Полная версия
Героиня нашего времени (Том1)
– Только знаешь, дочка, тебе пора носить лифчик! – заулыбалась мать.
Выпускной
Отзвенел последний звонок, Люба и Татьяна окончили восьмой класс. Их подруга Иринка – одиннадцатый. Ее ждали выпускные экзамены, выпускной бал и вступительные экзамены в институт. Иринка набросала целый альбом эскизов своего будущего платья и показывала их своим подругам. Они бурно спорили и обсуждали, из какой ткани и с какой прической что будет хорошо смотреться, какие туфли подойдут к тому или иному фасону, а цвет – к Иринкиным глазам или волосам.
Люба в своем дневнике тоже часто рисовала фасоны платьев для себя, придумывала варианты туфель и представляла себя в них – когда-то же и у нее будет выпускной!
На лето Татьяна уехала к бабушке в деревню вместе с родителями и младшим братом. Иринка была поглощена подготовкой к экзаменам, и подруги редко виделись.
Люба скучала, сидя одиноко на лоджии, что-то писала в своем дневнике и мечтательно поглядывала в открытое окно. И тут она вспомнила – на лето им задали прочесть огромный список литературы. Надо же пойти в библиотеку! Она быстро собрала еще не сданные учебники и уже было собралась отнести их все разом, но сумка оказалась неподъемной. «Алексей!» – вспомнила про соседа Люба и постучала в его комнату.
По дороге до библиотеки они болтали о разном, а потом Алексей поделился своими планами на Иринку – по вечерам он уже полгода подрабатывал грузчиком на мясокомбинате и откладывал деньги на свадьбу. Но предупредил Любу, чтобы она об этом не распространялась. Люба сомкнула плотно губы и рукой провела вдоль них, изображая, как будто застегивает молнию. Они засмеялись.
Школьная библиотека работала только на прием.
– А где же мне взять книги, которые нам задали прочесть на лето? – обреченно произнесла Люба.
– Где-где? В Караганде! – неожиданно фамильярно выразилась библиотекарь. – Городская библиотека работает все лето.
Люба вышла из школы с пустой сумкой.
– Леш, мне в городскую надо за книгами, тут не выдают. Спасибо, что помог.
– Так давай я с тобой схожу! Список, небось, у тебя ого-го какой – сам когда-то в школе учился.
– Было бы классно… – с нескрываемой радостью протянула Люба. Пока библиотекарь оформляла на нее формуляр и подбирала книги по списку, рекомендованному к прочтению на летних каникулах, девушка бродила среди стеллажей, переходя из одного отдела в другой. Городская библиотека занимала первый и второй этаж бывшего доходного дома. В ее узкие окна редко попадали лучи солнца из-за слишком близкого расположенных соседних зданий. Поэтому даже в самые знойные дни здесь царила дворцовая прохлада. Лепнина на сводах потолка и потемневший паркет на полах напоминали о историческом происхождении.
Теперь она знала, где проводить тягостные, почти ничем не заполненные дни. Среди пыльных шкафов, она чувствовала себя то Алисой в Стране чудес, то маленькой Дюймовочкой, то Пеппи Длинный чулок – с детства знакомые персонажи начали посещать ее сознание. Ей нравилось представлять себя героями прочтенных книг, но только тех, в которых можно в одночасье, как по мановению волшебной палочки, перенестись в мир прекрасного и беззаботного. Книги из школьной программы мало интересовали ее – они были скучны и недоступны для незрелого понимания. Особенно угнетала кажущаяся мрачной русская классика. В ее жизни и так с избытком чередовались скучные будни, сменяясь серо-черными событиями. Она прочитала несколько страниц из Фонвизина и на семнадцатой увидела штамп библиотеки – тут он был проставлен вверх тормашками. Покрутила книгу, перечитала и без того очевидную фразу и, заложив закладку, убрала в сторону. Мимо окон прогуливались прохожие, прячась в тени городских крон. Девушка с тенью зависти наблюдала за их счастливыми беззаботными лицами, за тем, как влюбленные парочки обнимаясь со смехом что-то шептали друг другу на ушко, как спешат по своим делам взрослые с серьезными умными лицами. И никому дела нет до чужих забот. Когда-то и она станет взрослой и жизнь ее будет наполнена совсем другими переживаниями, а сейчас надо учиться и учиться, как, говорят, завещал дедушка Ленин! Люба взяла из стопки книг следующую, свернула свой старенький плед, положила его под мышку и отправилась в парк, расположенный неподалеку от их дома. Дорога не заняла много времени, и в скором времени она словно перенеслась в иной мир, погрузилась в приятную прохладу парка, созданную могучими вековыми дубами. Расположилась на лужайке, подстелив плед, и открыла книжку. Заголовок гласил: «Бедная Лиза».
