Кататония

– Не стоило, правда…

– Брось ты, – однокурсник поморщился. – Вред от кофе сильно преувеличен. В чае, к твоему сведению, тоже предостаточно кофеина. К тому же, ты не кофе с молоком пьешь, а молоко с кофе.

Влада усмехнулась. Стас был прав, что уж спорить. Она и впрямь любила чашку горячего молока с каплей кофе, никак не наоборот.

– Спасибо, – сказала она, беря стакан.

Некоторое время они молча шли по Шестой линии. Показалась впереди станция метро, в двери ломилась куча народу.

– Вот поэтому я и не люблю метро, – поморщился Стас. – Тем более, «Ваську». И среды в Универе не люблю. Вечно тут толпа по средам…

– Это не очень много, – примирительно сказала Влада. – Через пару часов будет больше.

– Спасибо, ты меня дофига утешила. Блин, когда же я куплю машину? В пробке хоть стоишь с комфортом… Слушай, давай не полезем туда. Пошли до «Спортивной» прогуляемся?

Влада задумалась. А почему бы и нет? Погода хороша, торопиться некуда – Константин приедет домой часа через четыре, не раньше. Ноутбук сегодня остался дома и не тянул плечо.

– Да, пойдем.

Они вышли на Средний проспект и направились к Кадетской линии. Кофе иссяк, разговор отчего-то не клеился. Впрочем, идти рядом в тишине тоже было неплохо.

С Невы тянуло ветром и холодом.

– Не замерзла?

Влада помотала головой:

– Да не очень… У меня пальто теплое. И шарфик есть, – Влада потянула за край шарфа в клетку, заправленного под воротник пальто. – Да и идти недалеко уже.

У входа в станцию метро «Спортивная» толпились люди.

– Траволаторы сломались, – донесся до Влады обрывок разговора. – Уже минут десять не пускают никого. Будто мы б по сломанному пешочком не дошли…

– Гадство, – Стас с силой швырнул стакан из-под кофе в мусорный бак. – И тут дурдом. Огромный город, Северная столица, млин, не могут с собственным транспортом разобраться. Ненавижу! Пойдем через мост?

– Пойдем. Не назад же возвращаться.

Стас кивнул и, к Владиному удивлению, взял ее за руку.

Ладонь у него была жесткая, сухая, шершавая, будто Стас не юристом работал, а лесорубом каким-нибудь. Но Владе понравились ощущения ее руки в его. Он вел ее рядом, притягивая к себе, будто препятствую студеному ветру ухватить Владу и уволочь прочь.

Они шли по мосту, а под ними остывающим свинцом неслась Нева. Над волнами висело небо, и косы облаков на нем становились плотнее и толще. Влада смотрела на небо и воду, и внутри зарождалась непонятное ей чувство. Что-то вроде… предвкушения.

Сразу за мостом Стас увел Владу вправо. До метро тут было совсем недалеко.

– Пойдем тут за зданием пройдем. Там ветра меньше.

Они пошли наискосок, оставляя по правую руку бензозаправку, а по левую Большой проспект Петроградской стороны. В небольшой зеленой зоне, протягивающейся почти до метро, и впрямь было очень мало ветра.

– Ты будешь на парах в субботу? – спросила Влада и тут же сама удивилась: к чему этот вопрос? Вопрос ради вопроса?

Стас не ответил, но резко остановился, да так, что разогнавшаяся Влада едва не врезалась в него. В удивлении она подняла лицо, взглядом спрашивая: «Что не так, что случилось?». Стас глядел серьезно-серьезно, словно что-то изучая.

А потом наклонился и поцеловал ее.

Глаза Влады широко распахнулись.

«Не брежу ли я?» – возник в голове вопрос.

Она не бредила – настойчивые губы Стаса не оставляли сомнений в реальности происходящего. Отчего-то он отдавал предпочтение ее нижней губе, мягко проводя по ней языком, и это неожиданно оказалось очень возбуждающим.

