Lex. Растопить сердце байкера

Lex. Растопить сердце байкера

Екатерина Аверина

Глава 1

Лекс

Глушу мотор перед высокими ржавыми, местами помятыми воротами. Охранник Миха курит, сидя на табуретке возле «будки». Из маленького открытого окошка видно работающий вентилятор. Он ни хрена не помогает от духоты, решившей задолбать нас с начала августа. Вот Миха и сидит здесь, чтобы не свариться там заживо. На улице все же полегче.

Встречаемся с ним кулаками в знак приветствия. Тоже хочу курить. Стянув перчатки, хлопаю по карманам кожаной куртки в поисках сигарет. Губами вытягиваю одну из пачки, открываю крышку зажигалки с черепом с прикольными красными глазами на корпусе, прикуриваю и, прикрыв глаза, затягиваюсь.

Рассвет скоро. Ночь была адски тяжелой, а днем еще шквал работы. Надо бы поспать.

– Как дела? – то ли из вежливости, то ли от скуки спрашивает не особо общительный Миха.

– От ментов ушел красиво. Дебилы. Меня догнать пытались, – делюсь, выпуская дым в сереющее небо.

– И правда дебилы, – хмыкает этот бугай. – У тебя там это… – машет на ворота, – возле базы чет гремело. Я сходил, глянул, бак мусорный перевернут. Коты, наверное.

– Коты? Да и хер на них. Я спать.

Отстрелив окурок в сторону, качу байк через калитку в воротах, стараясь не поцарапать корпус. Возле базы ставлю его на подножку и внимательно осматриваюсь. Тихо на улице. Только мелкие камни под подошвой хрустят. Все баки на месте.

Хмыкнув, поворачиваю ключ в двери, вваренной в двустворчатые ворота моего гаража. Со стороны баков раздается шум. Замираю. Медленно поворачиваюсь. Никого.

Че за хрень? Может крысы? Здесь бывают, несмотря на то, что из мусора у меня в основном канистры, битый пластик, провода всякие. Жрать им здесь почти нечего.

Со скрипом открываю дверь. Из гаража тут же тянет горюче-смазочными. За баками снова раздается невнятный шорох.

– Да чтоб вас!

Поднимаю с земли горсть камней и швыряю туда.

– Ой! – раздается писк, совсем непохожий на кота или крысу.

– Выходи, – требую раздраженно. Никто не выходит. – Три секунды, и я вытащу тебя за шкирку. – Две с половиной…

– Это нечестно, – слышу жалобное, и в тени поднимается невысокая, какая-то несуразная фигура.

Хмурясь, достаю телефон, включаю фонарик.

– Ай, глаза! Больно, – пищит… девчонка?!

What the fucking?

– Как ты сюда попала?

– Не скажу, – пятится от меня, прячась от света.

Разглядеть ее толком не получается, да мне и неинтересно. Мелкая совсем. Дите, походу. Из дома сбежала, от предков прячется.

– Проваливай, – киваю на выход.

Нет у меня ни настроения, ни желания с ней возиться.

– А можно… Можно я тут еще чуть-чуть посижу, а потом уйду?

– Нельзя. Это закрытая территория. Здесь не место детям. Иди отсюда, пока я полицию не вызвал, – блефую, конечно, но она-то не знает.

Вылезает из-за баков. Шорты короткие, безразмерная футболка, частично заправленная под ремень, и огромные ботинки, больше смахивающие на мужские. Почесав голое бедро, опустив голову, медленно идёт к открытой калитке.

Пиздец какой-то! Проходной двор! А Миха курит. Но идти разбираться еще и с охранником мне лень, я вкатываюсь в гараж, ставлю байк на его законное место и поднимаюсь на второй этаж. Падаю на кровать прямо в шмотках и отрубаюсь.

Утро застает меня жарой. Даже простыня подо мной мокрая. Стояк неприятно упирается в матрас. Со стоном переворачиваюсь на спину, тру лицо ладонями, пытаясь проснуться. Ни хрена не помогает. Только холодный душ и кофе приведут меня в рабочее состояние.

