Полная версия
Цыганский взгляд – 2. Роман
Цыганка замолчала, с грустью задумчиво курила свою изогнутую трубку, глядя куда-то перед собой. Всё так же витиевато тянулся терпкий табачный дымок. Потом вздохнула, так же молча добавила веток в костерок, и вдруг вспомнила:
– Что ж мы тут с тобой сидим?! Дома то уж отец с матерью тебя потеряли! Нэ-ка, ушты! Мне-то, слава Богу, некому отчёт давать где была… Ну да ладно, поделим с тобой кнут на две спины…
Рубина с правнуком неторопливо поднялись, и не спеша отправились домой, без особого труда в темноте находя дорогу к своему небольшому дому. Лишь прорезавшиеся сквозь облака звёзды, да наглый кругляш Луны освещал им путь. Вслед за Рубиной и Колей ленивой трусцой побежал догонять хозяев преданный пёс Гамбо.
Дома не спали. А семья у Рубины была большая. Познакомимся с ними.
Мария. Мать Рубины. Невысокая худощавая. Даже в свой 91 год была довольно красива. В молодости явно была красавица. Тихая.
Сандро. Муж Рубины. Как подобает старику в 80 лет, был рассудительным, довольно властным по характеру и немногословным. Небольшого роста, с роскошными чёрно-седыми волосами и усами. Он рос в большой семье, но быстро всех потерял, ещё когда был совсем молодым парнишкой, поэтому ничего не препятствовало ему жить в семье Рубины.
Михай. Сын Рубины и Сандро. Ему 57 лет. Унаследовал от отца тягучий иссиня чёрный взгляд, передал с генами сыну Степану и внукам Николаю, Виктору, Алмазе. Кудрявые тёмные волосы и усы. Кроме этого у него был очень мягкий характер, и всё это вместе сразу привлекло внимание Лилы, которая и стала его верной женой. И сама Лила была красива. Большие выразительные карие глаза. Пухловатые, красивое очертание губ. Да и по характеру спокойная, под стать мужу. Были как два сапога – пара.
Степан и Роза. Внук с женой. Потомок Рубины и Сандро. Оба невысокого роста, худощавые, видно, в прабабушку Марию Степан пошёл. Только вот со взрывным характером. Да ещё и оба с женой одинавовы по эмоциональности. В этой паре умудрялись по несколько раз в день поссориться и помириться. Роза была единственной дочкой в семье, привыкла к вниманию, и постоянно ревновала Степана. Прямо какие-то африканские страсти между ними творились. Её эмоциональные взрывы мог осадить, пожалуй, только Сандро. Иногда было достаточно одного его строгого взгляда.
А ещё в этой большой семье Рубины были правнуки (два сына и дочь Степана и Розы) Николай 16 лет, Витя 14 лет, и Алмаза 11 лет. Мальчики по характеру были не в родителей спокойными и любознательными, а вот Алмаза с самого детства была хитра не по годам. С раннего детства пользовалась тем, что унаследовала от отца поистине магический цыганский взгляд, чтобы получить желаемое. Словно в бездну падал посмотревший в её глаза.
Как только Рубина с Колей вернулись, порог переступили, мать Коли Роза с беспокойством громко спросила:
– Где вас носит? Давно пора уже ужинать и спать!
Судя по всему, назревал очередной скандал, но Сандро посмотрел на неё строго, и резко оборвал:
– Штыл! Ничего, пусть парень узнает всё цыганство! Или ты хочешь посадить его возле своей юбки?
Роза не посмела сказать больше ни слова возмущения старшему цыгану в доме, поджала губы, и вместе с Лилой, продолжая молча выражать недовольство лицом, резкими движениями, начала собирать на стол…
Вскоре после ужина в доме погасили свет, все улеглись по своим местам спать, минута за минутой постепенно окунаясь в мягкую дремоту.
Часть 3. «Сказка про братьев»
И вот снова Рубина с правнуком Колей на прежнем месте на поляне неподалёку от реки. И снова им пляшет свой страстный танец огонь, пытаясь осыпать колкими жгучими искрами, окутать дымом, пропитать своим духом. Снова смеркалось. Заканчивался ещё один летний день…
Рубина снова взялась за трубку, и, хорошо зная любопытство правнука, нисколько не удивилась, когда он снова и снова настойчиво попросил рассказать ему что-нибудь ещё. В отличии от Коли, правнуки Витя и Алмаза росли современными ребятами, и интересы у них были свои. А вот Коля с удовольствием слушал разные байки своей бабушки. И пёс Гамбо вслед за любимым хозяином прибежал, снова растянулся, подставляя погладить свой живот.
