О ведьмах, магистрах и «заколдованных принцах»

Что ж… Жаль.

Глава 4. О том, как Сено стал Сеней

Богдана тонкими ломтиками нарезала запечённую с бузиной и горчицей буженину и складывала на деревянную тарелочку. Мясо было сочное, подрумяненное, с сальными прожилками. А как пахло!

– …гусь с яблоками… Мы готовим его по особому рецепту: закапываем в землю казан, а под ним угли. Ну он там всю ночь томится. Мясо получается такое нежное и сочное…

Действительно. Красное мясо легко сходило с кости и просто таяло во рту, а яблоки добавляли немного кислую нотку.

– …сало с чесноком и черемшой. Сам солил!..

Сало было жирненькое, с приличной прослойкой мяса. Немного острое из-за травок, но какое же вкусное! Я рассасывала белую мякоть, а потом с наслаждением жевала шкурки.

– …картошечка с укропчиком. Ну в этом году она у нас уродилась на славу! И жук её ещё почти не поел…

Красная сладкая картошка была немного горячей, но это меня не останавливало. Я обжигала пальцы и нёбо, но продолжала жевать.

–…вот огурчики малосольненькие… Или вы больше солёные любите? Ну так я сейчас отправлю Светослава в погреб – он мигом принесёт…

Холодный, мокрый, кисленький огурчик помог остудить рот после горячей картошки. А как он аппетитно хрустел! Я ещё кусочек сала взяла и соединила всё это… Мать Марина, как же вкусно!

– …хлеб свежий. Это Богданушка моя пекла. У неё вообще не руки, а золото настоящее!..

Не пирог с луком и яйцом, но тоже неплохо. Особенно когда хлеб только из печи, пахнет так, что слюни текут, а какой мягонький и вкусный! С хрустящей корочкой!

– …наливка грушевая… Этот рецепт ещё мой пра-прадед придумал! Ну и сколько уже лет она от отца к сыну переходит! Все деревенские облизываются, даже в Бортомире о ней знают! Я обычно на ярмарку привожу – так всё скупают!

Запах наливки ударил в нос, и я моргнула, словно вынырнула из дрёмы, в которой находилась до этого. Уже осмысленным взглядом обвела комнату.

За столом сидели Мирослав Потапович, его жена Богдана Негомировна, два сына – средний Премислав и младший Светослав, – невестка Неждана, самая младшая дочка Алёна и её муж Негомир. Сенослава за стол не посадили. Насыпали еды на тарелку и вместе с тремя внуками отправили на двор. Ибо, по словам главы семейства, не детское это занятие – сидеть за столом со взрослыми!

Впрочем, шума от этих взрослых было, словно от детей. Все что-то бурно обсуждали, ругались или шутили, громко смеялись. Особенно звонкий голос был у Алёны. Иногда она хваталась за живот и ойкала от боли, но когда попускало, опять начинала хохотать.

Мне подобное поведение за столом было чуждым, ведь даже на светских раутах дворяне предпочитали беседовать вполголоса. Если какая-нибудь дама и засмеётся, то это могла быть только молодая леди. Уважаемая дворянка никогда не позволит себе подобное – только улыбку, спрятанную за веером.

– Ну, за вас!

Староста звонко стукнул своей рюмкой об мою и одним залпом осушил её. Я же сделала небольшой глоток и покатала жидкость на языке. С удивлением отметила, что горечь алкоголя вообще не чувствуется. Лишь ароматный, сладкий вкус груши и ещё каких-то травок, которые не смогла распознать.

– Ну что вы! Пить нужно до дна! – Мирослав Потапович налил себе ещё приятной на цвет золотистой наливки и осушил залпом, довольно выдохнул: – Благодать!

Я вежливо улыбнулась и ответила:

– Напиток действительно очень приятный на вкус, но я не люблю пить.

– Ну мы и не пьём, так – балуемся! – Мужчина повторно опустошил рюмку, не замечая, как на него покосилась жена. – Ко всему, моя грушовочка пьётся, словно компотик! И голова от неё на утро не болит, несмотря на то, скока ты выпьешь! Ну уважьте меня, магистра!

