Пепел

– Пусть только сунется ко мне! Клянусь, я зарежу его! – прошипела Ната.

– Ты и так отцу руку порезала! – возмутилась женщина. И тут я поняла, что это – мама девчонки.

– Пусть спасибо скажет, что я промазала.

– Дрянь, – отмахнулась дама, а затем развернулась и пошла обратно в подъезд.

– Ненавижу отца, – произнесла Наташа. – Но ничего! Я красивая, скоро найду себе крутого парня и брошу этот свинарник.

– Я тоже… – честно призналась, хотя я мечтала не о парне, а лишь о том, чтобы убежать из дома.

– Тогда будем знакомы! Я – Ната, а ты?

И мы подружились вопреки всем законам. Мы были совершенно разными, хоть и одного возраста, но обе страдали от родителей, от которых не могли нигде спрятаться. Я узнала, что татуировки покрывали шрамы на теле Наташи, а она узнала, откуда у меня синяки, и почему я ходила в таких странных нарядах.

Я убеждала ее читать книги и предлагала в будущем вместе поступить в университет. Мне казалось, что из нас вышли бы отличные соседки. Но Ната не планировала учиться, она мечтала о парне: крутом, богатом и сильном, чтобы он поставил на место ее отца-тирана.

– Знаешь, ты должна сходить на свидание! – заявила Краснова однажды в конце восьмого класса. Мы учились в разных школах, но Ната ненавидела почти всех, кроме мальчишек, которые приносили ей вкусности и разные подарки.

– Я? На меня ни один парень не смотрит, ты о чем? – засмеялась я. Мы шли по бульвару. Моя длинная бирюзовая юбка почти волочилась по асфальту, а широкая белая рубашка не позволяла разглядеть даже намека на фигуру; а вот Наташа была в короткой, под самые ягодицы, джинсовой юбке, которая открывала ее худые длинные ногии обтягивающей кофточке малинового цвета. Она одевалась довольно броско, и всегда привлекала к себе внимание.

– У нас с тобой почти один размер. Я дам свое платье и сделаю мейк, как тебе идея? Или ты до конца дней собралась сидеть в клетке со своим чокнутым папаней?

– Я просто хочу… – я резко остановилась, не договорив. Подул легкий ветерок, на вдоль аллеи на деревьях зашелестела листва, шум с проезжей части стих, будто кто-то сверху заглушил громкость.

– Ты чего? – спросила Ната, щелкнув перед моими глазами пальцами.

– Витя… – прошептала я, устремив взгляд вдаль. Там, через дорогу, он стоял рядом с какой-то девчонкой. Они целовались. Его руки касались ее талии, скользили вниз, по пояснице к бедрам. Так нежно и интимно…

– Я чего-то не знаю? Кто этот мальчик? Хорошенький, – усмехнулась Ната, а мне и сказать нечего было. Из глаз покатились слезы. А чего я, собственно, ожидала? Что он будет хранить верность? Да и кому? Серой и мрачной Рите, которой даже дворник не подумает сделать комплимент.

Я закрыла рот ладонью, отводя взгляд. В голове вспыхнули воспоминания из прошлого, из нашего детства. Почему они не пропадают? Почему чувства такие живучие?..

– Ритусь, ты чего? Эй, – Наташа закинула руку мне на плечо и притянула к себе, крепко обнимая. – Ну, хочешь, мы этого парня сделаем твоим? Хочешь? Ты только скажи! Я научу тебя, и он…

– Пойдем домой, Нат? – всхлипнув, сказала я.

– Но ты мне все расскажешь!

– Пойдем, не хочу, чтобы он видел… не хочу его видеть.

* * *

Наташе я все-таки рассказала всю свою грустную историю. Она сразу загорелась идеей восстановить наше общение с Витей, даже навела о нем справки. Оказывается, теперь он был богатым наследником: носил дорогие часы, одевался в хорошую одежду, делал фотки на крутой телефон. Шестаков стал капитаном баскетбольной команды, выезжал на соревнования, ему пророчили светлое будущее в профессиональном спорте.

И да, у него была девушка – Алена Смирнова. Невысокая, яркая, улыбчивая, с копной пшеничных волос, идеальной фигурой и миловидным личиком. Соцсети пестрили их совместными фотографиями, да и статус «встречаемся» вполне однозначно говорил, что надежды у меня нет.

– Швабра! – заключила Ната. – Богатая и пустая швабра. Он с ней переспит и забудет ее.

