Предатель, не забирай сына!

Кто-то в это время подхватил мое кресло-каталку, не давая мне упасть, и привел его в вертикальное положение.

– Что здесь происходит? – услышала я жесткий и строгий голос своего мужа.

– Илья, – выдохнула я, поворачиваясь к нему и вцепляясь в ручки.

Он окинул меня быстрым взглядом, и вдруг в его янтарных глазах что-то всколыхнулось.

В его глазах я увидела то самое чувство, которое держало нас вместе. Любовь.

Вот только взгляд его довольно быстро снова стал холодным, а сам он отошел от меня на два шага, словно корил себя за слабость.

Лучше бы он меня ударил. Он так четко продемонстрировал отчуждение, что я вся покрылась коркой льда. Мой когда-то любящий муж походил на неживую статую без чувств.

– Наш сын ведь здесь, в боксе? – вытолкнула из себя слабо, с надеждой.

Ответом мне было молчание. Только в глазах зажегся огонек злобы, а губы мужа крепко сжались.

В этот момент вмешалась Кристина, жалобно постанывая, и протягивала руку, всем видом показывая, что ей плохо.

– Илья, помоги мне. Я не знаю, что нашло на твою жену. Я просто выразила ей соболезнования, что такое произошло с вашим сыном, а она как ненормальная меня во всем обвинила.

Ее жалобному голосу могла позавидовать любая оскароносная актриса.

– Но я же не виновата, Илюш. Помоги мне встать.

Голос у нее был излишне приторный, и я вся сжалась, когда мой муж, мой Илья, подошел к ней, взял на руки и посадил на скамью.

Вот как? Ее, значит, он может трогать, а меня нет? Я же для него словно прокаженная…

Мне бы двинуться с места, но я сидела как прибитая, а внутренности кто-то прокручивал через мясорубку. Смотрела на их сюсюканья, надеясь, что меня не вырвет собственным желудком.

– Илюш, я правда не хотела, чтобы она узнала всё это вот так. Что у нас сыночек здоровенький родился, а у нее, такое горе, больной. Но разве ж я не могу порадоваться нашему ребеночку и привести тебя к боксу посмотреть на него? Я его же только-только с кормления сама принесла сюда. Прости-прости, я такая чувствительная в последнее время. Прости, это моя вина, что Ульяна всё вот так узнала.

Она продолжала щебетать, а Илья стоял молча, глядя при этом на бокс справа от себя. Я повернула голову туда и стала больными глазами смотреть на младенцев, гадая, какой из них его и Кристины. С маниакальным любопытством хотела увидеть плод измены.

– Это правда? – сглотнув, всё же спросила. – Кристина родила от тебя ребенка этой ночью? Ты ведь единственный отец Титов на всю больницу?

Я нервно хохотнула, чувствуя, как сдавливает грудную клетку, и тяжело задышала от того, как резко на меня нахлынули эмоции. Катастрофически не хватало воздуха.

– Теперь ты знаешь, Ульяна. Я хотел сам тебе сказать, но теперь в этом нет нужды.

Его острый, словно бритва, взгляд полоснул меня, заставляя поежиться, и я вся сжалась, понимая, как сильно отрава Кристины пролезла ему в кровь.

Он признал свою измену. Признал ребенка. И вел себя так, будто всё это в порядке вещей. В порядке вещей раскатать меня танком прямо при ней.

– Больше нет нужды? – тихо пробормотала, повторяя за ним. – О чем ты, Илья?

– Теперь ты знаешь, что наши дети родились в один день, – с сарказмом усмехнулся он, словно эта правда доставляла ему садистское удовольствие.

– Зачем ты это постоянно повторяешь? Ты подозреваешь, что я тебе изменя…

Я не договорила, мой голос потонул в громком стоне Кристины.

– Что-то не так, – закричала она, хватаясь за живот. – Позови врача, дорогой, у меня тянет низ живота, между ног липко. Надеюсь, что ничего серьезного.

В этот момент Илья оглянулся по сторонам и, наконец, увидел за моей спиной медсестру, которая как раз подошла ко мне и схватилась за ручки коляски сзади.

– Вы не могли бы разойтись по палатам, роженицы? – упрекнула она нас, намекая на то, что мы устроили сцену прямо в коридоре. – В роддоме должна быть тишина. Вы мешаете другим мамочкам.

– Наш сын, Илья… Возьми его, позаботься о нем, если меня не спасут…

Медсестра куда-то убежала, а после вернулась со своей помощницей, которые помогли стонущей Кристине забраться на каталку.

