Сыны Тьмы

– У Акрура будет что вам сказать, господин Кришна, – вышел, оставив Сатьябхаму и Кришну наедине.

– И что теперь? – Сатьябхама вновь принялась расчесываться перед зеркалом. – У тебя закончились средства. Вчера чуть не пала Третья Сестра. У тебя не осталось друзей на востоке или, – она указала на удаляющиеся фигуры Акрура и Критавармана, – в Сенате. У тебя всего год, прежде чем Магадх вновь обратит всю свою мощь против Матхуры. Что ты собираешься делать?

– Я работаю над этим, – с полуулыбкой сказал Кришна. – А пока мы отправляемся на столь необходимый отдых.

Шишупал

I

Говорят, величайший дар, который могут дать вам Боги, – это забыть о вас. И Шишупал ни о чем так не мечтал, кроме как провести жизнь не замеченным Богами. Когда тебя не замечают Боги, жизнь скучна и прозаична, но при этом она обычно долгая и счастливая. Он упорно трудился, чтобы сделать свою жизнь именно такой. Он трудился в армии империи, прилежно дослужившись в имперских войсках до ранга Когтя, а затем, в почтенном тридцатилетнем возрасте, ушел в отставку по моральным соображениям, испытывая отвращение к сообщениям об ужасных действиях Якши на войне. И теперь, к большому огорчению императора, он лениво служил командиром Багряных Плащей, городской стражи. По какой-то непостижимой причине император посчитал, что он вполне подходит на эту роль: без сомнения, совершенно ошибочно.

Если бы на костях судьбы выпала шестерка вместо единицы, Шишупал сейчас был бы царевичем.

Он был сыном господина Дамогьоша, бывшего короля Чеди, а ныне вассала империи. Если бы магадханцы десятилетия назад не вошли в Чеди, Шишупал бы восседал на троне, вершил суд, устанавливал цены и занимался иными, столь же опасными обязанностями. Но старая добрая империя вошла в Чеди, разрушила несколько королевских зданий и, несомненно, устроила бы еще больше шума, если бы отец Шишупала не преклонил колено перед Джарасандхом.

Так что Шишупал был воспитан в Магадхе, дабы обеспечить хорошее поведение Чеди. В лицо его называли «придворным», а за спиной – «заложником». Ему было плевать на насмешки. Раджгрих, столица империи Магадх, была ничем не хуже любого другого места, где можно вырасти.

Но последние два лета император не обращал никакого внимания на Шишупала. С тех пор как Шишупал сложил с себя полномочия Когтя, он вышел за пределы поля зрения императора – переместился в тень. Но император вообще мало на что обращал внимание в эти дни – после того как его последняя остававшаяся в живых дочь погибла, пронзенная копьями ворот дворца. Он даже заключил перемирие в проклятой войне с Матхурой, хотя, конечно, не то чтобы это имело какое-то значение для Шишупала. Его вечера были наполнены тихим созерцанием, и Шишупал каждый день зажигал свечу Богам, моля сохранить его жизнь именно такой.

Когда он как раз зажигал ритуальную свечу, в дверь громко постучали. Сегодня был государственный праздник, и Шишупал не стал откликаться, сделав вид, что его нет дома. Но именно в этот момент спичка в его руке вспыхнула, выдавая, что он тут.

Мужчина неохотно поднялся и открыл дверь, и посланник сообщил ему, что император срочно требует его присутствия в особняке госпожи Раши в Львином Зубе. Шишупал бросил несчастный взгляд на идола Ксата возле своей кровати, подхватил плащ и, подобно урагану, помчался исполнять приказ императора.

Львиный Зуб считался самой изысканной частью Раджгриха, расположенной высоко над рекой Ганг, вдали от ее всеохватывающего зловония. Жители Львиного Зуба происходили из так называемых «старых богачей», что обычно означало, что они богаты землями, честью и славой, но совершенно бедны на деньги. В этих старых семьях текла кровь кшарьев, они получили свои земли и власть грабежами, убийствами и иже с ними – еще в те времена, когда люди не задумывались о том, откуда берутся эти титулы. По углам шептались, что старые богачи были лучше, чем новые, ведь монеты теперь были у драхм, но у Шишупала никогда не было достаточно ни того ни другого, так что разницу он оценить не мог.