– Чего? – не поняла я, завистливо разглядывая фотографии. Столько лет сдерживалась, не искала вестей о Вите, жила воспоминаниями, которые грели душу и сердце. А теперь увидела, и словно кипятком обожгло не зажившую рану.

– Ты гораздо красивее, Риточка! Надо просто стянуть с тебя этот дурацкой мешок!

– Я всегда думала, что друзья нужны для того, чтобы говорить правду.

– Ничего себе, – засмеялась неожиданно Ната. – Ты стала дерзить, мне это нравится!

– Кажется, ты заражаешь меня своей стервозностью. Отодвинься, я еще хочу спастись.

– Ладно, – махнула рукой Наташа. – Но мы еще вернемся к этому разговору! Если есть хоть один шанс поймать золотую черепаху, надо его использовать!

– Рыбку, – поправила я. – У Пушкина была рыбка, а не черепаха.

– Да какая, к черту, разница? – вспыхнула Краснова. – Хоть золотое авокадо. Главное, – чтобы парень твоей мечты любил и хотел тебя, а не какую-то пустую фифу.

Я засмеялась. Не стала возражать, да и идею с захватом парня мечты все же пришлось отложить. Попросту на это не было ни сил, ни времени. Мама неожиданно забеременела. Вот уж чего-чего, а пополнения в семье я не ожидала никак. Не с нашим бюджетом, да и не с папиными методами воспитания.

Что будет ждать маленького ребенка в этом месте? Хорошо ли будет ему…

Наверное, надо было рассказать матери про отца. Но я не смогла. Когда я увидела их вместе, – как они улыбались друг другу, с какой радостью папа трогал живот мамы, – приняла решение – молчать. Как тут скажешь, что твой муж – тиран, постоянно бьющий собственную дочь?

Беременность, правда, протекала не очень хорошо. Маме пришлось уйти в декрет преждевременно, а отцу – наоборот, перестать просиживать штаны на диване. Он устроился охранником в какую-то крупную фирму в дорогом элитном офисе и, наконец-то перестал сидеть дома, хотя я не была уверена, надолго ли его хватит на этой работе. Синяки перестали появляться у меня на теле, и в какой-то момент я даже забыла те уроки силы и жестокость, сверкавшую в глазах отца.

Думала, праздник пришел и на мою улицу. Однако когда мать положили на сохранение, отел снова стал прежним. Кто-то на работе испортил ему настроение, суп, который он сам же и забыл поставить в холодильник, прокис, носки порвались; ну, и под руку подвернулась я. Опять был ремень, снова крики и извинения. После пришлось покупать обезболивающие таблетки и два дня сидеть дома, натираясь мазями, потому что, откровенно говоря, чувствовала я себя ужасно.

Наташа позвонила мне, и, пока папа поехал забирать маму из больницы, заглянула в гости. Она опешила, увидев отметины на моем теле.

– Дьявол! – крикнула она, сжав кулаки. – Зарезать его мало! Как же бесят эти мужики! Уроды! – подруга то и дело сыпала ругательствами, а я думала только о том, чтобы мама ничего не заметила Ей нельзя было волноваться. Пусть бы никогда не узнала, каким жестоким бывает ее муж.

– Однажды мир рухнет, – сказала я, вспоминая слова Вити.

Каждый раз, когда отец бил меня, я думала о нем: о его теплой улыбке и нежном голосе, о глупых шутках и глазах, в которых словно плескался целый океан. Только мысли о Вите помогали не сломиться, продолжать верить в лучшее, в то, что дождь не будет вечным.

Летом мама родила мальчика. Его назвали Матвей. Матюша. Самое безобидное и невинное существо на всем свете. А через неделю мы узнали, что у Моти слабое сердце. Скорее всего, через год ему придется делать операцию, на которую у нас не было денег, и которые вряд ли могли появиться в ближайшем будущем. Оставалось надеяться только на квоту, и мы молились, чтобы случилось чудо. Хотя я помнила – верить в чудеса чревато разочарованием и болью. Надежда может ранить больнее, чем ее отсутствие.

Следом явилась и другая проблема – школа, в которой я училась, не прошла какую-то аттестацию по безопасности, так как была слишком старой. С ее стен и потолка, порой, валилась штукатурка, а из окон сквозило несмотря на все старания учителей утеплить сгнившие деревянные рамы. В итоге ее закрыли на неопределенный срок, а учеников распределили по районным школам – пристроили, куда смогли.

