Метафизика опыта. Книга I. Общий анализ опыта

называть научным методом, а не логикой. Философия, принимая бытие в самом широком смысле этого слова, принимает его в том смысле, в котором оно включает в себя два противоположных определения или ограничения себя, вводимые мыслью или логическим знанием, которые называются бытием и небытием. Таким образом, для определенного вида или определения познания, а именно логического мышления, существует определенный вид или определение Бытия, а именно: бытие в противоположность небытию или небытие в противоположность бытию, причем оба являются определениями Бытия в самом широком смысле, а именно: Бытия как объекта познания или сознания вообще. Сознавать или мыслить Не-Бытие в смысле, в котором оно должно быть соизмеримо с Бытием в самом широком смысле, невозможно; это означало бы сознание без содержания; то есть это означало бы несознание. Быть сознательным абсолютно ни в чем – значит быть бессознательным.

Как метафизическая философия справляется с этими различиями, мы увидим позже. Здесь же достаточно отметить, что просто непознаваемое есть для метафизической философии просто несуществующее, объект обеих концепций, подпадающий под логическую категорию Not-Bcing, которая действительно имеет существование для знания в самом широком смысле, но существование только как логическая категория. Просто непознаваемое существование – это противоречие в терминах. Не существует бытия вне всякого отношения к сознанию. Нет никакого другого бытия, никакого другого существования, кроме того, которое имеет субъективный аспект. Ибо "бытие" и "существование" – это слова, которые либо имеют значение, либо не имеют. Если они не имеют, то это пустые звуки. Если же они имеют, то этот смысл должен быть частью сознания.

Опять же, то, что просто непознаваемо человеческими чувствами, или просто позитивно немыслимо, не должно быть просто отнесено к несуществующему или непознаваемому. Реальное существование объекта или объектов, мыслимых в этих терминах, не влечет за собой противоречия только на этом основании и может иметь веские инференциальные доказательства в свою пользу. Но, как я уже утверждал, эти доказательства (если таковые имеются) можно увидеть только с субъективной точки зрения, исследуя природу знания, сознания или опыта, который дает связь одной его части с другой, а не непосредственно с Бытием; то есть их можно увидеть только в философии, а не в позитивной науке, которая предполагает начать с некоторого вида или видов Бытия как уже позитивно известных и отказывается выходить за их пределы.

Думаю, теперь станет ясно, что философия имеет гораздо более широкий диапазон, чем позитивные науки, как по отдельности, так и вместе, а также что причина этого кроется в субъективности ее точки зрения и диктуемого ею метода. Единственная наука, которая, как может показаться, может соперничать или конкурировать с ней в этом отношении, – это наука психология. Поэтому необходимо сказать пару слов об отношении этой науки к философии. Верно, что психология охватывает весь диапазон человеческого сознания; но тогда она не рассматривает его с субъективной точки зрения и не избегает допущений при его рассмотрении. Она рассматривает явления сознания на тех же объективных основаниях, что и объекты других позитивных наук, с некоторыми из которых она пытается привести их в так называемые причинно-следственные отношения. И для начала она делает предположение, что в реальной среде существует реальный субъект, или агент, от которого непосредственно зависят явления сознания; хотя во многих случаях она делает это предположение, не уточняя, следует ли считать природу этого агента материальной или нематериальной.

Таким образом, хотя психология, с одной стороны, исходит из ранее известных концепций агентов и агентности, с другой стороны, она делает генезис и поведение феноменов сознания, в зависимости или взаимодействии с их субъектом и окружающей средой, своим особым объектом исследования. В действительности психология рассматривает именно природу и возможности человеческого субъекта в его отношениях с окружающей средой, а не содержание сознания в его отношении к объекту, бытию в целом. А раз так, то очевидно, что психология ничего не может сказать нам о природе Бытия, взятого просто как объект сознания; но ограничена своими собственными предположениями и методом, чтобы установить, самое большее, каковы законы тех процессов, посредством которых человеческие субъекты данной природы, помещенные в данную среду, приобретают и развивают опыт своей данной среды и своей собственной данной природы. Природа субъектов и природа их окружения, таким образом, предполагаются как уже известные, а их отношение к природе Бытия, как правило, остается без исследования. Таким образом, именно точка зрения и принятый метод ограничивают диапазон психологии по сравнению с философией; ограничение, которое является необходимым условием для того, чтобы она стала позитивной наукой.