Девушки занимались любовницей моего мужа, а сами бросали на него взгляды с упреком, одна из них жалостливо улыбнулась мне.

А я, не в силах больше выдержать этот ужас, покатилась в сторону реанимации.

Я сама. Я доберусь до своего сыночка сама.

Я должна увидеть своего малыша. Я не изменяла Илье.

Даже помыслить об этом не могла. Так что я не сомневалась, что там наш ребенок. Но с ним что-то не так. Сердце заболело, душа рвалась к маленькому комочку, который исторгло мое тело. Этот момент я не забуду никогда.

Боль опоясывала тело, я долго не могла родить, тужилась, врачи носились вокруг меня, что-то вкалывали. Просили правильно дышать.

Жалобный писк, как у котенка, оповестил о том, что наш с Ильей сын пришел в этот мир, и только тогда я отключилась.

А теперь все силы бросила на то, чтобы добраться до него.

Встала. Откуда-то взяла ресурс, чтобы подняться. Шатаясь, открыла двери реанимации.

Перед глазами простиралась палата с множеством приборов и датчиков.

И там я увидела своего малыша. Он лежал в инкубаторе, опутанный проводками. Голенький, крошечный, такой несчастный и одинокий.

Мой маленький мальчик, которому так нужна была мама.

Как оказалась возле инкубатора, сама не поняла. Только впилась глазами в синеватое тело, а потом глаза заволокло слезами.

Боже мой, что же с ним? Почему в лучшей больнице города никто из персонала не стоит со мной рядом и не рассказывает мне, что случилось с моим малышом?

А потом сзади раздались шаги.

Я обмерла. В стекле инкубатора увидела силуэт Ильи.

Зачем он пришел?

Глава 5

Но мне не нужен был предатель-муж, мне нужно было дотронуться до своего малыша, и я вцепилась в стекло, но руки лишь скользили по гладкой поверхности, и мне стало так плохо, что я застонала, как от боли. Скрючилась, гордо драло от рыданий, которые я сдерживала, из последних сил стоя на месте ровно и не падая.

Я не знала, можно ли открывать инкубатор, можно ли трогать малыша.

То, что я хотела, было сейчас недостижимо. Невозможно.

Я чуть не выла и не рвала на себе волосы от того, что творилось в моей жизни. Я ничего, ничего вообще не понимала. И никто не собирался мне ничего объяснять.

Я резко развернулась, впиваясь глазами в лицо мужа.

Его здесь быть не должно. А как же Кристина? Ее же отвезли проверить, не открылось ли кровотечение. Теперь он должен быть с ней, а не со мной и ребенком, от которого так легко отказался, заменив на другого. Здорового…

– Зачем ты пришел? – Я просто сипела, а не говорила, и сквозь жуткую обиду прорывалась злость. – Что же ты не стоишь возле своей дорогой Кристиночки? Иди к ней, узнай, что там у нее болит, она же тебя попросила о вашем ребенке побеспокоиться.

– Нам нужно поговорить, – сказал он отчетливо, выглядя не в пример спокойнее меня.

– О чем ты хочешь поговорить, Илья? – Мой голос набирал силу. – Не представляю, о чем мы можем разговаривать в этой ситуации. Хочешь со мной посоветоваться, как вам с любовницей назвать сына? Скажи, тебе хоть каплю стыдно за то, как ты со мной поступил?

– А тебе? – Он выплюнул эти слова, и я вся сжалась от ощутимой ненависти, которой он пылал. – Не тебе изображать жертву, Ульяна. Не тогда, когда за твоей спиной лежит нагулянный на стороне ребенок. Как ты всё это провернула? Делала вид, что беременна от меня, а сама путалась с любовником! А рожать хотела дома? Зачем? Чтобы ребенок умер и тебе не пришлось объясняться, почему он меньше заявленного тобой срока?

От страшных обвинений мне стало еще хуже, чем было, и я прислонилась спиной к инкубатору. Датчики и мониторы тихо-тихо гудели, порой раздавался слабый писк, и в этой тишине я четко услышала, как разбилось мое сердце.

Слова мужа с трудом доходили до меня. Как он может верить в то, что говорит? Ведь я даже в страшном сне не могла представить, что совершу нечто подобное.

Ничего из сказанного не могло ассоциироваться со мной.

