О ведьмах, магистрах и «заколдованных принцах»

Оксана Крыжановская

О ведьмах, магистрах и "заколдованных принцах"

Глава 1. О том, как ведьма… кх, простите, магистр завелась в деревне Путкино

– Так… мы проехали реку Вьюга и у Дули Старика повернули и ехали строго на юг до Бортомира. Потом вышли на северо-восточный тракт и, перейдя устье Ногат, свернули на север… И, судя по карте, уж как два часа должны быть в Путкино и ужинать в корчме… Тогда где мы?!

Я возмущённо уставилась в шоколадные глаза Герберы и потрясла картой. Лошадь обнюхала бумагу, недовольно всхрапнула и опустила морду к траве.

– Ну да, тебе-то что – еда прямо под ногами растёт, а вот мне уже осточертело есть солонину с сухарями, мыться в ледяной воде и спать на земле! Чёртов лес!

Магу земли, конечно, грех жаловаться на природу, но я была в дороге около двух месяцев и, малость, ненавидела всё вокруг.

А ведь когда-то я любила походы. Помню, когда училась в институте, с нетерпением ждала практические уроки. Мы тогда всем курсом на несколько дней выбирались в лесок за кафедрой земляной магии и учились чувствовать природу.

Хорошее было время. Спокойное.

– Так! – Я резко вскочила на ночи, чем напугала Герберу, и ударила себя по бёдрам. – Хватит киснуть! Да, время тогда было замечательное, но кто мешает мне сделать и будущее таким же? Вот доберусь до этого Путкино, поселюсь в милом домике на опушке Старого леса, буду выращивать овощи, катать закатки, а зимой писать мемуары или научные трактаты о своих прошлых экспериментах! Вот как заживу!..

Гербера к моему монологу осталась равнодушной. Вот если бы его услышала моя матушка – достопочтенная графиня Анастасия Рейвен, – то от шока вполне могла бы лишиться чувств… Или нет. Ведь родители даже не соизволили лично сообщить, что вычеркнули моё имя из семейного регистра. Передали депешу со слугой.

Ладно матушка махнула на меня рукой ещё в юности, когда вместо графских отпрысков меня больше интересовала теория графов*. Но вот отец… Он всегда поддерживал моё стремление к знаниям. Помог поступить в институт и спонсировал наши исследования… Он гордился мной.

Если бы только у нас всё получилось…

Махнув на лошадь рукой, я принялась собирать вещи, приговаривая под нос:

– Название тоже ещё… Путкино?.. Запуткино, чёрт бы его побрал!

С отвращением глянув на седло, я тяжело вздохнула и засунула ногу в стремя. От долгой поездки спица и шея нещадно ломили, а зад болел. Сейчас я просто мечтала о мягкой перине, горячем жаркое и кружке холодного кваса.

Гербера тяжело дышала, и я чувствовала ногами, как она мелко дрожит. Лошадь тоже устала: мы в дороге с раннего утра и делали всего несколько привалов. Но опять ночевать в чёртовом лесу мне не хотелось. Особенно когда до мягкой кровати оставалось совсем немного.

В желании отвлечься от гнетущих мыслей я принялась рассматривать деревья вокруг. Природа, конечно, была тут очень красивой, древней и словно окруженной ореолом тайны – Старый лес был совсем рядом. Не чета нашему леску подле академии с десятком ёлок, тремя яблонями и парой кустов смородины, которую обносили зеленцом. Нас окружали высокие буки, раскидистые клёны, пышные тисы, могучие дубы и множество других листовых деревьев. Некоторые уже поменяли окрас на жёлтый с красным, и листопад принялся выкладывать на земле расписной ковёр. Между ними виднелись кусты крушины и бересклета, жимолости и рябины, а возле огромного шиповника мы ненадолго задержались. Я набрала полненькие, спелые плоды в ладошку, а Гербера объела ветки прямо с листьями и колючками.

Было свежо и немного пахло палой травой. Птицы о чём-то звонко щебетали, деревья плавно раскачивал ветер, и листва на кронах шуршала. Этот звук мне всегда нравился и приносил какое-то умиротворение.

Осень выдалась на удивление тёплой, что меня, несомненно, радовало. Если бы во время моего путешествия шли дожди, то я давно бы забросила эту затею. Поселилась в каком-нибудь городишке и спокойно провела бы там зиму.

