Полная версия
Волков-блюз
За год Илья достиг большего, чем все мужское консульство за предыдущие десять лет. Он получил должность третьего консула, его жалованье выросло в четырнадцать раз, про него начали сочинять анекдоты. В дипломатической среде Славянского Союза он стал очень популярен.
Потом его перевели в Лонду, и это был формально мужской город, которым на самом деле правили женщины. Между Бейрутом и Лондой он заехал домой и обнаружил, что его ждет целая коллекция портсигаров, а жена беременна.
Его место в супружеском часе занял твой отец, брат Ильи. Они оба считали, что положение двусмысленное, хотя понятно, что доводить женщину из семьи до Блеска нельзя и выносить сор из клана тоже недопустимо, а Илья поначалу не мог финансово потянуть полноценный дом в Бейруте, а потом как-то все закрутилось…
В тот приезд Илья сходил на женскую половину по приглашению тети Арташи, и они долго разговаривали.
Беседовали о многом. О том, что «дом с колоннами над морем» – это здание Торгового совета и оно, конечно же, не продается. Но продается лояльность отдельных его членов, и это, скажем так, почти законно. Несколько сотен динариев стоит небольшая услуга. Три тысячи – серьезная. Шесть тысяч – очень серьезная. Четыре тысячи двести – это не цена какой-то конкретной услуги, а просто сумма, которую придумала Арташи как часть испытания для Ильи.
За эти деньги его ввели в малый наблюдательный мужской совет Бейрута как консультанта. Он смог подружиться с участниками совета – но все могло кончиться иначе, например, он мог не ходить на совещания или поссориться с кем-то из тех, кто принимает решения.
А еще Илья понял: у тети Арташи есть странность. Она не умеет общаться с теми, кто ей не должен. Она ведает всеми деньгами клана, но, если ей нужно будет поздравить внучку с днем рождения, она предпочтет вначале дать взаймы внучке десяток рублей и только потом поздравить и подарить куклу стоимостью в сотню.
Она привыкла, что если вкладывает куда-то деньги, то рассматривает предмет вложений как часть себя. И с людьми у нее то же самое.
Когда Илью изгнали, он пошел к ней и попросил денег. На операцию. Много денег, клан никогда бы ему столько не дал. Она дала. И – ты не поверишь. Когда он после этого общался с ней, она единственная из всей семьи проявляла признаки настоящей любви, искреннего участия…
Сейчас я – словно заразный кусок мяса, и раз уж ты первый ухватился за меня, я предпочту не расширять круг общения с семьей. Но знай: если бы не встретил тебя, я бы пошел к ней.
Дядя Сема сказал телефон бабушки Арташи – он знал его наизусть. Я тут же позвонил ей и на общей речи попросился в гости, сказав, что испытываю финансовые затруднения.
– ВолодяЯПомнюТебя, – ответила она. – ПриезжайСейчас.
Я опасался оставлять дядю в парке, учитывая, насколько плотоядно смотрели на него некоторые женщины, но он заявил, что проблем точно не будет.
«Драгон» на полпути к дому бабушки замигал алым глазом с приборной панели, показывая, что даже легендарные животные требуют питания. Но денег на топливо у меня не было, кроме того, по опыту я знал, что у меня есть еще километров сорок – по плотным городским дорогам.
Бабушкин дом находился рядом с женским анклавом. Более того, он оказался единым целым с каким-то административным зданием, граница между городом и анклавом проходила прямо через него.
Сам дом выглядел обыденно – трехэтажный зеленый особняк с небольшой парадной, слегка облупившийся, в стороне от дороги, со шлагбаумом, который поднялся, едва я вырулил на въезд.
Дверь открылась автоматически, едва я протянул руку к видеофону, чтобы нажать на кнопку вызова.
Внутри оказалось светло и чисто, высоченный потолок, люстра из хрусталя, все сплошь белоснежное, с редкими вставками позолоты.
– Дворец, – выдохнул я.
– Я передам Аре, – раздалось сзади на низкой мужской речи.
