Алекс из Магадана

– Да там Аппарат с ним возится, может, ещё пару недель, – я выдохнул, – и всё сделает.

– Надеюсь. – Она медленно повела наши руки по воздуху, когда я взял её ладонь в свою. – Может, ещё прогуляемся у моста?

– Хорошо, полежим ещё чуть-чуть и пойдём.

Мы поцеловались. Память об Её нежности я ни за что не отдам никому в этом мире. Даже если этот чип съест мои мозги, единственное, что я буду защищать до последнего вздоха, – воспоминания о Ней, каждую детальку, каждый миг. Слёзы прошиблись сквозь сон. Она любила после поцелуя мягко кусать меня за нижнюю губу. Я прижал Её к себе и гладил по спине, ведя руку ниже и ниже. Мы остались полежать на пикнике ещё чуть-чуть. Потом мы вроде долго гуляли у моста, внизу текла река, каждый миг был пропитан спокойствием и радостью. У Неё были светлые волосы, простые карие глаза и самая нежная в мире улыбка. Тонкая талия, красивые плечи; кажется, Она всегда просила меня не горбиться…

Семья

Я пристально вгляделся в каждую часть дома, пытаясь собрать единую, мелькающую в голове мысль. Зелёный дом.

Видения шли одно за другим, но я слабо мог их запоминать. Это были скорее живые картины, несколько секундные истории, зацикленные в бесконечном повторе.

Женщины, что получили безграничную власть. Теперь в почёте не честность, отвага и благородство, а внешние качества, правильно подобранные слова, спесь и выслуживание. Больше нету достоинства, горделивости – только страсть, лесть и напыщенная любовь всех ко всему.

Разрушенный послевоенный мир. Везде руины и бесконечные бетонные воспоминания былой разрастающейся жизни. Природа только возвращается. Вот кто действительно никогда не сдаётся! Цветы, деревья, растения никогда не остановятся, пока не захватят всё окружение. Даже когда нет надежды.

Люди, что только заканчивали учиться в школах, молодое поколение, будто ускакали вперёд во времени, оставив стариков и младенцев позади. Все знают, как пользоваться техникой, но есть ли хоть один человек, который знает, как она работает? Что будет, если все умы Земли исчезнут, оставив нас, как детей с игрушками? Как нам разобраться с их трудами, подчинить их, сделать лучше? Сможем ли мы достичь их величия и вновь назваться людьми, готовыми к будущему, или после всего мы так и останемся маленькими детьми, как с игрушками играющими в творения предков?

Я верю, что даже после сильнейшего удара мы поднимемся и никогда не сдадимся. Мы будем, как природа, вечно возвращаться, мы будем бессмертны: в воспоминаниях других людей, в земле или в космосе, на других планетах. В своих творениях. Мы всегда объединимся перед общей угрозой, сколько бы внутренние распри ни сжирали нас изнутри. Мы будем жить при любой печали, любой системе, а после смерти продолжим жить в сердцах других людей.

Я открыл глаза, точнее левый заплывший. На два – у меня не хватало сил. Из окна слабо глядело солнце, в комнате было немного душно. Вдруг мелькнула тень. Моргнув, я привстал с дивана и огляделся. Никого не было. Ни единого звука. После пары минут выжидания всё же встал, посмотрел на швы правого бока, вроде всё хорошо, кровь не идёт, правда, бинты были немного окрашены в жёлто-карий.

Пройдя в главную комнату, я увидел одежду, лежащую на стоматологическом стуле. На одежде был листик с текстом, написанным от руки: «Можешь снять свой секретный костюм бомжа!!! <3». Я улыбнулся от такого подкола и принялся надевать новую одежду.

На тело я надел чёрную куртку до пояса, на ноги налезли тёмно-синие штаны с бледно-коричневыми швами. Обулся в терракотовые ботинки с плотными чёрно-белыми шнурками. Обувь пришлась мне в самый раз, размер подходил идеально.