Я думала, меня переведут к Нате, которая не особо мечтала сдавать экзамены и поступать в универ, ведь у подруги попросту не было на это времени. У нее на уме были лишь парни, одни парни и еще раз парни. Однако случилось иначе, и я не знаю, можно ли назвать это везением. Мне выделили место выделили в элитном лицее. По закону подлости, в том самом, в котором учился Шестаков. И не просто в одном здании – меня определили в его выпускной класс. Сказать, что я была поражена таким поворотом судьбы – значит не сказать ничего.

Глава 8 – Рита

– Да ладно? – засмеялась Наташа, провожая меня до автобусной остановки. Первое сентября – самый ужасный и душный день осени. Я еще и очки надела: с недавних пор зрение совсем упало.

– Молчи, просто молчи!

– Рит, давай переоденем тебя. Ну колхоз, ей-богу, – Краснова закинула руку мне на плечо, пробежавшись взглядом по моей белой рубашке, которая была мне велика на два размера, застегнутой под самое горло, и черной юбке широкого покроя, длиной до щиколотки.

– Зато синяков не видно.

– Твой шизанутый папаня опять махал кулаками?

– Последние два месяца он почти не замечал свою дочурку, но позавчера узнал, в какую школу меня перевели, и разошелся. Мамы с Мотей, как назло, дома не было. В общем… – я вздрогнула, вспомнив удар ремнем по спине. Даже летом я не ходила в открытых вещах. Отец поднимал руку не часто, но если уж выходил из себя, то меры не знал.

– Ужасно, – фыркнула Ната. – Мой тоже вчера напился в стельку. Но я ему пригрозила.

– Ты умеешь. Мне бы твой характер, – вздохнула я, с завистью взглянув на подругу. У нее был боевой нрав, и с отцом она часто говорила на равных. Могла и ножом махнуть, и стул в него бросить, и даже ударить бутылкой, если она попадется под руку. Ната, может, и ушла бы из дома, но ждала окончания школы, чтобы ей уже не создавали проблем учителя и органы опеки. У нее и план был: устроиться в зоомагазин и снять комнату в общежитии рядом с озером. Я часто завидовала ее бесстрашию перед будущим.

– Слушай, если кто-то обидит тебя в этой элитной школе, ты не молчи! Врежь им или посылай на три веселых буквы. Я знаю, моя девочка, ты не способна на ругательства, но сильна духом. И если ты не дашь сдачи, я дам за тебя. Ты же знаешь, я чокнутая! – Краснова засмеялась, и я вместе с ней. Она была моей единственной поддержкой, но почему-то не могла заменить Витю.

Я продолжала вспоминать его, и порой только воспоминания не давали моему миру рухнуть окончательно.

– Лучше бы ты книги так читала, как рвешься в бой.

– Зануда, – фыркнула Наташа и убрала руку с моего плеча. Мы попрощались, обменявшись любезными фразочками, и я запрыгнула в старенький автобус. Пока ехала, думала о папиных угрозах. Если он хочет перевести меня в другую школу, я не стану возражать. Если хочет драться с Витей – пусть попробует. Уж теперь-то переживать незачем: мы больше не дети, да и Шестаков вполне мог постоять за себя. Он был теперь выше моего отца, шире в плечах и, скорее всего, сильней.

У ворот школы я остановилась и нерешительно вздохнула. Сжала лямки старенького рюкзака, поправила круглые очки на переносице и откинула косу на спину. Мимо меня прошли несколько девчонок – с ярким макияжем, в коротких юбках и модных блузках. Я опустила голову, оглядев свой наряд. Собственно, мне плевать, в какой одежде ходить. Может, так оно и лучше. Может, Шестаков меня вообще не узнает. Ведь прошло уже восемь лет, а мы ни разу не пересекались. Ну, вернее, я его видела, но он-то меня не замечал.

«Ладно. Что будет, то и будет», – подумала я и уже собиралась войти во двор, как меня обогнала шумная компания парней, но вдруг они затихли, остановились в перед воротами и повернулись в сторону дороги. Я тоже остановилась и перевела взгляд на подъехавшую большую черную машину. Ее дверь тихо открылась, и из нее появилась сначала одна худенькая ножка в черной лодочке, а затем другая.

«Это же она!», – поняла вдруг я.

Точно! С ней целовался Витя тогда, два года назад. Алена – кажется, так звали девушку. Ее пшеничные волосы развевались на ветру, а кожаный сарафанчик, едва скрывающий бедра, подчеркивал идеальную фигурку. Алена походила на куклу Барби, созданную для обложек глянцевых журналов или подиума.

