Теория войны. Стратегическое отступление

Amaranthe, О.Шеллина (shellina)

Теория войны. Стратегическое отступление

Глава 1

Я лежал на спине и смотрел в небо, которое постепенно заволакивало серыми тяжёлыми тучами, не оставляя ни единого светлого островка, через который смог бы прорваться лучик света. Как моя жизнь – без единого просветления, сплошная мутная серая хмарь.

Грустно улыбнулся, вспоминая, как после тяжёлого ранения меня списали и выбросили, словно ненужную игрушку. Как постепенно всё начало катиться под откос: вся моя жизнь, в которой не осталось ничего, кроме всепоглощающей безнадёги.

Я лежал и просто смотрел на небо, наблюдая за метаморфозами природы. В них не было ничего, что не повторялось бы циклично по кругу из раза в раз, изо дня в день, из года в год.

Чем дольше я смотрел, тем более зыбкими стали казаться воспоминания. Они словно растворялись в этом небесном свинце, поглощались им, не оставляя мне даже прошлого. Я уже не помнил ни голоса, ни внешности жены. А была ли она? Или это плод моего воображения, который тянул за собой отголоски других, кажущихся чужими, воспоминаний? Может быть, действительно никогда и не существовало этой женщины, что первой предала меня из целой вереницы, последовавших за ней близких мне когда-то людей.

 Или я, как всегда, заблуждался, считая их близкими, хотя они никогда таковыми не были? Как дальтоники путают зелёный цвет с красным, так и я в который раз перепутал белое с чёрным, и сейчас хотел лишь одного – забыть. Всё забыть, включая собственное имя, чтобы не осталось ни единого напоминания о том, что я когда-то вообще существовал.

Я так сильно хотел всё забыть, что теперь, когда моя память словно растворялась и перемалывалась в труху, я не тянулся к ней, чтобы остановить этот процесс.

Никогда не думал, что могу рассуждать об обычной грозовой туче, как о чём-то невообразимом, несущим в себе столько тайн и загадок мироздания. Усмехнувшись, на мгновение прикрыл глаза: может мне податься в философы? А что, многие неудачники после полного провала их жизни становились философами и даже учили других, как можно наилучшим образом спустить то, что тебе осталось, в унитаз.

А ведь я всего лишь хотел перестать чувствовать себя никчёмным инвалидом и ещё хотя бы раз послужить своей стране, доказать в первую очередь себе самому, что чего-то ещё стою.

Последняя картинка, промелькнувшая передо моим внутренним взором: накануне вечером поступил звонок, и равнодушный женский голос оповестил, что меня навестят с рабочим визитом новый командир нашей части и его заместитель. И чем быстрее тучи затягивали небо, тем более нереальным казались воспоминания о звонке и маленькой квартирке в двенадцать квадратных метров, и об инвалидном кресле, которое я ненавидел так, как ненавидел никого и ничего в своей не слишком-то и длинной жизни.

 Закрыл глаза, прогоняя наваждение, вяло отмечая, что пошёл мелкий дождь, и смотреть вверх становилось просто некомфортно, чувствуя при этом, что проваливаюсь в чёрный сон, словно в густое, затягивающее с головой болото, из которого мне уже не выбраться. Никогда.

***

– Ваше высочество, ваше высочество, что с вами?! Вы живы?! – я с трудом приподнял раскалывающуюся голову и мутным взглядом посмотрел в ту сторону, откуда раздавался крик. Ко мне бежал, смешно подкидывая ноги в белых чулках, пожилой господин. Если бы не стоящий в голове гул и не двоение в глазах, я точно ответил бы, что «нет, не живой», и посмотрел, как отреагирует господин на этот выпад.

Внезапно до меня дошло, как он ко мне обращался. «Ваше высочество»? Это что, шутка? Я же не… а, собственно, кто я?

Паника затмила головную боль и сопровождающее её головокружение, и я резко сел. Сделал подобную глупость, определённо зря, потому что меня тут же вырвало. В то время как я освобождал содержимое желудка на мягкую зелёную травку, на которой, как оказалось, лежал, а сейчас стоял на четвереньках, старательно блюя, до меня добежал господин в белых чулках. Упав прямо белыми чулками на траву, принялся охать и хлопотать вокруг меня, периодически обмахивая белоснежным платочком.