Мирослав Потапович смотрел на меня уже немного пьяными глазами. Может, на вкус это и не чувствуется, но градус там, похоже, приличный. Отбиться не получилось и две рюмки выпить всё же пришлось. От этого в груди потеплело и разум немного затуманился. Интуиция подсказывала, если сейчас не уйду, то к двум присоединится и третья. Я поднялась из-за стола и, извинившись, сказала, что мне нужно выйти.

– Вам в нужник? Он у нас за домом, в конце огорода! – громко сказал Премислав, который сидел по левую от меня руку.

Кинула на него взгляд и вежливо ответила:

– Благодарю.

Хотя и без подобной информации, ко всему сказанной за столом, я бы могла обойтись. Когда выходила из комнаты в сени, услышала шепотки за спиной:

– …чего это она на него зыркала?!.

– …ну потому что нужно говорить не нужник, а клозет. Так в столице говорят…

– …тут ей не столица…

– …во-во! Як приспичит – и в нужник сходит!.. Хе-хе!..

Развернулась и с широкой улыбкой шагнула назад к столу.

– Если приспичит, я и в кусты могу сходить, но благо у вас есть для этого более комфортные условия. – Перевела взгляд на старосту: – Как там с баней?

– Ну так готово уже всё! Банька натоплена, ток вас и ждёт.

– Благодарю. Можно у вас полотенце одолжить?

– Богданушка? – перевёл мужчина взгляд на жену, и та поднялась со своего места. – А пока ждём… может, ещё по одной?

Когда вышла из хаты, сделала глубокий вдох прохладного воздуха. Внутри было слишком душно, да и наливка хорошо ударила в голову, несмотря на то, что я выпила всего три стопки. Отчетливо чувствовался запах навоза, сена, грязи и ещё чего-то приторно-сладкого. Огромная луна и тысячи звёзд светили с неба, и это было изумительное зрелище. Я несколько минут стояла и любовалась, а потом двинулась к бане. Где-то на середине дороги решительно остановилась и развернулась, направилась в другую сторону. Нужно посмотреть, как разместили Герберу, и заодно почистить. Я хоть попросила старосту поухаживать за ней, но она у меня дама с характером и чужому в руки не дастся.

Окна в конюшне горели. Я заглянула в одно и увидела Сенослава. Он под светом лучины чистил мою лошадь. Было видно, что делал он это не впервой, движения были бережные и профессиональные. Гербера так вообще млела, особенно когда мужчина проходился массажными движениями по бокам. Видно, тут кожа особенно устала после подпруги.

Меня это удивило: откуда он так ловко научился управляться с лошадьми?

Зашла внутрь, но мужчина даже не поднял голову на скрип двери, настолько был поглощён работой. И выражение его лица было такое счастливое, что я невольно залюбовалась, как недавно луной и звёздами.

– Славного… – не успела закончить приветствие, как он вздрогнул, отшатнулся от лошади и кинул на меня испуганный взгляд.

Не знаю даже, кто растерялась сильнее: он от моего неожиданного появления, или я от его реакции.

– Не… Не… Не скажи батьке, – быстро и испуганно начал говорить Сенослав. – Не скажи батьке.

Это он про Мирослав Потаповича? Странно, чего это он брата «батько» называет.

– Успокойся, – мягко сказала я и улыбнулась, – не скажу.

Он улыбнулся в ответ – широко и радостно.

– Спасибо! Можно? – кивнул он на лошадь.

– Да.

Сенослав вернулся к работе, но стал действовать заметно медленнее. Неужели нервничал из-за моего внимательного взгляда? Но я ничего не могла с собой поделать и любовалась его широкими ладонями с длинными пальцами.

– Сенослав, тебе нравятся лошади? – спросила через пару минут.

Он мне не ответил. Даже взгляда не кинул.

– Сенослав?.. – позвала ещё раз.

Опять-таки никакой реакции. Странно, почему он не реагирует на своё имя.