Парни тут же расступились, словно были ее личной охраной. Один так поторопился отойти, что наступил мне на ногу, а потом оглянулся, окинул взглядом, полным презрения, и не посчитал нужным даже извиниться. Собственно, я ничего другого и не ожидала. У некоторых мозги, видимо, расположены между ног. Впрочем, если они там где и должны быть, то начинают плавиться при виде красивых девушек.

– Привет, Ален.

– Привет, Аленка!

– Смирнова!

К нам подбежали еще несколько девочек, но они уже казались совершенно обычными на фоне этой принцессы. Расцеловались в щечку, обменялись улыбками, и кто-то опять, не заметив меня, наступил мне на ногу. Кошмар! Моя нога невидимая что ли?..

– Как дела, как Шест?

– Все супер! Мы с Витечкой снова вместе! – залилась соловьем Алена. А я, слыша это, стиснула зубы. Витечка. Шест. Вместе. Ирония судьбы, не иначе. Что я здесь делаю? Мало мне физических страданий, так теперь еще и душевные прибавятся?

Слушать это было невыносимо, и я заторопилась пройти мимо ребят, в спешке случайно задев плечом Смирнову. Она показательно пискнула, окинув меня недобрым взглядом.

– Извини, – сказала я тихо и пошла скорее внутрь. Надо было еще найти свой кабинет, классного руководителя и как-то пережить классный час.

Школа оказалась не просто большой, а по-настоящему огромной! Здание буквой «П» в три этажа, где в каждом крыле учились дети разного возраста. Выпускникам отдали весь третий этаж правого крыла, а первоклашки бегали на первом, в центре. Я прошла мимо столовой, откуда доносился запах свежей выпечки и кофе, затем остановилась у дверей с табличкой «бассейн», хотела заглянуть, но не решилась.

Учительская была на втором этаже, а директор сидел на третьем. Мне пришлось потратить почти пятнадцать минут, чтобы разобраться, в каком классе я проведу целый учебный год, ощущая на себе косые взгляды одноклассников, которым мой внешний вид явно пришелся не по вкусу.

Хорошо еще, что классный руководитель, Наталья Егоровна, проявила деликатность и не стала разглядывать мою одежду.

– Простите, где мне можно сесть? – спросила я, оглядывая светлый просторный класс и парты, которые до сих пор пустовали.

– Давай вот тут, за первую парту, я все равно планировала менять рассадку, – сказала она.

– Хорошо, спасибо, – я улыбнулась, подошла к столу и, долго не думая, выбрала место рядом с окном. Решила, что если мой сосед захочет сидеть там, мы просто поменяемся. Но пока все равно никого не было. Вытащила из рюкзака тетрадку с ручкой и стала ждать, когда начнется классный час. Смотрела, как кабинет медленно заполнялся людьми, поглядывала на дверь в тревожном ожидании появления Вити. Вот уже почти все места были заняты, дверь закрылась, и Наталья Егоровна уселась за свой стол, перебирая бумажки, а Шестакова все не было. Я уже решила, что он в другом классе или вообще узнал обо мне и перевелся. Хотя, пожалуй, это было бы глупо.

– Ребята, давайте потише, – очень любезно обратилась к классу Наталья Егоровна. Однако они, – кажется, переполненные эмоциями, – никак не могли перестать разговаривать.

– У нас, вообще-то, пополнение в классе, – напомнила о моем присутствии Наталья Егоровна. И мне сразу захотелось засунуть голову в песок: никогда не любила быть в центре внимания.

Но вдруг входная дверь открылась, и в кабинет с шумом вошел сначала один парень, почти под два метра ростом, а за ним следом – Шестаков. В тот момент, когда Витя улыбнулся, обводя взглядом одноклассников, сердце в моей груди подпрыгнуло, и я почувствовала, как загораются мои щеки. Мне хотелось рассмотреть каждый сантиметр лица мальчишки, который был влюблен в меня в детстве, и которого любила по сей день я. Однако я отчего-то смутилась, коснулась рукой шеи и отвернулась к окну в надежде остаться незамеченной.

– Добрый день, господин, Шестаков, – произнесла Наталья Егоровна. – Салют не подготовили, так что придется сразу включаться в уроки. Раевский, тебя это тоже касается.

– Тут все вокруг говорят, что вы на областные поедете в этом году? – раздался из-за моей спины незнакомый голос.

– Да, детка! – радостно крикнул Витя. Я краем глаза посмотрела в сторону Шестакова, который, словно яркая звезда, освещал серый кабинет. – Мы поедем на областные. Кто самый крутой? «Вороны». Кто всех порвет? «Вороны»!