Я резко обернулся и обнаружил около дверей низкорослого, коренастого мужчину лет пятидесяти. На нем был теплый белый халат с золотой окантовкой карманов и золотым же кушаком.
– Ты… Вы… – начал было я.
– Ой, да к жогу эти церемонии, – ответил мужичок. – Я любовник твоей бабушки, ну и всякие поручения выполняю. Она с незнакомыми мужчинами оч-ч-чень не любит общаться, и тут я ее сильно выручаю. А ночами ей постель грею.
– Вы спите в одной постели?
Сам факт того, что у бабушки любовник моложе ее и она этого не скрывает, меня не шокировал. Старшее поколение после определенного возраста начинало чудить: кто-то учился на пилота и покупал себе частный самолет, кто-то начинал разводить кроликов, а кто-то пешком уходил в кругосветное путешествие.
Вписывались и в разного рода крайности, не всегда законные, о чем иногда перешептывались мужчины на своей половине между друзьями и родственниками своего поколения. Некоторых стариков со скандалом выгоняли из дистрикта, чтобы не позорили клан, выдавая им определенное содержание ассигнациями.
Но – по-настоящему спать в одной постели с женщиной? Не потому, что нет денег на вторую комнату с отдельной кроватью, а потому, что этого… Хочется?
– Я пару раз орал, просыпаясь, когда понимал, что рядом со мной баба, – доверительно прошептал мужичок. – А потом привык, и вроде даже ничего так, есть свои плюсы.
– Не хочу об этом слушать. – Я поднял перед собой ладони. – Это для меня слишком.
– Как знаешь. – Мой собеседник совершенно не обиделся и махнул рукой, указывая дорогу. – Тебе вон туда, там лифт. Или, если хочешь, по лестнице, но она крутая.
Я прошел дальше и обнаружил там, в центре комнаты, стеклянную шахту лифта с кованой белоснежной кабиной внутри. Вокруг шахты вилась вверх лестница без перил, с высокими и узкими ступеньками.
Ступив на лестницу, я обнаружил, что перила есть, но они совершенно прозрачные, а свет в комнате выставлен так, чтобы их можно было увидеть, только зная, что они здесь, – ну или внимательно вглядываясь.
На втором этаже у самой лестницы стояла женщина. Точнее – девушка. Еще точнее – девочка, судя по лицу, лет двенадцати, но очень высокая, на две головы выше меня, к тому же совершенно бесцветная, еще и с алыми радужками глаз.
– Хрбржд, – сказала она, гордо вскинула голову и удалилась.
Дверь лифта открылась, оттуда вышел давешний мужичок и сообщил:
– Это Аня, она хоф. Женский ребенок.
– Бабушкин? – уточнил я, готовый уже к любым извращениям после того, как узнал, что в этом доме мужчины спят с женщинами в одной постели.
– Не, ты чего, Ара против таких вещей. Она старой закалки, с принципами. Ара лет пять назад помогала матери хофа, потом эта мать умерла, и хофа должны были забрать в приют. А там вообще не жизнь, мы с Арой съездили, посмотрели на низкие потолки, где даже дети не могут ходить выпрямившись, и на еду, которую могут недоварить или пережарить, и никого это не волнует, и решили забрать Аню к нам. Я потом сто раз пожалел.
– Чего так? – уточнил я.
– Она мужчину тогда первый раз в жизни увидела. До этого ее скрывали в анклаве и от властей, и от мужчин… И при виде меня она подпрыгнула до потолка – а она прыгучая, ужас! – завопила на ультразвуке и забилась под кровать Ары, мы ее – вот не шучу! – часа три оттуда доставали. У Ары кровать-то большая, там рота женского спецназа заблудится… В итоге ко мне она худо-бедно привыкла, но, если появляется незнакомый, она говорит что-то вроде «таких, как ты, не должно существовать» и как можно быстрее уходит.
Я кивнул. Тут, конечно, все вывернуто наизнанку – это скорее таких, как Аня, не должно существовать. Говорят, что даже после связи мужчины и женщины может появиться хоф, шанс один из двухсот тысяч или около того.