«Может быть, никто из живущих в Москве не знает так хорошо окрестностей города сего, как я …»
По первым же строкам Люба живо вообразила себе столицу. в Москве она никогда не бывала, и описание окрестностей заинтриговало ее – неужели и взаправду в Москве ходят коровы на Воробьевых горах? А когда Люба дочитала до момента встречи Лизы с Эрастом у реки:
«Все жилки в ней забились… Он взглянул на нее с видом ласковым, взял ею за руку… Поцеловал с таким жаром, что вся вселенная показалась ей в огне горящею!»
Люба увлеченно упивалась строками, так напоминающими ей о собственных чувствах к Сергею. Перелистывая страницу за страницей, она словно искала в них ответы на одной ей известные вопросы. Когда она дочитала до момента, где Эраст уходит на войну, то сомнений не осталось – это будто какая-то пророческая книга, и все здесь написано про нее!
«Наконец, пять дней сряду она не видала его и была в величайшем беспокойстве; в шестой пришел он с печальным лицом и сказал ей: «Любезная Лиза! Мне должно на несколько времени с тобою проститься. Ты знаешь, что у нас война, я в службе, полк мой идет в поход».
А стоило дочитать до момента, где Эраст отвергает Лизу и говорит, что обвенчан, неприятный холодок пробежал по спине. Подняв глаза от книги, Люба обнаружила, что уже смеркается. Она поднялась, собрала плед и книгу и направилась к дому. Мысли о Сергее и о том, может ли он поступить так с ней, не шли из головы Она словно не заметила, как поднялась по лестнице, открыла дверь и вошла.
С порога послышались истошные крики и рыдания. Бросив все, она вбежала на кухню. В углу, буквально сжавшись между шкафом и столом в маленький тугой комок сидел, покачиваясь, Алексей – лицо его было искажено страшной гримасой, волосы всклокочены и растрепаны, он выл и рыдал одновременно.
– Ты где была? – рыдая, мать ухватила ее за плечо.
– В парке… Что случилось, мам? – Люба едва стояла на шатких ногах, прокручивая в голове самые страшные сюжеты.
– В каком парке? В каком парке, я тебя спрашиваю… В том, в котором твою подругу изнасиловали? – мать трепала ее за плечо и обливалась слезами.
Люба опустилась на колени возле Алексея:
– Что? Что? Скажи, что случилось? – она почти кричала на и трясла, держа за уши.
Он не мог выдавить ни слова. Люба сидела рядом, держа его голову на своей груди, и плакала вместе с ним. Мать, сидя на стуле и отсчитывая капли корвалола, медленно и с обреченностью рассказывала во всех подробностях, что ей были известны, о событиях прошлой ночи.
– Выпускной же вчера был. Ира такая красивая в новом платье, ой… – мать тяжело вздыхала. – А потом в парк они пошли…
Мать горько взвыла. Алексей вдруг бросился к окну, вскочив на стол. С силой дернул одну раму – цветы попадали на пол, затем вторую, но та была закрыта шпингалетом.
– Стой, стой! – Мария тянула его за брюки. – Борис! Спасите! Помогите… Люба держи, держи его!
Люба помогла матери стащить Алексея на пол. На помощь подоспел и Борис, он скрутил руки парня за спиной и проорал:
– Чего стоишь? Скорую вызвала?
Люба убежала в коридор, где на стене висел телефон. И набрала «03».
В трубке ответили:
– Скорая. Что случилось?
– Тут парню плохо!
– Как плохо? Он в сознании?
– Он из окна чуть не выбросился…
С кухни раздавались вопли Алексея:
– Пусти! Я убью себя! Дайте мне умереть! Я не хочу жить!
– Диктуйте адрес.
Люба быстро назвала адрес их коммуналки.
– Ждите, психиатрическая бригада выехала.
Алексея увезли в клинику, уколов чем-то еще дома. А Люба не могла найти себе места, она ходила взад-вперед, из угла в угол, и выкручивала себе пальцы.
Такой беды они не ждали.
Клятва
На следующий день Люба пришла в больницу к Ирине. Та лежала под простыней и немигающим взглядом смотрела в противоположную стену.