И всё же я подумал насчёт куртки. Может, оставить этот плащ? Он доходил мне до колен, высокий воротник, снаружи чёрный цвет, а внутри что-то напоминавшее тёмное манго. Сзади низ был расшит на две части – будет удобно достать что-то из-за пояса или бежать.

Положив обратно куртку, я отправился к двери. Дёрнул ручку, но дверь не поддалась. За ней послышались шаги – я на всякий случай отошёл. Дверь открыл охранник и встал в проходе.

– Док говорил что-нибудь? Может, что-то забрать? – я обратился к нему с опаской.

– Он сказал, чтобы ты не уходил, можешь выпрашивать, но отсюда тебя никто не выпустит.

– Понял, – я удручающе посмотрел вниз и вернулся в комнату.

– Ожидай ассистента, – он вернулся обратно за дверь.

Дверь закрылась, за ней послышались удаляющиеся шаги. Я зашёл в ванную, мне захотелось ещё раз взглянуть на себя.

Как там она это делала? Я двумя пальцами тронул левый край зеркала, оно начало резаться на большие ровные квадраты. Затем я оттянул руку вправо, и сплошной чёрный бетонный блок наконец-таки преобразился в зеркало.

Заспанное, уставшее лицо, морщины на лбу, грубый взгляд, как у военного. Шрамы на скулах, дико трясущиеся, часто моргающие глаза – чистый псих. Я погладил себя по подбородку, оттянул веко правого глаза, потрогал виски. Голова сильно болела.

Я закрыл глаза и медленно вдохнул.

– Дальше будет только хуже.

Затем вернулся в комнату.

Ждать потребовалось недолго, Алёна пришла минуты через три. Я стоял у серверов и залипал в окно. Оттуда открывался вид на другой дом. Немытые окна, все закрытые шторами или грязной тканью. Интересно, сколько человек сейчас живёт в городе?

– Привет, Алекс, – она встала в проходе, держа руки за спиной.

– Привет, Алён, – я повернулся в её сторону и смотрел ей прямо в глаза.

– А, как ты себя чувствуешь?

– Плохо, голова болит, и тошнит немного.

– Может, хочешь подышать на улице? Тебе нужно – я ж вижу. Сейчас, я скажу, чтобы нас отпустили.

Алёна ушла к охраннику на минуту. Я сел на диван, ожидая её. Вернувшись, она сообщила прекрасную новость – можно уйти.

Мы вышли из кабинета Дока и направились вниз. Спустившись на первый этаж, я заметил, что никого нет. Как будто в здании были только лишь я с Алёной и охранник.

– А где ж все?

– Ты же сказал, что Розы в городе. Имир пошёл сам проверять, где они. Сюда.

Алёна указала на проход слева от лестницы. Мы несколько прошли по всё ещё дорогому коридору и остановились у двери с кодом. Алёна ввела четыре цифры на панели, и дверь отворилась. Мы вышли во двор.

Здесь было красиво, по сравнению с видом из окна. Небольшой квадратный участок, покрытый живой природной травой, после двери шёл небольшой порожек. Бежевые лавочки в метре от здания, стол из дерева, внизу которого было что-то типа холодильника, несколько рядов с растущими цветами: ромашки, васильки, ладанник, барбарис. И всё это окружал большой забор из металла и дерева. Я бы сказал, что снаружи ничего из этого нельзя было бы увидеть.

Алёна прошла вперёд к столу, я хотел было пройти за ней, но, сойдя с порожка, ногой зацепился за траву так, что она вместе с землёй, как обои, отошла от грунта, и моя нога провалилась под неё. Я испугался и быстро убрал ногу оттуда.

– Ой, извиняюсь.

– Да ничего, она же искусственная.

Радость за натуральную красоту немного стихла. Я сел за стол, Алёна вдруг достала что-то из-под стола и встала около меня.

