Время муссонов. Часть 3

Итальянец из города Карлеонэ был предложен ему Доном Тоскано давним партнёром, ещё с тех пор когда карабинеры нанесли сокрушительный удар по его кокаиновой империи, арестовав Джино Патрика. Джино отвечал за его личную безопасность, и когда его взяли, Мучо понадобился человек с умением последнего. Джузеппе, представленный как соблюдающий законы омерты, стал, по рекомендации Дона, его главным охранником. Спустя месяц Мучо узнал, что Джино Патрик во всю стучит на него полиции. Возникла проблема. Её решил Джузеппе.

Тогда все газеты Мексики сообщили о скончавшегося от острого отравления Джино Патрика. И огромная, в пол листа его фотография. Если в тот момент он о чем-то и сожалел, то лишь о том, что лично не присутствовал при кончине предателя.

Характер Джузеппе имел тяжёлый, замкнутый. Роста около ста семидесяти сантиметров, широкоплечий и чуть сутулый, в течение дня он мог на час или два выходил из своей “кельи” – комнаты, напичканной электронными штучками, наблюдая не только за территорией вблизи, но и просматривал воздушное пространство вокруг гасиенды. Охранники называли его “лечуса” – сова, за странные свойства ходить по ночам. Его лысый, как бильярдный шар, череп, который он брил ежедневно, раздражал охрану. Но тому было плевать.

Однажды он вздул одного из парней, обожавшего капойэру, за то, что тот посмел не ответить на его безобидный вопрос. Даже природная реакция Ману Кашилье не помогла, хотя последний частенько брал призы на ринге, оставляя не у дел каратистов и дзюдоистов. На соревнованиях, спонсируемых Хоакином.

Мучо помнил тот случай. Два коротких, как блеск молнии удара, выбили сознание из Ману лучше любого молотка. Говорят, с тех пор, Ману, ставший инвалидом, приткнулся просить подаяние у церкви. Это большее, на что он мог рассчитывать после встречи с Джузеппе.

Не известно как, но Джузеппе узнал, что из полицейского управления боссу слили информацию, что в его ряды внедрили стукача. И все признаки указывали на него. Чтобы выяснить, кто решил от него избавиться, понадобилось пара дней.

Ныне Хоакин Самбада наблюдал за ним сквозь оптику бинокля.

Увеличенный пятикратно, Джузеппе пару раз, оглянулся, словно жар взгляда Мучо добрался до его кожи на спине, вызывая физическую боль. Тем временем Мучо, сплюнув себе под ноги, продолжал смотреть на него в окуляры со страстью маньяка застигнутого, на ночной дороге, полнолунием.

До помещения оставалось совсем немного. Метров десять. Видневшиеся на горизонте горы вызывали в душе Джузеппе ностальгический трепет. Он остановился, наслаждаясь их красотой, затем смахнул соринку, случайно попавшую в глаз. И в этот момент услышал тонкий звук идентификатора, который мог означать лишь одно – кто-то проник в его комнату.

– Почему он остановился, чикос? – Мучо наблюдая за Джузеппе замер, словно охотничья борзая, тяжело вдыхая плотный воздух наступающего вечера наполненного ароматами гор, обращаясь исключительно к охране, стоящей за его спиной.

– Хуан, – позвал он одного из них, готового разнести череп любому за пару песо. – Хуан! Кэридо! (Дорогой)

– Здесь, босс,– Хуан любил слово “босс”, произнося его с эдаким прононсом – “бо-о-ос”, вызывая раздражение хозяина. Здоровенный детина, он с оружием познакомился раньше, чем научился ходить и владел им как заправский ковбой из фильмов, поставленных по книгам Бретта Гарта, числившись в списках особо опасных преступников, подошёл медленно с достоинством короля.

– Por que? Почему? – повторил Мучо.

– Бо-о-ос ?

– Почему остановился Лечуса?

Мучо удивлённо оглянулся на индейца, оторвавшись на мгновение от монокуляра. Но тот молчал..

– Когда Джузеппе войдёт ты приведёшь его ко мне, – если кто и мог справиться с ним, то лишь этот безмозглый, обладающий чудовищной силой.

– Si ! (Да).

– Он мне нужен живой.

– Si ! (Да).

– Возьми с собой Педро и этого, новенького, как его?

– Рауля?

– Да, Рауля. И запомни. Он нужен мне живой. Понятно. ЖИ-ВОЙ!