– Ир… – голос Любы оборвался, слезы предательски поползли вдоль носа.
Та не шевелилась. Все лицо было в царапинах и кровоподтеках, на руках не было живого места, на шее – страшные следы удушения, рот изуродован и разорван. Люба бросилась к подруге, попыталась ее обнять, но боялась повредить что-то. Она рыдала и задавала ей вопросы один за одним: кто так с ней поступил? За что? Почему? Почему именно с ней это случилось?
Ирина долго молчала, а потом хрипло сказала:
– Дверь закрой!
Люба бросилась к двери и закрыла ее как можно плотнее.
Ира медленно и отстраненно пересказала все подробности изнасилования и то, что они были вдвоем, насиловали по очереди и одновременно избивали, затыкая ей рот землей. Потом она почти приказала Любе поклясться, что та никому ничего не расскажет, кроме Алексея.
– Почему он не пришел, Люба? – Ира произнесла это с отчаянием. – Он меня предал?
– Нет, Ира, не предал… Он в больнице, с ним плохо… – Люба не знала, как сообщить, что у Алексея случился нервный срыв, и он в психиатрической лечебнице, а оттуда так быстро не выпускают. В палату вошла медсестра. Она загремела шприцами на металлическом подносе.
– Девушка, покиньте палату! Больной надо отдохнуть!
– Я все передам, Ира! Ты держись, – шепнула Люба подруге на ухо. Других слов поддержки она подобрать не могла.
– Поклянись… – прошипела Ира.
– Клянусь! Всем, чем хочешь! – заверила подругу Люба.
Она вышла из больницы, и ее вырвало прямо на газон. Страшная картина все стояла перед глазами. Люба пришла домой и долго писала в своем дневнике. Слезы (откуда они только берутся) капали на бумагу, оставляя разводы, она хлюпала, сморкалась и снова писала, пока в ручке не закончилась паста.
В их коммуналке воцарилась тишина. Все, не сговариваясь, общались шепотом и кивками. Но беда, как в народе говорят, не приходит одна.
Через несколько дней, так и не дождавшись Алексея, Иринка покончила с собой. За время пребывания в больнице она заметила, что одна из медсестер злоупотребляет медицинским спиртом, который выдают ей для проведения медицинских манипуляций: обработки кожи перед уколом. Но та разбавляла его и употребляла внутрь, а потом беспробудно дрыхла без всякого стеснения в сестринской на диване. Ночью пострадавшая пробралась в шкафчик с лекарствами и, съела их целую горсть. Она даже не пыталась себя спасти. Утром ее обнаружили с запиской в руке: «Леша! Я люблю тебя! Но с этим жить я не смогу. Мама, прости!» Хоронили ее в подвенечном платье, том, которое она так и не успела надеть на свою будущую свадьбу. Гроб подвезли к дому, чтобы все знавшие ее и помнившие могли проститься. Видеть ее изувеченное лицо было настолько больно, что случайные прохожие с ужасом отворачивались. Процессия длилась долго, проститься с Иринкой пришло много народа – одноклассники, учителя, друзья и соседи. Мать Иринки, убитая горем, уже не плакала, а только бормотала что-то, сложив руки в замок на груди. Алексея отпустили на похороны, и он долго стоял на коленях перед гробом и молил Господа вернуть ему Иринку.
На поминках Люба незаметно передала Алексею свои записи и, взяв его за руку, сказала:
– Я поклялась ей, что никому, кроме тебя, этого не расскажу!
Алексей сунул тетрадь под рубашку и с пониманием кивнул. Он не сомневался, что Люба стала единственным источником информации для милиции, потому что сама Ира ни им, ни матери, ни врачам ничего не рассказала. В нем зародилось зерно мести – он найдет этого ублюдка и убьет!
Татьяна
Когда Татьяна вернулась из деревни и узнала о случившемся, то сразу же побежала к Любе. Она не могла поверить своим ушам: неужели такое могло произойти с их подругой? Они сидели с Любой в обнимку и плакали. Но Люба, исполняя свою клятву, так и не открыла подруге того, что перед самоубийством ей рассказала Иринка.