Спеша к месту встречи, он, надеясь привести себя в достойный вид, попытался отполировать рукавом свои доспехи. Жители Львиного Зуба были такими снобами, что даже не пользовались городскими службами уборки мусора или писцами, словно это могло повлиять на их родословную рештов или драхм. Даже несмотря на натиск новой веры, которой следовал император и которая проповедовала равенство между кастами, Львиный Зуб держался высокомерно и вызывающе.

Найти дом госпожи Раши было нетрудно. Во время выполнения своих служебных обязанностей Шишупал много раз проходил мимо старого фасада ее высокого особняка. Госпожа Раша была вдовой господина Гардхона Вишта. Шишупал никогда не встречался с ней лично, слишком уж сильны были слухи о том, что она колдунья. Но учитывая, что их жизни были разрушены одним и тем же человеком, с ней стоило познакомиться поближе. Так что, несмотря на слухи, Шишупал надеялся, что, когда дверь откроется на стук, он сможет все исправить и найти человека, который станет на его сторону, – это очень ему понадобится, учитывая, что внутри может быть император.

Сделав глубокий вдох и прочистив горло, Шишупал провел рукавом по шлему, который держал в руке, и постучал в дверь. Кажется, в задней части дома кто-то или что-то взвыло.

Наконец дверь открылась, и перед ним возникло непонятное видение с оливковой кожей. Ноги видения были обвиты лентами, как у гладиатора, а из одежды на нем была лишь белая юбка с красной каймой, длиною до колен, переходящая в полотнище, накинутое на одно плечо, так что второе оставалось обнаженным. И вся эта мешанина была покрыта алым плащом.

– А, Багряный Плащ, вот кто у нас! – Шишупал обнаружил, что его схватили за руку и втащили внутрь. – Любезнейший, – в голосе чужака звучал сильный акцент, – вы пришли как нельзя кстати. А скажите-ка мне, знаете ли вы что-нибудь о спаривании?

II

– Понимаете, речь о Сураджмукхи Рахами, – пояснил чужак, как будто это что-то объясняло. – Несмотря на то что говорит госпожа Раша, я не думаю, что Сураджмукхи на это способна. – Мужчина намекающе подмигнул ему. – Возможно, ее стоило бы подержать, и вы могли бы внести в это свою лепту. Хотя это будет самая сложная часть. А я раздвину ей ноги.

Шишупал не хотел даже думать о том, что предлагал ему этот странный человек, и уж тем более выяснять, в чем заключается «сложная часть». И он понятия не имел, кто такая Сураджмукхи. Возможно, человек в сари был поклонником культа помешанных на сексе содомитов. Шишупал знал, что у богатых свои причуды, но порой это заходило слишком далеко.

– Господин… Госпожа… – пробормотал он, не зная, как начать, чтоб не обидеть.

– Господин, ваше невежество не делает вам чести. Это тога. Малака! Вы, веданцы, – просто идиоты, когда дело доходит до моды.

Грек! Запрет и Свет! Млеччха. Говорили, что млеччхи нечисты; твердили что-то о том, что они не используют воду, чтоб подмыть задницу. Шишупал, конечно, был уверен, что это чистая выдумка и просто шовинизм. Греки ведь все-таки должны были регулярно мыться и использовать емкости с водой в уборной!

– Как бы то ни было, господин, я офицер империи и должен предупредить вас, что изнасилование нарушает самые суровые законы страны.

И, вероятно, все правила человечества, добавил он про себя и продолжил:

– И должен посоветовать вам немедленно освободить госпожу Сураджмукхи.

– Мужик, о чем ты говоришь? – Грек был явно в замешательстве.

– О чем ты на самом деле говоришь, Коготь? – Шишупал вздрогнул от ледяного голоса шагнувшей вперед госпожи Раши. – Сураджмукхи – мой долбаный грифон.

III

Хотя госпожа Раша едва доставала Шишупалу до плеча, выглядела она весьма эффектно. И не заметить ее было весьма трудно – может, из-за того, что у нее были глаза разного цвета: один – травянисто-зеленый, другой – голубой, как океан. Может, из-за того, что ее голос звучал, как треск весеннего льда, а может быть, потому, что она баюкала на руках полульва-полуорла. Лицо в форме сердца. Орлиный нос. Румяна на скулах. Кто-то говорил, что она прекрасна. Кто-то – что она отвратительна. Но все считали ее опасной.

