Теория войны. Стратегическое отступление

Ох, какая каша у меня в голове, зато она дала мотивацию ещё лучше сгруппироваться и пережить несколько отвратительных мгновений после приземления, сохраняя конечности в полном комплекте и защитив дурную голову на плечах. Было больно, но, по крайней мере, я себе ничего не сломал, чего нельзя было сказать про горе-бандита, если судить по его вою, постепенно переходящего в поскуливание.

Когда моё кувыркание прекратилось, я растянулся на земле, покрытой, как на той поляне, мягкой зелёной травкой. Пару минут просто лежал, отмечая боль в правой ноге. Я чувствовал, что нога болит, но никак не мог понять, почему она болит. Как может болеть то, чего уже давно нет? Но ведь нога была! Я сам её видел!

 Резко сев, вызвав этим новый приступ головокружения, я переждал, пока мой мозжечок прекратит изображать вертолёт, и принялся разглядывать ноги. Ноги как ноги – обе целые и невредимые, довольно длинные и сильные, ещё бы, столько на лошади скакать, хорошо ещё, что не колесом. На ноги были натянуты бархатные штаны, с кожаными вставками в самых неожиданных местах. Я попытался подвигать сначала левой ногой, что далось мне без особых проблем, а вот с правой вышла заминка: двигаться и подчиняться сигналам из мозга она явно не хотела. Я прощупал каждый сантиметр, но травм не обнаружил: ни видимых переломов, ни болевых ощущений. Я даже не чувствовал, как прикасаюсь к внешне целой конечности, которая не выглядела атрофированной из-за длительного бездействия.

 Прикрыв ненадолго глаза, я попытался вспомнить хоть что-то, в частности, была ли у меня нога раньше, или её всё же не было. А если её не было, то почему она есть сейчас? Дьявольщина какая-то. Как же убого чувствовать себя полным кретином, запутавшимся даже в целостности своих конечностей.

Раздавшийся неподалёку стон отвлёк меня от самобичевания. Решив оставить на время ногу Шрёдингера, я рискнул подняться. Медленно встал на ноги, и правая конечность тут же попыталась подвернуться. Я со злостью посмотрел на неё.

– Ну что тебе нужно? Хребет вроде цел, сама вроде на месте, что тебе доспелось? – Стон повторился, и я схватил ногу за бедро и попытался сдвинуть её с места. К моему невероятному облегчению нога передвинулась, и я тут же подтащил к ней левую. Ещё один шаг, затем ещё… создавалось впечатление, что я заново учусь ходить. Я так сосредоточился на таких простых и одновременно сложных движениях, что почти упустил из вида грабителя.

До него оставалось пройти ещё шагов шесть-семь, и я уже отпустил бедро, делая неуверенные шаги самостоятельно и без поддержки, когда услышал приглушённые матюки, произнесённые сквозь стиснутые зубы.

 Значит, мужик пришёл в себя, новость, заставившая меня пошевеливаться. Когда я подошёл к нему вплотную, он уже сидел, вытащив кинжал из раны, и даже успел заткнуть дырку в плече комком из какой-то тряпки, явно вывалившейся из моей злополучной телеги.

– Ну ты и мудак, – я навис над ним, глядя сверху вниз и отмечая только искры ненависти в голубых глазах.

– На себя посмотри, – сквозь зубы огрызнулся молодой ещё мужик. – Тоже мне, защитнички. Просрали все восемь крупных сражений. Даже я сумел бы если не выиграть, то хотя бы не с такими потерями проиграть, ведь преимущества по местности были изначально на нашей стороне! И план битвы был хорош: кто вообще впустил эту обезьяну – генерала Сьюита в ставку? – в его голосе послышались истеричные нотки. Я же несколько мгновений разглядывал его перекошенное от боли и ненависти лицо и лишь потом ответил.

– Меня там не было.

– И это тоже вызывает вопросы, знаешь ли, – выплюнул он буквально мне в лицо.

– Во всяком случае, я совершенно точно не дезертир, – по тому, как он вздрогнул, я понял, что попал в цель. Мне нужно было поднять мой кинжал, единственное оружие, которое было сейчас доступно, но только вряд ли этот солдат, ставший разбойником, позволит мне за ним потянуться.

– А ты вообще знаешь, что эти твари делают с нашими девчонками?