Смыв с себя пот и опустив член, наматываю на бедра полотенце и, всунув ноги в резиновые шлепки, плетусь к чайнику, заляпанному несмываемыми черными «пальцами». Делаю себе кофе. С кружкой выхожу на улицу покурить. Соседний гараж еще закрыт. Марик походу решил забить и не прийти. С утра уже жарит. Хер знает, как буду работать сегодня.

Затягиваясь и попивая кофе, дергаюсь от ощущения дежавю. Снова долбанный шорох.

– Бля, ты не свалила, что ли?! – рявкаю на баки.

Они дребезжат и шевелятся. Ну хоть уговаривать долго не пришлось и на том мерси.

Из тени нашей общей с Маратом мусорки вылезает это! Растрепанная белобрысая голова, рост примерно метр шестьдесят пять и невинные голубые глаза.

«Наказание меня настигло, да?» – поднимаю взгляд к небу. Два года прошло, я думал, уже не прилетит, а оно вон как.

Девчонка испуганно смотрит на меня, стараясь не опускать взгляда ниже шеи. А я закипаю от злости от воспоминаний и тоски, которая все еще жрет меня изнутри.

– Ты какого черта не ушла?! – рявкаю на мелкую.

– Меня Леся зовут, – тихо лопочет этот метр с кепкой.

– Мне насрать как тебя зовут. Проваливай отсюда! – делаю угрожающий шаг к ней.

– Хорошо, хорошо, – шмыгнув носом, выбирается из своего укрытия.

– Сырость не разводи только. Со мной это не работает, – раздражаюсь на нее еще сильнее.

– И не думала, – нарочно медленно топает к воротам, опустив плечи и загребая по земле ботинками не по размеру.

Вдруг обнимает себя руками в районе ребер, съеживается. Клянусь, я слышу, как урчит ее желудок.

«Не делай этого, Лекс. Не делай этого».

Но я же, блядь, даже себя не слушаю!

– Эй! – намеренно не зову по имени. Оглядывается. – Жди там.

Иду в гараж, залезаю в свой маленький холодильник. Негусто. Сыр с неопределенным сроком годности, яйца, кусок колбасы. В шкафу нахожу хлеб. Выбросив сыр в мусорку, делаю бутеры с колбасой, из кошелька вытаскиваю две сотни «деревянных» и возвращаюсь к девчонке. Стоит на том же месте, разглядывает потертые носки своих ботинок.

– Держи, – протягиваю ей бутерброд и деньги.

Смотрит с недоверием.

– Отравить меня решил? – смешно дует губы.

– Ну как хочешь, – разворачиваюсь, чтобы уйти.

Ее желудок снова громко возмущается.

– Дай… пожалуйста, – просит она и тянет ручки с короткими ноготками и простым колечком на среднем пальце.

Такие в моем детстве со жвачками в комплекте продавали. Я думал, их уже не делают.

– Держи и вали отсюда. Еще раз увижу, сдам ментам. Поняла?

Она жадно вгрызается в бутерброд, заталкивает хлеб в рот пальцами и, жмурясь, очень быстро жуёт.

– Ты поняла? – повторяю свой вопрос.

– Да, – обреченно вздохнув, плетётся к выходу, сжимая в кулачке деньги.

Сменщик Михи на телку не реагирует. Мы их сюда часто таскаем. Она же выходит, не заходит, так что ему похер.

Погружаюсь в работу. У меня сегодня на ремонте четыреста кубов, спорт, сексуальный красавчик. Занимаюсь байком весь день с перерывом на пару часов сна в самую адскую жару. Вечером сдаю технику хозяину. Довольный как слон, он расплачивается и забирает свою торпеду.

Устал. Жара выматывает, да и отсутствие нормального сна делает меня ленивым. Решаю сегодня никуда не ехать. Марик так и не объявился, и я, открыв пиво, падаю на диван перед телеком.