Анализатор перестал пищать также внезапно, как и начал. Джузеппе усмехнулся. Как же, он должен был догадаться, что невидимые лучи пронизывают каждого, кто пытается пройти незамеченным в здание. Электроника им – же самим, напичканная в каждом, пригодном для этого месте, работала безукоризненно. Это, скорей всего, сработала система охраны.

Тем временем дверь в помещение открылась, поддавшись с первого толчка. Он спустился вниз по лестнице и у второй двери справа остановился, ещё раз. Повторяя ежедневную процедуру, он поднял глаза к самому потолку, где в своё время установил датчик движения, и, убедившись, что кроме него никто в помещение не входил, нажал на рукоятку двери.

Он помнил, как однажды на его глазах был зарезан Педрос Агустиньо – один из охранников свиты Мучо за то, что принял самостоятельное решение. На недоуменный взгляд ему сообщили, что тот перешёл границы “табу”. Он запомнил это слово. Крики боли бедного Педроса сопровождающие целых три часа и слышались по всей гасиенде, пока его душа не вылезла из бренного тела и не растаяла в свинцовых облаках неласкового предгорья. Тогда он впервые узнал, что такое “мексиканский галстук”.

Несчастному Педросу разрезали кадык, и из образовавшегося отверстия вытащили розовый язык, свисающий из его глотки как малиновый галстук. В течение трех часов кровь из горла стекала с его языка, пока у несчастного моргали глаза. Она заливала его лёгкие, и он медленно умирал в страшных мучениях, моля Деву Марию о скором конце.

Джузеппе остановился и втянул носом сырой воздух помещения. Ни одного постороннего запаха. Привыкший быть в постоянном напряжении, он силой воли попытался избавиться от навалившейся на него слабости. Для чего закрыл глаза и сомкнул ладони, так, как его когда научил Тэд Мюррей. Он стоял так минут пять, пока не почувствовал, как сила вновь наполняет его душу.

В этот момент за спиной раздался скрип открываемой двери. Сквозняк ворвался в помещение, сбрасывая со стола маленький листок бумаги, подхваченный потоком воздуха который взвился, почти, до самого потолка, плавно опускаясь на пол кружась в незатейливом танце. Джузеппе обернулся на движение за спиной. Ему не стоило долго размышлять, соображая, кто пожаловал в гости в столь неудачное время. Желание броситься к выдвижному ящику стола, где лежал пистолет, остановил голос Хуана, за которым виднелось ещё двое:

– Не надо, синьор.

Тогда Греку, внедрённому в картель под именем Джузеппе, повезло. Он знал, что глаза, если войти в помещение ясным днём, с трудом привыкают к темноте. Четыре выстрела из пистолета, снабжённого глушителем, развели по времени его встречу с Мучо на два месяца. Следующий раз они увиделись в тюрьме Гвадалахары. Правда тому удалось быстро освободится. Жаль. Но именно эта операция положила началу другой, более успешной, позволившей надолго засадить самого опасного преступника Мексики Эль-Чуппо по прозвищу Святой.

Сейчас все было также, как тогда. Один против грубой силы.

Хотя он не собирался ждать, предпочитая нанести удар первым. У него просто не было выхода поступить иначе. Если этот здоровый встанет на дыбы, унять его буден сложно. Могли ли эти черные растереть Грека как туфля окурок? Только, если бы он был окурком. Он посмотрел на того, кто кинул камень. Медленно расстегнул две верхние пуговицы на рубашке.

Хотя он был уже не тот, но не чувствуя боли от встречных ударом, и ощущая наконец, что именно это ему и было необходимо, он за неполные пять минут превратил уличную шпану в пять стонущих тел, лежащих на асфальте в собственной крови и соплях. Приблизившись к самому крупному негру, продержавшемуся дольше всех, он резко всадил ему в печень с левой надеясь, что в ближайшее время тот забудет об алкоголе. Вспомнив старую поговорку сержанта Тэда Мюррея, обучавшего его айкидо: – Удар по печени заменяет кружку пива.

Затем склонился над ним и посмотрел в глаза. И увидел в них страх, то есть всё, что хотел.

Кетсу Киташи.

Даже спустя десять минут после исчезновения автомобиля увёзшего Рико, он все ещё стоял на тротуаре, пытаясь осознать случившееся. В этой стране он был один. Зная куда он обратится в самую последнюю очередь, если бы такая возможность и была, так это полиция, чьи автомобили уже разворачивались на месте похищения. Кто-то из соседей успел позвонить на 911.