А если попробовать…

– Сено?

Он, наконец-то, кинул на меня взгляд, широко и довольно глупо улыбнулся, но ничего не ответил. В глазах удивление и непонимание.

Значит, собственное имя для него слишком сложное для восприятия? Но почему они сократили его до «Сено», а не «Сени»? «Сено», скорее, кличка для собаки, а не имя для человека… Хотя, считают ли они его человеком?

– Нет, называть тебя я так не буду! – произнесла решительно. – Буду звать Сеня!

Во взгляде всё такое же непонимание и удивление.

– Можно? – вновь кивает он на Герберу.

Подошла ближе, провела ладонью по гриве и попыталась встретиться с ним взглядом.

– Любишь лошадей?

Несколько секунд Сеня, казалось, смотрел сквозь меня, а затем медленно повторил с вопросительной ноткой:

– Лю… би… шь? – В глазах привычное удивление, непонимание и что-то ещё, что я не смогла рассмотреть, так как мужчина опустил голову и повторил ещё раз, на этот раз увереннее, но всё так же с вопросительной ноткой: – Любишь?

– Да, – вновь погладила Герберу. – Любишь лошадей?

– Любишь лошадей! – повторил он радостно и сам погладил мою кобылу. – Любишь лошадей!

Кажется, меня неправильно поняли.

– Нет-нет, – покачала головой и повторила жест рукой: – Это «гладить лошадь».

– Г-ла-ди-ть? – опять удивлённо и по слогам повторил он.

У меня сложилось странное впечатление, словно он слышал подобные слова впервые.

– Да.

– Гладить лошадь! – Улыбка была такая чистая и добрая, что я не сдержалась и повторила за ним. Но при этом мне было грустно, что с таким наивным, добрым и светлым человеком так по-свински ведут себя деревенские и собственная семья.

Это было очень несправедливо… Впрочем, жизнь не всегда бывает справедливой. Наверное, даже хорошо, что он не понимает, что над ним издеваются.

– Любишь? – Сеня вопросительно заглянул мне в глаза.

Он хочет, чтобы я объяснила ему значение этого слова? Ох, это будет непросто.

Пока я думала над вопросом, в конюшню зашёл староста. По раскрасневшемуся лицу и остекленевшем глазам было понятно, что он пьян. Запах, который зашёл в барак вслед за ним, лишь подтвердил это.

– Магиср! – расплылся Мирослав Потапович в радостной улыбке. – Вы почму не в бне?

Он мямлил так, что я еле могла понять его речь.

– Я лошадь свою пришла почистить.

Надеюсь, пьяный взгляд не заметит, что щетка находится в руках Сени, в не в моих. Хотя всегда можно будет сказать, что я попросила его мне помочь.

– Ну брсте ма..ик!..гиср, – махнул мужчина рукой и пошатнулся, схватился за косяк. – Мой Све…ик!..тлав мигм вшу лошдь так, поч…ик!…ть, что она будэ свркать, как сто…ик!…вое себро! О-хо-хо!

Пожалуй, от такого предложения я откажусь.

– Гербера у меня лошадь норовистая, чужаку в руки не дастся, – ответила с вежливой улыбкой. – Да и Сенослав мне помог.

– Кто? – тупо спросил староста, прищурился, а затем его лицо удивлённо вытянулось. – Ах, эт ты!.. ик!… Прихлбнк! Брсь! – замахал он двумя руками. – Брсь! С газ моих!

В шоке я смотрела на Мирослав Потаповича. Как так можно себя вести?! Сеня стоял и широко улыбался, смотрел с невинным непониманием. Какой же он всё-таки ребёнок, несмотря на то, что выглядит как взрослый, рослый мужчина лет за тридцать.

В конюшню вошла Богдана, кинула быстрый взгляд на меня и накинулась на мужа:

– Мирослав, чё ты сюда припёрся?! Я ж тебя сказала, в кровать иди!

– Богдудушка, – расплылся в пьяной улыбке староста, – я отльть… то есть в козет!