– Этот ребенок наш, – вот и всё, что я сказала, и не потому, что хотела оправдаться, а потому, что это была единственная правда, за которую я могла уцепиться. – Я тебе не изменяла, в отличие от тебя, Илья.

Глаза мужа полыхнули сжигающим меня дотла огнем, и стало ясно, что та ниточка, за которую я цеплялась, безнадежно и окончательно оборвалась.

– Не изменяла, значит? – грозно и устрашающе, до пробирающего меня насквозь холода, процедил муж. – Почему же тогда тест ДНК говорит мне обратное?

– Ты сделал тест ДНК?

Да, спрашивать такое – глупость. Но я хотела понять причину. Почему он вдруг усомнился в отцовстве? Такие тесты не делают просто так, да еще и так быстро, когда ребенок не успел еще даже прожить один день.

Разве я давала хоть какой-то маломальский повод? Я же его любила на разрыв аорты! А сейчас… А сейчас поняла, что точно так же ненавижу!

Сам мне изменил! Сам нагулял ребенка на стороне! И в этом не видит ничего криминального! Вместо этого обвиняет меня и прижимает к стенке для расстрела.

– Потому что, дорогая моя жена, твоя измена очевидна. Думала, я не найду телефон?

– Какой еще телефон? – растерялась я.

– Не изображай из себя дурочку! – рыкнул он и двинулся ко мне. Красивые черты лица исказились от гнева.

Мне стало страшно, и я даже пошевелиться не могла, когда он жестко схватил меня за предплечья и приподнял на цыпочки, чтобы быть нос к носу.

– Я нашел тайный телефон, по которому ты переписывалась с любовником. Всё стало очевидно. Чего тебе не хватало, Уль? Чего ты искала на стороне? Зачем меня водила за нос? За дурака считала? Думала, не узнаю?

– Отпусти! – зашипела я и забилась в его руках, перебирая ногами. – Не трогай! Не смей ко мне прикасаться!

– А что? – Илья склонил голову и окинул меня уничтожающим взглядом. – Хочешь, чтобы он тебя трогал? Ты поэтому меня к себе не подпускала? Предпочитала его принимать в постели? Что, он тебя лучше удовлетворял?!

Он затряс меня как безвольную куклу. Грубо. Жестко. Его когда-то нежные руки теперь причиняли боль, а не дарили ласку и любовь. И меня накрывали шквалом черные волны его удушающей, ослепительной, такой ощутимой ревности.

Непонятной! Ведь это он изменил мне!

Он спутался со своей бывшей и сделал ей ребенка!

Так какого черта обвиняет в измене меня?!

Он для меня был первым и единственным! Я даже ни на кого никогда и не смотрела. Кроме Титова, никто для меня не существовал.

А он! Мерзкий предатель!

– А ты поэтому переспал с Кристиной? Оправдал это моей мнимой изменой?

Боже, что с моим голосом? Тихий, надломленный, сиплый. Карканье какое-то.

А Илья вдруг растянул губы в страшной улыбке и рассмеялся. Раньше я никогда не слышала у него такого смеха. Он просто сейчас издевался надо мной. Внутри всё скукожилось от жуткого оскала мужа.

– Мнимой! – цокнул он языком. – Смотришь мне в глаза и врешь. Лживая дрянь.

Его жесткий голос причинял так много боли, что, казалось, она меня утопит.

– Я не изменяла тебе, – выговорила по слогам, – никогда и ни с кем. Ты что-то напутал. Это неправда. Ребенок наш! С тестом что-то не так. Не было никакой измены. И я не понимаю, о каком телефоне ты говоришь.

Он слушал, внимательно смотрел на мои губы и слушал, и мне казалось, что я смогла что-то до него донести. Ведь я говорила истинную правду, а другой не было.

Но Илья лишь разжал руки и отпустил меня, отступил на шаг.

Глаза стали черными воронками, они распространяли только холод и презрение.

Направленные на меня. В груди у меня заболело, а он безжалостно продолжал:

– Я думал, ты признаешься, а ты оказалась еще хуже, чем я думал. Выходит, я совсем тебя не знал. Ты фальшивая насквозь. Денег хотела? Красивой жизни? И даже готова была любовь изображать? Что ж, ты это получишь. И даже не придется больше играть роль любящей жены. Сказка, а не жизнь, правда?

– О чем ты говоришь, Илья?

– О том, дорогая жена, что мне невыгодно сейчас разводиться. Может, ты и хотела сбежать с любовником и облапошить всю мою семью, украв деньги, но ничего у тебя не вышло. Всё остается как есть. Ты продолжишь жить у меня в доме. Развода не жди. Как и хорошего отношения. Ты всё уничтожила.