Рубина не удержалась, от души засмеялась:
– Что, никак, интересно стало? Ну, коль так – слушай ещё… Не совру ни словом, тэ хасёл мро шэро! (пер.: пропадёт моя голова!»). Жили на свете три брата. Старший и средний – обычные цыгане, а вот младший у них – дурак дураком. Ни к чему таланта у него не было. Однажды старший брат спрашивает младшего: «-Дорогу на мельницу знаешь?» Тот мотнул головой, и говорит: «-Знаю». «-Нам, покуда, дела свои делать надо, а ты бери барана, и отведи мельнику. Он купить его хотел. Деньги, как договаривались, с того гаджё возьмёшь, и возвращайся домой. Полэс, или нат?» «-Понял тебя, брат. Иду.» – отвечает дурак. Взял он того барана, и отправился в путь. А дорога та не близкая на мельницу. Привязал барана к пню, сел, отдыхает. И почудилось вдруг дураку, будто ходит кто-то рядом. Не то зверь лесной, не то разбойник какой. Страшно ему, морэ, тут стало. А деваться то уже теперь некуда, раз больше половины пути прошёл. С испугу крикнул: «-Кто здесь?». Баран испугался крика, заблеял: «-Мэ- э-э!». (пер. по цыг. «мэ» – «я»). Тут дурак почесал затылок, и говорит неведомо кому: «-Я понял, что ты! Чего же ты хочешь? Барана, что ли?» А эхо ему опять вторит: «-…барана-а…». Дурак очень удивился, и опять спрашивает: «-Деньги отдашь сегодня, или завтра?» Эхо вторит: «-…завтра-а…». Хоть и глупый он был, а, всё же, потребовал: «-Дай слово! Не то узнаешь, как обманывать! А то ведь за обман прокляну!» Эхо опять ответило: «-…кляну-у…». А дураку то по ошибке послышалось: «-…Кляну-усь!». Дурак и есть дурак, что с него взять? Оставил он барана, а сам домой весёлый и довольный вернулся. Братья как узнали, так за головы схватились. Старший брат разозлился, говорит: «-Веди домой обратно барана сейчас же! Сам завтра пойду к мельнику!». Пришёл дурак к тому месту, а там одни рожки да копытца валяются. Волки, видно, съели. Заплакал он горько, и с досады головой об старый дуб биться начал. «Всё равно, – думает, – братья за потерю этого барана прибьют!». А тут – Дэвла! Кора на том дереве сломалась, открылось место, и клад спрятанный посыпался! Что делать? Тут дурак, не долго думая, рубашку с себя снял, узлом рукава завязал, и сгрёб туда всё богатство. А его не мало оказалось! Шагает, довольный, что дело так удачно обернулось. Навстречу идёт какой-то мужик: «-Чего это ты тащишь? Дай посмотрю! Вдруг ты мой дом ограбил!». Дурак испугался, что тот отнимет богатство, как размахнулся ношей что было силы, и сшиб гаджё в реку. А тот, видишь, плавать не умел, вот и утонул. Прибежал дурак домой к братьям, от страха трясётся, сам не свой, и всё им рассказал, как дело случилось. Всё обошлось бы, да только дурак всем начал хвалиться, что богатство нашёл. Быстро дошёл слух до начальников. Вскоре стражники арестовывать его приехали. Тот утонувший мужик важным человеком, оказывается, был! Просто по лесу гулял. Братья стражникам и говорят: «-Да что с него взять! Болтает, что попало! Вот сами послушайте!». Дурак начал и стражникам хвастаться: «-Я продал барана пню, а он не обманул, насыпал мне богатства…». Ну, тут стражники и слушать дальше не стали, посмеялись, и ушли. А братья быстренько в дорогу собрались, только их и видели…
Цыганка отложила потухшую трубку, достала из сумки тряпицу, расстелила на траве. Достала хлеб, сало. Кивнула Коле головой:
– Присаживайся ближе, поедим. На вольном воздухе всё вкуснее бывает. Правда, чай в термосе… но ничего, на вольном воздухе и такой не плохо пить.
Рубина была права. Всё, что она принесла с собой, съели с аппетитом. Досталось и Гамбо. Теперь Рубина и Коля пили чай, а Гамбо поглядывал на них с недоумением: «Зачем пить какой-то чай, когда можно было побольше прихватить с собой сала с хлебом?! Сало же вкуснее чая!». Но ему тоже захотелось пить. Гамбо незаметно убежал, и вскоре вернулся, утолив жажду прохладной речной водой.