– А я тебе тут кое-что принесла.

Она выставила руки перед собой, и в них я увидел небольшой полиэтиленовый свёрток. В нём оказались несколько бутербродов. Хлеб, небрежно срезанный кусок мяса и что-то напоминавшее соус для гриля. Я развернул свёрток и жадно стал пережёвывать еду через тошнотворные ощущения.

– Приятного, – она села рядом, ближе к выходу, и облизывала меня взглядом с ног до головы.

– Угу, – безразлично ответил я.

Мы немного помолчали, она не переставала на меня глазеть.

– Налить тебе воды?

– Да, спасибо, – грубо говорил я с набитым ртом.

Алёна показательно выгнула спину, пока вставала, и ушла обратно в дом. Конечно же, чтобы я увидел. Сегодня она была одета в зелёные шорты чуть выше колен, белую футболку без лишних надписей или рисунков, и под ней на свету просвечивался серо-бежевый бюстгальтер.

Я вернулся обратно к трапезе. После стольких часов голодания такая мелкая пища просто проваливалась в мой желудок. Очевидно, что этого было мало и это лишь возбудит мой аппетит.

Алёна вернулась со стаканом воды, обычный гранёный стакан.

– Держи, – она подала мне его в дрожащие руки. – Осторожно, давай я подержу.

Стакан сразу опустел, холодная вода чуть била по горлу. Я поставил стакан на стол и взял обратно еду. Алёна села ближе и начала расспрашивать меня.

– Отец сказал тебя проверить, хорошо себя чувствуешь? Швы не расходятся?

– Кхе-кхе. Нет вроде, – я от испуга поперхнулся, резко выровнял голову и уставился прямо; она его дочь! – Давай глянем, – быстро опустил голову, приподнял футболку, и Алёна пальцами мягко трогала кожу вокруг швов.

Так, значит, Алёна – дочь Дока. Интересно, он знает об её отношении ко мне?

– Ничего, может, через недельку заживёт, нам ребята привезли новые из Николаевска. Они должны были прийти, но их как неделю нет. Провалились николаевцы!

– А это далеко? Николаевск.

– Ну, где-то тысяча километров. Они же на лодках сюда возят.

– На лодках? Типа, на резиновых? Тыщу километров по морю? – я убрал собирающийся улететь пакет под стакан.

– Ой, ну на паромах, или как там они называются.

– А как они вообще, им никто не мешает?

– Ну, если не считать туман, который уже много лет стоит, блокаду с Тихого океана и возможность напороться на мель или утонуть посреди моря, то, конечно, никто не мешает.

Я хотел было расспросить её про туман и всё остальное, но понял, что если начну задавать очевидные вопросы человека, который не терял память, то она меня явно поймает. Я решил начать издалека.

– Сколько ж уже этот туман стоит? Пару… лет?

– Ну, ты что, после войны лет семь или больше. Я уже не помню, какой год, ну это, началом считается, – она протёрла глаза. – Двадцатый – двадцать первый.

– Понял-понял. Слушай, а ты не знаешь, как там в остальных местах? В других городах, ну там новости вообще какие-нибудь есть?

– Ну, сейчас все отдельно после войны. Все разбежались по городам, и никто ни с кем не контактирует. Да и как сейчас свяжешься – всю связь поломали. Я помню, как раньше, мне лет, может, пять или семь было, ещё до школы, мы из Магадана летали в Якутск к тёте. Там так красиво… Хотя осенью холоднее, чем здесь. Жаль, что все сейчас отдельно, – она сложила руки на столе и легла на них, смотря на меня.

– А никто не собирается объединяться?

– Да куда там! Да и кому объединять – нигде ж властей не осталось. Каждый город теперь как отдельная страна, если кто живой остался…

– Всё хорошо будет, – я обнял её за спину, – прорвёмся, соберёмся, как кулак, – все вместе.