Глава 6

Я ничего не отвечала и просто мотала головой из стороны в сторону.

Не мне. Мой муж говорит это всё не мне. Не может мой любимый Илья говорить такие мерзости мне. Он что-то не так понял, ошибся. Или меня оклеветали.

Да. Это какое-то недоразумение. Меня оболгали. Придумали что-то нехорошее про меня и внушили Илье.

Так и есть. Это всё неправда, ошибка, ужасное недоразумение.

Я же не такая. Я даже врать не умею. Меня так воспитали, в нашей семье никто никогда друг друга не обманывал. Ведь шила в мешке не утаишь, правда всегда выйдет наружу и всё испортит. Всё станет еще хуже.

Но рта я не раскрыла. Сжала губы и молчала, глядя на того незнакомца, в которого превратился мой муж. Пусть меня оболгали свекровь и Кристина. А я уверена, что действовали они сообща. Пусть…

Но Илья…

Он же даже не дал мне шанса оправдаться, он и слушать не захотел.

Поверил всему самому худшему и тест сделал без согласования со мной. Исподтишка. Чувство гадливости затопило меня целиком.

Я внутренне застонала. А ведь всё это уже неважно, ведь самое главное то, что муж мне изменил. Выбрал себе новую жену. Вернее, он снова вступил в прежние отношения. Видимо, она во всем лучше меня, и ребенок у нее здоровый.

Затошнило. Желчь подобралась близко к горлу. Я отвернулась, рискуя испортить его дорогой костюм, и стала смотреть на своего малыша.

Мой сыночек, мы с тобой папе не нужны. Он и от тебя отказался, и меня растоптал. А я буду с тобой, какой бы тебе ни поставили диагноз.

Я теперь буду жить ради тебя, мы справимся с бедой вместе и всё преодолеем.

– Ульяна!

На требовательный голос мужа я не обернулась. Не хочу его видеть. Слова ему больше не скажу. Хватит. Пусть идет к своей Кристине!

В эту минуту моя душа превратилась в камень.

К счастью, наше уединение нарушили. Долгожданный врач пришел в реанимацию и возмутился, что сюда вошли без спроса.

– Выйдите, – настоятельно сказал Илье высокий молодой мужчина в очках с прозрачной оправой, почти незаметных, и с аккуратной бородой, – здесь могут находиться только роженицы и персонал. А вы даже не в стерильном, в уличной одежде.

Я наблюдала за разговором отстраненно, но, едва Илья после недолгой перепалки вышел за дверь, повернулась к врачу. Прежде я его не видела. Да я вообще толком никого не рассматривала. Не успела прийти в себя после родов, как начался настоящий кошмар, но теперь сосредоточилась, наконец, на ребенке.

– Скажите, что с моим малышом?

– Не переживайте, мамочка. Он просто недоношенный. С ребенком всё в порядке.

– Но почему он в инкубаторе? – всё еще не верила я и допытывалась. – Вы уверены, что он просто недоношенный? Такой маленький. А ведь срок у меня был тридцать семь недель.

– Вы что-то путаете, – нахмурился доктор, проверяя показатели ребенка, – этому новорожденному не более тридцати пяти недель. У него маленький вес, но ничего страшного. И не таких выхаживали, а у вас еще более-менее стандартный случай. Мы просто перестраховываемся. Инкубатор поддерживает оптимальную температуру и влажность. А вам себя беречь надо. Вы зачем по коридорам гуляете в одной ночнушке? Халат у вас есть? Кто вас сюда привел?

– Медсестра, – машинально ответила я и тут же подумала, что девушку могут наказать, – но это я ее упросила. Очень хотела увидеть ребенка.

– Вот увидели. Убедились, что с ним всё в порядке?

Он внимательно посмотрел на меня, а я растерялась от обилия вопросов, рождавшихся в голове. Не могла их не задать.

– А как он будет есть? Ему не холодно? Нельзя надеть что-то потеплее?

Вид ребенка в одном памперсе действовал на меня удручающе. Мне так хотелось взять его на руки, прижать к себе, согреть и дать почувствовать родное тепло.

– Так, мамочка, давайте вы успокоитесь и пойдете в палату, – вздохнул врач, но не устало или нервно, а с пониманием человека, который не раз сталкивался с подобными случаями. – А лучше я довезу вас. Ждите тут. Сейчас схожу за креслом-каталкой.