Раньше считали, что такой ребенок может быть зачат только в союзе между двумя женщинами, но потом смогли доказать, что бывает по-всякому. В отличие от жогов, хофы рождаются без изуверских операций и убивающей гормональной терапии.
– Сюда, – показал мужичок. – Ара тебя ждет.
Я открыл дверь и обнаружил, что вхожу в женскую спальню. Комната в пятьдесят квадратных метров почти целиком была заполнена разноуровневыми пуфиками, кроватями и диванчиками.
Сбоку от входа стояло отдельное кресло, сделанное как единое целое со странной конструкцией в виде деревянного колеса с педалью.
– ЭтоПрялка, – заявила бабушка Арташи, сидящая в этой штуке. – ОченьУспокаивает.
– Э… Добрый вечер, – сказал я.
– ДеньЕще, – поправила бабушка. – СколькоДенегНадо?
Я предполагал, что сумму определит она сама, и к такому вопросу оказался не готов. Вначале хотел попросить тысячу – на некоторое время мне этого должно было хватить, – но потом вспомнил, что дядя говорил: Ара любит тебя тем больше, чем больше денег дала тебе в долг.
– Двадцать тысяч, – сказал я и понял, что мои губы пересохли.
Бабушка посмотрела на меня в упор, и я вдруг понял, что у нее золотые зрачки. Контактные линзы! Она пользовалась контактными линзами, чтобы глаза были в цвет домашней обстановки!
– ДвадцатьМногоЗаДвадцатьТыГодПроживешьУМеняСЖеной, – сказала она после недолгой паузы.
– Моя мать… – начал было я объяснять, что все не так просто.
– АнаиткуУговорюБорзаяСтала, – оттараторила бабушка. – Договорились? Год.
– Договорились, – ответил я как можно более твердо.
Хотя сама мысль переехать в этот дом, в котором бабушка спит с молодым любовником в одной кровати, а вместе с ними живет хоф-подросток, ненавидящий мужчин, казалась дикой.
– Са-а-а-ня! – рявкнула бабушка Арташи. – ДвадцатьТысяч!
Через минуту в комнату вошел мужичок.
– Чего орать-то, написала бы по телефону, – проворчал он.
Он прошагал к ней почти вплотную, передавая стопку сотенных, и стало видно, что сидя старуха почти одного с ним роста; при этом есть у них что-то общее в мимике, в том, как они держат себя, как переглядываются.
И то, что Саня мог спокойно пойти и взять где-то двадцать тысяч – мой заработок за несколько лет, – тоже удивляло и говорило о том, что они действительно вместе.
– НеУмри, – сказала бабушка Арташи, передавая мне деньги. – Обижусь.
Саня гулко рассмеялся, – видимо, это была шутка.
– Постараюсь, – ответил я серьезно.
И тут же понял, что тихое течение моей жизни сменилось бурным потоком, несущимся над скрытыми в воде острыми скалами. Так, как вчера едва не умерла моя жена, Айранэ. Как сейчас умирает дядя Сема. Как умрет мой братец-жог Ягайло, если его обнаружат на территории дистрикта, – потому что по закону жогов у нас нет и при обнаружении и милиция, и самооборона обязаны сразу открывать огонь на поражение, а если нет с собой оружия – вызывать подкрепление.
– САйранэВсеХорошо, – сказала бабушка, пристально глядя на меня; я чуть расслабился – новость действительно была отличной. Баба Ара, видимо, уловила это и улыбнулась. – ИдиУжеИВозвращайся.
После этих слов Саня обнял бабушку и поцеловал ее в щеку. Меня передернуло. Все привычны к тому, что вокруг полно обнимающихся девушек или парней – да, это повод для шуток, в том числе неприличных.
Чаще всего это кто-то из низшего класса, и, в общем-то, понятно, что людям свойственно проявлять привязанность к близким.
Но… Мужчина, обнимающий женщину на глазах у кого-то малознакомого? Даже плакаты, которые делают по заказу господина президента, не осмеливаются на подобное – там я видел в лучшем случае отца с маленькой дочкой в обнимку, ну или двух мальчишек-подростков с матерью, в социальной рекламе «высших» семей.