Чтобы собраться с мыслями, пришлось потратить некоторое время. Шишупал чувствовал себя идиотом, но в свое оправдание он мог бы сказать, что никогда не слышал о «заводчике грифонов». Ни один нормальный человек и не задумался бы о том, чтоб скрестить орла и львицу. Но этой одержимости можно было лишь посочувствовать. С тех пор как магадханцы увидели, как Кришна поднимается в воздух на грифоне, они стали одержимы идеей обзавестись собственными грифонами.

Это было явно несправедливо. Символом Магадха был этот проклятый лев! Матхуры – корова. Шишупал был уверен: если бы Кришна летал на корове с крыльями, никто бы не придал этому никакого значения. Но полулев… О, магадханцам было трудно проглотить это оскорбление. Путешественники и авантюристы облазили весь известный мир в поисках грифонов, но вернулись с пустыми руками. Они нашли несколько яиц, но ни одно из них не вылупилось. И слава Свету за это! Можно подумать, что если орел отрастил кошачий загривок и хвост, так идея залезть ему на спину стала хорошей!

Однако, похоже, госпожа Раша все-таки использовала эти «найденные яйца», чтоб создать creatura magnificus, но прогресс был очень медленным. Хоть Сураджмукхи и была взрослым грифоном, размером она была со щенка. И сейчас, свернувшись на коленях госпожи Раши, она казалась робким детенышем, а не рыкающим полульвом-полуорлом, за которого можно было бы получить золото.

– Я вижу, император опаздывает. – Голос госпожи Раши был настолько резок, что им можно было рубить тиковое дерево.

– Император никогда не опаздывает, моя дорогая госпожа, это мы приходим заранее, – вмешался Шалья Мадрин, правитель Мадры, до этого прислушивавшийся к разговору.

У Шишупала не было возможности проверить это, так как он редко присутствовал на подобных встречах, но Шалья казался весьма важным господином – достаточно было увидеть, как его брюхо вплывает в комнату намного раньше него. Однако Шишупалу вскоре стало не до Шальи, поскольку оказалось, что у Багряного Плаща теперь есть более насущная проблема – подбежавшая к нему Сураджмукхи засунула морду ему между ног, и пусть грифониха была не так уж велика, но свои размеры она восполняла пронзительным взглядом, и теперь она смотрела на Шишупала, нежно пуская кислые слюни прямо ему на бедро. Мужчина задергался, пытаясь сбросить это странное создание.

– Знаете, – сказала госпожа Раша, – если она вам мешает, вы можете просто погладить ее снизу. Не волнуйтесь. К сожалению, они не кусаются. Как верно сказал Каляван, пропорции ее тела таковы, что она не может раздвинуть ноги для спаривания. Чух-чух закончится для нее трагически.

Шишупал был совершенно не настроен на то, чтоб касаться живота грифона, так что он просто помолчал, привыкая к неприятному ощущению, когда уродливый орел устраивается поудобнее у него в ногах.

– А что касается вас, господин Шалья, если бы у меня была склонность к шаблонным цитатам, я бы изучила гороскоп.

Шалья рассмеялся:

– Виноват. Но если вас так интересуют звезды, может, стоит обратить внимание на пророчество Калявана?

Развалившийся на диване грек жалобно застонал.

– О, только не снова, господин Шалья, – слабо возразил он, но было видно, что он и сам не прочь это обсудить. Даже если не считать, что он был чужаком, выглядел он эффектно. Шишупал слышал о нем – окультуренном военачальнике северо-запада, водившем веданских греков, яванов в набеги на изможденный без воды запад.

– Умоляю, расскажи, – ледяным тоном ответила госпожа Раша.

Шалья кашлянул и заговорил нараспев, как и подобает произносить пророчество:

– Ни один мужчина, рожденный в нынешнюю Эпоху, не может убить Калявана, Последнего в его Роду.

Шишупал нахмурился. Звучало довольно расплывчато. Он был достаточно начитан, чтобы знать, что сейчас они жили в эпоху Двапара, а Эпоха составляет примерно десять тысяч лет, и Двапар даже близко не приблизился к своему закату. С таким же успехом можно было просто объявить Калявана непобедимым. К несчастью для всех, пророки часто считали себя поэтами, хотя Шишупал, конечно, не верил в эту болтовню.

Госпожа Раша, казалось, разделяла его сомнения:

– Значит, если бы я просто вытащила кинжал из-за пояса и медленно перерезала тебе глотку, ты бы мне позволил?