Часам к одиннадцати набираю одну из знакомых девчонок. Нахуя опять дрочить утром в душе, когда можно отлично провести целую ночь?

Договариваюсь, раскошеливаюсь ей на такси и привычно иду курить на улицу. Духота, вроде, чуть отпустила, дышится легче. Делаю последнюю затяжку, иду к воротам встречать свое развлечение. Пытается поцеловать меня в щеку, отворачиваюсь. Она обиженно на меня смотрит.

– Успеем еще, – веду ладонью по открытой до самой поясницы спине.

Подходим к гаражу, и я, блядь, снова слышу долбанное копошение за баками. Серьезно?..

– Поднимайся сразу на второй, я сейчас приду, – подталкиваю девушку в спину. Жду, когда скроется из виду, и рявкаю на баки, как самый настоящий псих: – Какого хуя ты опять тут пасешься?!

– Прости, – раздается оттуда, – я попросить хотела, – она не рискует вылезать и голос звучит с гулким эхом, отражаясь от металла. – Можно мне еще бутерброд?

Глава 2

Лекс

Бля, да что ж такое-то? Это точно оно. Наказание. А бутербродов у меня больше нет. Пиво есть, но ей же еще и пить нельзя, наверное.

– Я же дал тебе денег. На еду бы точно хватило, – вспоминает подплавленный жарой мозг.

– А мне не продали, – поднимается во весь рост, смущенно опустив голову.

Лица за светлыми прядями не видно. Девчонка напоминает мне домовенка из старого детского мультика. Такая же нелепая, неопрятная и местами грязная.

– Они сказали, для бомжей кормежка на другом конце города, а я… Я туда на эти деньги не доберусь. Я бы уехала. Честно, – тараторит она, сделав рваный вдох лишь в конце фразы и достает из кармана две смятые купюры по сто рублей.

Но говорит правду. Двух соток не хватит, чтобы от нас туда доехать. Наши с Мариком гаражи расположены в промзоне на самой окраине города. Если добираться сюда на общественном транспорте, надо еще минут двадцать идти пешком по грунтовке и это моим шагом. Там же и ближайший продуктовый магазин, до следующего только ехать.

Прикидываю, сколько денег ей надо на такси. Шаркая резиновой подошвой по грунту, иду в гараж за кошельком. Вздохнув, вытаскиваю оттуда две купюры номиналом покрупнее, чем уже дал ей. Оплата за последнюю работу разлетается быстрее, чем я планировал, придется поднимать бабки гонками. Они все равно приносят больше дохода, чем ремонт техники. Благодаря им я не сдох с голоду, когда отец лишил меня и денег, и наследства. Даже домом обзавелся. Оригинальным, конечно, но я лет с шестнадцати мечтал о таком гараже. Свобода от обязательств перед семьей позволила осуществить, как оказалось, совсем недешевое подростковое желание. А выживать – это даже прикольно.

Выхожу на улицу, привыкаю к темноте и внимательно смотрю на девчонку, которая так и стоит на том месте, где я ее оставил.

– Сюда иди.

Замешкавшись на пару секунд, все же нерешительно выбирается из своего укрытия. Смотрит себе под ноги и теребит край растянутой огромной футболки.

– Этого хватит, чтобы ты исчезла? – показываю ей купюры.

– Куда? – поднимает на меня взгляд, смешно сдувая волосы с лица.

– Я понятия не имею. Домой. К родителям. У тебя же наверняка есть дом и тебя уже ищут.

– Нет, – она шмыгает носом и отворачивается, – больше нет.

– Твою ж!.. – провожу ладонью по волосам, ероша их. – Родственники? Друзья? Не бывает так, чтобы у человека вообще никого не было!

Она только крутит в разные стороны своей белобрысой головой.

– И что мне делать с тобой?

Пожимает плечами.

Заебись. А кто должен знать? Я?! Почему не Марат ее нашел? Это была бы его проблема, но друг решил именно сегодня потеряться.