И тут Влада испугалась. Она не вполне понимала, чего именно боится, что заставляет ее прерывать поцелуй, которого она, признаться честно, хотела. Но ее ладони, будто действуя сами по себе, толкнули Стаса в грудь. Не сильно, но достаточно для того, чтобы тот отступил.

Поцелуй прервался.

Влада выдохнула. Стас снова молча взял ее за руку и повел дальше. Молчала и Влада, изумленная произошедшим и остро переживающая свое изумление.

– Я извиняться не стану, – прервал Стас молчание. – Не жди.

– Почему это я должна ждать твоих извинений?

– Ты меня оттолкнула. Получается, я сделал что-то не то. Но я не думаю, что сделал «не то». Очень даже то.

Стас, не замедляя шага, повернулся к Владе. По лицу его не было понятно, то ли он зол, то ли просто раздражен, но чувства точно были сильными.

– Почему ты меня оттолкнула?

– Да это же очевидно! Потому что я замужем! Как по-твоему я должна была реагировать?

Стас усмехнулся:

– Да как угодно. Можешь соглашаться, можешь спорить, но мы друг другу нравимся. А твой муж тебе, Влада, не нравится. Или нравится, но ты его точно не любишь.

– С чего ты решил?! – Влада пыталась злиться, но голосок ее звучал тоненько, как у обиженной первоклашки.

– Да потому что иначе я бы шел к метро с разбитым носом. И вот так вот, – Стас поднял руку, демонстрируя зажатую в ней ладонь Влады, – мы бы с тобой не гуляли.

«А ведь и правда», – подумала Влада и, ощутив острую вину перед Костей, осторожно высвободила ладонь.

Глава 10

К двум часам дня на улице потеплело. Из-за облаков выглянуло солнце, и золотистые листья засверкали под его пристальным взглядом. Свет упал на водную гладь озерца и разлился по ней тонким искрящимся слоем.

Рене расстегнул плащ. Становилось жарко.

На тропинке появилось двое всадников. Впереди на каурой кобыле ехала девушка в черно-белой амазонке. В нескольких шагах позади следовал мужчина-грум на сером жеребце.

Рене отступил под сень дерева, укрываясь в тени. С ладони его сорвалось заранее заготовленное заклинание, улетая под ноги серого коня, путаясь между них. Серый споткнулся. Потом, игнорируя поводья грума, перешел на рысь и понес всадника прочь от всадницы по дороге, уходящей вправо.

Когда грум скрылся за деревьями, Рене вышел из тени.

Амайя подскакала к нему: улыбающаяся, лучащаяся радостью. Сердце Рене споткнулось, как серый конь грума, а потом зарысило, но не от Амайи, а к ней. Рене протянул руки, и она спрыгнула к нему в объятия. Едва ноги ее дотронулись до земли, Рене наклонился и коснулся своими губами ее.

– Мой грум сейчас вернется, – обеспокоено сказала Амайя.

– Не вернется, – успокоил ее Рене. – Конь понес не просто так.

– Это сделал ты?

– Да. Ему ничего не грозит, не бойся. Через полчаса заклинание выдохнется, конь перестанет скакать в другую сторону, и грум вернется. А у нас с тобой будет полчаса.

Они привязали кобылу к дереву и медленно пошли вдоль озера. Рене осторожно взял руку Амайи, она не препятствовала.

– Сегодня вечером моя фея собирается на очередной бал? – спросил Рене.

– Да. У меня занят почти каждый день, – вздохнула Амайя.

– Обычное расписание дебютантки? – пошутил маг.

Амайя прикусила губу. Потом, осторожно подбирая слова, спросила:

– Скажи… разве обязательно видеться так – втайне от других? Ведь если люди знакомятся, я имею в виду, юноша и девушка, юноше же разрешается делать визиты, приглашать на прогулки, ведь это же подразумевается, что нужно узнать друг друга лучше…

Амайя запнулась и смешалась, и Рене понял, почему. Она, девушка, говорила о сватовстве, первая, и она, вероятно, боялась, что он может оценить это как навязывание себя ему.