Немного посидели молча. Потом Рубина весело засмеялась:
– Эх, опять нам с тобой попадёт от Розы…
Коля на это лишь беззаботно отмахнулся:
– Ничего, деда Сандро дома уже, защита есть! Правда, Гамбо?
Пёс завилял хвостом, словно понимая о чём речь, и широко зевнув, показал крепкие белые клыки и розовый шершавый язык.
– Ладно, – сказала Рубина уже серьёзно, – в самом деле припозднились… Авэнте!
И они все вместе не спеша отправились домой. Гамбо радостно прыгал рядом с Колей. Понимал, что дома ему к ужину будет добавка, непременно получит что-нибудь вкусное.
Часть 4. «Сказка про кобылицу»
Не в первый раз Рубина и Коля приходят на это место. Нравится им вот так спокойно посидеть у костерка, поговорить о жизни. Колины брат и сестра Витя и Алмаза – подростки малолетние, им играть хочется. Витя у компьютера в «гонялки» играет, а Алмазе 11 лет, с подружками свои девчачьи секреты.
А лето выдалось погожее. Не каждый год такое выпадает. И сильной жары нет, и дожди вовремя поят землю. От этого и обилие зелени, обилие разных запахов цветов. На райские кущи, конечно, не похоже, но изобилие ярких красок природы не могло не радовать. Трава высокая, густая, тянется к небу. А небо, будто почищенное, к вечеру рассыпалось горохом звёзд. Луна и вовсе как медаль какая важная горделиво смотрела с высоты на людей и весь земной мир.
– Бабушка, расскажи ещё что-нибудь! – вырвал правнук старую цыганку из дум.
Рубина улыбнулась, внутренне одобряя желание Коли познавать мир. Как всегда молча задымила своей изогнутой трубкой, гдядя задумчиво вдаль, а Коля снова начал ожидать рассказы бабушки.
И пёс Гамбо прибежал к ним, повертелся, ища как удобно разместиться, улёгся рядом с любимым хозяином. Прислушиваясь к вечерним шорохам, звукам, поводил чуткими ушами. Время от времени вскидывал морду, настороженно вглядываясь куда-то в темноту.
Сделав очередную затяжку, Рубина начала новую свою байку:
– Было ли то на самом деле – про то не буду зря болтать, не знаю, однако, среди цыган слух ходил об удачливом конокраде Петре. А всё жена его тому причиной. В ворожбе да заговорах силу шувани имела. Знатная была гадалка. Тэ хасёл мро шэро, если я вру! Ну, да не о ней разговор сейчас… Муж той цыганки уж слишком горячий был, упрямый. Коли что вдруг задумает – без толку отговаривать тогда такого! Вот однажды сильно запало ему в душу выкрасть серую кобылицу. Кровь в жилах так и закипела! Ох, и хороша была та лошадь! Ох. И хороша! Дэвла! Даром. что хозяин её – гаджё, а ходил за ней с умом! Многие из наших цыган на неё глаз ложили, да не получалось увести. Уж больно строптивая была. Не подпускала никогда и никого к себе та кобылица кроме хозяина. Со всей силы лягала, кусалась, будто собака. Даже просто подойти ближе, и то было боязно, не то чтобы сесть на неё, дикую. Начал Петря просить свою ромны поколдовать на удачу. И ведь не отстал никак, покуда, наконец, не добился своего… Ну, украсть ту красавицу украл, да только его гнедая, которая ему верой и правдой служила, вскинула голову, и тут же сорвалась с места. Ускакала, только копыта простучали, будто сердце… Правду говорю, морэ, лошади умеют ревновать! Только не одна ветром просвистела, а вместе с собой в гриве унесла и счастье Петри. Не помог и амулет – сапожок гнома. Есть такое поверье среди цыган, что при встрече с гномом нужно выпросить у него в дар его башмак, или шапочку-колпачок. А Петре однажды перепал такой неожиданный подарок, когда увидел гнома в лесу. Мы этих маленьких человечков спорниками называем… только не путай, называем от слова «спорый», то есть «быстрый», а не от слова «спорный», «спорить всегда желающий». А тут ещё странным образом русалка привиделась по дороге. Не передать словами, как ласково манила его за собой в воду. Устоял, всё же, от чародейства. Вернулся Петря ни живой, ни мёртвый домой на краденой лошади. Жена его невесело мужа встречает: «-Не принесёт эта серая добра! Помяни моё слово!» Цыган разозлился, кричит на жену в злости: «-Ну-ка, брось болтать, женщина!» А та всё своё