По-хорошем надо посадить ее в такси и отправить в город, а там пусть сама решает свои проблемы. До первого патруля доберется, они ее в ночлежку и определят. Там бесплатная еда, одежда и веселая компания. А мне нахрен эти проблемы не нужны!

У девчонки жалобно урчит желудок, и это тормозит мой порыв выслать ее за пределы своего жилища как можно быстрее.

– Ладно, – сдаюсь, – спишь на диване. Я тебя не слышу и желательно – не вижу. Утром будем разбираться. Со мной пошли, – киваю к воротам.

Иду к Михе, она спотыкается за мной. Где взяла только эту странную обувь? На помойке, что ли, нашла?

Знакомлю ее с охранником, отдаю Михе бабки и прошу сгонять до магазина за едой для девчонки, и мне на завтрак заодно что-то будет, а не только кофе как обычно.

– Он минут через сорок вернется. Заберешь у него пакет. Все, что в тебя влезет, можешь съесть, остальное уберешь в холодильник. Диван не пропустишь, он на первом этаже. Я ушел, у меня дела, – предвкушающе улыбаюсь.

– Спокойной ночи, – слышу тихое в спину.

Не ответив, возвращаюсь в гараж. Поднимаюсь по железным ступенькам на второй этаж. На кровати на животе красиво лежит мое ночное удовольствие. Голая. Лампа с комода выгодно подсвечивает изгибы аппетитного женского тела. Накаченная в фитнесе задница дразняще приподнимается. Сабина сексуально облизывает полные губы. Под моим немигающим голодным взглядом переворачивается на спину, задирает голову, смотрит мне в глаза и с улыбкой сжимает ладонями грудь.

– Ты долго… – стонет, играясь с сосками.

– Пиздец, – хриплю, сдергивая с себя штаны.

Падаю на кровать, она оказывается сверху. Наклоняется для поцелуя, снова отворачиваюсь.

– Поцелуй тебе придется заслужить, – толкаюсь бедрами ей в промежность.

Прогибается в спине и понятливо кивает.

Она отрабатывает эту ночь на все сто и да, все же получает свой поцелуй. Пытается поговорить, но меня отрубает. Под утро снится всякая хрень. Я уже второй раз просыпаюсь. Сначала старший брат в очередной раз напомнил мне, что я для него умер, а потом в мой сон нагло ворвалась белобрысая, голубоглазая девчонка.

Мотнув головой, решаю больше не ложиться. На часах половина шестого утра. Как раз можно немного поработать, пока прохладно, а днем упасть еще на несколько часов, чтобы к ночи быть в форме.

Оставив Сабину досыпать, ухожу в душ и долго стою под теплой водой, уперев ладони в старый кафель. Ссору с братом я так и не пережил, хотя очень старался. Мы говорили с Радомиром последний раз два года назад. Это была точка невозврата и надо бы уже отпустить ситуацию.

Не получается!

Мне разорвать отношения с отцом оказалось проще, чем потерять брата, который всегда, чтобы я не вытворял, был на моей стороне. Я ровнялся на него, я старался дотянуться до него. Я был его чертовым фанатом! Но все испортил… такое не прощают. Я бы на его месте не простил.

Теплая вода в титане заканчивается. Кожа покрывается мурашками от резкой смены температур. Растираю ее полотенцем, надеваю трико, шлепанцы и спускаюсь на первый этаж. На моем диване спит клубочек.

Девчонка подтянула колени к животу, подложила ладошки под щеку и тихо сопит, спрятавшись в собственных волосах.

– Здаров! – слишком громко приветствует Марик. Блондинка вздрагивает. – Ой… – друг снижает голос до шепота, с любопытством разглядывая ее. – Это что?

– Пойдем, покурим, – киваю ему на открытую дверь.

Цепляю с холодильника сигареты и жму руку загулявшему Марату.

– Так что это за домовенок? – смеется он, затягиваясь своими крепкими.

Усмехаюсь его ассоциации. Они у нас сходятся.

– В душе не ебу, веришь, нет? Нашел вчера за мусорными баками.