Я тихо усмехнулась, вспоминая, что Витя всегда был заводилой. И сейчас он зажигал каждого в классе, ребята не сводили с него взглядов. Он был полная противоположность меня: угрюмой, мрачной и невидимой.

– Успокойтесь! Шестаков, Раевский! Сколько можно! Быстро по местам.

– Слушаемся и повинуемся! – воскликнул Раевский, и они с Витей двинулись в сторону моего ряда. Я крепче стиснула ручку в пальцах, и глубоко вдохнула. Звук шагов разносился эхом, подобно звуку колокола. Слишком громко. Бам. Бам. Бам. Он приближался, я это ощущала на интуитивном уровне. Время замерло, я начала мысленно отсчитывать…

Три. Два…

Я почти не дышала, и смотрела перед собой, продолжая крепко сжимая ручку в запотевшей ладони.

Один.

И он прошел мимо. Не заметил. Не узнал. Кажется, Всевышний все-таки услышал мою просьбу. Только… действительно ли я этого хотела?..

Глава 9 – Витя

Когда нам объявили про областные соревнования, у меня аж дух захватило! Да, мы это сделали! Выжали из себя все соки, практически жили в зале, и теперь можем пожинать плоды своего труда. Однако я прекрасно понимал, что заметят не всех. Сколько нас таких, мечтающих стать звездами спорта? Это как игра в рулетку – вероятность попадания слишком низка. Но я всегда был убежден, если не прыгнуть, никогда не узнаешь: разобьешься или выживешь. Поэтому я прыгнул, а за мной – и парни из команды.

Именно из-за обсуждений будущих тренировок мы с Мишей опоздали на «самый важный» классный час. А еще, судя по выражению лица Егоровны, немного подпортили дисциплину в классе. Но с другой стороны, такая новость! Грех не поделиться.

Раевский затих первым, проходя за нашу неизменную последнюю парту. Мы сидели там уже три года и «старательно срывали уроки», как говорили учителя. Но ни я, ни, уж тем более, мой сосед категорически не были с этим согласны. За это учителя часто грозились рассадить нас с Михой, и нет-нет да и жаловались родителям.

– Шестаков, – донесся мне в спину голос Егоровны, когда я шел между рядами к своему месту. Я остановился и не спеша обернулся. – Ты там сидеть не будешь.

– Почему? – спросили мы в один голос с Раевским.

– Потому что я устала выслушивать в учительской, как два веселых баскетболиста срывают уроки и мешают учиться всему классу.

– Никто нам не мешает, – крикнула Лидка Яшина, строя мне глазки. Видимо, она еще не знала, что мы с Аленкой снова вместе, раз столько внимания и кокетства было потрачено на мою персону.

– Да ладно вам, Наталья Егоровна! Как мы в этом году с Шестом друг без друга? Это кощунство! – заныл Раевский.

Конечно! Кто, если не я, будет давать ему списывать алгебру? Мишаня был хорош только в спорте, учеба вообще не давалась ему.

– Шестаков, за первую парту, – голосом цербера прорычала классная. Я поднял руку и почесал затылок. Пересаживаться вперед не хотелось: там сидят одни ботаники. А учеба… с этим у меня никогда не было проблем. Один раз услышал или увидел – и тут же запомнил. Поэтому мне больше нравилось сидеть на задней парте и развлекать себя и окружающих.

– Шестаков, – повторила Егоровна. Я хмыкнул, видя, что спорить было бесполезно, – по крайней мере, сейчас, – и поплелся к волшебному месту, которое, видимо, должно было утихомирить меня.

Классная с улыбкой проследила, как я отодвинул стул, плюхнулся на него и вытянул руки, укладывая их перед собой вместо подушки. А потом я вдруг ощутил до жути знакомый запах: аккорд цитрусовых с жасмином и ноткой ванили. Я очень хорошо помнил его с детства. Мать пользовалась гелем с похожим ароматом еще до переезда. Его же она дарила Романовым на всевозможные праздники, и им же часто пахло от Риты. В какой-то момент я даже понял, что если чувствую этот запах, значит Маргарита где-то рядом.

Подняв голову, я повернулся и посмотрел на девушку, которая сидела рядом. Она старательно делала вид, что разглядывает за окном пейзаж школьного двора. Однако дело было далеко не в пейзаже. Эта странная прическа, очки, острые скулы и аромат лесных ягод! Я не мог ее ни с кем спутать.

