Константин Великий. Равноапостольный

– Отче, ты уезжаешь? – спросил Крисп.

– Да, – кивнул Лактанций. – Юноши возвращаются с войн взрослыми мужчинами. Наставники им больше не нужны. Твой отец согласен со мной.

– Я отправляюсь в Фессалоники осматривать флот, а не воевать, – сказал Крисп.

– Называй это как угодно, – грустно улыбнулся учитель. – Мы оба знаем, к чему все идет и через что тебе предстоит пройти.

– Сейчас твои наставления мне нужнее всего. Я думал, ты поедешь со мной!

– После того как ты обнажишь оружие против врага, поведешь за собой людей и прольешь кровь, я больше не смогу тебя учить! Не печалься, так должно быть. Мое время ушло. Тебе пора отпустить мою руку и идти самому. Меня пригласили воспитывать мальчика, и вот он повзрослел. Пришло время уйти. Но я навсегда останусь твоим другом.

Любовь к наставнику, который был с ним столько лет, захлестнула Криспа. Тоска сжала сердце тисками; едва сдерживая слезы, он пробормотал:

– Отче, не покидай меня! Ты нужен мне!

– Тогда пойдем со мной, – предложил Лактинций. – Раз ты этого так хочешь.

– Отец меня не отпустит. Я должен слушаться его, у меня нет выбора.

– Если ты так думаешь, значит, я плохо тебя учил, – вздохнул Лактанций. – Крисп – сын император Константина, он должен во всем подчиняться отцу. Крисп – христианин, дитя Божие и может идти куда глаза глядят, а слушаться только своего сердца. Оставь все, кроме самой скромной обуви да одежды, и уйдем вместе.

– Люди отца догонят нас и вернут меня.

– А ты снова уйди. Запрут двери – вылезай в окно. Свяжут – грызи веревки. Посадят на цепь – рви ее звенья, покуда не обессилеешь. Отказывайся от изысканных яств, срывай с себя богатые одеяния до тех пор, пока твой отец не поймет, что ты принадлежишь не ему, а Господу.

Крисп пристально смотрел на Лактанция, пытаясь понять, шутит тот или говорит в серьез.

– Отче… я не могу так, – медленно произнес он.

– Можешь, – возразил наставник. – Но это не для тебя, не для сына Константина. Поэтому ты отправишься в Фессалоники и будешь исполнять приказы отца. Таков твой выбор. Я не призываю тебя восстать против воли Константина, а хочу напомнить: истинный христианин всегда свободен!

– Я понимаю, отче.

– Главное – не позволь своему сердцу ожесточиться! Щади врагов, будь милостив к побежденным, только так ты не потеряешь самого себя.

Поздним вечером, когда Крисп готовился ко сну, дверь в его покои осторожно отворилась. Появилась высокая девушка в белой полупрозрачной тунике, со свечой в руках. Длинные каштановые волосы спадали на обнаженные плечи, на щеках играл румянец, огонек свечи отражался в ярко-голубых глазах.

– Меня прислал твой отец. – Она опустила взгляд, ее губы тронула смущенная улыбка.

– И чего хочет мой отец? – удивился Крисп и сам невольно улыбнулся в ответ.

– Чтобы его сын ушел на войну мужчиной.

Туника упала на пол. Девушка, мягко ступая, шагнула к нему. Ее нежная кожа источала тонкий аромат розы и жасмина.

– Но… я уже… – пробормотал Крисп.

– Тем лучше. – Озорные искорки блеснули в ее глазах.

«Как же все-таки здорово, – подумал он, – быть сыном императора Константина».

IX

Набеги готов учащались. Пограничная армия получила приказ не покидать фортов, сосредоточившись на их обороне. Небольшие отряды варваров проскальзывали между римскими укреплениями и устремлялись к беззащитным селениям. Жителей предупредили. Большинство из них ушли в ближайшие города, а те, кто остался, горько пожалели о своем упрямстве. Добыча готам доставалась небогатая, но их пьянили свобода и безнаказанность. По дымящимся развалинам было ясно, где они проходили.

Как и предполагал Константин, ручеек постепенно превратился в волну, которая хлынула из-за Дуная и смела несколько фортов. Защищавшие их солдаты отчаянно сопротивлялись, но были перебиты до единого, в плен варвары никого не брали. Желая наконец добыть настоящие трофеи, они осадили приграничные города. Кавалерия под командованием Эрока отделилась от легионов и направилась к Дунаю.