Девочки стали чаще видеться и гулять вместе. В августе в парке открыли летнюю дискотеку, и Татьяна как-то позвала Любу посмотреть, что это там такое сверкает заманчивыми огнями. Они спустились с моста, обошли озеро и направились в сторону разукрашенного забора. Оттуда доносилась громкая современная музыка. Рядом стояли небольшие павильоны с напитками и коробочками, полными конфет, чипсов и жвачек. Как стали сгущаться сумерки, в парк потянулась молодежь: наряженные по последнему писку моды девушки на каблуках с ярким макияжем и не менее франтоватого вида парни. Посасывая спиртные напитки, они рассаживались на свободных лавочках. Билеты на входе продавала хамоватая толстушка с объемным начесом и броской боевой раскраской. Те, кто посмелее, становились в центр импровизированного танцпола и танцевали. В основном это были девушки в коротких юбках и топах, старшеклассницы или уже студентки, они складывали свои сумочки в центр ими образованного круга и кружились в танце вокруг своей оси, вульгарно виляя бедрами и вскидывая руки вверх. Парни же предпочитали наслаждаться зрелищем, сидя вдоль стен на лавочках и попивая пиво или коктейли. Свисающие ветки деревьев создавали купол над этим пространством, а это было именно пространство: пышущее, движущееся, живое и порой кипящее, здесь бурлили страсти, участники достигали экстаза и эйфории.
Громкая музыка, мигающий свет софитов, песни попсовых исполнителей создавали необычайно привлекательную атмосферу для молодежи. Вот и Люба с Татьяной, словно завороженные, засиделись допоздна, увлеченные происходящим, наблюдая за дискотекой сквозь сетчатый забор. Какие-то подвыпившие парни подошли к ним и предложили угостить пивом.
– Мы не пьем! – буркнула Люба и схватила Таню за руку. – Пошли, нам домой пора.
Парни захохотали им вслед.
– Это они над нами? – спросила Татьяна.
– Не знаю… Пошли, мать заругает.
На следующий день Татьяна предложила снова сходить в парк ненадолго. Люба согласилась, и они решили тоже нарядиться и подкраситься, чтобы стать похожими на тех девушек с танцпола. Так они стали ходить в парк ежедневно, просиживая там по несколько часов, рассматривая наряды, прически и прочие неизменные атрибуты происходящего веселья.
Иногда с ними пытались знакомится парни, угостить спиртным и даже покурить. Девочки отказывались, но с некоторыми (особенно настойчивыми) знакомились и, бывало, с интересом слушали их байки и анекдоты. Любе мать недавно подарила часы, чтобы та не опаздывала и возвращалась домой вовремя.
Как-то с ними заговорили парни из «будки» (так они называли помещение, в котором на ночь прятали колонки и диджейский пульт). Они предложили бесплатно войти на танцпол и потанцевать вместе со всеми. Девчонки согласились и даже обрадовались такому знакомству. Теперь они стали ходить на дискотеку с еще большей охотой, и даже иногда вливались в поток остальной молодежи, стараясь повторить их движения, хотя получалось пока не очень-то похоже. Песни звучали одна за одной, ритм словно объединял танцующих в единый организм. Быстрые песни через некоторое время сменялись «медляками». У парней появлялась возможность пригласить понравившуюся девушку, и в толпе, поплотнее прижавшись к ней, потоптаться на месте, изображая танец. И тут из колонок, как будто лично для Любы, зазвучало: «Крошка моя, я по тебе скучаю, я от тебя письма не получаю…»
Люба прислушалась, сердце заколотилось.
– Таня, пойдем, нам пора! – закричала она, стараясь перекрыть громыхающую музыку.
– Еще немножко, ну, Люб! – Татьяна тоже кричала ей прямо в ухо.
– Пойдем!
Люба тащила подругу на выход. Музыка гнала ее домой. В сердце поселилось странное предчувствие.
Тетя Нина
На кухне сидела незнакомая женщина и плакала. Мать гладила ее по спине. На столе стояли рюмки и стаканы.
– Здрасьте… – промямлила Люба, войдя.
Женщина подняла на нее глаза и зарыдала с новой силой. И тут Люба заметила в них явное сходство с Сергеем – те же глаза, брови, нос и даже губы как у него, только волосы длинные, крашеные. Это была его мать. «Но почему она плачет?» – Люба попила воды прямо из-под крана, быстро вышла и встала за стеной, затаив дыхание. Она хотела услышать, о чем говорят взрослые.
Отчим нажал кнопку магнитофона, откуда раздался треск, а затем: «Давай за жизнь, давай, брат, до конца, давай за тех, кто с нами был тогда…»
Он налил что-то в рюмки и протянул:
– Нин, выпей… Выпей – легче станет!