И потеряла бы столько времени…

Кого я обманываю, даже если бы шёл дождь, снег, град, я бы всё равно добралась бы до этого чёртового Запуткина!

Где-то вдалеке раздался собачий лай. Тропинка сузилась и запетляла, словно уж, обходя небольшое озерцо, а потом вывела меня к широкой дороге и, наконец-то, указателю.

«Путкино. Две версты»

Не поленилась, слезла с лошади, нашла грифельный карандаш и пририсовала «ЗА». Первый же дождь смоет мои художества, но зато на душе сразу стало чуть-чуть светлее.

***

Наконец-то добралась до деревни! С любопытством рассматриваю одноэтажные избы с покатыми крышами, отделённые друг от дружки на приличном расстоянии невысокими расписными заборами. Дома у кого были поменьше, у кого побольше, у кого вытянутые, но из каждой крыши торчала печная труба и из неё валил густой дым. И у каждой калиточки непременно стояла лавочка, а у некоторых даже две. Со столом в придачу. И у каждого был огород, а у заборов – клумбы, на которых всё ещё распускались цветы.

Странно только, что людей нигде не было. Даже когда я проезжала мимо одной хаты и на меня залаяла собака, которая, к моему удивлению, забралась на крышу, никто не выбежал на крыльцо. Я даже хозяев окликнула, чтобы вышли и сняли свою псину, отчего та стала только ещё больше нервничать и метаться у края. Испугавшись, что животное решит спрыгнуть прямо на меня, я поспешно пустила Герберу трусцой.

За два месяца мне доводилось проезжать много деревень, но сейчас мне казалось, словно я попала в место из сказки. А всё из-за украшений на избах.

Слава о мастерах по дереву из Путкино одно время стояла у всех на слуху. Помню, тогда в моду даже вошли деревянные украшения, но не продержались и сезон. А вот резные безделушки и статуэтки пользовались спросом до сих пор. Даже у меня была путковская шкатулка с секретом… Которую конфисковали с остальным моим имуществом. Но сейчас, глядя на избы, мне казалось, что до столицы доходили лишь крохи от перекупщиков по заоблачной цене. Перед моими глазами открылась прекраснейшая из всех видимых мне картин. Дома почти полностью были украшены красивой искусной резьбой: гладкой, почти неотличимой от картины; с прорезью, и в дырочки были вставлены кусочки разноцветной слюды или глины; выпуклой, к которой можно было прикоснуться и пощупать гладкую древесину; красивой и ажурной, отчего цветы казались волшебно-нереальными. Деревянные узоры были везде: и на ставнях, и на дверях, и на крышах, и на калиточках, и на скамейках со столами. У некоторых даже на заборах! Чаще всего изображали богов-родителей, цветы, птиц, животных и рыб, но попались мне и домики с более интересными картинами. У одного на входной двери плескались в озере русалки. Хвосты их сверкали чешуёй, а груди были прикрыты длинными волосами. Они улыбались и маняще тянули руки. На другом, прямо на заборе, плыл среди бушующих закрученных волн красивый трёхмачтовый корабль, а напротив него поднял из пучины свою длинную шею морской змей. Уверена, если походить тут и осмотреться внимательнее, то можно ещё много чего интересного найти. Но сейчас мне было не до этого. Безумно пахло пирогами с луком и яйцом, отчего болезненно урчал живот.

Возле одного из домов я, наконец-то, углядела людей. Спешилась, накинула поводья на луку седла и подошла к избе. Её ставни украшали рыжие лисы, которые словно гонялись за хвостами друг друга, а на верхней балке «сидели» белые квочки с бордовыми грудками, красными гребешками и женскими лицами. Выглядело это странно, но не отталкивающе.

На скамеечке у калитки сидели две деревенские женщины и о чём-то разговаривали. До меня долетели обрывки фраз:

– …милостивая Мать Марина!..

– …вот и я взмолилась, как увидела!..

Заметив меня, они замолчали. Одна была намного старше, низенькой и сухонькой старушкой с коричневыми пятнами на лице и крючковатым носом. Старуха так на меня грянула своими зелёными глазами, у которых один из зрачков затянула белая пелена, что я сразу вспомнила своего преподавателя по мировой истории – Василису Тихомировну. Она тоже была в возрасте, но обладала железным характером, тяжёлым взглядом и великолепным умением рассказывать. Ничего удивительного, что на экзаменах по её предмету получали не меньше третьей степени. Я же всегда тяготела к истории, поэтому и вовсе заработала первую.