Когда звёздочки прекратили своё кружение вокруг моей многострадальной головы, а в желудке не осталось даже желчи, я сел и вытер рот рукавом. Затем, опираясь частично на землю, частично на всё ещё причитающего господина, поднялся на дрожащих ногах и, используя всё того же господина в качестве подпорки, осмотрелся.

При ближайшем рассмотрении я определил, что нахожусь в центре живописной полянки, окружённой со всех сторон огромными деревьями. Недалеко от меня возвышался просто монументальный дуб, из-под корней которого бил прозрачный источник.

Остановив взгляд на холодной, даже на вид воде, я поспешил к источнику настолько быстро, насколько позволяло моё состояние, и поддерживающий меня за талию господин. Возле дуба снова упал на колени и приник к живительной влаге. Предчувствия не обманули: вода была восхитительно холодной, настолько, что сводило зубы от холода. После того как изо рта исчез кислый привкус недавней рвоты, зачерпнул воду в горсть и тщательно протёр лицо. Вроде немного полегчало, теперь можно и осмотреться получше.

– Ваше высочество, это не засада. Вот, Мозес сумел перехватить, – я едва успел повернуть голову к говорившему, как передо мной упало явно мёртвое тело, облачённое в зелёный кафтан, – по-моему, именно так называется этот длинный пиджак, до колен. Хотя я могу и ошибаться.

Вид тела вызвал подкатывающий к горлу комок, но снова блевать мне категорически не хотелось, поэтому я попытался отстраниться от трупа, поднявшись на ноги.

 Вот теперь я мог рассмотреть тело получше. Так, дыра в груди, из которой уже не выплёскивалась кровь, давала понять причину смерти данного индивида даже без аутопсии. Скорее всего, при жизни он был высокий, слишком уж много места под дубом заняло тело. Худощавый, – я примерно прикинул размер натянутого на тело кафтана и попробовал мысленно надеть его на себя – нет, я вряд ли влез бы в этот предмет одежды, и это же относилось к штанам.

Переведя взгляд дальше, увидел длинные белоснежные волосы, заплетённые в сложную косу. Бог ты мой, неужели прирезали девчонку? Не удержавшись, дотронулся до косы и тут же отдёрнул руку, рефлекторно сунув в рот порезанный палец. Похоже, в волосы вплетено что-то сильно острое. Нет, девчонки подобные украшения, насколько я знаю, не носят.

Что там дальше? Дальше шло немного вытянутое лицо с длинным прямым носом, тонкими бледными губами и уже поддёргивающимися мертвенной плёнкой, бывшие ярко-зелёными чуть раскосые глаза. Длинные уши с сильно заострёнными кончиками и немного вытянутыми мочками, хоть украшений, способных так их оттянуть, я не заметил…

Так. Стоп! Мой взгляд снова переместился на уши парня, сейчас очевидно, что парня. Заострённые? Сильно захотелось протереть глаза, но я не стал этого делать. Что это? Точнее, кто? Заигравшийся до степени косметической хирургии толкиенист? Но почему тогда тот, кто называл меня высочеством, позволил кому-то по имени Мозес зарезать несчастного заигравшегося ребёнка?

– Ваше высочество, с вами всё в порядке? – мужик, швырнувший передо мной тело, приблизился, и я смог, наконец, его рассмотреть. Не слишком высокий, плотный, затянутый в броню воин, вооружённый полуторником… Затянутый в броню? Я всё-таки протёр глаза. Броня, да и сам мужик, также как и тело на траве, никуда не делись, а значит, нужно что-то отвечать.

– Капитан, ты что, не видишь, что его высочество не в себе, – от немедленного ответа меня освободил господин в чулках, за что я ему был в этот момент очень благодарен. – Его высочество головой изволили удариться, когда падали с убитого этим длинноухим отродьем жеребца.

– А я говорил, что нужно шлем носить, тогда и не ушиб бы голову до потери дара речи, – проворчал капитан и негромко добавил. – Хотя обычно его не заткнуть, так что хоть какая-то польза от ушастых всё-таки имеется.

М-да, не слишком-то почтительное отношение капитана к моему высочеству. Но с данным феноменом я разберусь попозже. Мне бы вспомнить, чьё я вообще высочество и почему меня хотят убить толкиентисты. Стоп. А причём тут высочество и заигравшиеся толкиенисты? Так, либо это играет со мной моё слишком бурное воображение, подкидывая не существующие фортеля, либо я действительно ни хрена не помню даже собственного имени.