– Моя дорогая госпожа Раша, вам бы я позволил резать меня любым способом, – привстав, галантно сказал Каляван, очевидно, не зная, сколь мало скрывает его тога – или, что еще хуже, полностью осознавая это.

– Господин Каляван… – начал Шишупал.

– Зовите меня Каляван, – улыбнулся он.

Боги, он просто мальчишка! Ему же не более семнадцати зим!

– Каляван, если ты скажешь госпоже Раше еще хоть слово в том же тоне, и мы точно узнаем, насколько правдиво пророчество. Не родился ли человек… – он запнулся.

– В нынешнюю Эпоху, – подсказал Шалья.

– Да, не родился ли в эту Эпоху человек, который заключит в тюрьму Калявана, Последнего в его Роду.

Шалья рассмеялся:

– А он мне нравится. Но я чувствую, что в это пророчество можно верить, Коготь. – Шишупал застонал, но счел невежливым сообщать Повелителю Мадры о своем добровольном понижении в должности, так что тот продолжил: – Наш дорогой Каляван никогда не проигрывал битву, дуэль или даже набег, если на то пошло. Он непобедим. Он убил… не знаю… тысячи людей – и на его идеальной оливковой коже нет ни царапины!

– Похоже, вы влюблены в него, господин Шалья, – фыркнула госпожа Раша. – Может, вам стоит отказаться от своего места в Совете восьми Союза Хастины, чтобы вы могли проводить больше времени с любимым.

– Это зависть, госпожа Раша, а не любовь. Ибо было время, когда мой живот выглядел, как у него, а не у той, которая могла бы его породить.

Снаружи запел императорский рог, и разговор резко оборвался. Сураджмукхи поспешила отойти от бедер Шишупала и спрятаться в более безопасное место за юбками госпожи Раши, – и учитывая, что прибыл император, произошло это как раз вовремя.

IV

Один из слуг госпожи Раши подкатил к августейшему собранию тележку, накрытую серебряным куполом, и поставил ее рядом с креслом императора. Шишупал увидел, что на подносе расположены сверкающая золотая чаша с вином и сладости, сделанные в форме львов, раскрашенных в цвета Магадха.

– Если вы не считаете оскорблением откусывать от символа Магадха, ваша светлость, прошу вас, отведайте эти маленькие сладости, сделанные в знак уважения моего повара.

– Кажется, вы пытаетесь что-то доказать, госпожа Раша, – в голосе императора не звучало ни тени смеха.

Шишупал помнил императора еще с тех пор, как тот был Защитником Государства, – помнил, как самого свирепого воина королевства, несравненного льва, гиганта среди царей. Он был гораздо крупнее большинства людей, плечи его были широки, а грудь по форме напоминала булаву. Широкая челюсть под дико растущей бородой выдавалась вперед. Но сейчас его лицо было лицом побежденного, и темные глаза казались лишь напоминанием о человеке, которым он был раньше. Когда он разговаривал с госпожой Рашей, на шее светились голубоватые вены. Джарасандх напоминал старого льва, вынужденного уйти на покой лишь для того, чтобы обнаружить, что теперь он правит прайдом сурикатов и бородавочников. Он потерял интерес к жизни. Он был одет, как простолюдин, на нем даже не было золотой императорской короны.

Истинному Императору она и не нужна, напомнил себе Шишупал, увидев, как униженный Шалья поправляет свой собственный богато украшенный венец, без сомнения, чувствуя себя чересчур богато разряженным.

– Просто награждаю своего повара за то, что он сдержал свое обещание произвести впечатление. – Госпожа Раша жестом указала ожидавшему в тени прислужнику подать подогретое вино.

– Ты ведь еще не отдала мне моего грифона?

– Разведение животных – сложная наука, император. Если бы я просто могла возложить руки на живого грифона…

Император смерил ее задумчивым взглядом:

– Разве роскошная жизнь, которую ты ведешь здесь, не лучше? Ты действительно хочешь подвергнуть себя опасности и жить в лишениях, только чтобы… Ну, я действительно не знаю, чего ты хочешь добиться, моя добрая женщина, потому что ты знаешь, что я запретил…

– Ага, я знаю, что вы запретили, – прервала его госпожа Раша. – Мои амбиции – это мои собственные амбиции. И император знает, что лестница в храм благословения вымощена камнями трудностей. И разве я не сделала достаточно…

Император поднял руку, закрыв глаза, и устало помассировал виски.