Вторая женщина была помладше и попышнее, с выбеленным лицом, искусственным румянцем и красными, пухлыми губами. Она держала в руках огромный засохший подсолнух и так и застыла, не донеся пухлую семечку до рта.

– Пусть Мать Марина принесёт благо вашему дому, – поздоровалась я традиционной фразой.

Женщины с одинаковым изумлением оглядели мои кожаные ботфорты до колен, пурпурные велюровые кюлоты и чёрный камзол с золотыми пуговицами, на которых был выбит герб Великого института магии Аромской империи.

Наверное, им впервые довелось встретить барышню в мужском костюме.

Сами дамы были облачены в традиционную аромскую одежду: тяжёлые юбки-солнца до щиколоток, белые с вышивками по подолу, горловине и рукавам рубахи, шерстяные душегреи. На головах красиво уложены платки с ниткой бус и монеток, на ногах – шерстяные носки и лапти.

Все украшения на женщинах были деревянные, но так искусно выглядели, что не уступили бы ювелирным изделиям. В ушах у той, что помладше висели большие, в ладонь, серьги в виде пушистых хризантем, а на шее – фиолетовые бусы. На каждой бусинке был выструган цветочек василька, и это поистине была филигранная работа. На правой руке я разглядела брачный браслет из светлого дерева с аккуратной вязью рун, складывающиеся в традиционную клятву: «Навек и после всех век». У старухи серьги были в виде зелёных карпов с тёмными хвостами, а на груди – ожерелье, словно рыбные чешуйки легли друг на друга. Браслета не было. Это могло значить, что она или так и не вышла замуж, что для этих мест нонсенс, или была вдовой и время ношения траурного браслета уже закончилось.

Казалось, я попала в картину знаменитого художника «Две кумушки». Уж настолько фактурные были образы!

– Подскажите, пожалуйста, как проехать к постоялому дома? – спросила я, так и не дождавшись реакции на своё приветствие.

Ответила мне старуха, которая имела больший авторитет. Зелёные глаза под белёсыми бровями пристально посмотрели мне в лицо, а старческий рот скривился в насмешке.

– Значится так, – бодро зазвучал её голос с лёгкой хрипотцой, – поворачиваешь назад на север и едешь до северо-восточного тракту, по нему к Бортомиру. К утру наверняка доберёшься. Вот там и будет тебе ближайша постояльня. – Старушка издала странный протяжный звук. Одновременно он напоминал хихиканье и хрюканье. Никогда подобного не слышала и не горела желание услышать вновь. Звучало довольно противно.

– Корчма?

Кумушки одновременно помотали головами, а та, что помладше, принялась вновь щёлкать семечки.

Путкино располагалось на самом севере Аромской империи и было одним из трёх поселений, которые мирно соседствовали со Старым Лесом. Я, конечно, понимала, что места тут далёкие, но не думала, что настолько. С другой стороны, такая глухомань была мне только на руку.

– Что-то же у вас должно быть для гостей? – хмуро спросила я, теряя последние остатки терпения и сил.

Запах пирога, казалось, стал сильнее, и к нему ещё прибавились пирожки с вишней. Живот от голода свело, и он так громко заурчал, что та, что помладше, сгребла с подсолнуха горшеню семечек и протянула мне в кулаке.

– Храм, – с намёком ответила старая, кинув недовольный взгляд на соседку. Та руку тут же отдёрнула.

Не больно-то и хотелось!

– Пусть Отец Славен защитит нас от невзгод и посягательств пришлых.

Обе женщины сделали руками защитный жест: подняли ладонь вертикально над лицом и сперва опустили её влево, а потом вправо, словно пытались рукой прочертить треугольник, не проведя нижнюю линию.

Я поспешила повторить жест. Не хватало ещё, чтобы меня записали не только в «пришлых», но и в «безбожных».

– Там мне смогут обеспечить хлеб и кров? – спросила с надеждой.

Мечты о жаркое и квасе медленно таяли, но и свежий горячий хлеб, в идеале пирог с яйцом и луком, я бы сейчас с радостью опробовала. Уж больно запах дразнил ноздри.

– А за сим к старосте нашенскому нужно, – махнула старуха рукой в сторону, где заходило солнце, окрашивая небо в кровавые цвета.

Завтра будет холодно.