– Полагаю, то же самое, что вы делали бы с эльфийками, – я не отрывал взгляда от его лица, буквально заставляя себя не смотреть в сторону кинжала. – Вот только не говори мне, что устроил засаду на довольно большой отряд, просто из любви к искусству. Ты что же, не понимал, что у вас просто нет шансов? Что вы хотели на самом деле?

– Прошёл слух, что под защитой отряда вроде вашего, знахарка хорошая едет. Ничего бы мы вашей девке не сделали, она нам именно как знахарка нужна. Раненных подлечить, да несколько баб рожать собрались, а мы-то чем им поможем?

– Знаешь, врёшь ты не очень убедительно, – протянул я. – Знахарка не сможет вылечить раненных, и ты это знаешь, собственно, как и о том, что бабы, которые рожать собрались, сами могут в этом друг другу помочь, и ни одна знахарка без специальных трав и снадобий ничего сделать не сможет, если что-то пойдёт не так. Об этом знаю даже я. Так зачем вы нас остановили?

– Тебя перед народным судом выставить. Кто-то же должен ответить за ваши «заслуги» венценосные идиоты, – он буквально прорычал свой ответ.

– Ты думаешь, что своим рычанием ты заставишь меня наложить в штаны и заскулить, моля о пощаде? – я покачал головой. – Скулить – это удел слабаков, тебе подобных, я прекрасно слышал твои хлюпанья, как только мы приземлились. Так что, хватит строить из себя патриота, отвечай, сколько тебе заплатили за мою голову и не стыдно ли тебе якшаться с длинноухими, которые «знаешь, что делают с нашими девчонками?» – передразнивая его, я сделал небольшой шаг вперёд, в надежде, что со стороны покажется, будто я оступился.

Глядя на бывшего вояку, с потрохами продавшего все свои убеждения, и страну, в глаза, в которых плескалось недоумение, быстро заменяющееся уже привычной ненавистью, я понял, что снова попал в точку. Какой я наблюдательный, оказывается, чёрт бы меня побрал. Разбойничек с большой дороги не ответил мне, продолжая прожигать взглядом.

– Ну что же, по-хорошему ты рассказать, зачем вы тормознули наш отряд, не хочешь, твоя воля – значит, будем разговаривать по-плохому.

– «Тормознули», «патриота»? – он недоумённо посмотрел на меня, пытаясь понять значения неизвестных ему слов, но тут же метнулся к кинжалу, лежащему на земле.

Я не стал играть в игру, кто быстрее, тем более ещё до конца не разобрался, что же творится с моей правой ногой. Но если ходить я толком не научился, то удар у меня был поставлен очень хорошо.

Я не хотел его убивать, пока это было не нужно, поэтому в последний момент изменил траекторию удара, и тяжёлый сапог попал не по подбородку, куда я, собственно, и бил, а по раненому плечу, быстро и резко, не давая ему шанса опомниться и хоть как-то отреагировать на мои движения.

 Парня отбросило в сторону, и он, взвыв, схватился за плечо, но тут же вырубился, потому что я ему добавил, зарядив куда-то в район печени. После второго удара разбойник потерял сознание, и я смог нагнуться и забрать кинжал с украшенной драгоценным камнями рукояткой. Он был жутко неудобный и лишённый даже видимости баланса из-за количества этих самых камней. Но это было моё единственное оружие, которое я и поместил в ножны на поясе.

– Ваше высочество! – крик Бакфорда заставил меня задрать голову, сложить руки лодочками и крикнуть.

– Я здесь! Осторожно, здесь обрыв!

Из кустов сверху показалась голова верного слуги. Оценив обстановку, Бакфорд исчез из поля моего зрения, а когда снова появился, то уже не один, а с капитаном Гастингсом, с которым они принялись обсуждать способы извлечения моего высочества из этой природной ловушки, в которую я угодил благодаря всё ещё валяющемуся в отключке дезертиру. Пока они совещались, я решил пройтись по оврагу, собрать вещи. Их ещё можно было как-то применить, не так уж мы много с собой везли, и заодно получше разработать ногу, потому что, боюсь, больше мне пока телеги не видать, верхом придётся ехать и ехать довольно долго.

Глава 3

Как оказалось, я ехал на тюках одежды, наваленные поверх действительно ценного груза. Не удивлюсь, если впоследствии окажется, что разбойники охотились не только за моей головой, но и за содержимым телеги. Она, кстати, оказалась довольно крепкой и не разбилась вдребезги, как мне сначала показалось, врезавшись во что-то по дороге ко дну оврага. Что это было, я не разглядел – может камень, а может, корни какого-нибудь чересчур живучего дерева.