Однако не следует ни на минуту думать, что философия требует предположения или говорит с точки зрения какого-либо другого вида сознания, кроме человеческого. Она не делает никаких предположений на этот счет, а просто избегает их делать, пока не узнает из анализа содержания опыта, что подразумевается под человеческим, а что под нечеловеческим сознанием. Мы должны проявить сознание, прежде чем сможем что-либо о нем предположить. То, что мы сами являемся людьми, и то, что сознание, которое мы анализируем, является человеческим сознанием, – это суждения здравого смысла, которые философия не должна принимать a priori, но и не должна отрицать. Факты, выражаемые ими, являются частью экспликации; и, как и все другие конкретные и детерминированные факты и объекты, они должны быть найдены и обоснованы анализом того опыта, посредством которого сама экспликация была первоначально получена.

Не является необходимым предварительным этапом философии, но, напротив, было бы, и часто было, камнем преткновения на ее пути, чтобы заранее решить, кто или что мы дуги, кто имеет опыт, который в философии мы анализируем. Достаточно того, что у нас есть опыт и способность его анализировать. Универсальность или даже, как может оказаться, бесконечность диапазона, охватываемого опытом, ни в коем случае не требует предположения о наличии универсального или бесконечного Субъекта для его восприятия. Знание в его самом широком диапазоне, диапазоне, который соизмерим с Бытием, принадлежит, как мы увидим далее, каждому отдельному человеческому индивиду, в той же мере, что и то позитивное знание, которое мы называем нашим научным знанием о видимом и материальном мире. Эти два диапазона можно диагрануляционно изобразить двумя концентрическими кругами, большим и меньшим, один внутри другого; один и тот же Объект изображается одним центром, общим для обоих. Рефлексивное восприятие, посредством которого я воспринимаю как больший, так и меньший круг, сосредоточено в том же Субъекте, что и восприятие лицом к лицу, посредством которого я воспринимаю свое телесное присутствие в видимом и материальном мире, изображенном меньшим кругом. Мое представление о бесконечности является настолько же моим, насколько и мое восприятие себя и своего непосредственного окружения. Конечное "я" может воспринимать бесконечность, не будучи само бесконечным, так же как оно может воспринимать конечные вещи, которые являются определенными частями бесконечности.

§5. Отложим вопросы о Бытии и Истории

Выявленная таким образом полная непригодность психологического метода, основанного на предположениях и гипотезах, для целей философии заставляет меня в следующем месте прямо указать, что является основным руководящим принципом метафизического метода, я имею в виду принцип, который, будучи имплицитно связан с его воздержанием от всех предположений, становится практически действующим принципом при его применении. Он заключается в том, что при анализе опыта или любой его части в самом широком смысле этого слова, без допущений и с субъективной точки зрения, необходимо в первую очередь абстрагироваться от вопросов: как возможен сам опыт в этом самом широком смысле; что его порождает; что (если что-либо) он делает; и кто или что "мы", которые в здравом смысле известны как субъекты этого опыта?

От этих и подобных вопросов мы должны абстрагироваться в первую очередь, но только в качестве предварительной меры, пока анализ переживания, просто как процесса-содержания, не будет достаточно продвинут, чтобы дать определенное значение терминам, связанным с ними, я имею в виду такие термины, как Мы, Я, Эго, Субъект, Агент, Носитель сознания, Перципиент, Агентство, Причина, Эффект, Состояние, Порождающее и так далее. Пока их определения не будут даны анализом, все подобные термины, когда бы они ни использовались в анализе или при описании его феноменов, должны восприниматься только как обозначения, используемые с точки зрения здравого смысла, и как указания, а не определения тех вещей, о которых говорится. Мы не должны предполагать, что опыт зависит от субъекта, или что он известен с самого начала и обязательно является нашим опытом, или, опять же, что он самосуществующий или саморазвивающийся. Тот простой факт, что прежде чем утверждать или отрицать что-либо, в сознании должно существовать некое содержание или wJiatness, относительно которого может быть сделано утверждение, обязательно влечет за собой и несет в себе, в сочетании с общим принципом избегания предположений, главный руководящий или действующий принцип метафизического метода, на котором сейчас настаивают, а именно: откладывание вопросов Бытия и Истории. Ибо пока мы не проанализируем множество различных процессов-содержаний сознания просто как таковых, мы не будем иметь точного представления о том, что подразумевается под суждением, утверждением, утверждением или отрицанием, а также под генезисом или историей таких процессов-содержаний, причем оба эти термина подразумевают суждения о них.