Рене нахмурился.

Он знал, что этот разговор однажды должен состояться. Ему хотелось отсрочить его, но и промолчать сейчас он не мог. Его молчание стало бы ложью Амайе, а врать Рене не хотел.

Он вздохнул.

– Видишь ли… Если бы я был обычным молодым человеком твоего круга, все было бы иначе. Я бы встретил тебя на балу, представился твоей матери, примелькался ей, потом все развивалось бы примерно так, как ты озвучила. Если бы я был простым мастеровым, то счел бы за лучшее забыть тебя, потому что даже подойти бы к тебе не мог… Я маг. Я вхож в любое общество. Но скажи, много магов ты встречала в свете?

Амайя задумалась.

– Нет, – удивленно произнесла она наконец. – Одного-двух, если честно. Почему так мало?

– Потому что светская жизнь, в том представлении, какой ей придает свет, лишена для мага смысла. Клиентуры в театре не найти. Клиенты к магам приходят сами и втайне, для этого не надо мелькать перед глазами. Времени у нас и так мало, чтобы всерьез тратить его на обсуждение смысла цвета платья мадемуазель Б. Конечно, некоторые из нас в угоду благородной родне присоединяются к подобным развлечениям. Например, мой друг Эмиль. Но в большинстве своем маги не принадлежат свету.

– Не понимаю… – Амайя рассеянно пнула ногой камень, – Эмиль и принадлежит к свету, и нет? Как я поняла, он уже не может жить как остальные… Но ему не мешают ездить домой, не мешают ходить на балы? Я не понимаю. Это странная жизнь, и Эмиль ее выбрал… Почему?

Рене покачал головой:

– Милая, Эмиль не выбирал… Мы все не выбираем, – перед глазами Рене мелькнули сцены из прошлого, но он мотнул головой, прогоняя их: не сейчас. – Видишь ли… Человек рождается магом, но дар проявляется постепенно. Обычно его признаки впервые становятся заметны после семи-восьми лет, но бывает раньше, а чаще – позже. Представь себе ребенка, который может кидаться огнем, но не может себя контролировать. Ужас? Да, ужас. Поэтому ни у детей, наделенных даром, ни у их семей нет выбора: ребенка забирают в Академию. Магический Оплот не только место для учебы, это… ну, в некотором роде это тюрьма. Как преступников исключают из общества, так и магов.

– Но потом, когда маг вырастает и может контролировать свой дар, почему и тогда нельзя жить по-прежнему?

– Потому что маги живут по другим законам. Смотри… если украдет твоя служанка, что будет?

– Ну… Мама выгонит ее, конечно.

– А еще?

– Наверное, ее как-то накажут?

– Да, милая. Ее будут судить. А если украду я, меня не смеет судить никто, кроме таких же магов. Или Великого Князя. Понимаешь? Мы настолько отличаемся от других, что на нас не действует большинство законов. У нас свои правила. Но это работает в две стороны. С одной стороны, я могу творить, что хочу, и отчитываться перед себе подобными. Если меня убьют, виновного казнят особенно мучительным способом. С другой стороны… Ну, давай не на моем примере, а на примере Эмиля. Он уже не сможет занять положение, которое предназначено ему по праву рождения. Не сможет работать вместе со своим отцом и по наследству получить его место. Он очень ограничен в вопросах наследования, например, родовое поместье ему никто не передаст. Понимаешь? Вот и выходит так, что мы, маги, не лучше и не хуже тех, кто ездит на балы. Мы просто другие. Чужие.

– Получается, выбирать нельзя? Нельзя перестать быть магом?