Как относиться к этой ситуации – с бабушкой, – я пока для себя не решил; впрочем, это и не было самой большой из моих текущих проблем.
По пути в парк «Нежность» я заправил машину, причем взял лучшего газа, максимальной очистки, – стоил он раза в два дороже, а прирост в скорости давал едва ли процентов на десять, поэтому обычно я так не кутил.
Дядю я обнаружил там же, где оставил, на поваленном стволе, но сейчас с обеих сторон от него сидели две совсем мелкие, лет пятнадцати-шестнадцати, девчонки и пели что-то на женской.
Увидев меня, они замолчали и принялись недовольно сопеть, когда я уводил дядю, но ничего не сказали и даже не привстали.
– Я так понял, это их место, они тут часто бывают, – пояснил дядя, когда мы немного отошли. – Вначале они меня испугались, но потом пошептались и решили, видимо, что со мной даже лучше. Пили дешевое вино, мне предлагали.
– Главное, что с тобой ничего не случилось. – Я чуть приобнял дядю, сразу отпуская. – Бабушка Арташи дала денег. Двадцать тысяч.
– Сними квартиру в анклаве, – потребовал дядя. – Я скажу, к кому можно обратиться.
– В анклаве? – переспросил я.
Город поделен на три неравные части. Основная – с кварталами для традиционных семей вроде нашей, с административными зданиями, университетами, складами, банками, офисами, портом, парками.
Женская – анклав плюс несколько «островков», куда мужчинам лучше не соваться; во всяком случае, в одиночку.
И мужская – несколько коммун, примыкающих друг к другу, но имеющих разные входы и каждая свою администрацию, а также несколько своих «островков» по всему городу, куда соваться нежелательно уже женщинам.
За городом располагались заводы, фермы, рудники. Раньше они были либо мужскими, либо женскими, но постепенно из-за социально-экономических особенностей – налогов, штрафов, пропаганды – все они становились «общими», и на их основе появлялись «общие коммуны» – суррогатные семьи, в которых жили работники таких предприятий.
Иногда из таких «общин» выделялись несколько семей, сплоченных какой-либо идеей, и становились самостоятельным кланом, а государство выдавало им подъемные на строительство дома, ну и большие выплаты на каждого следующего ребенка, как нормальным «высшим» семьям.
Время от времени раскрывались аферы, когда выяснялось, что нет никакой нормальной семьи или клана, а есть группа мошенников, решивших обмануть государство.
И вот если и выбирать, где скрываться от государства, то я бы поискал такую «фальшивую» семью, готовую ради денег на что угодно. Государство любит отчитываться о том, сколько новых семей появилось за последний год, и не любит отказываться от своих иллюзий. Никто там особо ничего не проверяет.
– Только анклав, – подтвердил дядя. – Жог выделяет много феромонов; как только станет известно, что в дистрикте жог, сразу начнут проводить регулярные тесты по всему городу. И единственное место, где этого делать не будут, – анклав.
– Блеск? – догадался я.
– Общий Блеск, так называемая Буря, – ответил дядя.
Меня передернуло. Известно, что, когда в одном месте живет много одиноких женщин, их циклы Блеска подстраиваются друг под друга и в какой-то момент случается Буря, то есть у многих женщин начинается гормональный взрыв, он вызывает реакцию у остальных, и на несколько часов весь анклав превращается в поле не то боя, не то праздника.
Если в этот момент туда забредет половозрелый мужчина, шанс выжить у него по статистике не больше тридцати процентов, а выйти без серьезных травм – и того меньше. Если там окажется женщина, у которой Блеск был совсем недавно, – то же самое, лучше запереться покрепче и напиться снотворного.
Зато для остальных женщин, особенно если они не получили травм и увечий в процессе, Буря часто оборачивается излечением от разных болезней. А еще – несколько месяцев никаких проблем с регулярными болями, от которых дамы из высшего общества с трудом спасаются на своих разноуровневых гигантских кроватях, выбирая, где и как примостить себя, чтобы не было так плохо.