Быстро, насколько это было возможным, он осмотрелся. Увидел её сумочку. Поднял. Такие дорогие его сердцу вещи. Её вещи. Мобильный. Взял его в руки. Вход по коду. Быстро набрал своё имя. Улыбнулся, да, конспиратор. Просмотрел все её контакты. Нашёл себя, проходит под кодовым именем «якудза». Подходит. Ещё раз осмотрел всё вокруг. Больше ничего не нашёл.

Развернулся сто восемьдесят градусов и медленно, чтобы не привлекать внимания полиции, пошёл в обратную сторону. Затем, под светом фонаря, взял в руки свой смартфон и открыл фотографии, которые успел сделать чуть ранее. Марка автомобиля. Два человека, возможно мексиканцы или метисы. Кадры размазаны. Оружия не заметил. С водителем, их было трое. Ему не понравился тот, что сделал Рико укол. Слишком быстро и тихо подкрался. Сделать что-либо в той ситуации было невозможно. И для вмешательства не хватило каких-то секунд.

Что-то вспомнив, взял смартфон Рико. Нашёл сохранённые файлы. Фотографии. Очень много и разных. Стал просматривать каждую. Ниже стояли дата и место, где она была сделана. Отобрал самые последние. Помещение какого-то ресторана. Несколько человек за столиками. Внимательно рассматривая изображения, быстро сравнивал с сохранившимся в сознании. Одного узнал мгновенно. Он был похож на того, кого видел сквозь стекло автомобиля. Значит за ней следили. И это – похищение.

Он думал, одновременно пытаясь укротить взбесившийся пульс.

Нет. Люди Накамуры не смогли бы так быстро среагировать. Даже если и знали, от кого тот получил пулю в лоб. Отследить его также не могли. Вся его служба безопасности работала на износ.

Посмотрел на часы. Почти девять вечера.

Затем набрал ему известный номер, который когда-то дал Алфёров. Большинство телефонных номеров он хранил в своей памяти. И ему ответили практически мгновенно. Он поздоровался и обрисовал ситуацию, так, как её представлял. Ему назвали адрес в Нью-Йорке, куда он должен прибыть. Он не возражал. Через четыре часа двадцать семь минут остановился у старого здания викторианской эпохи. В одном из старых районов огромного города. Доехал на такси, заплатив индуса двойной тариф. И всю дорогу из Вашингтона до Нью-Йорка думал.

– Здравствуйте, – он поклонился старику, которого Алфёров считал своим другом. – Меня зовут Кетсу Киташи. Я муж его дочери. Рико.

– Да, да, – Дон Тоскано с неизменной сигарой в руку выпустил из рта клуб дыма, заставив поперхнуться ночного гостя. – Проходите.

Он сам открыл двери к себе домой.

– Кабинет там, – щёлкнув замком за спиной гостя, он махнул рукой.

Если-бы Кетсу Киташи побывал здесь лет сто назад, то убедился бы что за это время тут ничего не изменилось. Высокие потолки в лепнине, двери из красного дерева. Вход в кабине. Там кресла, столик. Картины на стенах. Старые, голландская живопись. Итальянские мастера Возрождения. Совсем немного – современные художники.

– Хатоши Ошияма, – старик медленно присел на своё кресло, – сколько я его знал, он ни разу не жаловался мне на жизнь. Даже тогда, когда мы с ним сидели в одном исправительном учреждении и к нему, мягко говоря, относились там не совсем ласково. Как он умер?

– Как мужчина, – скромно ответил Кетсу.

Вакуум заполнился очередной дымовой завесой.

– Он был одним из немногих, кого можно было назвать мужчиной, – ещё одна затяжка на весь объём лёгких. Если человек хочет умереть, нет смысла ему мешать. Кетсу искал момента, когда старик позволит ему сказать причину его приезда из Вашингтона. Нет, он не нервничал. Он – знал. Чем быстрей начнут решать его проблему, тем эффективней будет результат. Априори.

– Я слушаю вас, молодой человек, – наконец услышал он.

– Господин Ошияма говорил, что я могу обратиться к вам за помощью, если сам не справлюсь. Это время пришло.

– Хатоши мой верный друг. Я любил его как брата. Он был крестным моей внучки. И я слушаю вас. Говорите все без утайки. Мы – не ФБР, но кое-что тоже можем.

Кетсу Киташи сосредоточился, собираясь с мыслями. Затем медленный выдохнул и начал.