Рене помрачнел. Амайя задала сложный вопрос, и он задумался: нужно ли давать на него правдивый ответ. Решил, что к полной правде, пожалуй, ни он, ни Амайя не готовы, и ответил:

– Нельзя отказаться от дара и жить так, как прежде. И, видишь ли, даже пытаться так поступить довольно странно. Маги – не обычные люди. Как я сказал тебе уже, мы очень сильно отличаемся. Мы… как бы… не вполне уместны в привычном тебе обществе.

Амайя внимательно слушала. Рене продолжал:

– И, наконец, смысл всех этих раутов и балов… Ты выезжаешь в свет, в основном, затем, чтобы устроить свою жизнь. Чаще всего, чтобы найти пару для вступления в брак. Но маги не могут жениться, Амайя. Это запрещено.

Амайя вздрогнула. Ее рука попыталась выскользнуть из державшей ее ладони Рене, но Рене этого не допустил.

– Послушай меня, пожалуйста. Я объясняю тебе, почему не могу явиться в твой дом и твою жизнь как рядовой поклонник. Этого не поймут. Твои родители знают о запрете, и они не захотят, чтобы их дочь встречалась с человеком, который не может стать ее мужем. Я могу войти в твой дом как помощник, работник: снять порчу, наколдовать урожай яблоням… не как возможный жених. Отчасти, я как твоя модистка: очень полезный человек, но чай пить в ее компании ты не будешь.

– Тогда к чему все это?! – вырвалось у Амайи.

Рене остановился, повернулся к девушке, приподнял кончиками пальцев ее подбородок, отметив, как он дрожит.

– Потому что я влюблен в тебя, – сказал он.

Не сегодня, не в этот день планировал он произнести эти слова, но они вырвались наружу совершенно свободно, без малейшего препятствия. Видимо, так оно и должно было быть.

Глаза Амайи изумленно распахнулись. Рене не выдержал, склонился к ней и снова поцеловал: гораздо крепче, чем в первый раз. Амайя неумело ответила. Будто партнер в танце, он подхватил ее порыв и повел, обучая, то усиливая, то ослабляя давление губ. Амайя обвила его шею руками, притягивая к себе ближе.

Они целовались, и мир вокруг будто застыл. Наконец Рене отстранился.

– Видишь? Как я могу отказаться от тебя?

– Но… – Амайя запнулась, смутилась.

– Я буду думать. Я что-нибудь придумаю. Не может быть такого, чтобы из правила не делали исключения. Я очень, очень сильно хочу быть рядом с тобой. А ты?

Она кивнула.

Рене вновь бережно взял ее руку и повел Амайю вдоль озера.

– Я понимаю, что тебе трудно, что неловко, – сказал Рене. – Мне тоже тяжело. Ужасно, когда приходится видеться с девушкой тайком. Но, милая, иначе никак.

– И все же, – задумчиво произнесла Амайя, – однажды тебе придется познакомиться с моими родителями. Может быть, тебе сделать это сейчас? Как-нибудь невзначай, как ты сделал это с Мэй?

– С твоей компаньонкой? – Рене задумался. – Но, Амайя, мать это ведь не компаньонка. Тогда у меня не было выбора, ты не покидала дом одна… Сейчас мы можем видеться без посторонних. К чему это?

– Мне это важно, – Амайя остановилась и уставилась на Рене молящим взглядом синих глаз. – Правда, мне это очень-очень важно. Мне хотелось бы, чтобы она тебя немножко узнала. Вдруг, ты ей понравишься?

Рене задумался.

«Зачем?! – возмущенно кричал его внутренний голос. – У тебя и без того достаточно проблем, к чему создавать новые? Ты видишься с девушкой, с которой видеться не должен, тебе этого мало? Тебе нужно рисковать еще больше? Так езжай в столицу и сунь голову в пасть крокодилу Великого Князя, что уж там?! Вряд ли он опаснее ее мамаши!»

Но Амайя глядела так жалостливо… Рене достаточно расстроил ее, неужели нужно опечалить еще больше?