Страшный мысли роились в голове Любы. Нет, нет, она не сомневается – Сергей жив! Но почему плачет его мать?
Мария встала и направилась к выходу – надо бежать, пока ее не застали тут, в коридоре.
Люба на цыпочках засеменила в сторону их комнаты и успела, в такт шагам матери, достичь поворота. Там она развернулась и погромче хлопнула дверью, якобы выходя. Мать как раз подошла к комнате.
– Мам, это кто? – спросила она у матери.
– Тетя Нина… Сергея мать, – она вошла в комнату, достала из шкафа чистый носовой платок.
– Почему она плачет?
– Сергей без вести пропал.
– Как пропал? Где? – Люба аж села.
– Да кто ж знает? Она к военкому ходила, нет его нигде, и письма не идут два месяца.
Мать вышла, а Люба так и осталась сидеть в оцепенении. Нет, слез не было. И кома в горле не было. Все ее существо словно сжалось, и как будто навалилась внезапная усталость, плечи поникли, взгляд опустел. Она вздохнула и, не раздеваясь, легла, отвернувшись к стене.
Утром, проснувшись очень рано, она переоделась в привычное домашнее: штруксовую цветастую юбку и изношенную футболку и отправилась в ванную – надо было перестирать вещи. Включила воду, насыпала порошка и стала наблюдать, как шуба пены вырастает в тазу, потом опустила в нее одежду и пошла пить чай на кухне.
Следом за ней вошел Алексей. Он только вчера выписался из больницы и ждал прихода Любы вечером, но так ее и не застал. Ему многое хотелось с ней обсудить, но он не знал, с чего начать. Увидев глубокую печаль в ее глазах, он почувствовал, что сейчас не время для обсуждений и спросил, все ли в порядке.
– Сергей пропал без вести. – сходу выпалила Люба и одинокая слеза покатилась из левого глаза.
– Да, я слышал. Что у вас с ним? Было что-то? – он заглянул в ее глаза.
– Нет.
– Не ври мне, Люба, скажи – было?
– Что было? Не было ничего! – Люба раздраженно дернула плечом.
– Я слышал вас тогда… Ночью… Ты ходила к нему! – Алексей обошел стол и снова заглянул Любе в глаза.
– Нет, ничего не было. Я просто люблю его.
– Бли-и-ин, как же так… Как тебя угораздило? Он же старый для тебя!
– Никакой он не старый и… Тс-с-с! – Люба приложила палец к губам – кто-то из соседей шоркал тапками по коридору.
– Доброе утро! – одновременно проговорили они и стали отхлебывать чай, каждый из своей кружки.
– Доброе… Доброе… – проговорил Юрий Михалыч и пошаркал в сторону туалета.
– Пойдем в мою комнату. Поговорить надо, – сказал Алексей, и они, взяв свой чай с собой, направились в его комнату.
Новые знакомые
К вечеру Татьяна опять зашла за Любой, и они вместе пошли на дискотеку в парке. Мать рассказала Татьяне, что в молодости она и сама ходила на эту танцплощадку, а потом подолгу засиживалась с друзьями на лавочках, и как ее будущий муж (Татьянин отец) пел ей песни под Луной. Люба не могла разделить радость Татьяны от такого обстоятельства. Даже заикнуться о Сергее она не смела, да та и не поняла бы. Она хорошо знала свою подругу и поэтому помалкивала. Татьяна могла (чего доброго) и проболтаться Любиной матери, как уже случилось однажды по какой-то мелочи, за что Люба была наказана. Нет, не стоит ей ничего говорить…
Люба надела еще не успевшую до конца высохнуть, выстиранную только утром одежду и те самые кожаные босоножки, купленные матерью за успешное окончание учебного года. По дороге Татьяна приоткрыла сумку и подмигнула Любе:
– У родителей стащила!
– Что это? – удивилась Люба.
– Вино с завода!
Отец Татьяны работал на винном заводе и зарплату им выдали хозрасчетным способом: часть – деньгами, часть – продукцией.
– Будешь? – Татьяна улыбалась.
– Нет, я не пью, – как будто по привычке ответила Люба.
– Да ладно тебе, давай попробуем, это ж свое! Я уже пробовала.
– Ну, и как? – Люба посмотрела на Татьяну задумчиво.
– Весело! Жвачку купим еще, – девочка потрясла кошелечком. – Мне на билет денег дали, а мы парней попросим, чтобы они нас бесплатно впустили.