Соответственно, вся совокупность вопросов, относящихся к тому, что лучше всего назвать реальной обусловленностью состояний и процессов сознания, вопросов, относящихся как к тому, что (если что) они обусловливают, так и к тому, что (если что) обусловливает их, будет отложена в настоящей работе до анализа процесса-содержания сознания, или, что то же самое, опыта, как он фактически происходит. Они отложены до тех пор, пока не будет достигнут тот пункт анализа, который раскрывает, что подразумевается под такими терминами, как реальный субъект, реальный объект, реальные условия и кондиции. Другими словами, весь предмет психологии, весь вопрос о генезисе, истории, эволюции и причинной детерминации сознания или опыта откладывается до тех пор, пока анализ того, что опыт говорит нам о природе Бытия в целом, не достигнет точки значительной сложности и определенного уточнения содержания. Что это за точка, станет ясно по мере того, как мы будем переходить к самому анализу.

Отсюда следует, что основное различие метода, принятое в метафизической трактовке опыта, – это не различие между субъектом и объектом, как в большинстве, если не во всех прежних системах, включая то продолжение Кантовского способа философствования, которое известно как Erkenntnisstkeorie или Er- kenntniss-Kriticismus, эпистемология, или теория познания, все еще преобладающая в Германии. Это различие между сознанием, воспринимаемым просто как процесс-содержание, с одной стороны, и любыми другими реальностями, какими бы они ни были, которые могут быть обнаружены в отношении к этому процессу-содержанию в качестве либо реального условия, либо реального условия-обстоятельства. Существуют ли и в каком смысле такие реальности, отличные от сознания, или само сознание стоит в отношении реального состояния к самому себе, как в гегельянстве, можно выяснить только из анализа содержания процесса как реально переживаемого; этот анализ и есть метафизика. Этот субъективный анализ, следовательно, в истинном философском методе имеет приоритет над изучением сознания в связи с любым реальным агентством, которое может быть вовлечено в него или предполагается им, либо как его субъект, либо как объект или объекты, которые являются его условиями или его обусловленностями; изучение сознания в этих отношениях является не метафизикой, а психологией, исследованием, которое только на более поздней стадии должно быть принято и включено в метафизическую философию в целом.

Я, конечно, осознаю, что это почти инверсия значений и функций, обычно приписываемых мктафизике и психологии соответственно. Мктафизика обычно отождествляется с онтологией, изучением реальной и, возможно, трансцендентной сущности и агентства, которые, как предполагается, лежат в основе явлений сознания, а также явлений вообще. А психология обычно понимается как исследование феноменов сознания в связи с их феноменальными условиями и следствиями, оставляя их глубинные реалии (если таковые имеются) метафизике или онтологии. Оба взгляда основаны на аристотелевской или схоластической философии, все еще сохраняющейся в современной и обычной мысли, и всегда желанной для тех, кто либо враждебен, либо равнодушен к философии как к живому и прогрессивному исследованию.

Но я уже привел причины, по которым я отвергаю такое разделение труда, равно как и соответствующее применение выражающих его терминов. Такое разделение может быть правомерным только с объективной точки зрения, никогда – с субъективной; и то лишь при условии предварительного допущения предположений, которые в философии недопустимы. Я не буду повторять свою аргументацию по этому вопросу. Но одно замечание я бы добавил. Дело в том, что изменение, которое я пытаюсь ввести, не является пустым или капризным изменением только номенклатуры; но изменение номенклатуры связано и необходимо для главного изменения, которое я хочу видеть осуществленным в разделении и организации знания в целом, изменения, при котором философия, основанная на субъективном и аналитическом методе, наконец, займет свое надлежащее место, как ведущая и доминирующая отрасль среди всех отделов человеческого знания.

Глава II. Момент опыта

§1. Эмпирические моменты настоящего времени

Из того, что было показано в предыдущей главе, вытекает, что форма опыта, основанная на здравом смысле, при которой мы как бы существуем как личности в мире личностей и вещей, действий и событий, является первой проблемой или explicandum15 философии. Процесс-содержание опыта, в этой его обыденной форме, есть то, с чего мы начинаем, то, с чем мы знакомы, прежде чем начнем философствовать, и, следовательно, то, что в философии мы должны объяснить, в первую очередь, показав, в чем оно состоит, не спрашивая, какими средствами оно приводится к тому, что мы его воспринимаем, что предполагает обращение к гипотезе и, следовательно, к предположениям, которые в этом случае могут быть не более чем частями explicandum, взятыми заново, как если бы они могли обеспечить объяснение, не нуждаясь в нем сами. Итак, что мы должны сделать с опытом в его здравой форме, в первую очередь, это разложить его на конечные элементы и конечные способы комбинации элементов, из которых он состоит в то время, когда мы его анализируем, или из которых состоят те его части, если таковые имеются, которые мы должны оставить без анализа, но зарезервировать для будущего анализа, при нашем первом рассмотрении.