– А почему бы и нет? – затыкая внутренний голос сказал Рене. – Мы могли бы где-нибудь нечаянно столкнуться.

– У сапожника, – тут же предложила повеселевшая Амайя. – Завтра мы поедем выбирать новые туфли. Приезжай в магазин, и я вас представлю.

– Хорошо, – улыбнулся Рене. – Как пожелает моя госпожа.

– Госпожа желает так, – усмехнулась Амайя, и без перехода спросила, – А ты правда любишь меня?

Вместо ответа Рене снова притянул ее к себе и принялся целовать. И целовал, пока не ощутил обрывки заклинания, запутавшего коня грума. Грум приближался.

Рене оторвался от губ Амайи, подвел ее к лошади, помог отвязать и сесть верхом.

И оба отправились прочь от озера: каждый в свой мир.

Улицу Дюпонь, оживленную и идеально чистую, горожане называли «Аллея магазинов». Десять лет назад ее вымостили камнем и с тех пор поддерживали в хорошем состоянии. В дни, когда шли дожди, вода стекала в специальные сливы и по желобам сливалась в текущую неподалеку речку. Витрины роскошных магазинов сверкали чисто вымытым стеклом. Изящные манекены стояли внутри, изгибаясь в придворных позах. Их туалеты поражали пышностью материй и красок.

Элитное место. Лишь немногие ученики академии могли позволить себе что-то тут купить, и Рене был не из их числа. Он остановился у входа в сапожную мастерскую и магазин Огюста Альбуазе и критически оглядел свой лучший наряд: темно-бордовый камзол, черные штаны для верховой езды. Не следовало бы надевать их сюда, но предназначенные для повседневного ношения были гораздо более потерты, чем требовали приличия. На плечах Рене завязал видавший виды плащ – другого не было. Зато на этот день Рене взял у Эмиля одну из его тонких батистовых рубашек, и теперь воротник и манжеты щеголевато выглядывали из-под камзола, создавая впечатление, что очень занятой маг, на минуту отвлекаясь от дневных трудов, походя заглянул к сапожнику.

Рене дернул дверцу, звякнул колокольчик, и к магу тут же подскочил работник магазина.

– Чем могу помочь?

– Мне нужны сапоги, – ответил Рене.

– Давайте я провожу вас к подмастерье. Он снимет мерки, и вы сможете заказать сапоги любого фасона…

– У меня нет возможности ждать, они нужны мне завтра. Я интересуюсь готовой обувью.

– Тогда давайте я покажу, что у нас имеется. Выбор, конечно невелик, у Альбуазе, в основном, шьют на заказ… Какой у вас размер ноги?

Рене отвечал, шаря глазами по магазину. Не рано ли он пришел? Не хотелось бы перемерить тут весь ассортимент в ожидании Амайи…

Но нет. Она была здесь. В светлом, почти белом платье, с простым небрежным узлом волос на затылке, она была прекрасна. Может быть, даже прекраснее, чем в день бала.

Подле нее крутилась компаньонка, подавая приглянувшиеся модели туфлей.

– Это не твой размер, – донеслось до Рене, – но ты представь, как хорошо они выглядели бы на ноге, если б были сшиты на заказ. Закажи их в бежевом цвете…

– Мадмуазель де-Фраулли! – воскликнул Рене, направляясь к Амайе с ее компаньонкой. – Рад видеть вас и мадемуазель де-Марсо. Помните меня? Рене Бланкар.

– Ах, добрый день! – порозовела Мэй. – Амайя, ты помнишь уважаемого мага?

– Разумеется, – улыбнулась Амайя. – Добрый день! Мама. Мама!

От окна развернулась красивая женщина средних лет, очень похожая на Амайю, но с более светлыми глазами: скорее голубыми, чем синими – и с русыми волосами. Тонкие морщинки в уголках ее глаз да едва видные – у крыльев носа, ничуть не портили ее внешность.

– Позвольте представиться, Рене Бланкар. Маг. Студент академии, – поклонился Рене.