На дне телеги всё ещё лежало кое-какое оружие, включая мой собственный меч в украшенных драгоценными камнями ножнах. Всё остальное вывалилось на землю, к счастью, прямо в тюках и мешках. Практически ничего не рассыпалось и не раскатилось по всему оврагу. Я критическим взглядом рассматривал телегу почти пять минут и пришёл к выводу, что если её аккуратно поднять наверх, то вполне можно снова использовать, даже не слишком укрепляя.

Пока часть спустившихся в овраг воинов разбирала каким-то чудом оставшийся невредимым груз, а другая часть собирала, в общем-то, немногие раскиданные по оврагу вещи, я старался им не мешать и только прохаживался взад-вперёд, разрабатывая ногу.

Всё ещё не понимаю, почему внезапно разучился ходить, если никаких серьёзных ранений не заполучил, а при моих падениях больше пострадала именно левая нога. Если подобное явление связано с какими-то воспоминаниями, то они никак не хотели проявляться, чтобы я наконец-то перестал задавать себе уйму вопросов начиная с самого простого: как же меня всё-таки, вашу мать, по-настоящему зовут!

Вообще, всё это приключение, титул принца, преданные люди, эльфы-завоеватели – воспринималось мною, как… я даже не знаю, как сказка, что ли. Словно я сплю и вижу интересный сон или проигрываю в воображение сюжет недавно прочитанной книги, ставя себя на место принца Бертрана.

Меня совершенно не трогали эти эльфы, которые сейчас хозяйничают на моей земле, да что говорить, мне вообще было наплевать на страну, которую мы со всей возможной скоростью пытались покинуть в такое нелёгкое для неё время. Это был стратегически верный шаг: чтобы начать предпринимать определённые шаги в сторону исправления данной ситуации, нужно было как минимум остаться в живых. Причём оставаться живым желательно было именно принцу, все остальные не слишком годились в такой период на роль знамени. Это понимал я, это понимали мои люди, поэтому как бы они ко мне ни относились, защищать меня будет до последней капли крови, как бы пафосно это ни звучало.

Вот только остаться в живых в родной стране не представлялось возможным ни в каком виде, именно поэтому мы сейчас так стремились пересечь границу и сделать это как можно быстрее. Но… Именно это самое «но» заставляло меня морщиться, разглядывая связанного и валяющегося без сознания разбойника. И заключалось оно в том, что мне всё равно. Именно это и было самым поганым. Я прекрасно осознаю, что мне всё равно, где я в итоге окажусь, и что потом буду делать, потому что ничего делать мне вообще не хотелось. Никакого желания рвать жопу из-за этой земли у меня не было, и это было неправильно. Так быть не должно, ведь это же моя страна, это мои люди, это моя столица, в конце концов, недавно пала, хоть я и не помню подробностей. Это мой отец погиб, и хоть он был паршивым военным стратегом и, судя скорее по недомолвкам, чем по открытым высказываниям, королём он тоже был не очень, но это мой отец!

 Так почему я не хочу мстить за его гибель парням в зелёных кафтанах, или как там на самом деле называется этот длинный пиджак? Почему мне всё равно, словно всё, что меня окружает, – всего лишь декорации в спектакле, куда меня позвали на главную роль? Причём сделали это в самый последний момент, когда утверждённый на роль актёр слёг с инфарктом?

Позвать-то меня позвали, вот только актёр из меня не слишком хороший, ещё хуже, чем из моего отца, военный стратег. Никак не могу в роль принца-освободителя вжиться, да просто в роль принца вжиться не могу, как сказал бы один классик: «Не верю!»

– Аккуратно не хватало ещё, чтобы мешок порвался. Тогда мы точно здесь зазимуем, пока всё соберём, – раздался сварливый голос одного из рыцарей. Я покосился в ту сторону.

 Двое воинов довольно бережно несли вроде бы небольшой мешок. Мне их имён не называли, а сам я до сих пор ни черта не помню. Мешок казался небольшим, но несли они его с трудом. Хоть надетая на них броня и скрывала напрягшиеся мышцы, по тому, как осторожно они двигались, можно было сделать вывод, что ноша довольно тяжёлая. Так что рыцари совершенно не зря опасались, что ткань может не выдержать и порваться под весом содержимого. Ну, в этом нет ничего удивительного: золото тяжёлый металл.