– Он приезжих привечает. К хате своей комнату ещё одну присобачил и словом её ещё таким гадким называет… Гости… гасти… гастиннатца! – Старушка с чувством сплюнула под ноги и опять издала этот непонятный противный звук. – Вот он уж и хлеб, и кров могёт, если монеты… Эгей! – Она с небывалым для своего возраста рвением вскочила на ноги и замахала руками. – Чего эт твоя скотина мои цветы жрёт?! А ну кыш!

Оглянувшись, я увидела, что Гербера, воспользовавшись моментом, спокойно подошла к противоположному дому и принялась объедать клумбу у забора.

Я подбежала к кобыле, схватила за поводья и дёрнула, зашипела недовольно:

– Гербера, не позорь меня!

В ответ лошадь недовольно всхрапнула, но морду отвела.

Ей только дай волю – всё съест! Уж больно любит она цветы, особенно розы. Что очень не нравилось матушке, которая любила на эти самые розы смотреть во время завтрака. Однажды Гербера умудрилась как-то выйти из конюшни и объесть недавно распустившееся жёлтые альмаильские… После чего приводить эту лошадь в родительское поместье мне запретили строго-настрого.

– Прошу прощения!

– Пошто мне твоё прощение?! Мои «золотые башенки» и синяя астрачка! Всё сожрала, скотина! Меня же теперь соседи засмеют! Скажут: у всех хат красота какая цветёт, одна Матфеевна с обжоратыми кустами!

– Это решить легко, – хмуро ответила я.

Хоть Гербера и съела несколько цветов, но это не повод называть её «скотиной».

– И как же?! – грозно посмотрела на меня старуха, уперев руки в бока.

В ответ я сделала несколько пассов. Золотая дымка вырвалась из моих пальцев и устремилась к клумбе, опустилась в землю, а затем столбом взмахнула вверх. Тут же полезли молодые ростки, которые, под действием магии, росли и вытягивались, распускались. Рудбекия, она же «золотая башенка», сентябрьская астра, первоцвет, маки, гиацинты, нарциссы, подснежники и множество других цветов, чьи луковицы спали в земли и откликнулись на мой зов.

– Мать Марина! – старуха ахнула и схватилась за сердце. Ещё бы, ведь теперь возле её забора распустился цветник не чета остальным соседям! – Шо за чертовчина?!.

– Магия земли, – исправила я и представилась: – Магистр Рейвен. Хорошо удобрите землю, иначе в следующем году у них не хватит сил вырасти. – Я забралась в седло, никак не показывая, насколько у меня от этого стрельнуло в пояснице, и спросила: – Подскажите, как выглядит дом старосты?

– Он самый большой у нас тут. Крыша красная, с зайцами и утками – любит он их, шо жрать, шо любоваться. Поезжай на запад и точно не пропустишь.

– Всех благ вашему дома, – поблагодарила я и пустила Герберу в нужную сторону.

– Только, ведьма!.. Эй, постой!.. – раздалось мне в спину.

Я чуть с седла не съехала. Как она меня назвала?!

Развернула лошадь, глянула свернуть вниз на старуху и холодно произнесла, чеканя каждое слово:

– Я маг земли. Магистр Рейвен.

Та от моих слов только отмахнулась и заявила:

– Токмо ты туда можешь не ехать. Тама щас нема никого. Разве шо Пустая Башка, но толку с него, как с козла молока!

– А где все? – растерялась я, уже лелея надежду на пирог. Да хоть пирожок! Что угодно, кроме солонины, что можно было бы засунуть в рот и пожевать, а не рассасывать!.

– В храме, – ответила она тоном «само собой разумеется». – Сейчас же вече́рня.

Теперь понятно, почему я больше не видела людей.

– Вы тогда почему не со всеми?

– Да потому что поп наш с чертями водится! – ответила вторая женщина, которая до сих пор сидела на лавочке, получается, у своего дома. Голос у неё оказался на диво мелодичным и молодым, звонким. – И самогон пьёт! Я своими глазами видела!

По тону было совершенно непонятно, чем именно она возмущена больше: неожиданным знакомством попа с нечистью или наличием у него пагубной привычки.

У меня удивлённо приподнялась бровь.

– Чёрт? Вы уверены?