– На выход, козет! – гаркнула она так, что даже я подскочила, мужчина и вовсе выскочил из конюшни, как пробка из бутылки шампанского. Переведя на меня взгляд, она раздражённо добавила: – Ваша комната возле крольчатников. Я постелила свежее бельё.

– Благодарю, – вежливо улыбнулась.

– Вы вроде в баню торопились?

Богдана была из тех женщин, что, даже родив троих детей, остаются при тонкой фигуре. Лицо у неё было с сильно выделяющимися скулами, острый подбородок и нос, тонкие губы и большие тёмно-синие глаза под тонкими подведёнными бровями. На лбу залегли морщинки, видно, из-за того, что часто хмурилась. Рядом с мужем они смотрелись странно: он – словно круг, а она – острый угол.

– Я кобылу свою чищу.

Вот она уже заметила щётку в руках Сени, и её взгляд потяжелел. Улыбка у мужчины пропала, он понурил голову.

– Он доставляет вам проблемы? – Голос женщины звенел от холода.

– Напротив, помог.

– Фхэ? – Богдана издала странный звук, словно хотела одновременно фыркнуть и сказать «фи». У неё даже рот скривился, словно в лицо навоз сунули. – Какая с него помощь? Одним проблемы! И жрёт, как не в себя!

– Мне Сенослав не доставил никаких проблем. – Моя же улыбка, напротив, стала шире. – Как я и сказала, помог с чисткой лошади. Тут осталось немного, так что мы сейчас быстро закончим. Спасибо за еду, всё было очень вкусно. Пусть Мать Марина защитит ваши сны.

– Фхэ!.. Да защитит ваши сны Мать Марина.

Наконец-то она ушла. Тяжело мне с ней разговаривать, ибо уж очень сильно напоминает мою уважаемую матушку. Благо Богдане я имею право ответить.

– Сеня, – позвала я, но мужчина продолжал смотреть в пол. Сделала шаг ближе, дотронулась до плеча, заставив его вздрогнуть, но поднять на моё лицо взгляд. – Сеня, можешь, – кивнула в сторону Герберы.

Он несколько секунд смотрел на меня, словно пытался осознать произнесённые мной слова, а потом широко улыбнулся и вернулся к лошади.

Значит, Богдана не знает, что он умеет ухаживать за животными? Да и ко всему так профессионально! Складывалось впечатление, словно он делал это с самого детства – слишком хорошо знал, с какой стороны к ней нужно подходить и в каких места как нужно проводить щёткой. Лошадь может от любого неправильного движение дёрнуться, боднуть, переступить копытами, укусить, а уж как они боятся щекотки! Я сама с шести лет начала изучать все эти хитрости, когда мне подарили моего первого пони. Да и ко всему Гербера у меня была не обычной вьючной лошадью, которые могут флегматично стоять и терпеть, а породистой кобылой с соответственным гонором. И вот смотрите на неё: стоит и млеет, уши навострила в сторону Сени и иногда покусывает вьющееся мужские локоны – это она так выражала признательность.

Интересно, а в седле он умеет держаться?

***

Дамир стоял у открытого окна, и сатиновые шторы жёлтого цвета взмывали вверх. Обволакивали его тела, словно желая погладить необычную бронзовую кожу. Он никогда не смущался своей наготы и всегда весело смеялся, когда я натягивала под одеялом халат. «Чопорная леди Олли» – так он порой называл меня с наигранной важностью, а потом добавлял какую-нибудь глупость, чем несказанно злил.

– Наш мир огромен… – В его задумчивом мягком голосе была слышна грусть. – Настолько, что мозг неспособен даже в полной мере осознать его границы. Но я чувствую себя запертым в коробке… – Дамир некоторое время созерцал огни столицы, а потом обернулся, взглянул на меня: – Как бы я хотел увидеть всё…

– Увидишь, – уверенно ответила и поднялась с кровати. На мне был шёлковый халат чёрного цвета с красными петухами – подарок, который он привёз мне из последнего военного похода. – Теперь перед нами откроются все двери…

– Но ради этого нам пришлось пойти на…

– Нет, – остановила я и обняла себя за плечи. – Мы просто создали порталы, а то, как их использовали…

Повисло тяжёлое молчание.