Обычно администрация анклава старается разными способами избежать Бури. Проводит локальные праздники, иногда – совместные с мужскими коммунами, для отдельных частей анклава. Штрафуют тех, у кого регулярно бывает Блеск, то есть кто не заботится о том, чтобы сбросить часть гормонального давления с мужчинами.
Но раз в год, перед началом осени, когда везде появляется много свежих дешевых овощей, анклавы обязательно проходят через Бурю. Многие на это время переезжают в другие районы, другие, наоборот, из общих кварталов тянутся в анклав.
При этом администрация точно знает, когда их анклав взорвется, а вот обычные жительницы – нет, и иногда приехавшие ждут до нескольких недель, проходят свой личный Блеск и вынуждены убраться восвояси, так и не дождавшись Бури, чтобы не рисковать жизнью.
– Ты знаешь, когда будет Буря? – уточнил я.
– В Твери это не секрет для многих. Второй или третий день бабьего лета, – ответил уверенно дядя. – Что характерно, из женского сегмента интернета эту информацию вычищают, как только кто-то раскрывает тайну или догадывается, а в мужском есть упоминания в исторической литературе. Кстати, в Севилье этот день рассчитывается так же, и, к примеру, Дон Кихот Ламанчский, пытавшийся остановить Бурю, специально ехал в Севилью к точному сроку и описывал, как именно он его высчитал.
– И едва выжил, – усмехнулся я, вспоминая книгу.
– Потому что с Бурей может бороться только идиот, – проворчал дядя. – В нашем анклаве она начнется послезавтра. Если я ошибся, то на день позже. Сможешь снять квартиру? Есть у тебя кто-нибудь в анклаве или спросим моего человека?
Раннэ ответила не сразу.
– ЯТебяУзнала, – заявила она после того, как я поздоровался и представился. – ТвойНомерЗабилаВТелефон.
– Мне нужна квартира в анклаве, – сказал я. – Отдельная. Не меньше двух комнат, желательно с двумя выходами, первый или последний этаж. Недалеко от стены.
– ЯНайдуНабериМеняВечеромЯНаРаботе, – выпалила Раннэ на грани восприятия и положила трубку, не дождавшись, пока я переварю ее ответ.
– Никогда не мог с ними разговаривать по телефону, – признался дядя, пристегиваясь.
Мы сидели в «драгоне», я достал из бардачка несколько пачек табака и пару трубок. Дядя не отказался. Я забил свою быстро и уже дымил в открытое окно, а он все еще возился, делая смесь и стараясь набить как-то по-особенному.
Когда он наконец затянулся, я уже почти накурился.
– Я и вживую с ними тяжело общаюсь, – сказал дядя. – Из всех женщин мира было всего человек десять, с кем я мог нормально разговаривать. Кстати, твоя мать среди них.
– У вас что-то было? – спросил я, внезапно ошарашенный догадкой.
– Нет, конечно, – ответил дядя. – Променять хорошую дружбу на посредственный секс? Это нужно быть полным кретином! Хотя, с другой стороны, я таких кретинов знаю немало…
– Вы друзья? – уточнил я.
Представить свою мать в роли чьей-то любовницы я вполне мог, она шла по головам и делала карьеру. В каком-то смысле моя мать олицетворяла идеал женщины из высшего класса. И мысль о том, что она станет президентом дистрикта, ложилась на ее жизнь аккуратно, так, будто всегда там и была, и только удивляло – почему так поздно?
А вот представить ее другом мужчины… Настоящим другом… Мужчины, который не является политиком…
– Были друзьями, пока я не предал семью, – усмехнулся дядя и с удовольствием затянулся. – Хороший табак, но ты его неправильно хранишь, пересушишь же! Надо выставлять в бардачке влажность чуть выше. Так вот, насчет Анаит. Она ведь знала, что мужчины мне нравятся больше, чем женщины. Ее от одной мысли о таком выворачивало, но она меня покрывала от остальных. Она, получается, делила твоего отца с моей женой… Постоянно подкалывала меня этим. Несколько раз серьезно помогла советом. Делала мне пропуски на раскопки женских поселений – когда у меня крышу сорвало от того, что я хотел доказать себе, что я нормальный, это весь мир сошел с ума…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.