– Угу, – она жалобно уткнула голову вниз к столу, закрыв лицо волосами, – моя речь её ни капли не убедила.

– Надо уже домой идти, я думаю, – я убрал руку с её спины.

– Нет! – она вдруг вскочила. – Папа сказал, чтобы ты его дождался, он ушёл по делам.

– А когда вернётся?

– Скоро должен, может через полчаса.

– Ладно, тогда посидим ещё.

Мы долго молчали, просто сидели и смотрели на качающиеся ветви. Алёна иногда поглядывала на меня, но я не обращал внимания.

– Хочешь сыграем? – вдруг сказала она.

– Во что?

– В Реверанс. Очень интересная игра.

– А как в неё играть?

– Ну, короче, – Алёна резко приободрилась, – один из нас принцесса, а другой слуга. Я обычно, когда играем с девочками, слуга, но неважно. Так вот, я – якобы принцесса, в которую влюбился слуга, и ты приходишь ко мне, я тебя приветствую, а тебе нужно сделать мне пять комплиментов, которые мне понравятся. Потом я буду тебе намекать на то, что тебе нужно сделать. Твоя задача – догадаться, что я у тебя прошу. Вообще, там ещё с картами можно…

«Начинается», – подумал я. Но делать нечего, всё равно ждать быстрее не получится.

– Так это девчачья игра какая-то получается.

– Ну, влюблённые тоже могут в неё играть, – она поправила волосы с лица и слегка улыбнулась.

– Я понял. Ладно, начинай.

– Приветствую, слуга, – она встала со скамьи, убрала одну ногу назад на носок, руками взялась за невидимую юбку и опустила голову.

– Приветик, принцесса, – я кивнул головой.

– Ну чё так пошло! «Приветствую, моя госпожа», – она указала ладонью на меня.

Я сделал глубокий, нервный вдох и с выдохом произнёс приветствие:

– Приветствую, моя госпожа, – ещё раз, ниже, кивнул головой.

– Что-то ты задержался, я звала тебя ещё полчаса назад, – она села обратно на скамью.

– Простите меня, о прекраснейшая, – я тронул ладонью грудь. – Меня задержали на кухне, я хотел, чтобы обед такой благородной и уважаемой леди был сделан, как подобает истинной и мудрейшей наследнице престола! – я произносил все слова скорее со скрытой насмешкой, а не с целью угодить. План я перевыполнил – шесть из пяти.

– Хорошо, надеюсь, он будет вкусен, как всегда.

– Вам что-то нужно от меня? – спросил я топорно.

– Да, что-то мне холодно.

– Может, закрыть окно?

– Нет, понимаешь, на душе холодно, – она ладонью слегка била по груди.

– Может, вы заболели?

– Нет же, холод внутри, будто исчезло тепло от сердца.

– Вы чем-то расстроены?

– Ну, возможно.

– Неудовлетворены?

– Уже ближе.

– Вы расстроены тем, что неудовлетворены?

– Ну чё ты пошлишь опять? – она толкнула ладонью мне в грудь, я лишь улыбнулся.

– Ладно-ладно. Вам чего-то не хватает? – я еле сдерживал смех.

– Скорее – кого-то.

– Мне позвать вашего отца?

– Нет, ни в коем случае. Мне нужен не он.

– Возможно, вы хотите с кем-то поговорить о личном.

– Да, ты угадал.

– Всё? Я выиграл? – я развёл руками.

– Нет, – Алёна со стыдом закрыла лицо рукой, – я просто намекнула, что ты ближе к ответу.

– Хорошо, о чём вы хотите поговорить?

– Понимаешь, – она сложила руки на столе, – мне одиноко. Все мои друзья далеко, и мы вряд ли в скорейшем времени отправимся с визитом в соседние королевства. И никто, кроме тебя, сюда и не приходит, отец всё время занят, а мама болеет.