Женщина вскочила на ноги и возмущённо махнула рукой с зажатым подсолнухом. Несколько семечек выскочили, упали на землю, и к ним тут же подбежали несколько больших чёрных ворон. Я их давно заприметила. Они сидели на заборе у избы с лисами и явно выжидали, когда кумушки уйдут и можно будет поискать целые зёрнышки. А тут такое неожиданное угощение.

– Да я своими глазами видела! – продолжала кумушка. – Мы вечером с… с Милкою!..

– Прошу прощения, – прервала я, видя, что эмоциональный монолог начал набирать обороты, – но это не моё дело. Я просто хочу отдохнуть и поесть. Всех благ вашему дома.

Я вновь развернула Герберу и направила её в сторону храма, благо его крыша была видна даже отсюда.

Несколько секунд было тихо, а затем в спину мне раздалось:

– Вот же ж!.. Ведьма!

Останавливаться и возвращаться на этот раз не стала, лишь громко ответила:

– Магистр Рейвен!

*Тео́рия гра́фов – раздел дискретной математики, изучающий графы. В самом общем смысле граф – это множество точек (вершин, узлов), которые соединяются множеством линий (рёбер, дуг).

Глава 2. О том, как магистр впервые встретила Пустую Башку

Храм находился от деревни примерно в полверсты. Чем ближе я подъезжала, тем больше поражалась увиденному. Казалось, он полностью был украшен искусной резьбе, начиная от фундамента и заканчивая острой крышей с деревянной скульптурой бога-отца Славна – создателя всего сущего и отца всех людей. Остальные тотемы сидели на крышах по четырём сторонам света. На юге богиня-мать Марина – мать всех людей, покровительница беременных женщин и защитница детей. На севере бог-брат Молор – воплощение земли, именно от его милости зависит, насколько будет щедрый урожай. На западе богиня-сестра Рима – покровительница влюблённых пар и счастливых браков. На востоке боги-дети близнецы Глашта и Аглай – судьи жизни мирской и проводники в загробный мир. Было ещё множество божков, которым возносили молитвы, мольбы или проклятья, но именно эту шестерку почитали больше остальных.

Мне пришлось подождать ещё с полчаса. Солнце полностью скрылось за горизонт, и о его присутствии напоминал только кроваво-красный рубец.

Я сорвала несколько зелёных яблок, желая хоть немного утихомирить голод, но это не помогло. Напротив, живот заурчал сильнее, да ко всему из-за кислоты запершило в горле.

Когда отворились двери молельного дома, я готова была броситься к первому вышедшему и умолять отвести меня к старосте. Конечно, я этого не сделала, а осталась сидеть на месте. И на лице моём не дрогнула и мышца, когда из храма повалили люди: молодые и старые, мужчины и женщины. Их было не больше пятидесяти человек, и они смотрели на меня во все глаза. Раздались шепотки:

– …вы токо гляньте…

– …это ж баба в штанах!…

– …штаны на ней какие… срамота!..

– …а красивая, и фигура какая ладна…

– …вот это покрой камзола…

– …пуговицы не чай золотые…

– …а тебе, бабка, лишь бы золотые!…

– …давно у нас заезжих не было…

– …да и время такое… неспокойное…

– Чего застыли? – раздался грозный и хорошо поставленный голос.

Толпа расступилась, и ко мне вышел невысокий и очень полный мужичок. Казалось, словно бочонок одели в коричневый кафтан и приделали к нему ручки-ножки с головой. Уж больно его фигура напомнила цилиндрическую форму.

– Пусть Мать Марина принесёт благо вашему дому, – поздоровалась я и поднялась с пенька, на котором сидела, пытаясь не морщиться от боли. Спина и ноги болели так, словно их отрубили, а потом пришили обратно. – Вы староста?

– Ну я! – погладил он длинные, свисающие ниже подбородка усы пшеничного цвета. – Мирослав Потапович Карха меня звать. А вы кем будете?

– Гостем, – я натянула на губы вежливую улыбку. – Мне сказали, у вас можно остановиться.

– Ну можно, – кивнула мужчина и выпрямился, расправил плечи. – У меня комната свободна есть.

– Да твоя гастиница всегда свобода! – со смехом раздался голос из толпы.

Люди, конечно же, никуда уходить не собирались и с любопытством глядели на нежданное представление. Меня посетила запоздалая мысль, что всё же нужно было дождаться старосту у его дома.

– Потому шо в ней никто жить не хочет!

По толпе прошёлся весёлый хохот. Я продолжала держать на губах вежливую улыбку.