Теперь ясно, прежде всего, что все, что мы на самом деле переживаем, всегда является содержанием настоящего момента опыта, который можно назвать эмпирическим настоящим, чтобы отличить его от абстрактного математического момента времени, который, как и математическая точка пространства, сам по себе не имеет никакого содержания. У нас нет никакого фактического опыта, который не был бы включен в содержание эмпирического настоящего момента, хотя мы можем заключить из этого содержания, что мы имели такой-то и такой-то опыт в прошлом, или будем иметь такой-то и такой-то опыт в будущем, или должны или могли бы иметь такой-то и такой-то опыт в таких-то и таких-то других воображаемых обстоятельствах. Термин actual выражает реальность настоящего содержания, когда и пока оно присутствует в сознании. Воспоминания, предвосхищения, воображения и умозаключения имеют существование в актуальном опыте только как часть и неотъемлемая часть эмпирического настоящего момента; хотя то, что мы называем их содержанием, имело, будет иметь или может иметь реальное существование в прошлом или будущем времени, в зависимости от обстоятельств. Они, так сказать, одной ногой в настоящем, другой – в другом месте; и это двойное существование как раз и выражается в их названиях как феноменов сознания.

Таким образом, эмпирический настоящий момент – это не только единственная вещь, которую можно проанализировать в том виде, в каком она происходит на самом деле, но и единственная вещь, которая когда-либо существует в качестве нашего непосредственного опыта. Когда мы говорим, что опыт состоит из череды эмпирических настоящих моментов, мы выражаем умозаключение, сделанное из содержания эмпирического момента, реально присутствующего в момент высказывания. Это действительно умозаключение, обусловленное фактами содержания этого эмпирического настоящего, какими бы они ни были, но все же умозаключение, относящееся к тому, что уже не является непосредственным настоящим. Из анализа эмпирического настоящего мы скоро увидим, как умозаключение о последовательности таких моментов, то есть эмпирических моментов, которые были, но уже не являются, – будут, но еще не являются, – фактически присутствующими, коренится в опыте эмпирического настоящего, каково бы ни было его конкретное содержание. Ведь только на основе анализа эмпирического настоящего можно установить значение термина "настоящее" в отличие от прошлого и будущего.

Но здесь возникает вопрос: где или как должны быть очерчены границы эмпирического настоящего момента, или что мы должны в него включить? Если принять, что этот вопрос относится к границам, действительно встречающимся в опыте, а не к границам, искусственно нарисованным нами для целей анализа, то ответ будет следующим: Это любое содержание опыта, простое или сложное, с момента его появления в сознании до момента его исчезновения из сознания, включая периоды (если таковые имеются) постепенного увеличения и постепенного уменьшения его ясности или интенсивности. Тот факт, что определенные содержания сознания появляются и остаются в сознании в течение определенного времени, а затем исчезают из него, является фактом непосредственного наблюдения или опыта. Любое содержание в течение того времени, когда оно остается в сознании, принадлежит к тому, что я назвал эмпирическим настоящим моментом. Некоторое содержание эмпирический настоящий момент должен иметь всегда, поскольку в противном случае он вообще не был бы моментом опыта. Но поскольку различные содержания имеют различную продолжительность и многие различные содержания могут одновременно присутствовать в сознании, по крайней мере, в течение некоторой части их продолжительности, из этого следует, что сознание или опыт не происходят порциями одинаковой или фиксированной продолжительности, но что наблюдателю предоставляется сказать, что должно быть включено в любой эмпирический настоящий момент, ссылаясь на любое содержание, которое он может выбрать для рассмотрения, среди тех, которые действительно присутствуют. Конкретное содержание сознания состоит из множества различных напряжений или особенностей, не начинающихся и не прекращающихся вместе; так что, хотя мы всегда должны говорить в целом о всем содержании, каким бы оно ни было, как о составляющем эмпирический настоящий момент, невозможно установить какую-либо фиксированную продолжительность, применимую к целому, как ту, в которой заключаются его границы.

Поэтому мы можем считать установленным, что содержание или некоторая избранная часть содержания эмпирического настоящего момента обязательно является тем, что мы должны анализировать. Более того, из установленного факта обязательно следует, что сознание, в котором заключается анализ, само является частью того же эмпирического настоящего момента, анализом которого оно является, хотя и отличимо от той другой его части, на анализ которой оно направлено. Было также показано, что здравая форма опыта – это та его форма, которая является нашей отправной точкой в философии. Следовательно, именно с анализа эмпирического настоящего момента, принадлежащего к форме опыта здравого смысла, мы и должны начинать.