– Я в порядке, капитан, – голос звучал глухо, и слова произносились медленно, словно мне рот набили манной кашей. Как будто я говорю на иностранном языке, и мой речевой аппарат ещё не приспособился быстро произносить вроде бы знакомые звуки. – Кто это? – неловко указал на тело.

– Да какой-то одиночка, видимо, охотник. Увидел наш отряд и решил проявить инициативу, – усмехнулся капитан. – Нам бы побыстрее пересечь границу, ваше высочество. Длинноухие в нашем Гроумене совсем уже чувствуют себя как дома. А ведь досюда ещё не должны были докатиться слухи про то, что столица пала.

– Не говори ерунды, капитан, – сердито отмахнулся от слов воина господин в чулках. – Всем известно, а мы на себе убедились, насколько мощные маги у завоевателей, что для эльфийского выродка стоит создать вестника? Хорошо ещё, что им, скорее всего, неизвестно, что его высочество принц Бертран жив и практически покинул страну.

– Да, скорее всего, неизвестно, иначе здесь не протолкнуться было бы от рейнджеров, спешащих порадовать их поганых Лордов головой последнего Клифанга на серебряном блюде.

– Капитан Гастингс, лошадь для его высочества готова, прикажете трогаться? – к нам подбежал молодой парнишка, так же как и капитан, упакованный в броню – а именно в пластинчатый доспех. Забрало его шлема было поднято, что позволяло разглядеть совсем юное безусое лицо парня.

Капитан бросил на меня быстрый взгляд. Видимо, у него возникли определённые сомнения насчёт того, а смогу ли я вообще куда-то ехать, да ещё и верхом. Я как никогда разделял его сомнения, но здесь, похоже, приказы раздавал как раз капитан Гастингс, несмотря на моё высочество.

Внезапно мой взгляд упал на господина в чулках, всё ещё поддерживающего меня за талию, не позволяя завалиться на землю. Да что со мной не так? Почему я на ногах не стою? Подумаешь, головой стукнулся. Как будто я мало башкой в своей жизни бился, чтобы так раскиснуть, как кисейная барышня, ей-богу. Так. Собраться, мать твою, ты же офицер! О как. Я офицер? А высочество? А что, высочество не может быть офицером? К горлу подступил очередной комок, который я с трудом сглотнул, не давая выплеснуться наружу.

– Капитан, может быть, его высочество пока со мной поедут в телеге, – с сомнением в голосе протянул господин в чулках. – Это, конечно, неправильно, но что сейчас вообще правильно? А там Криспин сможет его попользовать, видишь же, его высочество сейчас на троне усидеть не смогут, не то что в седле.

– Его высочество и так на троне не смог усидеть, – грубо перебил господина капитан. – Но ты прав, Бакфорд, нам нужно двигаться быстро, а быстро его высочество вряд ли сможет, так что… Мозес! Где ты, каналья?!

– Я здесь, господин капитан! – Мозес, похоже, тот самый, что убил киллера-толкиениста, материализовался прямо рядом со мной и гаркнул так, что я оглох на одно ухо.

– Не ори, помоги его высочеству разместиться в телеге, и двинемся, и так здесь столько времени потеряли.

Мозес с помощью Бакфорда дотащил меня до телеги. Её с полянки не было видно, она стояла на лесной дороге за деревьями. Зато стало понятно, что я выехал на поляну первым и криворукий толкиенист убил моего жеребца. Конь упал, ну и я, соответственно, вместе с ним.

Добить меня киллеру не позволили, вон он, лежит почти невредимый под дубом, если, конечно, не считать дыры в груди от удара мечом. За это я благодарен вот этому здоровяку, на котором сейчас повис.

Грудь здоровяка была затянута в металлический панцирь, а вот остальных элементов доспеха я не наблюдал. Такое могло произойти, если его застали врасплох, и он просто не успел надеть доспехи полностью, а учитывая его далеко не стандартную фигуру, подобать что-то из трофеев, не имея под рукой грамотного кузнеца, Мозес попросту не смог.

Я еле передвигал конечностями, чем не помогал, а скорее мешал своим спутникам. Собравшись с духом, я посмотрел себе под ноги и заметил, что правая нога совершенно не двигается, а тупо волочится по земле. Как такое могло произойти? Боли в поражённой конечности я не чувствовал и ощущал, на уровне подсознания, что двигаю ею. Хотя по факту просто прыгал на одной ноге, чем заставлял морщиться Мозеса, что-то бурчавшего себе под нос про зажравшихся сыночков высшей знати, готовых умереть от обычного ушиба мизинца.