– Если комната свободна, то я с удовольствием её арендую.

– Ну можете и арендовать, ток деньги вперёд.

– Хорошо, – достала из внутреннего кармана камзола кожаный кошель. – Сколько?

– Ну две… три баронских деньги!

– Договорились.

Расшнуровала кошель и заглянула внутрь. Так, у меня имеются две княжеских золотых монеты, пять графских серебряных, а баронских медных всего… две. Не повезло.

Пока пересчитывала, чувствовала на себе любопытные взгляды. Краем глаза даже заметила, как кто-то привстал на носочки, в жалкой попытке заглянуть вглубь кошеля.

– Мирослав Потапович, – подняла взгляд на старосту, – давайте поступим так: я вам один граф, а вы меня ещё вкусно накормите, в бане попарите и за лошадью моей поухаживаете.

Я протянула ему серебряную монету. С одной стороны на ней был изображён профиль генерала Белояра Рейвена. На другой герб графской семьи и год чеканки – 1476. Это был мой дед, который погиб ещё до моего рождения во время очередного военного похода на соседей.

– Ну это мы завсегда рады для таких дорогих гостей! – заулыбался староста и ловко спрятал монетку куда-то в кафтан.

За его спиной люди вновь зашушукались.

– …вот это динжища!..

– …я графка никогда не видел, не то что в руках держать!..

– …а пуговки-то золотые…

– …бабка, хватит про золото!..

– …а один граф – это много?..

–…ещё как…

– …за одну графскую деньгу можно лошадь хорошую взят…

– …ого!.. Сколько же это сладких петушков выйдет?..

– Ну пойдёмте, дорогой гость, я вам пока деревеньку нашу покажу, – староста приглашающе махнул рукой, – а мои домашние всё сделают к нашему приходу. – Он обернулся и сказал кому-то из толпы: – Премислав, бегом домой, найди Сено и вдвоём воды в баню натаскайте. Быстро!

– Хорошо, батько. – От толпы отделился невысокий паренёк со светлой головой и побежал, почему-то, не вперёд по дороге, а налево куда-то в лес. Хотя, может, у них там короткая тропа к деревне.

Я с усилием залезла в седло и тронула лошадь. Конечно, это было не очень уважительно по отношению к пешему старосте, но я так устала, что ногами никуда бы дойти уже не смогла. Впрочем, никакой негативной реакции моё действие не вызвало. Мирослав Потапович шёл, довольно улыбаясь и размахивая руками.

– Ну, дорогой гость, а величать как вас?

– Можете обращаться ко мне «магистр Рейвен».

– Так вы маг? – неожиданно воодушевился староста. – Что закончили?

– Великий институт магии, – ответила с гордостью, надеясь, что документов он у меня не спросит. Их тоже конфисковали, поэтому подтвердить, что я училась там, могу только с помощью камзола. Его выдают всем выпускникам, и подобных пуговиц с гравюрой больше нигде не сыскать.

– Ого, так вы из самой столицы! Эх… Я ведь когда-то тоже там учился. Не в Великом институте магии, конечно, – он усмехнулся, – ну, два года в гильдии плотников состоял.

Его признание меня насторожило, хотя виду я и не подала. Надеюсь, это было до того, как фамилии магов Рейвен и Оверт прогремели по столице. В противном случае придётся искать другую деревню возле Старого Леса. Путкино, конечно, удобнее всего расположен, но и риск увеличится.

– Почему только два года? – попыталась направить разговор в другое русло.

– Ну как-то не сложилось у меня со столицей, – мужчина кисло усмехнулся. – Я ж это, с детства мечтал уехать отсюда. Ну вроде родная деревня, семья, друзья рядом, а я словно в трясине тонул… Когда исполнилось пятнадцать, не выдержал и уехал. Много лет где бродил, пока до столицы не добрался и не осел в гильдии плотников. С моими знаниями и умениями меня легко приняли. Ну тамошние мастера мало чему могли меня научить и чёрт дёрнул похвастаться, как путковцы умеют по дереву работать! Удивил я мастеров знатно, конечно, а потом выболтал некоторые наши секреты по обработке и работе с деревом. Ну мальчишкой я ещё был, не понимал ничего. Да и вскружило мне голову признание самих столичных! – Староста тяжело вздохнул. – Только потом узнал, что эти мастера начали выдавать себя за путковцев и продавать дворянам деревянные украшения и безделушки за огромные деньги.