Влад и Женя, парни из «будки», уже «раскалили толпу» – это был их диджейский сленг. Они по очереди «крутили» музыку, попеременно отдыхая и потягивая коктейли, развалившись на пластиковых стульях.
Девчонки продирались сквозь толпу на входе – билетов у них не было, да и пускали уже не всех: внутрь набилось столько народу, что яблоку упасть было некуда. Тетка-билетерша своей широкой грудью закрывала вход.
– Куда прешь! Выйдут – впущу одного или двоих. Билеты пока покупайте!
Обилеченные и безбилетные смешались в одном потоке, каждый норовил протолкнуться поближе в надежде все-таки попасть внутрь. Лето подходило к концу, и молодежь «отрывалась» в последние теплые дни каникул.
Люба с Татьяной попытались подойти поближе к будке и позвать своих новых знакомых через забор, но за громом музыки и ором толпы их не было слышно.
Таня села на лавку:
– Да… Дела! Давай выпьем пока. Не тащить же обратно.
– Прямо тут? – Люба смотрела на подругу с удивлением.
– Ну, пойдем в кусты.
Они отошли подальше вглубь парка, сели на свободную лавку вдали от ярких фонарей. Татьяна достала пластиковую бутылку с разливным вином.
– Блин, стакана-то нет. Давай из горла! – нашлась Татьяна.
– Из горла винище хлыстать? Мы что, алкаши? – Люба недоверчиво смотрела на подругу.
– Девчонки, помочь? – из темноты послышался мягкий, словно кошачий голос.
Люба вздрогнула и замерла. Откуда ни возьмись, вырисовались фигуры двух парней.
– У вас стакана нет? Одноразового? – прямо спросила Татьяна.
– Есть! – и так же неожиданно появилась стопка одноразовых стаканчиков.
– Вы наши спасители! – как бы заигрывая произнесла Татьяна.
Парни громко захохотали, и от их нахального смеха по спине Любы побежали мурашки.
Татьяна налила себе и подруге по полстакана вина и предложила парням:
– Будете? – протянула початую бутылку Татьяна.
– Что это?
– Вино. Красное полусладкое.
– Не… У нас свое! – один из них достал из внутреннего кармана олимпийки бутылку с мутной жидкостью. – Самогон – вот это я понимаю!
Парень налил понемногу себе и другу. Они снова захохотали. Голос одного из парней был какой-то особенный и приметный, протяжный и как будто сладковатый. Второй был явно помладше и не такой физически развитый.
– Ну, за знакомство! – поднял свой стакан вверх старший. – Кстати, как вас зовут?
– Татьяна! – она повернула к Любе. – А это…
– Оля! – поспешила представится Люба.
Татьяна смотрела на подругу смущенно.
– Вы сестры? – спросил старший.
– Почему? – словно обиженно надула губы Татьяна. – И вовсе мы не похожи.
– Да я так просто спросил, – старший криво улыбнулся, и у него во рту блеснул золотой зуб. – Макар.
Имя-то еще какое дурацкое, подумала Люба.
– Никита, – представился второй и опрокинул свой стакан, широко распахнув рот.
– Ну, между первой и второй перерывчик небольшой! – сказал старший и снова налил в стаканы резко пахнущую жидкость. – Давайте я за вами поухаживаю, дамы!
Он протянул руку к бутылке с вином и подлил девочкам в еще наполовину пустые стаканы.
– А вы нас обма-а-анываетее-е… – протянул он. – Нужно пить до дна!
Татьяна весело захохотала и махом опрокинула свой стакан.
– Не, я вообще не пью… – напряженно начала Люба.
– А что ж ты делаешь? – захохотал старший.
– Действительно! – поддержал его друг.
– А пойдемте танцевать!
Татьяна уже захмелела, щеки залились румянцем.
– Вначале еще выпьем! – обрезал старший, наливая себе и другу самогон.
– Третий тост – за тех, кого нет с нами… – язык у Татьяны уже стал заплетаться.
– Нет, третий тост всегда пьют на брудершафт! – четко проговорил Макар и злобно зыркнул на своего друга. Никита от его взгляда заерзал на месте.
– Как это? – спросила Татьяна.
– А мы вас сейчас научим! – заявил старший и подсел поближе к Татьяне.
Он сплел их руки, подал ей стакан, быстро выпил из своего.
– Нет-нет-нет! Пей до дна, обманщица! – и он придержал стакан Татьяны, чтобы она допила. – А теперь – целоваться!