Готы, уверенные, что им ничего не угрожает, пировали. Трибуны, руководившие обороной осажденных городов, снабжали их вином, чтобы варвары даже не помышляли о штурме. Римская конница застала их врасплох. В предрассветный час, пока лагерь готов был еще объят крепким хмельным сном, кавалерия ворвалась в него, сея панику и смерть, сметая палатки, поджигая повозки, убивая спасавшихся бегством варваров.

Волна откатилась обратно к берегам Дуная. Отряды готов собрались вместе. Конница без поддержки пехоты стала бессильна против них. Полевые легионы были далеко позади. Но в стане варваров начался разлад. Эрманариха среди них не было. Одни вожди хотели вернуться обратно, другие отомстить римской кавалерии, а затем еще пограбить. Тем временем Константин в сопровождении палатинской гвардии проехался вдоль уцелевших фортов и собрал пограничные части. Император и Эрок атаковали разрозненных готов с двух сторон. Разгром врага дался римлянам малой кровью. Пленные исчислялись сотнями.

Эрок был разочарован, насколько легко была одержана победа.

– Это не войско, а сброд, разбойники, – сказал ему Константин. – Эрманарих выставит против нас настоящую армию.

Вечером после сражения император вызвал в свой шатер командира пограничных иллирийских войск.

– Ты отвечаешь за пленных, – приказал Константин. – Скоро прибудет Марк Ювентин со строителями, готы помогут им наладить переправу. Затем варвары будут под присмотром твоих людей отстраивать то, что сожгли и разрушили.

– А потом, после восстановления? – осторожно спросил тот. – Как поступить с пленными, о Божественный?

Он надеялся, что император распорядится продать их в рабство, тогда командир пограничников сможет обогатиться. Император ответил не сразу.

– Держите варваров недалеко от переправы. После войны мы вернем пленных Эрманариху как жест доброй воли… при условии, что он сам их накажет.

Вскоре прибыли посланники от короля готов. Они заверяли: воины, перешедшие Дунай, – бунтовщики, нарушившие строжайший запрет. Но Константин знал: Эрманарих одобрил их поход, чтобы прощупать почву. Император выдвинул заведомо невыполнимые требования. Посланники отбыли ни с чем.

Переправу наладили в короткий срок. Легионы под командованием Константина ступили на земли, некогда завоеванные Траяном и оставленные при Аврелиане. В последний раз в истории Империи столь крупные силы римлян перешли Дунай.

Пока король собирал свои лучшие войска, император захватил несколько готских городов, вернее, то, что те называли городами, а римлянам казалось большими деревнями. Эрманарих гордился возведенными укреплениями, которые были серьезной преградой для сарматов и других варваров, однако армия Константина раскалывала их как ореховую скорлупу. Осадные машины пробивали бреши в деревянных стенах. Построение черепахой делало легионеров почти неуязвимыми для летящих в них стрел и камней.

После успешного штурма император давал армии один день на то, чтобы выпустить пар и набрать добычи. Римляне были прагматичны даже в разорении городов. Селение делилось на сектора, каждый доставался определенному подразделению. При этом оставались отряды, которые следили за «порядком», чтобы легионеры не перебарщивали, не покидали отведенную им территорию, не ссорились между собой. Константину не нравилось, что его солдаты занимались грабежом. Но это их право, оплаченное пролитой кровью, и даже император не мог его отнять.

В открытом сражении у готов было мало шансов против римлян. Они могли бы добиться успеха, прибегнув к тактике выжженной земли. Отступать, уничтожая припасы, отравляя источники воды, устраивая засады. Однако подобная стратегия грозила им серьезным ущербом, к тому же Эрманарих не хотел прослыть трусом. Он понимал, Константин не намерен завоевывать его королевство. Император хочет указать готам их место и заключить договор, который позволит ему бросить все силы против Лициния. Королю придется на него согласиться, но прежде он должен дать бой и доказать, что с ним необходимо считаться.

Эрманарих встретил приближавшиеся к его столице легионы. Он расположил свою армию на возвышенности. Константин взял ее в полукольцо. Полностью окружать не стал: линия войск могла оказаться недостаточно прочной. Да и у варваров при разгроме должна быть возможность обратиться в бегство, иначе они будут стоять насмерть.