твердит: «-Верно говорю! Первый раз поедешь на ней – удача ещё будет рядом с тобой, второй раз поедешь – оставишь удачу свою позади, а третий раз на ней поедешь – всё потеряешь!». Не послушался упрямый Петря своей жены. Первый раз поехал – пронесло. Всё благополучно прошло. Второй раз поехал – вернулся с пустым карманом, а дома новость ждала: дети у них пропали! Собрался Петря ехать искать своих ребятишек, и опять на той серой… Упала та цыганка на землю, ухватилась за мужевы сапоги, причитает горько: «-Не езди на этой лошади, Богом прошу, а то и тебя потеряю, как детей!». Ещё больше разозлился на неё цыган: «-Совсем выжила из ума! Как детей своих не буду искать?! Два раза ничего не случилось, и дальше на ней ездить буду! Таборные наши что скажут? «-С такой кобылицы на клячу пересел!» Этого хочешь?». Поскакал Петря, только пыль облаком поднялась, и больше его с того времени никто нигде никогда не видел… Э-эх, дылыно, кто ж его принуждал так судьбу свою испытывать…
Рубина замолчала. Отложила в сторону погасшую трубку, достала из сумки хлеб, варёные яйца, термос с чаем. Сказала Коле негромко:
– Давай-ка здесь поедим. Не хочу слушать твою скандальную мать. Роза ведь опять раскричится на нас… Она ведь молодая, 34 года, живёт по-современному…
Коля со вздохом согласился:
– Да, они с отцом не знают ни кочевой жизни, ни цыганства по-настоящему… Один дед Сандро с ней может управиться… Они с отцом по несколько раз на дню то ругаются, то мирятся.
– Любят так друг друга, – вздохнула Рубина, – Это про них поговорка «милые бранятся – только тешатся». Слышал такую поговорку?
– Слышал, – подтвердил Коля, и нахмурился. – Лучше бы мирно жили…
Молча поели, слушая осторожный плеск реки, что протекала совсем недалеко, только спуститься по крутой узкой тропинке немного вниз.
Вечерний сумрак укрывал темнотой природу. Темнел неподалёку лес, который не переставая пел бесконечную песню, шурша листвой. От умиротворяющей этой песни и негромкого разговора хозяев Гамбо заснул, сложив свою большую голову на крупные лапы. Но, на удивление, стоило Коле и Рубине подняться, начать собираться домой, как он тут же открыл глаза, зевнул, встряхнулся, и вместе с ними лениво побрёл домой.
Часть 5. «Сказка про вдову»
Рубина с правнуком Колей не тратили время зря. Так случилось, что дома никто их сборы не увидел. Прихватив немного продуктов, небольшой котелок, чтобы вскипятить чай, под вечер снова отправились на своё любимое место на поляну. Бабушка и внук очень были привязаны друг к другу, и в общении находили отдых душе. Когда ещё можно посидеть вот так, как не тёплым летним вечером, спокойно, размеренно вести разговоры. Витя и Алмаза убежали по друзьям и подружкам, Михай со Степаном заканчивали обновлять немного стенку сарая, Лила вязала шарф у телевизора в комнате, Роза ушла навестить своих родственников. Мария и Сандро вели свои стариковские разговоры на скамейке в саду среди больших кустов вишни. Мария по возрасту уже не имела большого желания куда-то идти, предпочитала быть дома, да и Сандро не любитель уже был бродить где-то, в отличии от жены Рубины. Набродился за всю жизнь. А вот решить было что. Семья большая, и нужно было с Марией обсудить насчёт другого дома, побольше. Коле уже 16, каких-нибудь года два-три пройдёт, и может парень жениться, привести молодую жену. Уже сейчас девчонки вокруг вьются как настырные мошки, поглядывают с интересом на парня. Записочки всякие ему пишут… Живо окрутит какая-нибудь шустрая барышня. Конечно, хотели, чтоб из своего племени, цыганочку какую встретил, но тут уж как получится…
Расположившись на своём месте, Рубина и Коля снова разожгли костерок. Над ним подвесили на треноге котелок, вскипятить воду для чая. Помолчали, в ожидании кипятка, наслаждаясь природой вокруг. Рубина выложила на тряпицу пару аппетитных на вид булок и поллитровую банку с чем-то тёмного цвета. Как потом оказалось – это было вкусное смородиновое варенье. Когда вода в котелке возмущённо забурлила, цыганка не спеша заварила чай с травами.