– Я рад, что тебе разрешили остаться в столице и курировать эксперимент с этой стороны… Что ты не видела всё то, что видел я… Столько смертей… – Он спрятал лицо в ладонях, и его плечи сотрясались от рыдания. – Это было ужасно… Словно непрекращающийся кошмар…

Я подошла ближе, обняла Дамира, погладила по голове. Он обнял меня в ответ, крепко сжал… Слишком крепко.

– Дамир?!.

Попыталась оттолкнуть его и не получилось. Он расплавился, превратился в чёрную массу, которая сдавливала мои рёбра и лёгкие, не давая сделать и вздоха.

– Отпусти!.. Нет!.. Дамир?!.

Давление усиливалось. Я задыхалась. Последние секунды. Последние капли кислорода…

***

Резко открыла глаза и дёрнулась всем телом, вскочила с кровати. Кошка с диким мяуканьем соскочила с моей груди на пол и зашипела. Я громко чихнула, а потом ещё раз и ещё. Глаза принялись слезиться, а в горло и нос словно угли засунули.

Вот же чёртово животное! И как только пробралась в мою комнату?!

Стянула с себя рубаху, быстро накинула первое попавшееся под руки и выскочила на свежий воздух, глубоко задышала. Солнце только-только выглянуло из-за горизонта. Было свежо, звонко пели петухи, очень печально мычала корова, словно звала своего телёнка. Раздражённо гавкала собака, и зло галдели гуси, мужской голос костерил чёртовых птиц.

Я довольно потянулась, наконец-то чувствуя, что спина не болит. С наслаждением зевнула и опять чихнула.

– Пусть Мать Марина защитит вас! – раздался звонкий женский голос.

Оглянулась и увидела Неждану. Она как раз наполняла кроличьи кормушки травой и длинными тонкими ветками с острыми колючками, зелёными листиками и фиолетовыми цветами.

– Спааа.. Пчих!.. Спасибо!

– Шо с вами? Не чай простудились? – взволнованно спросила она.

– Нет, – сипло ответила, криво улыбнувшись. – Ко мне ночью залезла в кровать кошка, а у меня аллергия на шерсть.

– На шерсть? Никогда раньше о таком не слышала.

– Чего только в мире не бывает, – развела я руками. – Подскажите, пожалуйста, где мне найти Мирослава Потаповича?

– В главной хате. Батеньке плохо после вчерашнего, так он огуречным рассолом отпаивается.

– Благодарю!

Сколько бы ни выпил, а голова на утро не болит? Ну-ну! Надеюсь, похмелье не помешает ему отвести меня к бывшей ведьмовской хате.

К моему удивлению, староста выглядел довольно бодрым. Завидев меня, он вскочил на ноги и радостно сказал:

– Ну что, магистр, завтракаем и отправляемся смотреть ваш новый домик?

Богдана достала из печи пирог, и комнату наполнил запах… запах мечты. Увидев мой взгляд, женщина горделиво улыбнулась.

– Мне передали, шо вы уж очень хотели попробовать пирог с яйцом и луком. Поэтому я встала пораньше, чтобы успеть испечь.

– Огромное спасибо! – поблагодарила от чистого сердца.

Поедая самую вкусную в жизни выпечку, я слушала в пол-уха Мирослава Потаповича и размышляла о том, какие всё же многослойные бывают люди. Впрочем, я сама не без греха, чтобы судить кого-то.

Глава 5. О том, как мотивы идут в разрез с помыслами

Дорога заняла больше часа. Если бы не староста, то справились бы минут за сорок, на Гербере и вовсе за двадцать. Мирослав Потапович вначале шагал бодро, размахивая руками и рассказывая о том, какая тут прекрасная природа и щедрая земля, несмотря на то, что Путкино соседствует со Старым Лесом. Но чем дальше мы шли, тем тяжелее становилось дыхание мужчины и замедлялся шаг. В конце концов, он вовсе скис и еле плёлся: наливка, видно, всё же дала о себе знать. От предложения забраться на мою лошадь мужчина горделиво отказался, о чём, я уверена, жалел. Не зря же потом кидал такие болезненные взгляды на пустое седло.