Первый день прошел в обмене угрозами, боевыми кличами и перестрелке, которая то затихала, то разгоралась вновь. Врукопашную не сходились, прощупывали друг друга. Стрелы, дротики и камни летали до самого заката, но потери были незначительными с обеих сторон. Пока одна часть легионеров отвлекала варваров, другая разбила лагерь, выкопала вокруг него ров, насыпала земляной вал.

В сумерках римляне отошли, оставив дозорных. В лагере солдат Константина ожидал теплый ужин. Они принялись за него с чувством приятной усталости, словно вернулись с успешно выполненной работы. Ничего не было решено, самое трудное ожидало впереди. Но в этот тихий вечер каждый невольно радовался, что воздух напоен не кровью, а чуть сладким ароматом летней природы и сегодня, плотно поев, можно спокойно уснуть. Перед глазами не будут стоять картины боя, а слух терзать стоны раненых.

Перед тем как лечь, Константин вышел из шатра и взглянул на возвышенность, на которой стоял противник. Мерцали огоньки костров, вырисовывались силуэты неказистых солдатских палаток и телег, окружавших лагерь готов. Приглушенные голоса варваров, тянувших заунывный мотив, перемешивались с пением вечерних птиц.

«Придется задержаться здесь… ненадолго», – подумал император, сам не до конца осознавая, к чему эта мысль.

На мгновение ему стало жаль, что завтра придется отправить легионеров на штурм возвышенности, в жестокую, беспощадную схватку. Он засыпал, нашептывая молитву.

На рассвете римлянами овладело совсем иное настроение, под стать резкому сигналу медных буцин, под который они пробудились. За завтраком они раззадоривали друг друга, обсуждая, как разобьют готов еще до полудня и устроят обеденную трапезу в их лагере.

Константин поручил Авлу Аммиану командовать центром армии и возглавить атаку на варваров. Тот выстроил легионеров, провел быстрый смотр, проехавшись вдоль рядов, и повел их в бой. Небо над головами наступающих римлян потемнело от стрел.

– Сомкнуться, поднять щиты! – приказал Авл.

Лучники стреляли яростно и плотно, не так, как день назад. Черепаха, в которую построились легионеры, стала похожа на ежа. Это задержало штурм, но не остановило его. Мелким шагом, медленно и уверенно солдаты Константина продолжали подъем. Наверху их ожидала живая ощетинившаяся стена. Эрманарих выставил вперед своих лучших воинов, высоких, мощных, в металлических шлемах и тяжелых кольчугах. У готов в первых рядах были большие овальные щиты, они укрывались за ними, уткнув нижний край в землю. Стоявшие позади держали длинные пики.

Приблизившись, римляне остановились. Авл, поймав момент между залпами лучников, скомандовал:

– Дротики к бою!

Легионеры опустили щиты, стремительно расступились и метнули во врага копья, снова сомкнулись, укрываясь от стрел, а затем повторили бросок. На этом большинство сражений римлян с варварами превращалось в бойню. После смертоносного града дротиков вражеские порядки смешивались. Легионеры переходили врукопашную, сметая остатки их строя. Однако готы выстояли. Около полусотни были убиты или серьезно ранены. Но их быстро оттащили, а образовавшиеся бреши заняли воины из задних рядов.

Солдаты Константина и Эрманариха сошлись в ближнем бою. У легионеров никак не получалось опрокинуть готов. Стоявшие спереди упирались, выставив щиты, а те, кто был позади, кололи легионеров пиками. Изнурительная борьба длилась часами. Солдаты обливались потом, земля орошалась кровью. Авл отводил выдохшиеся отряды, заменял их свежими, но пересилить варваров не удавалось.

Конница Эрманариха, спустившись с противоположной стороны возвышенности, несколько раз пыталась зайти римлянам в тыл. Однако Константин, наблюдавший за сражением на расстоянии, бросал ей наперерез свою кавалерию. Всадники Эрманариха отходили, избегая боя. Ближе к полудню император подозвал к себе Марка Ювентина:

– Возьми две центурии из шестого легиона, они стоят в резерве. Выкопайте траншею, достаточную для двух сотен солдат. – Константин указал место между спуском с возвышенности и лагерем римлян.