– Нашел? – ржет Марик. – Выбросил кто?

– Походу. Я не вдавался, мне похрен. Выспится, посажу в такси и отправлю подальше отсюда. Нечего ей здесь делать.

– Рад, что ты без меня не скучал. А я вчера был у Гурама. Они новый пластик завезли для японских спортов. Если быстро заберем, сделает нам скидку.

– Мы у него берем столько, что он и так должен нам скидку. Надо менять поставщика, Мар. Мне не нравится такая политика Гурама. Скоро на треке последняя гонка лета, он опять взвинтит ценник, и мы ни хрена не заработаем.

– Согласен. Ты поедешь?

– Ты же знаешь, я на спортах не гоняю. Только на своем. Сегодня поеду, кстати. Ты со мной?

– А то! Кто будет ставки на тебя собирать? Тот мот забрали, да? – Киваю. – Поможешь мне? Я затрахался там один ковыряться. Раму надо гнуть и движок полностью перебрать. Не нравится он мне.

– Не вопрос. Давай по кофе и до жары сделаем, что успеем.

Из моего гаража раздается шум. Мы как раз докурили, идем к воротам. Моя находка собрала волосы в небрежную косу и, стоя у раковины, тщательно трет корпус чайника. Пялимся с Мариком на это явление, как на нечто диковинное. Телки, которые сюда приезжают, обычно оставляют после себя еще больше бардака.

– Эй! – зову ее. Оглядывается. – Он не отмывается.

– А вот и неправда, – поднимает чайник выше, и я даже отсюда вижу, что он стал гораздо чище.

– Слушай, а одолжи мне ее, а? Мне тоже надо посуду перемыть. С позавчера стоит, – усмехается Марат, пялясь на худенькие ножки в огромных ботинках.

– Иди работай! – рявкаю на него.

– Ты же сказал, не хочешь с ней возиться. А я бы себе такого домовенка с удовольствием оставил, – подначивает друг. – Отмыть только надо.

– Мар! На хуй иди, сказал! Без тебя разберусь, что мне с ней делать!

Глава 3

Лекс

Марик сваливает к себе, а я наблюдаю, как она ставит чистый чайник на тумбочку и внимательно рассматривает фильтр для воды, видимо, пытаясь разобраться, как он работает.

Я все еще не понимаю, что с ней делать и вообще можно ли мне на нее смотреть.

– Сколько тебе лет? – прохожу в гараж и сажусь на диван. Марату придется пока поработать без меня.

– В мае исполнилось восемнадцать, – так и не разобравшись с фильтром, убирает его в сторону и разворачивается ко мне. – Из-под крана в чайник можно воды налить или она техническая?

– Налей. Там тоже стоят фильтры.

С одной стороны, я выдыхаю, что она хотя бы совершеннолетняя, с другой, меня снова давит ощущением дежавю. Моей бывшей невесте тоже едва исполнилось восемнадцать, когда нас познакомили. Это точно наказание. Мое голубоглазое, грязное, белобрысое наказание!

– Ты давно на улице? – постукивая пальцами по колену, незаметно ее рассматриваю. Помыть, переодеть, немного откормить и выйдет очень привлекательная девочка.

– С начала июня, – ее голос становится тише.

Я опять влезаю туда, где мне не рады. Домовенок закрывается и сосредоточенно отстирывает тряпку, которой я вытираю кухонные поверхности.

– Оставь, – говорю ей.

– Я сейчас сделаю тебе кофе. Я умею готовить вкусный. А потом уйду. Когда сюда забиралась, думала, здесь просто гаражи и можно немного пожить. Но и здесь мне нет места, – шмыгает носом. – Извини, что вторглась.

– Как ты сюда забралась? – мне правда интересно.

– По крышам. Если уйти на противоположную сторону от ворот, можно по старым кирпичам подняться на крышу соседнего гаража, перейти на твой и спуститься к бакам по пожарной лестнице.

– Стоп!