– Так что вы хотите от меня?

– Ну, чтобы ты мне на кое-что ответил.

– Я слушаю.

– Я даже не знаю, как тебе это сказать, я очень боюсь, вдруг другие об этом узнают.

– Обещаю никому не рассказывать.

– Ну, хорошо, что ты думаешь обо мне?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, мой характер не кажется тебе слишком горделивым?

– Нет, принцесса, вы в меру строги и рассудительны, как всегда.

– А насчёт того, как я выгляжу, допустим. Не было же бы мне так одиноко, ежели я столь красива, не так ли?

– Конечно, принцесса. Ваша красота необычайна, любой в вас влюблён априори.

– Даже ты?

– В каком-то смысле – да. В рамках дозволенного.

– Я тебе нравлюсь?

– Не могу позволить сказать вам иного. К слову…

– Алёна! Иди сюда, – Док крикнул из-за двери.

– Иду, – она перемахнула ногами через скамью и побежала в дом.

– Эй, так что ты загадала?

– Что тебе нужно признаться в любви мне.

– Так ты изначально это сказала!

– Ну ты бы никогда не догадался, что я такое лёгкое загадала, правда? – она широко улыбнулась и убежала к отцу.

– Замечательно, – я слегка ударил кулаком о стол.

Я ещё немного посидел на скамейке, осматривая двор, потом Док пришёл ко мне один.

– Алекс! Пошли ко мне в кабинет.

Я молча встал из-за стола, и мы отправились обратно. Снова он посадил меня на стул и начал осматривать бок.

– Замечательно, хорошо заживает, похоже, ты ещё не так стар, – он говорил быстро.

– Спасибо. – Я приблизился к нему и сказал вполголоса: – Док, ну что там по чипу?

– Подожди, я осмотрю тебя и расскажу, – он тоже проговорил тихо.

Док ещё раз прошёлся по ране: протёр спиртом, что-то вколол, скорее всего против заражения, протёр спиртом, дал таблетки и заставил выпить. Затем мы зашли в комнату с серверами, и он запер дверь. Сам сел на свой любимый стул на колёсиках, а меня усадил на диван.

– Алекс, сейчас постарайся не волноваться. Мне нужно, чтобы ты понял всё на холодную голову.

– Всё плохо, да, Док?

– Это не жучок. Так что мы в безопасности.

– Я так понимаю, в эти «мы» я не вхожу?

Док немного растерялся. Его взгляд упал на пустой бетонный пол.

– Твой случай немного уникален, ну как бы сказать… Понимаешь, этот имплант оказался неисправен, – Док поднял глаза и сложил пальцы треугольником. – В общем, скажу прямо: тебя должны были сделать бойцом. Это приспособление в твоём затылке направлено на увеличение агрессии, чтобы ты вёл себя, как какие-нибудь викинги-берсерки после грибов. Но, видимо, они хотели поэкспериментировать и запихали туда имплант с интеллектом. Этот интеллект имеет воспоминания, которые попытаются заменить твои либо заглушить их. Это делается, чтобы такие «гладиаторы» вдруг не вспомнили, что у них была иная жизнь, не думали сбежать или считали своих друзей врагами и наоборот. Это делается только в очень расходных случаях. Скорее всего, они даже не знали, что вживляют тебе, – просто посмотрели и насадили. Только единственное, что они не успели, – это закончить работу. Обычно её делают в два этапа: так называемая «планка» и модуль поведения. Между этапами нужно время, так как планка начинает давить на нейронные связи: перестраивает их, стабилизирует под себя, удаляет ненужные. От такого мозг и нервная система находятся в стрессе, поэтому пациента вводят в кому и колют жаропонижающие и противоспазматические препараты. Например, анальгин, папаверин, димедрол, раствор глюкозы.

– Меня положили в холодную ванну, – я начал задумываться, что это были не просто лёд и вода.