После крепкого сна и плотного завтра я чувствовала себя превосходно. Тропинка вела нас вначале через поле, а потом устремилась в лес. Деревья с каждым шагом, казалось, становился всё толще и пышнее – это была почти граница Старого Леса. А как шуршала листва на ветру – просто услада для моих ушей! Было много птиц, особенно ворон. Они недовольно перекаркивались, словно перемывали косточки вторгнувшимся в их владения незнакомцам. Осеннее солнце еле грело, но этого хватало, чтобы не продрогнуть. Да и мой камзол был сделан из специальной заговорённой ткани, поэтому летом в нём было не жарко, а зимой не холодно. Мирослав Потапович кутался в кафтан, а вот на Сенославе была только рубашка. Притом старая, выцветшая и в заплатках.

Я когда увидела, то очень удивилась и спросила, сдерживая раздражение:

– Сенослав не замерзнет в одной тонкой рубахе?

– Да ему всегда тепло! – староста лишь отмахнулся от моего замечания. – И горячий он, словно раскалённая печь. Як не верите, можете сами его потрогать, магистр!

От предложения я отказалась, и, надеюсь, мужчина не заметил вспыхнувший на щеках румянец.

Да уж… Хороший из него старший брат, ничего не скажи. Тогда я спросила у Сени, не холодно ли ему, но в ответ получила лишь невинно-непонимающий взгляд и широкую улыбку… Эх…

Тропинка повела нас с горки, и староста заметно приободрился, зашагал быстрее.

– Ну, уже не долго осталось, – сообщил он с улыбкой, стянул с головы науруз и вытер им пот со лба. – Щас скоро полянка будет, там и домик стоит.

– Мирослав Потапович.

– Чего?

– Я спросить хотела, почему Сенослав вас «батько» называет?

– Ну это… – Мужчина остановился и неловко замямлил: – Просто… Ну так… вышло… Он… Он просто другого слова не запомнил. Вот! Запомнил меня, как «батько», а новому его научить тяжко, поэтому я и рукой махнул. Пусть называет, как называет.

Да, врать Мирослав Потапович не умеет, но обличать его не стала. Даже виду не подала, а с широкой улыбкой задала другой вопрос:

– В детстве он вас тоже «батько» звал?

Мужчина раздражённо нахлобучил шапку на голову и зашагал вперёд.

– Магистр, я не пойму, откуда такая заинтересованность Сено… славом? – Запинку в голосе я отметила. – Ну понимаю, он парень красавец, наши девкина него тоже облизуються, но в хозяйстве с него мало проку. – Мужчина кинул на меня быстрый взгляд. – Да и в постели…

– Вы это на что намекаете?! – Я встала, как вкопанная, и в шоке уставилась на старосту. Мне не послышалось?

Может, я иногда и смотрю на Сенослава, как на привлекательного мужчинку, но о подобном никогда не думала!

Он обернулся, цыкнул, а потом тяжело вздохнул и виновато произнёс:

– Простите, магистра, я не хотел вас обидеть… Ну просто, он словно ребёнок, пусть и выглядит взрослым. Слов не понимает, всё делает из-под палки, да ещё и жрёт как не в себя!

– Я прекрасно понимаю, что у Сенослава нарушение развития, – раздражённо ответила, чеканя каждое слово, – и испытываю я к нему лишь сочувствие – не более. Ваши слова оскорбительны!

– Ну ещё раз прошу прощения, – он склонил голову. – Я правда не хотел вас обидеть.

– Надеюсь, впредь вы не позволите себе подобные высказывания, – холодно отрезала и пошла вперёд, кинула взгляд на Сеню.