– Эй, новенькая? – шепнул я, продолжая буравить Риту взглядом. Неужели она думала, что останется незамеченной? Господи, да я постоянно натыкался в городе на нее! Все эти восемь лет смотрел и задавался вопросами: «почему женщины предают мужчин?», «почему мать бросила нас с отцом?», «почему Марго выбросила меня, как старую ненужную плюшевую игрушку?».

«Стоп! Что она вообще здесь делает?», – вдруг спохватился я.

– Эй, ты оглохла? – повторил я, усмехнувшись. Я видел, как на шее Риты дернулась венка и как напряглась каждая мышца в ее теле. Мне хотелось рассмеяться в голос – настолько комичной казалась эта ситуация.

– Шестаков! – крикнула Егоровна. – Скажи мне, у тебя шило в одном месте, прости Господи? Ну сколько можно крутиться? Тебе уже восемнадцать, а как будто в первый класс пошел!

Рита едва слышно прыснула, а я откинулся на спинку стула, подперев рукой подбородок. Мне плевать было, что классная требовала к себе внимания. Разглядывать ту, что растоптала мое сердце восемь лет назад, было куда интереснее.

– А кто это за первой партой? – подал голос Стрельцов. Я глянул на него и развел руками, мол, самому интересно.

– У нас новая ученица, – произнесла Егоровна. – Маргарита Романова. Риточка, встань, пожалуйста, поприветствуй класс.

Марго тихо вздохнула и сжала ручку, которую крутила в тонких пальцах. Я не сводил с нее глаз; давно мы не были настолько близко. Теперь я отчетливо видел, насколько сильно изменилась эта девчонка: за безразмерной рубашкой были заметны довольно женственные формы.

И пусть я ненавидел Романову, но отрицать очевидные вещи было сложно. Например, то, что она была красивой даже в этом тряпье.

Рита сглотнула и с неохотой поднялась из-за парты. Опять не посмотрела в мою сторону. Смешно. Устроила театр недотрог.

– Всем привет, – произнесла Марго. Голос ее звучал неуверенно, без былого задора и яркости. Я даже не признал его, ведь раньше она была более бойкой.

– Меня зовут Маргарита. Я очень рада со всеми познакомиться.

– Ты всегда так странно одеваешься? – бестактно спросила Лена Ильинская. Я закатил глаза, вслух издав смешок. Странно – не то слово. Что за дурацкие бабкины тряпки? Она что, в монашки записалась с тех пор, как вычеркнула меня из своей жизни? Черт! Нам ведь было всего девять. В этом возрасте не принято «вычеркивать».

– Лена, – крикнула Егоровна, сводя брови. Марго ничего не ответила и молча села обратно, опустив голову так низко, что ее подбородок почти касался груди.

– Браво! – хлопнув в ладоши, сказал я, продолжая прожигать ее взглядом.

«Ну же! Насколько тебя хватит, малышка? Сколько еще ты будешь делать вид, будто это я – вселенское зло», – я входил в азарт.

– Браво, друзья! Давайте поприветствуем…

– Шестаков, да сколько можно! – Егоровна ударила кулаком по столу. Кажется, ей мои концерты перестали нравиться.

– Наталья Егоровна, – крикнул с последней парты Раевский. – Вы мешаете социализации девочки в новом классе.

– Адаптации! – влезла Аллочка.

– Социализации! – не унимался Мишаня.

– Адаптации.

– Хватит! – вздохнула Егоровна. – Начнем классный час. У нас много тем, а поспорить вы и после успеете.

Класс неохотно умолк, и начались обсуждения выпускных экзаменов, выбора вуза, поведения на уроках. Мне это было не особо интересно, потому что и вуз, и экзамены для меня были делом решенным. Куда поступать мы с парнями уже выбрали, а экзамены я сдам, не дурак уж. Сейчас у меня были дела интереснее: Рита и ее поведение.

Я все сорок минут не сводил с нее глаз, пытаясь понять, как бы мне хотелось относиться к ней: игнорировать или изводить. Наверное, всего понемногу.

Женщин нельзя прощать.

Когда прозвенел звонок, одноклассники подскочили со стульев, не дав Егоровне даже завершить свою речь. Я тоже поднялся, взял рюкзак, который висел на моем стуле, накинул его на плечи и пошел в конец класса, к последней парте. Ребята медленно расходились, обсуждая гулянки в парке. Рита же быстрыми движениями сгребла вещи в старый ранец и уже собиралась убежать из кабинета.