– Скорее всего, у них не было достаточно препаратов, и они просто кинули тебя в холодную воду.

– Нет, это не было похоже на простую воду. Лёд там был кристально чистым. Почти прозрачным.

– Хм, – Док немного помолчал, почесал голову, – может, это был большой раствор из препаратов, ты не помнишь, какой там был запах?

– Запах… Я как раз ничего не чувствовал. Это точно были лекарства! – Я встал с дивана и начал ходить по комнате. – Не было запаха где-то несколько часов. Когда я пытался сбежать оттуда, все суставы будто были как пластилин, и я там вообще еле передвигался. Но как же рана в боку? Они же вряд ли хотели забрать у меня почку.

– Слава богу, что они её у тебя не забрали. Скорее всего, ты получил её, когда они тебя схватили. Можешь попытаться вспомнить?

Я встал у окна и начал массировать лоб. Закрыл глаза. Должно же было хоть что-то остаться в этой голове!

«Большой бетонный блок высотой в семь этажей, не меньше. Окна выбиты, забор просел, но в одном месте около мусорного бака есть заржавевшая часть, легче будет её сломать кусачками. Мы проползаем через забор и прыгаем в открытое окно на первом этаже. Коридор. Никого нет. Слева большой зал со станками.

– Слышишь? – спросил я.

– Да.

Оттуда доносятся еле слышные нам женские крики. Мои глаза застилает глобальный гнев. Лиза…»

– Алекс? Ты что-нибудь вспомнил?

– А? Да, – я вернулся к дивану. – Мы пробрались туда через сетку. Зашли на первый этаж, где была Лиза. Я чётко помню, что был там не один.

– Ладно, может, я чего не знаю.

Кто же это был? Я никак не могу хоть отдалённо представить себе своего напарника. Будто я разговаривал с пустотой, с тенью.

– Это ещё не всё, Алекс, я продолжу насчёт импланта.

Я вздохнул и упал на диван. Вижу, что Док смотрит в мои дрожащие глаза.

– Так как, хм, второй этап ставит тебе модель поведения – эта вещь не должна была никак зацепить твоё состояние. Я даже не представляю, что с тобой произошло бы, если бы они поверх поведения интеллекта поставили ещё и поведение «гладиатора». Вообще, такие штуки с воспоминаниями позволяют сделать всю операцию в «один клик», поэтому он и такой дорогой. Сравни, хм, дисковод с диском и забитую флешку. Тебе вживили дисковод и хотели загрузить диск, только это была на самом деле забитая флешка памяти. Твой мозг просто бы взорвался от переполнения информацией, – он отвёл от головы ладони в разные стороны, изображая взрыв, – если бы они попытались в дисковод уже с диском впихнуть ещё и информацию с флешки. В дисковод, то есть в планку, можно вставить и вытащить любой диск, то есть модуль поведения, а с флешки – поведение интеллекта – придётся всё лишнее удалить и ставить заново другое. Вырезать, копировать.

– Ты хочешь сказать, что нельзя просто вытащить эту штуку из моей головы?

– Как я говорил, все файлы придётся удалить и ставить заново. Иначе говоря…

– Форматировать…

Мрачная тишина окутала комнату, я и представить себе не мог, в какое чудовищное положение я попаду.

– Это опасно, скорее всего, чем больше времени пройдёт, тем сильнее этот интеллект начнёт сочленяться с твоим разумом. Этот интеллект сломан, и, даже если мы сможем отформатировать эту флешку отдельно, многое из твоей жизни может исчезнуть в один миг, – Док продолжил чуть тише, подъехал ко мне. – Когда я занимался этими вещами, у пациентов, которые плохо поддавались интеграции модулей, наблюдались провалы в памяти, рассеянное поведение, быстрые, спонтанные смены настроения. Их мозг как бы сжирал сам себя, пытаясь изничтожить имплант, прикреплённый к организму. Мы называли это Стабофанезией. Я думаю, это к тебе применимо.