Затем император отправил к Авлу контубернала с сообщением:

«Раз го́тов не сдвинуть, сделаем так, чтобы они сами спустились к нам. Умерь пыл и жди команды к отступлению!»

Две центурии под командованием Марка Ювентина управились примерно за час. Константин отправил в траншею отряд алеманов, вооруженных длинными копьями, велев им затаиться.

«Уводи легионеров к лагерю и постарайся, чтобы готы последовали за вами», – получил приказ Авл через контубернала.

Военачальник, чтобы завлечь варваров, создал видимость паники. Он скомандовал передним отрядам отступать, а задние оставил на месте. Они столкнулись, возникла неразбериха. Готы возликовали, решив, что римляне дрогнули. Авл восстановил им же нарушенный порядок. Быстрым шагом, переходящим в бег, легионеры направились к лагерю.

Константин чувствовал: Эрманарих ждет удобного случая, чтобы использовать конницу. Так и случилось. Пехотинцы, сдерживавшие натиск римлян, расступились, пропуская всадников. Контубернал, присланный императором, указал Авлу, где находится траншея. Военачальник повел своих людей чуть в сторону от нее. Легионеры успели преодолеть около половины пути, когда их нагнала конница готов. Раздались крики, вой, лязг железа, ржание коней. Всадники разметали центурию, бежавшую позади, и устремились в самую гущу отступавших. Они пронзали легионеров копьями, сбивали лошадями, топтали копытами. Паника среди римлян стала настоящей. Константину было больно на это смотреть, он с трудом подавил желание отвернуться.

Эрманарих отправил за конницей пехоту, чтобы довершить разгром. Прозвучал сигнал, алеманы выскочили из траншеи и бросились наперерез всадникам. Из-за поднявшейся пыли те заметили их слишком поздно. Скакавшие впереди приняли смерть, налетев на копья. Остальные начали лихорадочно осаживать скакунов. Ряды алеманов спружинили от удара конских грудей о щиты, но выстояли. Конница готов начала обходить отряд копейщиков, но тут на нее с двух сторон налетела кавалерия Константина, легкая под командованием Марка Ювентина и тяжелая с Эроком во главе. Отступавшие легионеры наконец получили передышку. Авл принялся их успокаивать и перестраивать.

Спускавшаяся с возвышенности пехота варваров не видела, что́ происходит внизу. Из огромного облака пыли на нее выскочили остатки собственной разгромленной конницы. Строй смешался, солдаты перепугались, став легкой добычей для вылетевшей следом кавалерии римлян. Пехотинцы бросились в разные стороны, большинство побежали обратно в лагерь. Константин бросил в бой резервы. Его конница на плечах спасавшихся бегством готов ворвалась на возвышенность, а за ней свежие легионы со вспомогательными отрядами. Римляне захватили лагерь противника. Эрманарих собрал остатки своей армии и отступил, Константин не стал его преследовать.

После битвы Авл был мрачнее тучи. Император решил его подбодрить:

– Выше голову. Обидно показывать варварам спину, но мы победили и потери невелики. Иначе готы до сих пор владели бы этой возвышенностью. Я очень доволен тобой!

– Неужели мы бились с равными, о Божественный, раз нам понадобилась хитрость? – вздохнул военачальник.

– Это были лучшие воины Эрманариха, и они заняли высоту, – напомнил Константин. – Что тебя так печалит?

– Я вижу, как варвары все больше учатся у нас. Держат строй, смыкают и размыкают ряды, соблюдают дисциплину. Сегодня они выдержали наш натиск, не уступили ни пяди. Раньше, чтобы сдержать десять тысяч варваров, хватило бы одного легиона. А сейчас мы все чаще побеждаем благодаря уловкам и внезапным атакам кавалерии, которая в большинстве своем набрана из тех же германцев. Такие войны не для меня, о Божественный, мне пора на покой!

– Ты измотан, ступай отдохни, приди в себя, Авл.

Императора неприятно удивило, насколько уставшим выглядел его лучший военачальник.