– Только потому, что я устал от всего этого… Я разрешу вам выехать тайком за границу, если вы возьмете вачан, что не будете заниматься там ничем постыдным – таким как отравление.

Шишупал понятия не имел, о чем они говорили, но он знал, с каким отвращением Джарасандх относится к ядам. Оружие труса, так он назвал его, когда отклонил предложение своего Совета использовать его против узурпатора. Месть, в конце концов, личное дело каждого. И яд – это нечто профессиональное, а не личное.

– Если вы настаиваете на том, чтобы бедная вдова поддалась вашим уловкам, – с улыбкой на лице сказала госпожа Раша, – тогда да будет так, ваша светлость. Я подчинюсь.

– Теперь покажи мне, что ты и Шалья подготовили для меня на этот раз.

Шишупал не пытался даже понять, что происходит между императором и госпожой Рашей. Лучше держаться подальше от игр, в которые играли сильные мира сего. Он, конечно, все еще задавался вопросом, что он здесь делает. После ультиматума, который он предъявил Калявану, никто не пытался с ним заговорить, но так было даже лучше. Он был словно невидим. Мужчина взял в руки кубок с вином и глубоко вдохнул его аромат; запах цветов апельсина, смешанный с гранатом и лимонной травой, колыхнул воздух. Шишупал пригубил теплую жидкость, пар мягко скользнул в ноздри и тепло потек по горлу. Ах… Шишупал удовлетворенно вздохнул.

– Ваша светлость, – господин Шалья взмахнул руками, – я хотел бы представить моего близкого друга Калявана, военачальника яванов.

– Приятно наконец познакомиться с вами, император. – Каляван не потрудился не то что встать, даже поклониться, и только и бросил взгляд в сторону. – Шалья, друг мой, император выглядит почти обнаженным рядом с твоим великолепием, – язвительно заметил он.

Шишупал чуть не поперхнулся вином. Какая наглость! Он помнил о своем долге, и его свободная рука метнулась к мечу. Джарасандх мягко покачал головой, приказывая ему успокоиться.

Грек поднял руки в жесте притворного извинения:

– Мои извинения. У нас, греков, ужасные манеры, и мы имеем неприятную привычку говорить вслух то, что думаем. Но ведь это правда? Шалья тратит на одежду больше, чем все девственницы моего двора.

Каляван явно не преувеличивал. На темно-синем парчовом халате Шальи было вышито множество золотых лебедей. Накидка из золотой ткани была небрежно перекинута через одно плечо и сколота сверкающей сапфировой брошью.

– Есть гораздо худшие преступления, – парировал Шалья. – Например, отправиться на битву в юбке или на ужин в сари.

Каляван презрительно скривил губы:

– Вы, речные жители, вряд ли можете надеяться понять моду. – С высокомерным презрением он перевел взгляд на Джарасандха. – Я уже некоторое время хотел встретиться с вашей светлостью. Но, признаюсь, я надеялся, что наша встреча состоится на поле боя.

– Никогда не поздно исполнить это желание, Повелитель Огня. – В глубоком голосе Джарасандха звучал холод. – Так уж случилось, что есть подходящая арена.

– Похоже, сегодня мы должны лишь довольствоваться словами, император. – Глаза Калявана скользнули по крупной фигуре Джарасандха. – Но я хотел бы принять ваше предложение раньше, чем вы, возможно, пожелаете.

Шишупал тихо усмехнулся. Пусть грек был высоким и энергичным, но Джарасандх был настоящим гигантом. Возможно, он и постарел, но в бою он был настоящим быком, и его репутация не подвергалась сомнению.

Шалья поспешил заговорить, пропустив мимо ушей дерзость Калявана:

– Как мы все знаем, петля вокруг Матхуры затягивается. Их ресурсы значительно сократились. Борьба внутри Республики ослабила ее руководство. Узурпатор и его сенаторы продолжают тиранить народ, который взывает к императору об освобождении. Каждый день происходят аресты и повешения. Люди переполнены яростью. Возмездие близко к свершению.