Дверь реанимации снова распахнулась, доктор отправился за средством передвижения для меня, а я снова замерла возле инкубатора, рассматривая личико сына, его ручки и ножки. Пыталась найти черты, похожие на черты мужа. Может быть, если Илья увидит, что ребенок похож на него, одумается?

Дура, какая я наивная дура. Цепляюсь за пустые, глупые надежды.

Илья от нас отказался. Но зачем он заставляет меня жить с ним?

Зачем это нужно? Я не буду с ним жить. Мама и папа должны мне помочь. Да, денег у нашей семьи немного. Но мы что-то придумаем. Я у Ильи не возьму ни копейки. Не надо мне ничего ни от него, ни от их семейки. Пусть подавятся!

Пока ехала в кресле-каталке, всё думала, и что-то меня беспокоило.

– Скажите, – обратилась к врачу, когда он довез меня до моей двухместной палаты и помог перебраться на постель, – а что нужно, чтобы сделать тест ДНК? Разве не нужно согласие второго супруга?

– Тест ДНК делается любым из родителей, а что? – удивленно воззрился на меня бородатый доктор.

И правда, вопрос от роженицы в первый день после родов мог показаться странным. От смущения я вся покрылась красными пятнами. Кажется, врач не был посвящен в перипетии нашей сложной ситуации. Возможно, это медсестрам и санитаркам любопытно до жути, кто с кем кому изменил и от кого родил, а главный врач отделения занимается исключительно вопросами здоровья своих пациентов.

– Ничего, извините за беспокойство. Когда я снова смогу пойти в реанимацию и кого мне спрашивать об этом?

– Мамочка, вы только что там были, ничего за пять минут с вашим малышом не случится. Отдыхайте, вы же только после родов. Самочувствие матери – залог здоровья ребенка.

Мне хотелось расспросить еще о многом, но врач уже покинул палату. И она погрузилась в жуткую, вязкую, какую-то звенящую пустоту, в которой мне больше ничего не оставалось, как размышлять о том, что произошло.

Думала я до того усиленно, что заработала страшную мигрень, которая свалила меня, как выстрел в упор, и я провалилась в тяжелый сон.

А вырвало меня из него резко. Рядом раздавался жалобный детский плач, словно малыша не покормила мама.

Около моей кровати стояла Кристина. А на руках ее лежал сверток. Ее сын. И моего мужа.

– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!

Глава 7

– Проснулась? Сладко спишь, гадина? Из-за тебя у меня молоко пропало. Так что будешь кормить нашего с Ильей сына!

Что? Сперва мне показалось, что я ослышалась. Или это жуткий сон.

Наглость, с которой это заявляла мне Кристина, выбила у меня почву из-под ног. Я открыла рот, чтобы высказать всё, что я о ней думаю, но лишь засипела, чувствуя, как отчаянно мне не хватает воздуха.

Часто задышала, отчего грудь заходила ходуном, и я вся налилась кровью, до того сильно горело мое лицо.

– Ты… – выдохнула, пытаясь приподняться.

Лежать, когда Кристина стоит надо мной гордая, с выпрямленной спиной, было физически дискомфортно.

– Чего ты мямлишь? Вставай давай, сейчас я медсестру позову, она возьмет…

Она вдруг замолчала и посмотрела на ребенка, которого неловко держала на вытянутых руках.

– В общем, будет держать младенца, пока ты его кормишь. Последит за тобой. Еще не хватало, чтобы ты из мести что-то сделала с ним.

Я проглотила вязкую слюну, ощущая, как во рту снова скапливается горечь. Кристина стояла передо мной и смотрела на меня с таким видом, словно я по меньшей мере ее служанка.

– Убирайся из моей палаты! Немедленно! Пока я не вызвала охрану! – захрипела я, трясясь от негодования. Села, опираясь на слабые руки.

– Что это пропищало? Неужто голосок у нашей клушки прорезался?

Ее насмешливый, полный издевки голос взвинтил мою злость до максимума.

– От крысы слышу! – процедила я сквозь зубы, не веря, что эти слова летят из моего рта.

– Смотрите-ка, как она заговорила, – цокнула Кристина языком и покачала головой, как в индийских сериалах, – у самой-то рыльце в пушку, а она всё никак не уймется. Да, малыш?

Ее сюсюканье с ребенком было напускным. Она как-то так кривила лицо, что даже младенец заплакал, разразившись громким рыданием. Кристина отшатнулась и вдруг чуть было не уронила его.