Я не возмущался, а вскоре и прислушиваться перестал. В голове вертелось что-то такое, связанное с нервно-мышечной памятью, но точку приложения своим мыслям мне найти не удалось.

Наконец-то мы доскакали до дороги, огибающей полянку. Она именно огибала поляну, а не пересекала её. И за каким чёртом меня туда понесло, ясно же, что мы торопимся, к тому же находимся на явно вражеской территории?

Хоть убейте меня, но я не помню подробностей. Кажется, моё состояние называется амнезией. Частичной, если быть точным. То есть, я помню, что есть такая штука, как амнезия, но вот кто мне про неё говорил – не помню. Но в моём положении данные выражения не стоит упоминать и даже о них думать. Желающих прикончить такого важного господина, как я, судя по разговорам, слишком много, а укромных мест в этом лесу не хватит, чтобы разместить всех охотников за одной конкретной головой.

Мозес сгрузил меня прямо на тюки с чем-то мягким. Бакфорд снова суетился, стараясь уложить как можно более комфортно. Похоже, что он личный слуга моего высочества и единственный заботится, чтобы его господину было не только безопасно, но и максимально комфортно. Какая поразительная преданность, я о такой только в книгах про средневековье читал. Точнее, в сказках, потому что, если исходить из исторических фактов, никогда люди, а тем более слуги, не были преданы своим господам.

Что-то меня несёт в неведомые дали, а в своих рассуждениях я с каждым разом всё больше путаюсь, потому что диссонанс с реальностью и моими всплывающими отрывками воспоминаний ничего, кроме тошноты и головной боли, не вызывает. И ни на сантиметр не приближает к самому главному для меня ответу: кто я такой, стрелу эльфийской матери в… хм.

– Криспин, осмотри раны принца, останавливаться мы не будем, – негромко произнёс капитан, который всё это время шёл за нами. – Мне не нравится его правая нога. Надеюсь, ты сможешь найти более вескую причину, почему его высочество перестал нормально ходить. Потому что в удары по голове такой силы, чтобы отказала только одна конечность, я на своей памяти ещё не встречал.

Я с трудом приподнялся на локтях, чтобы осмотреться. Только сейчас сумел рассмотреть весь отряд, среди которого не нашлось второго такого же идиота, как я, кто с тропы бы свернул и на злополучную полянку зачем-то попёрся. А отряд состоял из порядка тридцати рыцарей. Назвать эту толпу закованных в железо мужиков на лошадях как-то по-другому у меня язык не поворачивался. И что меня всё-таки на эту злополучную поляну понесло?

Телега тронулась, а на мой лоб легла восхитительно прохладная, нежная, явно женская ладонь.

– Я не вижу и не чувствую никаких серьёзных повреждений у его высочества, – низкий, слегка гортанный женский голос заставил меня приоткрыть глаза, которые я прикрыл, борясь с накатывающей волной головной боли.

Прямо перед моими глазами оказался весьма соблазнительный женский бюст, едва прикрытый кружевом этого, как его… по-моему, корсажа.

– Криспин, ты же видишь, с ним явно что-то не так, – я с трудом оторвал взгляд от прекрасного зрелища и покосился на заламывающего руки Бакфорда.

– Я ничего смертельного не чувствую, – упрямо повторила женщина, лица которой я пока не видел. – Но я не целитель, а простая знахарка. Хотя ты прав, с ним явно что-то происходит. Вот что, – через секундную паузу произнесла она, – сейчас я его усыплю. Иногда сон является лучшим лекарством.

Она протянула вторую руку, отчего её грудь колыхнулась, притягивая моё внимание, и положила ладонь мне на глаза. Не успел ей сказать, что меня никак нельзя усыплять, я же ещё ничего не вспомнил, как мои глаза под тёплой ладонью закрылись, и я провалился в тёмную пустоту.

Глава 2

Я проснулся оттого, что телега резко остановилась. Исчезло умиротворяющее покачивание, и это ощущение вырвало меня из навеянного сна, который жутко раздражал реалистичностью картинок, очень быстро сменяющих друг друга. Эти картинки сливались в одну сплошную ленту, и что-то разобрать не представлялось возможным. Лишь изредка мне удавалось сосредоточиться на каком-то одном образе из череды предстающих передо мной, но этот момент длился совсем недолго, замещаясь выводящей меня из себя мельтешнёй. Наверное, эти картинки должны мне были о чём-то напомнить, но никаких воспоминаний в голове не всплывало, и образы так и остались всего лишь образами, словно вырезанные из незнакомых мне картин.