Римляне не пошли дальше. Константин дал армии несколько дней, чтобы восстановить силы и похоронить погибших товарищей. Солдатам выдавали удвоенный паек из припасов, захваченных в готском лагере. Эрманарих вернулся в свою столицу и стал готовиться к осаде. Император отправил к нему послов. Он смягчил свои требования по сравнению с теми, которые выдвигал перед походом. Отпустить всех, кого варвары угнали в рабство во время набегов, выплатить золотом дань и впредь строго следить, чтобы подданные короля больше не пересекали Дунай с оружием в руках. Эрманарих должен был отдать одного из своих сыновей в заложники как гаранта исполнения договора. Тот будет жить и обучаться при дворе императора.

Немного помедлив с ответом, скорее ради солидности, чем для раздумий, король готов согласился. Он вернулся на поле недавней битвы, чтобы скрепить договор. Константин велел поставить шатер для переговоров на возвышенности, в центре захваченного лагеря. Император был наслышан об Эрманарихе, представлял его мощным и грозным. Он изумился, когда перед ним предстал низенький человек, не достающий императору даже до плеча. У него были сильные руки, широкие плечи, но король не приучился держать осанку и, забывшись, начинал сутулиться. Подбородок обрамляла густая ухоженная борода, русые волосы заплетены в косу. Взгляд его ясных голубых глаз менялся от внимательного и рассудительного до насмешливого.

Он приехал с тремя сыновьями и женой, высокой, статной женщиной с золотистыми локонами и карими глазами. Королевская семья поклонилась императору, затем Эрманарих представил своих родных.

– Мой сын Ардарих отправится с тобой, о Божественный, – сказал король, подозвав к себе старшего. – Он будет тебе верно служить.

Константин окинул его внимательным взглядом. Ардариху было лет шестнадцать, рослый, крепко сбитый, с упрямым, волевым выражением лица. Внешне юноша затмевал отца. Он выглядел как подобает будущему королю варваров. Императору не понравилось безразличие в тоне Эрманариха. Он посмотрел на мать, вид у той был отрешенный. И это родители, отправляющие дитя в чужую страну на неизвестный срок?

«Они только рады от него избавиться!» – догадался Константин.

– Я не могу лишить тебя столь важной опоры и помощника, благородный Эрманарих, – произнес император. – Со мной поедет Эллак.

Он кивнул в направлении младшего из сыновей короля, который стоял, наполовину спрятавшись за мать, болезненного облика мальчика с короткими ножками, лицом, напоминавшим отца, а глазами точь-в-точь как у королевы.

– Он еще слишком мал… – растерялся Эрманарих.

Мать испугалась и прижала сына к себе. Константин попал в точку: это их любимец. Чахлое дитя, в которое заботы и тепла вложено больше, чем в остальных. Родительская любовь – лучшая скрепа для договора.

– Подрастет, – снисходительно улыбнулся император. – Не тревожься, он ни в чем не будет знать нужды. Уверен, они подружатся с моим младшим сыном. У Эллака будут славные наставники, он многому научится.

Константин говорил все это, чтобы подчеркнуть – он забирает их дитя надолго. Эрманарих должен был сполна расплатиться за свое упорство в недавней битве, а отказать он не мог.

Император римлян и король готов скрепили своими печатями договор, составленный на латыни, а затем выпили по кубку фалернского вина. Перед началом пира Константин объявил, что отпускает всех готов, взятых в плен у берегов Дуная. Эрманарих тут же пообещал сурово наказать их. Пировали «по-варварски», сидя за столами на длинных деревянных скамьях. Душистое вино, пенное пиво и хмельной мед лились рекой. Яства были довольно простыми, дворцовые повара Константина в походе не участвовали, а кулинары готов не могли ничем удивить римлян.

По правую руку от императора сидели его военачальники, по левую Эрманарих со своей семьей и свитой. Поначалу в шатре было тихо. Римляне и готы украдкой бросали друг на друга недоверчивые взгляды, сосредоточенно жевали, переговаривались вполголоса, не обращали внимания на шутов короля, которые сновали между столами, разыгрывая представление.

Но чем больше было выпито, тем сильнее разгоралось веселье. После заката шатер ходил ходуном. Глядя со стороны, уже нельзя было сказать, что пируют недавние враги. Звучали смех, музыка, готы пели, римляне перебрасывались шутками. Только Авл оставался мрачным. Константину вспомнились его слова о равном сражении с варварами. Ему захотелось преподать Эрманариху еще один урок, показать, что они неровня, способом, понятным для германцев. Уловив подходящий момент, он предложил королю готов испытать, кто из них больше выпьет крепкого вина.

