кухню, которую отчаянно требовалось привести в порядок.

Со столешницы ей подмигивала красная лампочка автоответчика. Зои нажала «воспроизведение». Кухню заполнил голос Маркуса.

«Зои? Зои-и-и-и-и?! Ладно, понял, тебя нет дома. Перезвони мне. Немедленно. Я не шучу. Это срочно!»

Зои поморщилась, услышав, как брат нечетко выговаривает слова. Вчера в церкви она пришла в ужас, увидев, в чем пришел на службу Маркус. Он даже не потрудился надеть галстук! И улизнул с поминок при первой же возможности, даже не попрощавшись. А все потому, что брат дулся.

Сразу после смерти Джеймса Зои, Маркус и их отец присутствовали на оглашении завещания. Сэр Джеймс Харрисон оставил практически все свои деньги и Хейкрофт-хаус Джейми, но пока правнуку не исполнится двадцать один год, они будут находиться в доверительном управлении. Также мальчику полагался страховой сертификат для оплаты учебы в школе и университете. Дом на Уэлбек-стрит переходил к Зои вместе с памятными для него вещицами из актерского прошлого, которые занимали большую часть чердака в Хейкрофт-хаусе. Однако денег дед ей не оставил, и Зои понимала почему. Джеймс хотел, чтобы она во что бы то ни стало продолжала заниматься актерским ремеслом. Еще он выделил крупную денежную сумму для учреждения «Памятной стипендии сэра Джеймса Харрисона» – для оплаты обучения двух талантливых юношей или девушек, у которых не имелось средств на поступление в престижную театральную школу. Реализацию этого плана Джеймс возложил на Чарльза и Зои.

Маркусу дед оставил сто тысяч фунтов – «жалкий символический жест», как выразился ее брат. После того как огласили завещание, от него отчетливо волнами исходило недовольство.

Зои включила чайник, раздумывая, стоит ли звонить Маркусу. Впрочем, даже если она его проигнорирует, он все равно перезвонит сам – вероятнее всего, пьяный, в неурочный час – и начнет что-то неразборчиво бормотать в трубку.

Несмотря на чрезмерный эгоизм Маркуса, Зои любила брата. В детстве она видела от него лишь нежность и доброту. И пусть в последнее время он вел себя не слишком хорошо, Зои знала, что у Маркуса доброе сердце. Вот только склонность влюбляться не в тех женщин вкупе с ужасной деловой хваткой изрядно подпортили ему жизнь. Он потерял почти все деньги и впал в депрессию.

После окончания университета Маркус уехал к отцу в Лос-Анджелес, чтобы испытать свои силы в качестве кинопродюсера. Судя по рассказам отца и деда, эта затея не увенчалась успехом. За десять лет жизни в Лос-Анджелесе проекты Маркуса один за другим рассыпались в прах, все больше разочаровывая его и отца, который взял на себя роль покровителя. В конечном счете Маркус остался практически без гроша в кармане.

– У него доброе сердце, но он мечтатель, – заметил Джеймс, когда три года назад Маркус поджав хвост вернулся из Лос-Анджелеса в Англию. – Этот его новый проект, – Джеймс похлопал по предложению о фильме, которое Маркус прислал ему в надежде на финансирование, – полон здравых политических и моральных идей, но где же история?

И дед отказался его поддерживать.

Даже несмотря на то, что брат сам загнал себя в такую ситуацию, Зои не могла избавиться от чувства вины, ведь Джеймс всегда отдавал предпочтение ей и ее сыну, как при жизни, так и в недавнем завещании.

Сжимая в руках кружку с чаем, Зои прошла в гостиную и оглядела обшарпанную мебель из красного дерева, потертый диван и старые кресла, ножки которых заметно просели от старости. Тяжелые узорчатые занавески выцвели, на ветхой ткани тут и там виднелись мелкие вертикальные прорехи, как будто сделанные невидимым ножом. Поднимаясь по лестнице в свою спальню, Зои решила, что нужно снять старые ковры. Возможно, деревянный пол под ними еще удастся спасти…

Она замерла на лестничной площадке, возле двери в спальню Джеймса. Теперь, когда из нее исчезли все мрачные атрибуты, связанные с жизнью и смертью, комната казалась пустой. Зои толкнула дверь и вошла внутрь, представляя, что дед сидит в постели и широко ей улыбается.

Внезапно силы покинули ее. Она соскользнула на пол, съежилась возле стены и горько разрыдалась, выплескивая скопившиеся внутри горе и боль. До сих пор Зои старалась не давать волю слезам, держалась ради Джейми. Но теперь, впервые оставшись одна в этом доме, она плакала навзрыд, скорбя о потере своего истинного отца и лучшего друга.

Услышав звонок в дверь, Зои вздрогнула и замерла, надеясь, что непрошеный гость уберется прочь и даст ей спокойно зализать свои раны.

В дверь снова позвонили.

– Зои! – донесся из щели почтового ящика знакомый голос. – Я знаю, что ты здесь. Твоя машина возле дома. Впусти меня!

– Будь ты проклят, Маркус! – выругалась она себе под нос и сердито стерла с лица последние слезы.

Сбежав вниз по лестнице, Зои распахнула входную дверь. Брат стоял снаружи, прислонившись к каменному портику.

– Господи, сестренка! – воскликнул он, увидев ее лицо. – Ты выглядишь столь же ужасно, как и я.

– Благодарю.

– Можно мне войти?

– Так будет лучше, раз уж ты пришел, – бросила сестра и отступила, пропуская его внутрь.

Маркус проскользнул мимо нее и зашагал прямиком в гостиную, к шкафчику с напитками. Не успела Зои закрыть входную дверь, как брат уже схватил графин и плеснул себе щедрую порцию виски.