– Элинор де-Марсо, – кивнула дама.

– Мама, месье Бланкар познакомился с нами в парке, а до этого мы встретились в городе, – Амайя старалась вовсю.

– А, так это вы – тот самый маг на лошади, обрызгавший мою дочь, – потянула Элинор.

– Месье Бланкар извинился, – встряла де-Фраулли. – И весьма приятно беседовал с нами во время прогулки. Какими судьбами вы здесь, месье Бланкар? Тут нечасто встретишь мага.

– Сапоги нужны, – вздохнул Рене. – Завтра. У моего сапожника нет подходящих. Решил, вдруг тут будут.

– Здесь, в основном, шьют на заказ, – Элинор окинула мага взглядом, оценивая его платежеспособность и обоснованно в ней сомневаясь. – Готовой обуви мало.

– Я заметил, – усмехнулся Рене. – Поеду к де-Муасси в старых…

Элинор вскинула брови:

– Вы завтра будете на приеме?

– Да, собираюсь, – рассеянно ответил Рене, якобы отвлекаясь на темно-красный отрез кожи.

На самом деле, на прием его никто не приглашал. Рене сам упросил Эмиля пойти и взять его с собой. Эмиль очень упирался, но Рене был настойчив. В конце концов, Эмиль послал матери известие, что явится на ее светский раут. Та была в восторге. Эмиль стребовал с Рене бочонок пива.

Честная сделка.

– Я полагала, маги не ходят на приемы, – сказала Амайя.

– Я друг семьи, – улыбнулся Рене. – Мадмуазель, что вы думаете об этой коже?

– Я думаю, вам стоит заказать из нее сапоги, а не покупать готовый товар, – улыбнулась Амайя.

– Амайя, ты выбрала туфли? – вмешалась Элинор де-Марсо, – У меня не так много времени.

– Я, мама, что-то никакие не хочу, – отмахнулась Амайя.

– Великолепно. Ты сама уговорила меня поехать в магазин, вместо того, чтобы съездить вдвоем с Мэй, а теперь выясняется, что я зря потратила время.

– Извини. Давай возьмем те, что понравились Мэй. Закажем, как она предлагала, в бежевом цвете.

– Отлично, – Элинор повернулась к подмастерью. – Мерки моей дочери у вас есть. Идемте, Мэй, Амайя. Месье Бланкар, до скорого.

Амайя растерянно обернулась к Рене. « И все?!» – прочитал он в ее взгляде.

Рене решился.

– Миледи де-Марсо, позвольте вас проводить.

– А как же ваши сапоги? – поинтересовалась Элинор.

– Мадемуазель права. Я лучше закажу пошив на заказ. Из той красной кожи. Но не сегодня. На соседней улице какой-то дебошир прицепился к даме, был скандал. Я лучше провожу знакомых дам, во избежание неприятностей…

Так себе предлог, но лучше придумать Рене не смог. Элинор, однако, ничуть не смутилась. Благородная женщина привыкла к заботе и вниманию, и галантность мага не показалась ей чем-то особенным.

Амайя просияла. Даже де-Фраулли улыбнулась.

Рене проводил дам к карете, любезно подсадил каждую. Его лошадь стояла тут же у коновязи, и Рене порадовался, что хоть лошадь у него приличная – не стыдно показать матери Амайи.

Он поехал рядом, ведя светскую беседу, обращаясь преимущественно к матери Амайи, пытаясь расположить ее к себе. Неплохо было бы, если б ей понадобились его услуги как мага, тогда он мог бы показать себя с еще более выгодной стороны… Но она вряд ли воспримет мага иначе, чем наемного работника…

То и дело Амайя и Рене сталкивались взглядами. Ох, совсем не с матерью Амайи Рене сейчас хотелось бы говорить…

– Расскажите, месье Бланкар, – неспешно спросила Элинор, – мы тут слышали, что по велению Великого Князя к академии намерены пристроить еще одно крыло. Правда ли это?