Предположим, в соответствии с этими условиями, что опыт, который я выбираю для анализа, – это процесс-содержание, заполняющий мое сознание в течение, скажем, каких-то двух минут, пока я нахожусь в своей обычной гостиной, в своем обычном зрительном и звуковом окружении, умственно активен и механически занят, скажем, затачиванием острия карандаша для письма. Я только что прочитал свои письма или сводку новостей в утренней газете; скатерть накрыта для завтрака, кофе только что принесли, и комната уже наполнена его ароматом. Такова группа обстоятельств, которую я беру для анализа, скажем, когда все еще занят затачиванием карандаша для письма H.H. Эта группа предстает передо мной в форме опыта здравого смысла, в терминах которого я ее описал. Как, в таком случае, должен проходить мой анализ?

Очевидно, что я должен сделать отбор, и, возможно, не один, прежде чем я приду к факту или характеристике, которые позволят мне проанализировать их по частям, которые больше не поддаются раздельному анализу. Первый отбор определяется тем руководящим принципом, который был изложен в заключительном разделе главы I. Он состоит в том, чтобы отбросить от настоящего рассмотрения и оставить для будущего анализа все те части или характеры частей, содержащиеся в фактически существующем опыте, в которых идеи генезиса, истории и реальной обусловленности, или, короче говоря, причинности, очевидно, настолько задействованы, что без них невозможно восприятие этих частей или характеров. Все остальное я сохраняю для настоящего анализа: то есть я сохраняю все за вычетом (1) идеи, что то, что я переживаю, является частью мира людей, вещей, действий и событий, и за вычетом (2) идеи, что я как реальный человек переживаю это или их; это все объекты или символы, которые не имеют непосредственного очевидного значения, но требуют дальнейшего анализа, показывающего их происхождение из комбинаций переживаний, которые по отдельности имеют непосредственное значение или характер сами по себе.

Если кто-то возразит, что я ошибаюсь, во всяком случае, опуская восприятие Я, или Я., из первого анализа на том основании, что во всяком сознании мы имеем непосредственное и самозначимое восприятие его, то он должен будет сказать, в чем состоит это восприятие, в чем состоит его самозначимость или непосредственное содержание. Но это. Я полагаю, что он не сможет этого сделать, не привнося в это содержание идеи реальности и агентности, тем самым разрушая его непосредственный характер и оправдывая аналитический метод, с помощью которого оно откладывается для последующего рассмотрения.

Итак, в первую очередь я исключаю из общего опыта восприятие комнаты и ее мебели с помощью здравого смысла: все представления о реальном происхождении цветов, звуков, запахов, тактильных и других телесных ощущений, удовольствия и боли, воспринимаемых немедленно; все представления о реальных объектах, подсказанных памятью или воображением, или являющихся объектами эмоциональных чувств, желаний, мыслей или воли; а также о себе как реальном человеке. В то же время я сохраняю цвета, звуки, запахи, тактильные и другие телесные ощущения, воспоминания, воображение, эмоциональные чувства, удовольствия и боли, желания, мысли и воления; но сохраняю их только в качестве содержания опыта, причем весьма разнообразного. И я сохраняю их с целью сделать еще один выбор одного или нескольких из них, чтобы они стали объектом дальнейшего анализа.

Опыт здравого смысла, который был нашей исходной информацией, в результате этого предварительного анализа распадается на две части, одна из которых занимает место объекта анализа; и этот новый опыт, теперь выделенный, который таким образом стал нашим первым ана-лизом, больше не имеет формы здравого смысла, хотя он является и непосредственным опытом, и процессом-содержанием в эмпирическом настоящем моменте, в равной степени с исходной исходной информацией. Сохраняя его, мы рассчитываем на то, что его анализ, если он будет проведен должным образом, даст нам элементы, которые облегчат анализ той другой части исходного опыта, которая на данный момент исключена из рассмотрения.

Здесь я хотел бы обратить внимание на то, что при выборе частей для дальнейшего анализа, который сам по себе является первым шагом в анализе опыта здравого смысла, с которого мы начинаем, я не руководствовался никакими психологическими соображениями. Части, оставленные для настоящего анализа, относятся к самым разнообразным психологическим функциям: ощущениям различного рода, эмоциональным переживаниям, желаниям, памяти, воображению, мышлению, воле. Я не пытаюсь мысленно реконструировать или объяснить весь опыт здравого смысла, который является нашим исходным материалом, отнеся его к совокупной игре определенных психологических функций и различных