Выхожу на улицу, поднимаю голову вверх и охреневаю от расстояния между нашими с Мариком крышами. Даже я бы не рискнул перепрыгнуть, а она мелкая, легкая. Как не убилась?

– Чуть не упала, – пугает, подкравшись совсем неслышно.

– Ты ебанутая, – ставлю ей диагноз.

– Твоя девушка будет кофе? – неожиданно спрашивает это недоразумение, совершенно не обидевшись на откровенную грубость. Ну или очень хорошо это скрыла.

– У меня нет девушки, – отвечаю на автомате и, повернув голову, замечаю, что вниз спустилась Сабина, напялив мою футболку. – Не будет. Она уезжает.

– Лекс, а это кто? – ночная гостья с интересом рассматривает девчонку.

– Тебе какое дело? И кто тебе разрешал трогать мои вещи? Переодевайся. Я сейчас вызову тебе такси.

– Хам, – Сабина закатывает глаза, – но чертовски хорош в постели, – подмигивает домовенку и, виляя бедрами, возвращается на второй этаж. – Детка, ему только за секс можно простить все! – кричит она сверху, еще сильнее смущая мое наказание.

А наказание снова копошится на кухне. Делает мне кофе и два горячих бутерброда с помидорами, ветчиной и сыром. Ставит все это передо мной. Выворачивает карманы, достает все те же две смятые сотни и кладет их на тумбочку.

Шаркая своими дебильными ботинками, выходит из гаража.

Закрываю глаза.

«Пусть идет. Пусть она уходит, Лекс!» – уговариваю себя. Слышу голос Марика. Он ей что-то говорит, она тихо отвечает.

Не могу представить ее в ночлежке. Хоть стреляйся. Там бородатые, вонючие бомжи и… она. Не-е-е. Даже я на такое не способен.

– Эй! – выскакиваю на улицу.

Она уже у ворот. И когда успела? Оглядывается, делает из ладошки козырек, чтобы солнце не мешало на меня смотреть. Пока иду до нее, раздумываю. Отпустить? Нахер она мне? Будет вместо домашнего питомца. Я же мечтал с детства. Помню, вот так же подбирал на улице бездомных котят и щенят и домой таскал. Старший братишка все время ржал надо мной, но пытался уговорить родителей, чтобы мне разрешили зверушку. Не разрешили. Сейчас я сам себе хозяин. А она уж точно лучше кота или собаки. Хоть гадить по углам не будет и гулять не надо по расписанию.

– Ты можешь остаться, – подхожу ближе, и она опускает руку, – на моих условиях. Нарушаешь их и тут же сваливаешь.

– Я согласна, – кивает.

– Ты не дослушала. Вдруг мои условия тебе не понравятся? – становится смешно. – Может, я извращенец?

– Вряд ли мне здесь будет хуже, чем было последние несколько месяцев, – пожав плечами, засовывает пальцы в карманы шорт.

– Ты убираешься, стираешь, готовишь и так далее по списку простых женских обязанностей. Не мешаешься, не отсвечиваешь, не раздражаешь. В ответ получаешь место на моем диване, еду и… нормальную одежду.

– У нас все же будет свой домовенок? – рядом рисуется Марат.

Мы теперь вдвоем на нее смотрим, а она вдруг улыбается и согласно кивает. Похоже прозвище девчонке нравится.

– Супер. Тогда сейчас ты поднимаешься на второй этаж. Там есть душевая. На полке была пара полотенец. Гель для душа, шампунь можешь взять мой. Приведи себя в порядок и выброси это барахло. Выйдешь, в моей комнате на кровати найдешь чистые шмотки. Тебе я позже что-нибудь куплю.

– Спасибо. Ты так и не сказал, как тебя зовут, – напоминает она.

– Ты слышала мое имя. Лекс. Это Марат.

– А я…

– А ты домовенок.

– Кузя, – смеется Марик.

– Точно! – согласно киваю. – А я все башку ломал, как его звали. Пошли гнуть твою раму, – хлопаю друга по плечу. – А то мы в обед сдохнем с ней возиться.