 А капитан молодец, сумел из дворца, или откуда мы бежали, извлечь не только моё высочество, но и большую часть не слишком впечатляющей казны. Но тут понятно, откуда ей взяться впечатляющей-то? Война – дело дорогое и затратное, хорошо хоть что-то в закромах родины осталось, что можно было в мешках перетаскивать, а не в кошелях на ремнях.

Почему я ничего не могу вспомнить?! Ведь побег из охваченного огнём города, в котором кипел бой на каждой улице – это же не поход в соседний ларёк за пивком, такое не забывается. А по-другому быть просто не могло, ведь столица-то всё-таки пала. Я сжал руками виски, пытаясь таким нехитрым способом заставить мозг работать. Ничего, ни одного всплеска воспоминаний.

Поняв, что насиловать голову нет нужды, она упёрлась и ни в какую не хотела делиться со мной воспоминаниями, я возобновил движение, отмечая про себя, что уже именно иду, и правую ногу не подволакиваю на ходу, а довольно твёрдо печатаю шаг. На ходу я повертел в руках меч в роскошных ножнах, который ещё во время разбора нацепил на пояс в предназначенную для него петлю.

Намного подумав, вытянул оружие из ножен, крутанул кистью и чуть не выронил вычурную рукоять. Связки запястья протестующее заныли, словно впервые проделывали такой финт. Я что, никогда толком не занимался фехтованием? Или, как правильнее – тренировками с мечом? Вот конкретно с этим довольно неплохим бастардом. Заменить рукоять на более удобную, срезать все камни и унести в ювелирку, и получится весьма и весьма впечатляющее оружие. Таким мечам давали имена, о них упоминали в легендах, они сами были легендами. Некоторые особо впечатлительные особы совершенно серьёзно думали, что подобные мечи являются одушевлёнными предметами, что они имеют душу. Но высочество я или не высочество? У меня просто обязан быть в арсенале подобный клинок.

Стиснув зубы, я снова крутанул кистью, заставляя меч описать полукруг. Звук рассекаемого воздуха, волшебный, как та флейта, заставил замереть в восхищении. Великолепное оружие, идеальный баланс, и, если подумать, то и камни не слишком-то и мешают, а наоборот, создают подобие ограничителей для пальцев, чтобы ладонь не скользила. Но почему у меня создаётся впечатление, что толком я обращаться с этим произведением кузнечного искусства не умею. А ведь я знаю принципы.

Упрямо мотнув головой, я поднял меч, перехватил второй рукой навершие, очень удобно лёгшее в ладонь, и поднёс клинок к правому плечу. Вот из этой позиции очень удобно наносить «Удар гнева» – которым при большом желании можно разрубить тело противника от ключицы наискосок почти до самой печени. А ещё из этой позиции можно отбить практически любую атаку.

Левая нога сильно выдвигается вперёд, меч опускается к правому боку, словно я хочу вложить его в ножны, только с другой стороны, корпус поворачивается, и вот я уже стою боком к предполагаемому противнику. «Закрытый небенхут» – руки скрещены, что даёт эффект сильно сжатой пружины, которая готова разжаться в любой момент, именно в тот, что мне будет нужен. Очень эффективная стойка, единственный минус – она подходит только для опытных мечников, потому что практически полностью открывает для атаки голову и бок. Я знаю её, и мой разум отдаёт чёткие команды моим рукам и ногам, чтобы они заняли полагающееся им место. Я опытный мечник? Или всё-таки нет?

Правая нога неуклюже сдвигается назад, и я словно слегка приседаю, поднимаю меч и мягко укладываю его сильной частью клинка на предплечье согнутой левой руки, практически на локтевой сгиб. Правая рука вжимается в гарду, левая поддерживает рукоять за навершие, готовая в любое мгновение протолкнуть меч вперёд. Иоахим Мейер называл эту стойку «ключом ко всему». Она позволяет отбивать любые атаки и наносить любые удары и уколы, практически по всем направлениям.

Делаю сильный выпад. Вот! Я всё это помню. Я всё это умею, или умел, когда-то раньше. Я не помню, кто такой Иоахим Мейер, и почему он столько хороших слов мне говорил, возможно, это мой учитель, но я же всё это умею! Только почему-то моё тело не согласно со мной. И даже этот выпад вызвал болезненные ощущения в суставах и мышцах. Да что же это такое, вашу маму восемь раз?!