Эти секунды, когда она пыталась его удержать, превратились для меня в бесконечные минуты, я оцепенела и даже не могла сдвинуться с места, чтобы не дать этой криворукой уронить ребенка. В животе всё ухнуло, прилипая к позвоночнику, как это бывает, когда спускаешься резко вниз на американских горках.

– Фух, – выдохнула Кристина, не уронив и не покалечив малыша.

Я вся задрожала, и мне так сильно хотелось разреветься, ударить ее, словно она чуть было не угробила моего ребенка. Пусть я и злилась на нее, и ненавидела, но зла малышу не желала. Наоборот, в эту секунду я возненавидела эту грубую женщину еще сильнее. Меньше всего она напоминала любящую мать.

– Вот смотри, теперь он плачет из-за тебя, – фыркнула она, даже не испытывая раскаяния, что из-за нее чуть было не произошла трагедия.

Напротив, она посмотрела на меня с таким презрением, словно это я во всем виновата. А я силилась перебороть в себе желание унять плач малыша, который странно отзывался во мне.

Сердце мое ныло, а грудь набухла, и я знала, что так должно быть, ведь в ней сначала появляется молозиво, а потом и молоко.

К родам я готовилась основательно, читала много статей и всё переживала, что не смогу справиться с кормлением, что малыш не будет брать грудь.

А вон оно как вышло…

Моего сладкого мальчика будут кормить через зонд, а мое молоко хочет забрать любовница мужа для того, чтобы прокормить их с моим мужем сына. Как ее извращенный мозг додумался до такого издевательства? Мало ей того, что отняла моего мужа, настроила его против меня, так еще и унизить хочет.

– Ай-яй-яй, злая тетя тебя кормить не хочет. А мы возьмем и нашему папочке пожалуемся, да? У-тю-тю.

После того, что я видела, ее нежности звучали наигранно, и мне было этого не понять. Как можно так небрежно и наплевательски относиться к своему ребенку, которого ты носила под сердцем девять месяцев, а затем рожала несколько часов?!

Мое сердце сжалось в тисках ребер, и я снова чуть не заплакала, вспоминая своего собственного малыша, который не то что не познал еще материнского молока, но и ее объятий.

Лежал весь худой, слабый, в памперсе, под датчиками. А что, если его памперс полный и медсестры вовремя его не поменяют? А что, если не покормят его, ведь сам он не умеет? А что, если что-то пойдет не так и он не сможет дышать, а рядом не будет никого, кто позовет на помощь?

Все эти мысли атаковали мое сознание разом, и я засуетилась, снова вставая с постели.

Вот только выйти из палаты, чтобы проверить ребенка, я не успела.

В этот момент вошла главная медсестра. Дородная блондинка лет сорока, с короткими волосами под каре. Кристина меж тем вышла в коридор, покачивая на руках заходившегося ором, всего уже красного ребенка.

– Титова? – прищурилась женщина. – Собирайте вещи, мы вас в другую палату переселяем.

– Что? Как это? Но разве моя не оплачена?

Я растерялась, чувствуя себя и без того неважно, а тут такие перемены. Непредвиденные и неприятные. Да еще и крик малыша не давал мне сосредоточиться на разговоре. Меня тянуло взять его на руки и попробовать успокоить, как бы странно это ни звучало. Грудь налилась, переполненная молоком, но я стиснула зубы, не собираясь идти на поводу у капризов Кристины.

– У вас оплачена двухместная палата на сутки, я проверила по документам, – помахала листком перед моим лицом. – Сутки кончились. Мы вас оставили тут, так как было свободно, вошли в ваше положение, но к нам Полякову везут, сами понимаете.

Ничего я не понимала. Медсестра восторженно пропела, будто испытывала перед этой Поляковой пиетет.

– Жена депутата, разве вы не в курсе? – пояснила она, видя мое недоумение.

Но я лишь бездумно кивнула, не вникая в ее слова. И всё никак не могла сообразить. Неужели Илья даже денег на меня пожалел, не мог оплатить одноместную палату, чтобы ко мне никого не подселяли? Уверял же, что всё оплачено.

– А к кому меня переселяют?

– К Михайловской. Роженица из пятой палаты, – кивнула себе за спину. – Скажу тебе по доброте душевной, девчонка – стерва, так что ты это, характер там прояви, а то придется на цыпочках перед ней прыгать.