Прекрасно понимая, чего от неё ждёт правнук Коля, продолжила свои байки:
– Расскажу тебе, морэ, историю одну… как запомнила, так и говорить буду… Подставляй кружку, чаю налью. Сегодня ходила гадала по соседней деревне, одна хозяйка варенья смородинового дала. Я чувствовала, рука у неё лёгкая, сама добрая. Дай Бог ей всякого здравия! Не бойся, худого не будет. Пей, да слушай… Жила в одном таборе семья. Уж так они сроднились, что и представить нельзя! Не обижали друг дружку никогда, всегда рядом держались. Много ли, мало ли времени прошло, болтать зря не буду, только, надо ж такому случиться, умер у неё муж, будто и не жил вовсе человек… Дэвла, Дэвла! …Ну, что тут поделаешь… Похоронили на добром месте того цыгана, и осталась та цыганка одна в палатке жить. А братья мужевы решили зорче орлов наблюдать, как вдова траур по их брату соблюдёт. И шагу не ступить, бедной вдовушке несчастной, без их строгого догляда. Вот ночь наступает, и приходит к той цыганке умерший её муж любимый. Бедняжка не знает, не то радоваться, не то плакать ей… Ну, дело-то молодое у них, тёмная ночь покрыла… А цыганка та, надо тебе сказать, совсем не глупая была. Под утро, пока деревенские петухи не прокричали, а их крики даже в степи в таборе были слышны, потихоньку встала, спрятала один сапог мужа. «Станет уходить, а сапога нет. На другую ночь придёт! Пусть он каждую ночь приходит, сапог просит вернуть. Не отпущу от себя!» Подумала она себе так, и как ни в чём ни бывало, опять легла. И вот с тех пор прошло время. Каждую ночь приходил цыган к своей любимой жене. Увидятся, и про всё на свете сразу же забывают! Вот, морэ, какие страсти бывают, как полюбили они друг дружку! Поутру тот цыган опять исчезает, как в воздухе растворяется, и опять сапог у жены остаётся. Вот уже и заметно стало, что вдова беременная. Не скроешь уже ни под какой одеждой. Братья то мужа не слепые, как и все в таборе заметили, что не одна она. Однажды приступили к ней, кричат, руками в воздухе перед её носом трясут: «-Траур ещё не истёк, как же ты, беспутная, нашим таборным теперь в глаза смотреть будешь? Кто отец ребёнка?!» А та плачет, слезами заливается, им на эти злые слова отвечает: «-Муж у меня один, и ребёнок – его!» Тут братья совсем в злости зашлись, кричат: «-Ты что болтаешь, женщина! Или мы дураки последние, чтобы поверить в такое?!». А цыганка та плачет, и на своём стоит: «-А вот к вечеру приходите, спрячитесь в палатке, и всё узнаете!» Подумали братья между собой, и так и сделали. Как стемнело, снова цыган пришёл. Она у него и спрашивает: «-Что же ты, Петря, сапог прежде не забираешь? Братья твои спрашивают про ребёнка…». Цыган тут вовсе не на шутку всполошился: «-Ой, Зорица, подай-ка мне его сейчас! Коли ещё буду приходить – погибнуть может наш ребёнок!». Забрал тот цыган сапог, и исчез, будто не было, не остался на этот раз с ней. Ну, а братья его устыдились, и с тех пор больше не обвиняли зря верную цыганку. А когда родилось дитё – стали помогать растить племянника. Так-то, морэ!
После чая Рубина с наслаждением принялась раскуривать свою трубку, вспоминая о чём-то своём. Коля улёгся на спину, и начал молча разглядывать маячки звёзд, которые каждую минуту становились всё ярче и ярче среди темнеющей широты неба. Даже просто помолчать с бабушкой ему доставляло спокойствие и умиротворение на душе.
Верный пёс Гамбо его не тревожил, просто лежал рядом, терпеливо ожидая, когда же любимый хозяин налюбуется, наконец, на небо, и они пойдут домой, где Гамбо ждёт вкусная косточка. Убежал бы, но как оставить хозяина? Вдруг без него, Гамбо, дороги домой не найдут! И что хозяин так долго там в небе рассматривает? Темень и есть темень, ничего интересного.