Виновник нашей беседы стоял у дерева и на что-то смотрел, запрокинув голову. Я подошла ближе и увидела наверху белку. Рыжая проворно прыгала с ветки на ветку, иногда останавливалась и чистила лапками свою шерстку.

– Сеня… – дотронулась я до плеча Сенослава.

Он обернулся, взглянул с удивлением и всё той же широкой улыбкой.

– Белка? – кивнула я на рыжую зверюшку.

– Бе-л-ка, – повторил он, сосредоточенно нахмурившись, а потом радостно повторил уже увереннее: – Белка! Белка! Гладить белка!

– Увы, не получится.

Он продолжал смотреть на меня вопросительно-непонимающим взглядом.

– Нет, – ответила проще и ко всему покачала головой.

– Нет? – Это слово он понял и грустно склонил голову. – Жалко.

– Пойдём, Сеня, – махнула рукой.

– Пойдём, – повторил он мой жест и широко улыбнулся.

Когда поравнялись со старостой, я спросила уже спокойным голосом:

– Вы его вообще учили?

– Пытались, – со вздохом ответил Мирослав Потапович, – но всё бестолку. Он может запомнить только самые простые слова и команды.

– Команды? – вновь начала злиться я. – Он вам животное, что ли?

– Нет, конечно, – тут же взволнованно ответил мужчина. – Ну поймите и вы меня, магистр: мы даем ему кров и еду – а ест он чертовски много! – а в ответ лишь просим помогать нам и соседям по хозяйству. Ну там дров нарубить, воду принести, коровник почистить…

– За лошадьми поухаживать? – подсказала я.

– Шо? Ну нет! Это ж нужно уметь… – Староста задумчиво нахмурился. – Ну, однажды я его поймал в конюшне и…

– И?

– Ну перепугался я за него тогда сильно! – вспылил Мирослав Потапович, кинув на брата взгляд. – Вдруг лошадь его ударит… Он и так на голову того, не хватало, чтобы ещё и калекой стал!

Понятно. Представляю, как именно он «перепугался», раз Сеня так бурно отреагировал, когда я застукала его вчера в конюшне.

Я хотела задать ещё один вопрос, но староста выкрикнул:

– Ну наконец-то!

Посмотрела вперед и увидела, что среди деревьев проглядывается что-то тёмное – наверное, ведьмин домик. Через несколько минут мы вышли на большую поляну, окружённую высокими деревьями и густыми кустами, словно забором. Домик среди них смотрелся, как огромный старый гриб. При этом стоял он на самом краю полянки, а перед ним находились заросшие травой грядки. Это было видно по характерным холмикам на земле и вставленным палкам, через которые обычно протягивали бечёвку.

– Ну вот, – указал Мирослав Потапович на него руками. – Как я говорил, ведьма пару лет как померла и за её избой не смотрел никто. Она, чай, уже и для жизни не пригодна.

Домик был небольшой, старый и накренившийся. Несколько лет простоя и сырости сделали своё дело, поэтому деревянные стены и крыша поросли мхом и белёсыми грибами. Одно окно со ставнями было заколочено, а дверь заела и вовсе не открылась, поэтому пришлось её выбить.

В общем, вид изба имел довольно удручающий.

Внутри дела оказались не лучше. В нос резко ударило сыростью и затхлостью, пылью и чем-то тошнотворно-кислым. Было темно, поэтому я создала на руке заклинание «светлячок», озарившее окружающее пространство жёлтым светом. Староста достал из сумки, куда Богдана сложила мне немного провизии и некоторые нужные вещи, лучину и огниво. Внутри места оказалось катастрофическим мало, вдвоём мы еле смогли поместиться. Почти всю комнатушку занимала печь. Остальную часть – лавка, на которой лежала старая одежда; стол с белой ажурной скатертью и самоваром; полка на три отделения, заставленная посудой и кухонной утварью; в углу расписной сундук. На единственном окне занавесочка, серая от пыли и в паутине. С потолка свисали сухие травы, ветки и засушенные куски мяса. Когда притронулась к пучку лаванды – сухие цветы обратились в труху.