– Стой-стой-стой, – я вскочил в страхе с дивана и забился в угол, Док руками пытался схватить меня и успокоить, – нет, эта тварь сожрёт меня? Эти воспоминания нереальны? Нереальны…

Я заметил в проходе Алёну. Она с ужасом смотрела на нас.

– Алёна, успокой его!

– Что случилось?!

– У него паника, смотри за ним.

Просто вытек вниз и вжался в угол. Алёна что-то пыталась сказать мне, но эти волны мне были не под силу. Лишь треск бьющегося сердца жил внутри черепной коробки. Просто в больнице, и просто рассказы о тумане и войне – лишь мираж. Сейчас придёт упокоение.

Здесь нет ни Алёны, ни Дока. Это оказалось лишь очередным видением. Я уже который год сижу в этих стенах. Я закрыл глаза. Всё это нереально. Лиза давно умерла – это я Её убил. И эта рана в боку – Её прощальный подарок мне.

Вдруг мне послышался чей-то голос. Такой спокойный, такой мягкий, я сразу понял, это была Она…

– Что случилось, тебя кто-то обидел? – Она присела на корточки около меня. Её лицо было окровавлено, струйка алой жидкости лилась с волос на лоб.

– Тебя нет, Тебя нет… – повторял я раз за разом.

– Ну как же, я же сейчас с тобой. Зачем ты сгорбился в углу?

– Я убил Тебя! Убил! – я начал рыдать, слёзы падали на колени, руки не смогли их сдерживать, пальцы опухли, а взор размывался на прошитые фигуры, лишь Она оставалась прежней.

– Я знаю. Прости меня, это я виновата, – Она начала гладить мою голову, я взглянул в глаза, наполненные болью и скорбью.

– Да. Я сделал, что должен! Это Ты меня заставила, зачем Ты так поступила со мной! Ты же знала, что я люблю Тебя.

– Прости, прости, прости… – повторяла Она.

Мы обнялись. Её горячие слёзы пропитывали мою белую рубашку. Свет вокруг нас был ярче солнца. Вся комната начала топорщиться, острыми иглами то расширяясь, то сужаясь. Она исчезла, всё пропало…

Руки схватились за голову. Глаза поднялись вверх, Она ещё здесь.

– Лиза?

– А-Алекс? Алекс, это я, Алёна.

Я был в испуге от происходящего, мне стало стыдно за то, что я сделал или мог сделать. Я смолчал, то хотел спросить такое множество.

– Т-ты в порядке? – она погладила меня левой рукой по голове.

Я, оглушённый, продолжал молчать. Оглянулся и увидел Дока стоящим у окон. Убрал руку Алёны и привстал с дивана.

– Алекс, – Док протянул руки ладонями вперёд, успокаивая меня, – всё хорошо, это твой чип, – он указал пальцем на свой затылок, параллельно идя к стулу. – Мы настоящие, смотри, – он потрогал меня за колено и за плечо.

– Док, господи, что это сейчас было?

– Я говорил тебе, Алекс, – он хлопнул руками по коленям, – твой мозг сжирает эта тварь! И чем дольше мы её там задержим, тем сильнее она изрежет твой вялый разум.

Я посмотрел на Алёну, похоже, что Док ей всё рассказал.

– Я понял, понял. Но эти видения, больница, с-стены…

– Не могу утверждать, что ты сходишь с ума, но похоже, что сдвиг по фазе начался. Если ты про свою панику, у тебя произошла дереализация.

Я нервно глубоко вдохнул и выдохнул.

– Ах, что?

– Это когда тебе кажется, что всё вокруг нереально, – продолжила Алёна. – Когда ты чувствуешь, что отдалён от всего или время скачет туда-сюда.

Я всмотрелся в свои трясущиеся руки, попытался сжать их и успокоиться, но это слабовато помогало.