Я отлично помню, как зовут нового обитателя наших гаражей. Олеся. Но называть ее по имени меня ломает. Это ж привязаться можно. Домовенок – длинно. Будет Кузей.

Мы с Мариком, голые по пояс и мокрые оба, все же закончили с рамой. Стоим у его гаража, обтекаем и курим. Пот капает с челки, щиплет глаза и стекает по спине прямо в трусы. Когда уже закончится это адское пекло?

Сейчас в душ и спать. После обеда надо еще поковырять движок, а потом у нас гонка. Бабки нужны позарез. У меня теперь, вон, двойные расходы нарисовались.

Кузя выходит из гаража в черных свободных шортах, оставшихся у меня от кого-то из бывших подруг. На тряпки хотел забрать, вот, пригодились. Моя футболка завязана на узел на талии. На ногах сланцы, найденные мной там же, где и шорты. Они ей немного не по размеру, но уж лучше, чем те ботинки. Светлые прядки влажных волос лежат на спине. Ей так больше идет, когда лицо открыто. Глаза кажутся больше, особенно на фоне заострившихся скул. Немножко нелепая, но забавная.

Машет нам рукой и старается на солнышке скорее просушить волосы. Марик вспоминает, что у него в морозилке уже несколько дней лежит мороженое. Отковыриваем его из груды льда. Одно он протягивает ей, второе мы делим с ним пополам.

Девчонка с детским наслаждением жмурится, облизывая ванильный шарик языком.

– Кузёнок, – снова коверкает Марик только что придуманное ей прозвище. Она ему улыбается и еще раз облизывает мороженое. – Не делай так при взрослых дяденьках. У них мысли, знаешь, какие пошлые сразу? У-у-у. Тебе лучше не знать.

Глава 4

Домовенок

У меня больше нет имени? Он упрямо не желает им меня называть. Пусть так, лишь бы не прогнал. Я согласна быть кем угодно: домовенком, Кузей, Марусей, Глашей. Только бы была крыша над головой и хоть какая-то еда.

Лучше жить здесь и убирать за ними, чем бродяжничать и просить копеечку на хлеб у прохожих. У меня ничего не осталось. Ни семьи, ни дома, ни документов. Только воспоминания и еще не зажившие в некоторых местах синяки от побоев вечно пьяного отчима. Когда в один миг прекратились и они, а через несколько дней я оказалась на улице в том, что успела на себя одеть среди ночи, мой мир окончательно рухнул. Я не понимала, куда идти, что делать и как жить дальше.

Паника, леденящий ужас… Соседи, пряча глаза, виновато крутили головами и отказывались помочь. Друзья? Оказывается, я давно их всех растеряла.

Помню, как меня захлестнуло отчаянием и, захлебываясь слезами, я пошла к реке. Зашла в нее уже по пояс, но маленькая рыбка, укусившая меня за ногу, привела в чувства, и я как ошпаренная выскочила на берег. Долго сушилась у костра, ревела до утра, а потом решила, что надо попробовать начать все с нуля. В городе наверняка найдется для меня работа.

Наивная… Девочку в огромных зимних мужских ботинках в июне и в растянутой футболке никто не хотел брать на попутку. Я шла пешком. Очень долго шла. Уходила в сторону от дороги, искала воду, собирала какие-то ягоды и снова возвращалась. На заправках меня пару раз угостили. Дали с собой еды и воды, но подвезти опять никто не взялся.

Только последние двадцать километров удалось проехать в пыльном грузовике. Но я и сама к тому времени выглядела как пыльный мешок.

Но и тут мне оказались не рады.

Город не захотел принять девочку-бомжа. Зато я научилась прятаться на крышах и в подвалах. Научилась просить у людей еду и превратилась вот в это. В зеркало на себя смотреть страшно. Лицо давно осунулось, одни глаза и скулы теперь. Ни груди, ни попы. Ребра, переходящие в тонкую талию. Блеклые светлые волосы и постоянные кошмары, с которыми я уже успела свыкнуться.