А хозяин представлял перед собой ту цыганку и её мужа, размышляя о том, что и он будет так же верен своей избраннице. Твёрдо верил: так и должно быть! Так он и сделает обязательно! Вот только придёт срок!
Мысли прервали негромкие слова Рубины:
– Ну, что, пора и домой, а то опять Роза будет злиться, что долго бродим.
Они пошли по едва приметной тропинке домой. Гамбо, сразу оживившись, встряхивал лохматой шерстью, нетерпеливо отбегал немного вперёд, оборачивался, поджидая, вилял хвостом, приподнимался на задних лапах, и снова отбегал вперёд, торопясь к своей косточке…
Часть 6. «Разговор с Михаилом»
С тех вечеров на поляне прошло время. Ночь. Тишина и темнота в доме. Только немного большая комната освещалась сквозь окна. Вся большая семья Рубины после ужина улеглась спать.
Рубина проснулась среди ночи, и лежала с закрытыми глазами, вспоминая вечера, которые они с правнуком Колей провели у костерка на поляне.
Рубина припомнила, как однажды несколько лет назад довелось ей вот так же вести разговоры с неким Михаилом, у которого, как он сам утверждал, были цыганские корни, знал немного по-цыгански, вот и приблудился однажды к их табору. Не своим, но и не чужим воспринимался он среди цыган. Они тогда ездили на машинах выступать с концертами по селеньям. Машину парень хорошо водил, не скандальный, без камня запазухой, вот и довольно быстро прижился у них. Как веточка, которую привили к кусту для селекции.
Михаил был среднего роста, темноволосым, темноглазым. И в этих глазах постоянно была какая-то печаль. Не особо разговорчивый был, серьёзный, как и её муж Сандро. Но своим цыганским взглядом Рубина видела, что человек он внутри добрый, поэтому встречала его приветливо:
– Яваса бахталэ, морэ! Ну, садись ближе к костру… Бери кружку, чай будем пить, да разговоры вести… осторожно, не обожгись, только вскипел… а хочешь – бери картошку, вон с краю в золе лежит… держи щепку… вон на тряпице соль, хлеб… Вижу, грусть на душе у тебя, яхонтовый… Что так? Никогда не кочевал с табором, а который раз ко мне приходишь сердце успокоить у костра… Можешь не отвечать, и так знаю… Жил в квартире, от земли оторвался, как осенний листочек с дерева… Э-эх, бриллиантовый, брось тугу-печаль, разве ты один такой? Таких больше, чем ты можешь себе представить! Дрэ киркипэна тэ биды свэто уджинэс. (пер.: В горестях и бедах мир узнаёшь). Другое сейчас время, морэ, и цыгане стали нынче другие… Это гадже до сих пор представляют цыгана этаким молодцем в красной шёлковой рубахе на вороном жеребце. Едет, да поёт себе, на гитаре звонкой играет… вокруг лес, поля, цветы разные запахом своим дурманят… Никаких тебе ни забот, ни… Э-эх… да разве можно вот так, шутя, человеку жизнь прожить? Не было такого! У каждого есть своя печаль, своя тревога. Весело только дурак живёт, потому что не понимает ничего, всё равно ему.
Наблюдая за гостем, Рубина тогда невольно прервала разговор, искренне от души тогда порадовалась замеченному поступку, не смогла смолчать:
– Нэ, дыкх, знаешь, что настоящие цыгане хлеб не режут, а разламывают руками! Лачо чаво! (пер.: Добрый (хороший) парень!). А почему так делают знаешь?
Михаил в ответ молча лишь пожал плечами, ответив вопросом на вопрос:
– А в самом деле, почему?
Помолчав немного, Рубина объяснила:
– А потому, парень, что считают хлеб телом Христовым. Это одно. В церкви то частицы из просфоры берут те, кого рукоположили на это, с молитвой делает. Разве можно тело Христа просто так резать? А во-вторых, это совсем просто, ещё и потому, чтобы никто не считал за другим сколько ломтей хлеба человек съел.
Михаил печально вздохнул.
– Когда объяснят – не трудно понять… Как вот самому жизнь научиться понимать…
Рубине очень были по душе и понятны такие рассуждения Михаила. Когда-то и она начала учиться жизни, и без поучений стариков очень сложно было самостоятельно разобраться что правильно, что неправильно. К тому же росла в сложные послевоенные годы, когда судьба цыган претерпевала перелом к новой жизни в поднимающейся из руин страны. А цыгане давно были частью этой страны.