– Рико Такеши – моя жена. Она живёт и работает в Вашингтоне. Я – возглавляю один крупный синдикат в Японии. Живу в Токио. Вчера вечером, – он посмотрел на часы, – я прилетел в Америку к ней, но в тот самый момент, когда подходил к нашему дому на моих глазах её похитили. Пять часов назад.

Он замолк, мысленно вспоминая все подробности того часа.

– Они не были полицией. И это не походило на задержание. Мне удалось снять несколько кадров на смартфон, – он открыл фотографии и показал старику. Тот внимательно взглянул на них и покачал головой, словно кого-то узнал, или ему показалось, что он кого-то узнал. – А на этих фото, – Кетсу вошёл в смартфон Рико, – фото, что сделала она в тот-же вечер в ресторане. Это они.

– Дай телефон…оба, – попросил старый Дон,– затем ещё раз взглянул на фотографии. Сравнил их. На смартфоне Рико фото были лучше. Контрастней. Порылся в памяти, для чего пришлось достать большую лопату. Рыл долго. Минут десять. И все это время молчал. Закончив, громко проорал себе за спину, – Джордж, чёртов потрох, быстро сюда.

Через пять минут в кабинет вошёл зевая мужчина на ходу застёгивая на поясе брюки.

– Да, Дон Тоскано….

– Это муж дочери моего друга, – указал он рукой на сидящего Кетсу Киташи. – Ему нужна поддержка.

Дон сказал именно поддержка, а не помощь. Что-бы это могло значить? Кетсу поднял взгляд на старика. Именно так он его и представлял, когда слышал о нём от генерала Алфёрова. Высокий. Худой. Властный. С глазами, словно жерла орудий. Непоколебимый и жестокий.

Словно расслышав, о чём думает его ночной гость, Дон Тоскано проговорил, медленно выдавив из себя несколько предложений так, что казалось, что после каждого произнесённого им слова он ставит запятую.

– Тебе сынок, помощь не нужна. Я это вижу по твоим глазам. Тебе нужны люди и информация. Люди у меня есть. И есть информация. – Он в очередной раз выдавил из себя дым. – Думаю, нам нужны люди с информацией.

Старик сказал «нам» и весомость этого слова, в контексте случившегося сделало его в глазах Кетсу не таким уж чёрствым.

– О тебе Хатоши и рассказывал, когда был жив. Так что заочно мы знакомы. Кетсу…,– тихо повторил он его имя, – ну конечно!

Года два назад. Они говорили по телефону. Кажется он попросил его помочь в каком-то вопросе. А, вспомнил. Японский наёмник убил его внучку и ему потребовалась помощь, чтобы найти его. Как-же его звали? Не важно… Он убил мою Софию.

Глаза старика наполнились влагой.

Чтобы затушить в душе пламя, ему требовалось отомстить. Сколько бы это не стоило. Никто не имеет права прикасаться к его семье. Его семья? Что осталось от его семьи? Кто остался…. Марии нет. Софии – нет. Но Хатоши помог. Он не только нашёл его, он сделал все так, что Греку оставалось лишь нажать на спусковой крючок. А Грек это умеет. Триста восемьдесят семь официальных побед. Но на самом деле, более тысячи.

Потом, правда, мальчика понесло. Но ему удалось остановиться прямо над пропастью. В самый последний момент. Семья. Этот сученок и есть его семья. Он отец моей внучки. Он любил её также, как и он. И кажется, чуть-чуть больше. Но старик не хотел этого признавать.

Когда первые его увидел, ему показалось слишком уж завышены требования самодовольного снайпера. Но они подтвердились жизнью. Да. Последний из его семьи. Грёбанный Грек.

И покачал головой, словно этот жест мог вернуть его в прошлое. Он снова затянулся сигарой, чтобы напомнить тараканам и мухам, кто в доме хозяин и с шумом выдохнул очередную порцию никотина, от которой у Кетсу закружилась голова.

– Джордж, найти Грека. Ему нужен Грек.

Джеральд Бак по прозвищу Грек.

Ни разговор со старым приятелем из ЦРУ, ни беседа с лежащим в больнице судьёй Джоном Бредли, ничего нового не принесла. Заказчик им был неизвестен, или они не хотели о нём говорить. Что ж, господину Бредли он приоткрыл завесу смерти его жены, все-же многое в его рассказе не вязалась в узел, хотя с аварией далеко не старой женщины, не достигшей своего рубежа, когда привлекательность стирает возрастные грани, последние барьеры между ними были преодолены.