С силой вогнав меч обратно в ножны, я пошёл по дну оврага, пытаясь привести в порядок разбегающиеся мысли, словно тараканы по кухне, когда включили свет. Солнце практически не пробивалось сюда сквозь растущие по краю оврага деревья, создавая этакую вечную затенённость, дающую прохладу даже в отсутствие ветерка.

Постепенно разгорячённая голова начала остывать, и я остановился. Внезапно пришло осознание, что я довольно далеко ушёл от места аварии. Настолько далеко, что уже не слышу переругиваний моих рыцарей и отборных матов, руководившего сбором добра капитана Гастингса. Эти маты перебивали даже причитания Бакфорда, раздающееся фоном сверху, потому что спуститься в овраг по верёвке, учитывая его возраст, мой верный Бакфорд не смог.

Громко выматерившись, я развернулся, чтобы пойти уже в обратном направлении, но тут прямо передо мной сгустилась тень. Стало совсем темно, настолько, что я перестал различать даже стену оврага, расположенную в паре метрах от меня, и мне это ни черта не понравилось.

Нахмурившись, я на ощупь отступил к стене оврага, прислонившись к ней так, чтобы защитить спину, и вытащил из ножен меч. В наступившей локальной темноте, а темнота была локальной, потому что я прекрасно видел, как буквально в десяти метрах от того места, где я стоял, тьма отступала, и овраг продолжал жить своей обычной дневной жизнью, неярко вспыхнули камни на рукояти, создавая незнакомый мне тускло мерцающий узор. Словно это была не рукоять меча вовсе, а лампа, которая горела всё тусклее, из-за того, что начали садиться батарейки.

Сложно принимать правильные решения, когда совершенно не ориентируешься в окружающей обстановке и не понимаешь, чем то или иное действо может закончиться. В окружающей меня тьме, которая становилась всё непроницаемей, начали раздаваться какие-то невнятные шорохи, всхлипы, чьи-то бормотания.

 Сияние, исходившее от камней, ничуть не рассеивало мглу, а делало её ещё более жуткой. Всё это давило на психику, заставляя делать беспорядочные выпады в сторону каждого шороха, и всё больше и больше вжиматься спиной в земляную насыпь, превратившуюся со временем в монолитную стену.

Именно в этом состояла моя ошибка – я понятия не имел, что подобные, кажущиеся незыблемыми, стены таких вот многовековых оврагов могут скрывать в себе опасности пострашнее непонятных страшилок, пока только пугающих, но не причиняющих никакого вреда.

Возле лица пронеслось нечто, опалившее кожу щеки потусторонним холодом и заставившей замереть на месте жутью. В это же самое время стена, на которую я опирался внезапно словно растворилась за моей спиной, лишив тем самым опоры и хоть какого-то чувства защищённости, и я провалился внутрь, нелепо взмахнув руками. Упав на спину, чудом не зарезавшись при этом собственным мечом, я покатился куда-то вниз по накатанной горке, со всё больше и больше нарастающей скоростью. Так как упал я спиной вперёд, то катиться мне пришлось головой в неизвестность. Чем могут закончиться подобные покатушки, я прекрасно осознавал и принялся ёрзать и извиваться до тех пор, пока мне не удалось развернуться, чтобы в случае чего удариться ногами, потому что когда-нибудь этот спуск всё-таки закончится. Горка уходила круто вниз, и я ехал, даже не пытаясь тормозить, чтобы не переломать руки. Никогда не любил американские горки, что бы ни значило это развлечение.

Так как никого из моих воинов поблизости не наблюдалось, и я при всём желании не смог бы перед ними сейчас потерять лицо, показывая свою слабость, я решил не скромничать и громко заорал. Своим криком выражая протест против такой несправедливости этой грёбанной вселенной в целом и моего какого-то кармического невезения в частности.

Как я и думал, всё когда-нибудь заканчивается. Вот и мой сумасшедший спуск подошёл к своему логическому концу. Постепенно гора становилась всё положе, скорость моего передвижения, соответственно, замедлялась, и в просторную подземную пещеру я вкатился уже совсем медленно. Проехав по инерции ещё пару метров, остановился, стараясь унять колотящееся сердце и прижимая к груди меч.