Рене не знал. Вероятно, знал магистр Абеляр, но старику и в голову не приходило делиться такими новостями с учеником.

– Согласитесь, это неплохие новости, миледи, – попытался вывернуться он. – Это свидетельствует о том, что в академии много учеников.

– И чего же в этом хорошего? – вскинула брови Элинор. – Для вас, я имею в виду. Ведь маги же конкурируют.

– Не совсем так, – Рене старался оставаться вежливым, но совершенно не понимал, каких слов хочет от него мать Амайи и к чему ведет разговор. – Видите ли, миледи, у магов разные специализации. Мы не занимаемся одним и тем же. Все.

– Ра-а-азве? – потянула Элинор. – А я другое слышала. Что при дворе не принимают новых магов, потому что старые трясутся над своими местами.

– Брешут, – усмехнулся было Рене, но тут же прикусил язык. Буквально, сильно куснув за кончик, напоминая себе, с кем говорит. – То есть, я хотел сказать, что это не самые достоверные сведения. Тут дело не в том, что старые маги беспокоятся за кресла у трона Великого Князя, тут встает вопрос о правилах занятия этих кресел…

– Ну, не думаю, что мой муж, получающий новости прямо из столицы, – тут Элинор со скепсисом поглядела на Рене, будто говоря: «Уж тебе-то о таком только мечтать приходится», – как вы изволили выразиться… брешет.

Рене с трудом сдержал стон. К счастью, Амайя, спасая Рене, отвлекла мать каким-то пустяком, но ненадолго. Элинор де-Марсо снова сухо улыбнулась магу и задала новый вопрос…

Полчаса беседы тянулись как три часа. Рене мучился. Он старался быть вежливым, осторожным, галантным и остроумным одновременно, но то и дело ловил себя на простонародных оговорках. Он нервничал! В другое время он общался бы свободнее, но сейчас он был словно подопытный зверек, и исследователь изучал его с неприятной пристальностью.

С Амайей говорить было легко. С ее матерью – будто камни в гору катать.

Рене выдохся. Но Амайя была счастлива, она улыбалась. Либо она не заметила натянутости, либо не нашла в манере общения матери ничего странного.

Последнее предположение ужасало.

– Благодарю за компанию, – произнесла Элинор у самых ворот.

– Не стоит, – улыбнулся Рене. – Я приятно провел время в беседе. Прошу принять от меня маленький подарок.

Он вытянул руку. Медленно, словно проявляясь из воздуха, на ладони мага стала формироваться корзина. В какой-то момент она стала тяжелой, и Рене подхватил ее обеими руками. Над корзиной появились бутоны цветов: розы, хризантемы, ирисы.

– Какая красота! – изумленно выдохнула де-Фраулли.

Рене с улыбкой протянул корзину старшей де-Марсо.

– Благодарю, – улыбнулась та.

– Мне приятно, что я смог вас порадовать. Что ж, надеюсь увидеться завтра на приеме. До свидания. Мадемуазель.

Амайя улыбнулась и вежливо попрощалась.

Рене развернул коня. Улыбка сошла с его лица.

Сегодня, как никогда до этого, он ощутил разницу между собой и Амайей. Он мог заходить с ней в одни магазины, мог попасть с ней на бал, но он никогда не станет таким как она. Его удел ехать подле ее кареты.

Рене было тяжко на душе. К тому же он плохо чувствовал себя. Простая магия творения не могла истощить его сил, но с момента встречи с Амайей Рене использовал магию непрерывно, чего только стоили ежевечерние магические птицы, и последствия неуемного колдовства начинали сказываться. Рене хотелось упасть в кровать и заснуть на сутки. Но ему нужно было купить пиво Эмилю, а еще подготовить задания по учебе, которую он почти забросил…

Он подумал, что завтра на совершенно законном основании встретит Амайю на балу, и жить стало немного легче.