Да что там говорить, если я даже своего имени так и не вспомнил. Лишь по разговорам моих людей смог сделать вывод, что зовут меня Бертран Клифанг, вот только что-то мне подсказывает, что у высочества не может быть столь короткого имени, да и не ощущаю я его своим. Словно пытаюсь натянуть на себя рубашку, которая по непонятным мне причинам внезапно стала безнадёжно мала.

Хорошо хоть пришёл в себя в окружении верных, хоть и не слишком почтительных людей, которые в большинстве своём предпочитали не обращать на меня внимания. Это было не слишком приятно, но вполне терпимо, учитывая обстоятельства. Было бы гораздо хуже, если бы моё возвращение из беспамятства произошло в плену у врага или в одиночестве под тем самым дубком, под которым меня нашёл Бакфорд. Это был бы просто блестящий номер, учитывая, что враги, скорее всего, знали бы, кто я, а я не только этого не знал, так даже не догадывался, что они самые что ни на есть враги.

 Телега окончательно замерла на месте. Всхрапнула лошадь и, судя по лёгкой вибрации, переступила с ноги на ногу. Глаза я не открывал, кроме того, постарался выровнять дыхание, чтобы никто не увидел, что я уже не сплю.

– А кто тут у нас? – впереди раздался издевательский голос, особым образом коверкающий слова. Я уже где-то слышал подобные интонации. Так обычно разговаривают уголовники. В голове сразу же возник вопрос: откуда я это знаю? Откуда вашу мать, через колено, я – принц крови, знаю, как разговаривают уголовники?! И что им вообще доспелось тормозить своих же, практически на границе с идущей по пятам воинственно настроенной армией врага. Уголовники, что с них взять, ни чести, ни совести, ни обычного понимания прописных истин.

– Вы кто, убогие? – несмотря на то что капитан произнёс это спокойным, немного насмешливым тоном, я ощутил в его голосе напряжение. Это была незапланированная и ничем не обоснованная задержка, которая могла в итоге вылиться в целый ушат неприятностей, и это не только капитан понимал. Я, например, тоже слегка напрягся.

Стараясь не привлекать к себе внимание, нащупал на поясе ножны с кинжалом. Я заметил их ещё в то время, когда Мозес тащил меня к телеге. Пальцы сжались на рукоятке. Теперь нужно было вытащить его как можно незаметнее. О том, чтобы привыкнуть к оружию, которое я не знал, и хотя бы проверить его баланс, речи не шло. Оставалось только надеяться, что это не обычная аристократическая игрушка.

 Правда, в этот момент в голове, словно по щелчку, образовалась ехидная мысль: а почему я не должен знать и владеть собственным оружием? Мышечная память сделает своё дело, если в неё вкладывались хоть какие-то усилия, разумеется.

– Мы отпустим господ рыцарей в полном здравии, если они соизволят оставить на этой замечательной тропинке свои доспехи, оружие и ценности. Ах да, ещё телегу со всем содержимым. – Говоривший явно ёрничал. Мне почему-то всё сильнее хотелось встать и набить ему морду, по-простому, без затей. Как в обычной уличной драке, ведь сама ситуация к этому располагала. Однако выпячивать свои желания на первый план всё же не стоило. – Хотя нет, я передумал. Тело из телеги и сморчка можно выбросить, а девку оставить, – и он заржал, а со всех сторон ему вторил смех лужёных глоток.

– Я предлагаю другой вариант, – капитан пока ещё говорил спокойно, но напряжение в голосе заметно усилилось. – Вы сейчас быстренько убираете с нашей дороги это дерево, а мы делаем вид, что вы просто криворукие лесорубы. Тогда никто из вас не пострадает.

– Переговорщик из тебя, всё же никакой, – судя по голосу, эти самые переговоры доставляли уголовнику удовольствие, отступать он явно не желал, продолжая осуществлять задуманный план. Сидящие в телеге Криспин и Бакфорд никакого волнения не выказывали. Неужели такие стычки на дороге в порядке вещей? Да уж, система правопорядка тут явно на высшем уровне.

– Дерево само с дороги не уберётся, – спокойно повторил капитан, не обращая внимания на провокацию со стороны оппонента.