Ей было не больше тридцати двух, по сути, самый возраст. Впрочем, она выглядела гораздо моложе. Тогда за рулём сидели какие-то отморозки, накачанные амфетамином. Ничего не соображающие и ничего не помнящие. Тот, кто вёл то дело судье Бредли ничего не сказал.

Он напомнил ему о параллелях, но тот и сам все осознавал. Но, как показалось Греку, страх все ещё сковывал его сознание настолько, что его неожиданный приход мог кончится для судьи печально.

– Знаю, вы сразу узнали меня как только я вошёл, – Грек не испытывал к судье никакого пиетета, лишь немного презрения и чуть брезгливости. – И уверен, вы помните, почему меня посадили.

– Наркотики. У вас нашли наркотики, – ответил тот. – Как вас пропустили?

Но вопрос он оставил без ответа.

– Вы знали, что они не мои. Во всяком случае – догадывались, – настаивал Грек.

– Материалы дела и уровень наказания соответствовали, все процедуры соблюдены, я ничего сделать не мог. Свидетели подтвердили, что именно вы им продали партию амфетамина.

– Вас шантажировали? – неожиданно понял он.

– Боже упаси, – старый судья громко высморкался, вытерев нос простынью.

– На сколько давно вы знали прокурора Хорвата?

– Лет десять, у нас общая работа, – судья ответил чуть быстрей, чем требовалось, словно знал о чём его спросит. Это не ускользнуло от Грека.

И это не соответствовало истине.

– У вас плохая память. Вы вместе выросли в Бронксе. Вместе учились в школе. Вместе оканчивали Принстонский университет. Оба получили степень доктора в один и тот же год, – Грек говорил ровным голосом, словно все это его уже не трогало.

Судья молчал.

– Вы знаете, где я работал. И у вас есть шанс, все исправить. Сделать правильно. Мне нужен заказчик. Его имя. А вы подохните и так. Вы это знаете. Рак – он всегда убивает. И праведников и грешников.

Судья закашлял. Морщинистое лицо напоминало предсмертную маску. Застывшую на пороге смерти. Впрочем, так оно и было.

– Ладно. Не хотите говорить – не надо. Но хочу напомнить, вашу жену не просто так кинули под колёса. Это было предупреждение, – затем вышел вон. Пусть думает. У него осталось не так много времени.

Сославшись самому себе на плохое самочувствие, Грек отказался от третьей запланированной на этот день встречи, и направил стопы к некому Бенджамину Картеру, стоящему в его списке под номером четыре. Бывшему полицейскому.

Адрес, по которому он располагался, был найден Томом Литбарски, единственный из живых искренне порадовавшийся его освобождению. Это было довольно заброшенное здание, построенное в пятидесятых годах прошлого века, но ещё достаточно крепкое, чтобы выдержать два срока правления вездесущего мэра, известного в простонародье, как «черный Адамс».

Часы показывали двенадцать, когда Грек, хлопнув дверьми жёлтого такси, опустил правую ногу на черный асфальт, чувствуя, как под ногами растекается жижа. Солнце в эту весну сошло с ума, и может быть поэтому, не слишком расстраиваясь от избытка тепла, он лишь сочувственно взглянул на свои туфли.

Пустые окна дома, как ему показалось, напряглись от неожиданной с ним встречи. Порывшись в памяти, он не нашёл ни одного воспоминания, связанного с ним. Оттолкнувшись от асфальта, как парашютист от самолёта, он, сделав не больше двух десятков шагов по гаревой дорожке, ведущей к строению, шагнул в тёмный подъезд забывший, что такое свет. Мрачные стены, напоминая казематные, вели, куда то, ввысь, по искорёженной лестнице без поручней, заставляя, его организм, балансировать на грани жизни и смерти. Осторожно ступая ногами, он преодолев все преграды до встречи с отставным полицейским, остановился перед его дверью в полной уверенности, что его встретят здесь также как и в полицейском участке, куда он зашёл с утра первым номером.

Капитан Фридман, выслушав его претензии и жалобы, словно предугадывая его вопросы, отвечал по листку, заранее заготовленных ответов, словно читал чужие мысли. Но, когда Грек попытался предложить ему работу в цирке, тот разразился бранью, чуть не оборвав тонкие нити взаимопонимания, только что возникшие между ними. Он не знал, что ответить Джеральду Баку, словно опущенный в воду на крещении, стучал зубами и не отказался бы, в тот момент, от порции виски, согревший его организм. Его слова, что он задаёт одни и те же вопросы, вот уже в течение последних двух дней, Грека удивили. Как же можно узнать правду?