– Что, и никаких предварительных ласк, Шалья? На тебя не похоже так сразу переходить к делу, – с мальчишеским юмором фыркнул Каляван и посмотрел на Джарасандха: – Пора б, да? Пятнадцать или шестнадцать атак, не так ли? – дерзко спросил он самого могущественного человека в королевстве. Не дождался ответа и продолжил: – Но зачем я вам? Меня не интересует политика Речных Земель. И когда я вступаю в битву, я выхватываю меч, чтобы убивать. Я слышал, император, находясь на грани победы, отвел свою армию от ворот Матхуры. Для меня это слишком мелодраматично.

Шишупал, боясь, что он просто подавится вином, решил больше вообще не пить. Лицо госпожи Раши было непроницаемым. Шалья выглядел так, как будто он мучился животом.

Каляван не мог не знать, что дочери императора были изнасилованы, а его внуки до смерти забиты мерзавцами, ворвавшимися во дворец, когда Матхура была разграблена предателями. Одна дочь умерла от шока вскоре после возвращения в Магадх. Другая – покончила с собой полнолуние назад. Новая религия императора, Унни Этрал, требовала от него воздерживаться от насилия в течение года. Похоже, решив так небрежно подвести итоги дня, Каляван хотел столь загадочным способом проверить пророчество о собственном бессмертии.

– Были причины, по которым мы ушли, Каляван. – В голосе Шальи звучала укоризна, с которой обычно мать говорит ребенку, что тот плохо себя ведет перед важными гостями. – И ты знаешь, почему я пригласил тебя в Раджгрих. В какие игры ты играешь?

– Времена изменились, Шалья. На севере меня беспокоят сэки и тушары. Меня хотят ограбить гандхаранцы. Царство Балх беспокоит нас своими тарифами. Так почему я? Армия Магадха способна на то, чтобы сделать мои ночи бессонными. Императору не нужны мои яваны, – заявил Каляван, элегантно пожав плечами.

Шишупалу не нравилась игра, в которую играл Каляван. Это была война слов. Но дипломатия требовала, чтобы учитывались все причуды и пороки ее участников.

– Какие сэки и тушары? – скривила рот госпожа Раша. – Избавь меня от этой глупости. Ты совершаешь набеги на их поселения всякий раз, когда тебе становится скучно. Даже если они платят дань, ты вновь и вновь нападаешь на них. Ты даже не желаешь их земель. И ты прекрасно знаешь, зачем ты нам нужен, Повелитель Огня.

– Я польщен тем, что вы знаете меня, госпожа Раша. Но королевства – это не что иное, как линии, нарисованные на карте, – небрежно заметил Каляван. – Их постоянная перерисовка утомительна для картографов.

– Он любым способом пытается избежать необходимости сесть на трон, – прошептал Шалья Шишупалу. О, я его понимаю. – Пора заманить его в ловушку. Каляван жаждет лишь битвы, а не власти. – Он повернулся к греку: – Известны ли тебе достижения узурпатора?

Каляван пожал плечами:

– История, как человек попал из грязи в князи. Она так вдохновляет моих пастухов! – с преувеличенной беспечностью сообщил он.

– Узурпатор победил Наркасура и поставил Прагджийотишу на колени, – сообщил ему Шалья.

В «таксономии власти» было хорошо известно, что Истинный Арьяврат на карте делится на четыре части. Огромный юг ниже Ганги находился под властью империи Магадх. На востоке расположились леса, принадлежащие королевству ракшасов Прагджийотиша. Северные Приречные земли, за Гангой, были разделены между десятком королевств, самым могущественным из которых являлся Союз Хастины, а кроме него – Панчал и Матхура. Ну и оставались западные земли, за пределами того, что считалось собственно Арьявратом, – именно оттуда и пришел Каляван.

Греки могли углубляться на запад на пятьсот лиг, но едва ли был ведан, который не знал о диком востоке. В расцвете своих сил Наркасур мог похвалиться армией, равной армии всех царств Арьяврата, и большинство солдат там составляли рабы с миндалевидными глазами, что были родом с Золотых островов.

– Брату узурпатора, Балраму, нет равных в сражении на булавах, – продолжил Шалья. – Он командовал армиями, которые разбили армию Наркасура при Гувате. Говорят, что госпожа Сатьябхама убила Наркасура в единоборстве. Понимаешь ли ты, что за слава ждет тех, кто убьет этих предателей?

На лице Калявана, несмотря на все его старания, светилось детское любопытство:

– Мне всегда было интересно, как Матхуре удалось одержать победу над Прагджийотишей.