 Немного успокоив сердцебиение, огляделся: попал я в большую пещеру с высоченными потолками, теряющимися у меня над головой в вышине. Сталагмиты и сталактиты, как в любой уважающей себя пещере, росли сверху и снизу, хотя откуда растёт сталактит, а откуда сталагмит, я не смог бы ответить с первой попытки даже под страхом немедленной гибели.

Прошло, судя по ощущениям, минут десять, прежде чем я почувствовал холод и определённый дискомфорт, а также небольшое жжение в том месте, на котором сидел. Медленно поднявшись, я протянул руку назад, чтобы оценить ущерб, и тут же подпрыгнул, потому что кожу на заднице защипало от простого прикосновения… Кожу на заднице?! Сунув меч в ножны, я судорожно стащил с себя штаны и едва не взвыл: мой ошеломляющий во всех смыслах этого слова спуск не остался без последствий – штаны сшоркались до приличной такой дыры, неудивительно, что я, судя по всему, ещё и задницу расцарапал.

– О, сэр рыцарь решил сразу же продемонстрировать мне свои возможности, – раздавшийся сзади грудной женский голос заставил отбросить пришедшие в негодность штаны, и резко развернуться, выхватив меч. Вот только я упустил из вида, что штаны снимаются не только сзади. – Хм, я впечатлена, тебе есть чем гордиться.

Передо мной стояла белокурая красавица, облачённая во что-то полупрозрачное и воздушное. Её взгляд был прикован к… я почувствовал, что краснею. Однако проснувшееся чувство опасности никак не хотело успокаиваться, поэтому я продолжал держать меч в правой руке, левой же чисто рефлекторным жестом попытавшись прикрыть пах.

– Кто ты? – спросил я, чувствуя, как пересыхает горло, потому что красавица изящно потянулась, при этом, то полупрозрачное, что было на ней условно надето, натянулось на груди. Это была такая грудь – просто песня, а не грудь. Я уставился на неё, невольно сглотнув, а она, откинув голову, рассмеялась серебристым смехом.

– Ну что же ты, рыцарь, иди сюда, зачем ты мучишь девушку, – и она протянула ко мне руки. Я невольно сделал шаг вперёд, но вовремя заметил торжествующий блеск, промелькнувший в её глазах, и, превозмогая себя, отошёл на два шага назад. – Не тушуйся, рыцарь, тебя ждёт самая неповторимая ночь в твоей жизни.

– Самая неповторимая ночь у меня уже была. Я тогда застрял на необитаемом острове с тремя супермоделями. Они та-а-а-кое со мной вытворяли. Жаль, что это был всего лишь сон, – я заметил, что она по какой-то причине не может сама сдвинутся с места и подойти ко мне, словно что-то её удерживает. Немного приободрившись от сделанного открытия, я снова задал вопрос, на который так и не получил ответа. – Кто ты?

– Значит, вот как, – девушка опустила руки и прищурилась, разглядывая меня злобным взглядом. – Значит, по-хорошему не хочешь подходить. Ну что же, пусть будет по-плохому, – и она поднесла руку ко рту и дунула на ладонь. С ладони сорвалось облако золотистой пыли, которое понеслось в мою сторону. Чтобы хоть как-то от него защититься, я закрыл нос рукавом и зажмурился, но этого было недостаточно – часть этой гадости успела проникнуть в нос. Задержать дыхание надолго не получилось. Проклиная всё на свете, я сделал глубокий вдох, чувствуя, как пыль устремилась в лёгкие, чтобы там войти в кровь и разнестись по всему организму.

Глава 4

Обжигающее тепло всё усиливалось и уже ощутимо прижигало кожу на ладони правой руки. Ещё несколько минут, и это равномерно усиливающееся тепло может привести к серьёзному ожогу. Попытка убрать руку и вообще отодвинуться в сторону от этого странного огня не привела ни к чему. Нужно было открыть глаза, чтобы найти источник тепла, оценить степень его опасности и по возможности выйти из зоны поражающего действия. И желательно всё это сделать одновременно. Но получилось только открыть глаза и найти источник тепла.

Им оказался мой меч, рукоять которого была так причудливо украшена тускло светящимися драгоценными камнями. Именно эти камни сейчас мерцали в полумраке пещеры, излучая то самое тепло, которое и привело меня в чувство. Рука, лежащая на рукояти, рефлекторно сжалась, усилив обжигающее действие камней, а я смог слегка приподняться на локтях.