– И вообще, вычеркни меня из своего списка, – грубо вырвав листки из рук Грека, он зачеркнул свою фамилию и номер телефона жирной черной полосой.

– Хорошо, – ответил Грек, так до конца не разобравшись в причинах его экстравагантного поведения. И такие люди обязаны его защищать?

Если сказать, что он был возмущён, значит не сказать ничего. Просто кипя от ярости от того, что полицейский, зажравшийся на бесстыжей работе отказывает ему в самом важном – в информации. Что ж. На такие случаи и существуют такие как Литбарски.

Двери, изготовленные в мастерской по производству сейфов, надёжно запирали хозяина от всяческих ему не нужных встреч. Два звонка, идентичные по силе и долготе звучания, эффекта не произвели, поэтому он добавил ещё один, напоминающий крик умирающего зайца. Через мгновение дверь распахнулась, приняв меня в своё нутро.

Бенджамин Картер. Не более шестидесяти лет, высокий, ростом почти с Грека, он, словно живая икона, был расписан татуировками с ног до головы. Выйдя на звук трубы архангела Гавриила в трусах, тот мрачно посмотрел на гостя, словно пытался понять, кто он такой, и что ему нужно. Так и не вспомнив его, он протянул руку, представившись.

– Картер.

– Грек, – вежливо отчебучил гость, подчиняясь его кивку, прошёл в помещение, напоминающее что-то среднее между первобытной стоянкой «гомосапиенсов» и художественным салоном. – Я – Грек, – ещё раз он пытался напомнить о себе.

– Мне срать на национальности, – вежливо перебил его Бенджамин Картер, поинтересовавшись, – я вот, американец. Тебя, где колоть?

Грек знал, что за последние три года бывший полицейский обзавёлся лицензией на услуги татуировщика.

– Вообще то я поговорить, – промямлил он, стараясь довести до господина Картера свою просьбу выразительным взглядом, на что тот заметил, – гомиков не обслуживаем. – Ты понимаешь? Никакого расизма или дискриминации. Просто мои клиенты, в основном из полицейских, – он ткнул себе в предплечье, где красовалась эмблема полиции Нью-Йорка. – Не поймут.

– Я не гомик, – мгновенно сообразив, ответил он, добавив. – Никакой предрасположенности. Я по делу.

Узкий коридор заканчивался большой комнатой с зеркалами, двумя гинекологическими креслами и столиком, на котором лежала тушь всевозможных цветов во флаконах.

– Мой рабочий кабинет, – выдохнул с сигаретным дымом хозяин. Когда он успел закурить остаётся секретом, для Грека, до сих пор.

– Уютный, – поддерживая беседу, промолвил он, абсолютно не понимая с чего начать.

– Ну, – сев в одно из гинекологических кресел, его собеседник сделал посыл в закрома его памяти. – Вываливай свой навоз.

При всём своём грозном виде, человек, сидящий недалеко от него, чем-то нравился Греку. Он не мог сказать чем, но некие флюиды, идущие от него, не несли в себе негатива, последнее время вяжущие его ноги и руки. Его небритая физиономия, словно выпиленная лобзиком из пня, чем-то напоминала какого-то артиста из современных. Стетхем, вспомнил он.

Федеральная тюрьма ADX Florence

В момент передачи пищи, к Эль-Чуппо, больше известному как заключённый с номером 2005881 обратился охранник, на счёт которого в банке на Багамах перевели полтора миллиона долларов.

– У тебя ровно три минуты, – и бросил мобильную трубку ему в руки так, чтобы он не смог рассмотреть его лицо.

Невысокий, но за время заключения существенно похудевший и полысевший мексиканец, которого некогда боялся сам Президент страны, трясущимися руками схватил мобильник и мгновенно набрал номер.

– Это я. – Когда услышал ответ, спросил ещё раз. – Когда?

– Дядя, мы делаем все возможное. Есть какая-то баба, которое обожает агентство. Удалось найти место, где она обитает. Со мной будут лучшие. Планируем оказать ей все услуги, которые она потребует. Уверен, что дорога, по которой мостим, будет ровной и без рытвин.

– Сколько человек знают о празднике?

– Только семья. Папа сегодня должен быть в клубе. Думаю, и там все будут согласны. Твоя десятка побьёт всех их тузов.