– Хотел спросить, как ты держишься, но вижу все по твоему лицу, – заметил он, откидываясь на спинку кожаного кресла.

– Маркус, говори прямо, чего ты хочешь. У меня куча…

– Только не рассказывай мне о своих трудностях, ведь старина Джим[4] оставил тебе этот дом. – Маркус обвел руками комнату, не замечая, что виски опасно близко плещется к краю стакана.

– А тебе Джеймс завещал кучу денег, – сквозь стиснутые зубы процедила Зои. – Знаю, ты злишься…

– И имею право, черт возьми! Я уже так близко… буквально в шаге от того, чтобы Бен Макинтайр согласился стать режиссером моего нового кинопроекта. Но он хочет убедиться, что у меня есть средства на подготовку к съемкам. Мне всего-то и нужно сотню тысяч на счету компании. И он наверняка согласится.

– Просто наберись терпения. Когда завещание вступит в силу, ты их получишь. – Зои откинулась на спинку дивана и помассировала ноющие виски. – Или возьми ссуду.

– Ты же знаешь, каков мой личный кредитный рейтинг. Да и у компании «Кинопремьеры Марка» тоже не самая лучшая финансовая история. Мне нужно решить этот вопрос в ближайшее время, иначе Бен возьмется за какой-нибудь другой фильм. Серьезно, Зо, если бы ты пообщалась с этими ребятами, то и сама захотела бы поучаствовать в проекте. Это будет самый важный фильм десятилетия, а может, и тысяче- летия…

Зои вздохнула. За последние несколько недель она много слышала о новом проекте Маркуса.

– Скоро нужно подавать заявку на получение разрешений на съемки в Бразилии. Если бы только папа одолжил мне денег до утверждения завещания… – Маркус посмотрел на Зои. – Но он отказался.

– Не стоит его винить. Он много раз выручал тебя прежде.

– Но сейчас все по-другому. Зои, я клянусь, этот проект перевернет все с ног на голову.

Она молча смотрела прямо ему в глаза. За последние несколько недель брат в самом деле распустил себя, и Зои всерьез начинало беспокоить его пьянство.

– Ты же знаешь, у меня нет денег, Маркус.

– Да ладно, Зои! Ты с легкостью могла бы заложить этот дом или просто взять для меня ссуду в банке. Всего на несколько недель, пока не закончится волокита с завеща- нием.

– Перестань! – Зои хлопнула рукой по подлокотнику дивана. – Все, хватит! Послушай, что ты несешь! Ты в самом деле удивлен, что Джеймс не оставил этот дом тебе? Да он отлично знал, что ты почти сразу его продашь! К тому же, пока он болел, ты здесь почти не появлялся. Я одна заботилась о нем, любила его… – Зои замолчала и проглотила рыдание, уже готовое сорваться с губ.

– Нет, ну… – У Маркуса хватило совести изобразить смущение. Он опустил глаза и сделал глоток виски. – Ты всегда была для него особенной. На меня он почти не обращал вни- мания.

– Маркус, что с тобой такое? – тихо спросила она. – Я волнуюсь за тебя и в самом деле хочу помочь, но…

– Ты мне не доверяешь. Совсем как папа и сэр Джим. В этом главная причина, верно?

– А что в этом удивительного, учитывая твое поведение в последнее время? Ох, Маркус, я уже бог знает сколько времени не видела тебя трезвым…

– Не надо этих восклицаний! После смерти мамы все только и волновались о том, кто же позаботится о драгоценной Зои! Хоть кто-то подумал обо мне, а?

– Если ты намерен копаться в древней истории, то можешь развлекаться в свое удовольствие. Я для этого слишком устала. – Зои поднялась с дивана и указала на дверь. – Позвони, когда протрезвеешь. Я больше не намерена общаться с тобой в таком состоянии.

– Зои…

– Я серьезно, Маркус. Я люблю тебя, но ты должен взять себя в руки.

Поставив стакан с виски на ковер, он тяжело поднялся и вышел из комнаты.

– Не забудь, что ты сопровождаешь меня на премьеру в начале следующей недели! – крикнула она вслед брату.

Маркус не ответил. Чуть погодя хлопнула входная дверь.

Зои поплелась на кухню и заварила себе чашку успокаивающего чая из ромашки, потом окинула взглядом пустые шкафчики. На ужин придется обойтись пакетиком чипсов. Она взяла телефон и пролистала кучу неотвеченных писем, ища приглашение на премьеру фильма с ее участием, съемки которого завершились как раз перед тем, как Джеймсу стало совсем плохо. Пока Зои проверяла детали, чтобы после отправить Маркусу сообщение с напоминанием, в глаза внезапно бросилось имя в верхней части пригласительной кар- точки.

– Господи, – пробормотала она и опустилась на стул, чувствуя, как к горлу подкатывает тошнота.

4

Миновав унылый переулок позади круглосуточной букмекерской конторы на Норт-Энд-роуд, Маркус Харрисон отпер входную дверь дома, в котором жил. В холле забрал из своего ящика пачку писем – в каждом, без сомнения, угрожали выдернуть по одному пинцетом все его лобковые волосы, если он немедленно не заплатит прилагаемую сумму, – и поднялся по лестнице. Поморщившись от омерзительного запаха канализации, ключом открыл дверь в квартиру, потом захлопнул ее за собой и привалился к створке.

Хотя было уже шесть вечера, жуткое похмелье, которое мучило его с утра, до сих пор не прошло. Маркус бросил счета на столешницу – пылиться вместе с остальными – и направился в гостиную, где ждала полупустая бутылка виски. Налив изрядную порцию в грязный стакан, он сел и сделал солидный глоток. По телу тут же разлилось отрадное тепло. И Маркус с горечью задался вопросом, в какой момент все пошло не так.