– Рыцарь, вас много, и вы сила. – Говоривший прекратил ёрничать и сразу же перестал напоминать мне уголовника. – Но нас больше, вы окружены и не сможете развернуться на этой тропинке, чтобы сомкнуть строй. Поэтому давайте разойдёмся миром: вы поделитесь с бедными погорельцами, у которых проклятые длинноухие сожгли деревню, чем можете, и поедете дальше. Так уж и быть, бабу свою можете с собой забра…

Он недоговорил, потому что в этот момент произошло сразу две вещи: у кого-то из разбойников не выдержали нервы, или просто руки устали держать натянутый лук, но откуда-то из кустов вылетела стрела и вонзилась прямо в круп запряжённой в телегу довольно флегматичной лошадки.

Я видел это сквозь ресницы, оказавшиеся на удивление длинными и густыми. Вот точно помню, что у шатенов они редкие и довольно блёклые, а я вроде бы шатен, хотя вот именно сейчас в этом не уверен. Как не уверен в тех знаниях о цвете волос и толщине ресниц, откуда бы мне, мужику, знать о таких бабьих тонкостях? Только не нужно мне говорить, что я принц немного неправильный, на буфера Криспин я любовался с явным удовольствием, а уж как руки чесались потрогать.

Лошадка, какой бы флегматичной она ни была, такого надругательства над собой не выдержала. Стояла она до того, как предательская стрела ранила её в самое святое, у поваленного дерева, перегородившего дорогу, и старательно объедала его, предоставив вести переговоры людям. Но как только стрела воткнулась ей прямо в… хм, то она сразу же почувствовала боль, и в ней взыграло уязвлённое самолюбие.

 Издав истошное ржание, лошадь поднялась на дыбы, наглядно продемонстрировав, насколько она сильное животное, потому что на пристёгнутую к ней телегу ей было в этот момент наплевать. Проделала она этот манёвр так резко, что Бакфорд и Криспин не удержались и выпали из телеги прямо на дорогу, а пока поднимались, эта зверюга без разбега скакнула через препятствие, да так, что умудрилась протащить за собой телегу. Вот что значит правильная мотивация. Только вот мне от этого было не слишком весело.

 Телегу мотнуло, затем подбросило, а следом взбесившаяся скотина с места понеслась галопом. Всё случилось настолько быстро, что никто не успел отреагировать. Только я сел и успел заорать. А ещё я успел вытащить кинжал и с силой метнуть его в стоящего прямо посреди дороги явно растерявшегося разбойника. Бросок был неудачный: на трясущейся телеге, по движущейся цели, а бандит в это самое время опомнился и решил убежать, да ещё и балансировка оружия оставляла желать лучшего. Кинжал вонзился ему в плечо, а пронёсшаяся мимо него лошадь вильнула, телегу занесло, и бандюган с воплями, перемежающимися стонами, завалился прямо на меня, опрокинув обратно на тюки и вышибив на мгновение дух.

Последнее, что я услышал, был рёв капитана Гастингса у нас за спиной.

– Аларм!

Лошадь неслась с бешеной скоростью, но умудрялась поворачивать именно в тех местах, где дорога делала повороты. Вот только телеги не были предназначены для подобных манёвров. На одном из таких поворотов телегу занесло, и она за счёт инерции, созданной ее немаленьким весом, несколько секунд дрифтовала, прежде чем оглоблями врезаться в стоящее близко к дороге дерево. Дерево, в отличие от оглобель, выдержало, и лошадь, лишённая тяжёлого груза, понеслась ещё быстрее, показав нам свой хвост. Телега остановилась. Мы с грабителем с облегчением посмотрели друг на друга, и он попробовал пошевелиться.

Этого обрыва никто из нас не видел, он был скрыт кустарником. Как только грабитель шевельнулся, телега, как оказалось, зависшая над обрывом одной парой колёс, резко накренилась и, сорвавшись в недолгий полёт, приземлилась, покатившись под откос, всё больше и больше наращивая скорость.

Я вцепился в борта и зажмурился, прощаясь с жизнью. Сильный удар и я ощутил все прелести свободного полёта без парашюта. Без чего? Додумать такую умную мысль мне не дало такое же свободное, как до этого полёт, падение. Мне удалось сгруппироваться, и я покатился кубарем, закрывая руками свою многострадальную голову. Если меня ещё раз по ней приложит, то сомневаюсь, что все воспоминания вернутся и лечение подобным станет своеобразным лекарством. Единственное, что я смогу в этом случае делать – гыгыть и мычать на радость врагам моего павшего государства.