Король готов знал, что у него нет шансов, но отказаться было хуже, чем проиграть. Одолеть его оказалось проще, чем Далмация. Когда Эрманарих рухнул со скамьи, Константину захотелось поставить ему ногу на грудь. Вместо этого он наклонился и помог подняться поверженному противнику.

X

Лициний пристально следил, как развивалась кампания Константина против готов. Он понимал, что его шурин хочет обезопасить тыл, перед тем как возобновить междоусобицу. Без императора и полевой армии земли Иллирии были легкой добычей. Но ударить в спину соправителя, который воюет с врагами Империи, ужасное вероломство. Оно бы поставило Лициния на одну ступень с самыми презренными предателями в истории Рима. Поэтому он готовился к войне и ждал.

В те времена было принято превозносить даже самые малые успехи правителей. Все ожидали, что чтецы на форумах будут зачитывать красочные вести о полчищах разгромленных варваров, десятках захваченных городов, короле Эрманарихе, на коленях вымаливающем пощаду. Вместо этого звучали краткие сводки, режущие слух своей сухостью. Император намеренно приуменьшал свои успехи, создавая впечатление, что дела идут плохо.

Люди Лициния перехватили письмо Константина Фаусте. Меж строк сквозило отчаяние. Он писал о серьезных потерях, нехватке провианта, болезнях, тревоге, что вспомогательные войска германцев могут перейти на сторону врага. Император заранее знал, в чьи руки попадет его письмо.

Лициний преисполнился решимости поставить точку в борьбе с Константином, как только потрепанные иллирийские легионы вернутся из-за Дуная. Для этого он собрал две армии. Одна стояла во Фракии под командованием Квинта Агриколы, верного соратника августа Востока в борьбе с христианами. Другая, более многочисленная, расположилась у стен Никомедии, ее Лициний собирался возглавить лично. Своим советникам он поручил подготовить обоснования для будущей войны, чтобы ни у кого не возникло сомнений в справедливости его действий. Но они не понадобились: все случилось иначе.

Пока Лициний готовился к войне, сытые и отдохнувшие легионы Константина шли по землям готов. Заключив мир, император поделился своими дальнейшими замыслами только с главными военачальниками. Всем остальным было объявлено, что армия возвращается домой. Но повели ее другой дорогой. Вместо Паннонии она пришла во Фракию. Пограничные части августа Востока не осмелились ей препятствовать.

Легионы Константина встали лагерем возле границы, возвели частокол, окружили его рвом и земляным валом. Вспомогательной коннице батавов император приказал затаиться поодаль. Вскоре прибыли посланники Квинта Агриколы, потребовавшие разъяснений. Константин велел прогнать их.

– Господину не подобает объясняться перед слугами! – сказал он.

Наслышанный о бедственном положении Западной армии, Агрикола подумал, что это готы вытеснили ее сюда, отрезав остальные пути. А теперь изнуренные легионы отказываются идти дальше. Он решил воспользоваться моментом, разгромить могущественного августа, пресечь междоусобицу и прославиться. Отправив своему господину гонца с вестью, что соправитель предательски вторгся в его земли, военачальник Лициния во главе армии направился к лагерю Константина.

Он потребовал сложить оружие и открыть ворота. Со стен ему ответили: если его солдаты немедленно не отступят, это будет приравнено к объявлению войны. Агрикола попытался с ходу захватить лагерь штурмом, но получил отпор. Тогда он окружил его, намереваясь взять Константина измором: больших запасов провианта у Западной армии быть не могло.

На следующее утро в предрассветном тумане на солдат Агриколы налетела конница батавов. Как только в стане противника начался переполох, легионеры Константина вышли из лагеря и атаковали с другой стороны. Застигнутые врасплох, зажатые в тиски, люди Агриколы не смогли организовать сопротивления. Сам военачальник был ранен стрелой в спину и упал с лошади, под копыта собственной конницы, мчавшейся позади. Всадники даже не попытались остановиться, его растоптали. Казалось, вместе с утренним туманом развеялась и фракийская армия Лициния. Кавалерия Константина до вечера преследовала разбежавшихся солдат, чтобы не дать им снова собраться в отряды.