Любовь (не) предусмотрена

Любовь (не) предусмотрена

Елена Левашова

Глава 1.

Илья.

– Сделай погромче, Саныч, – произношу громко, стремясь отвлечь своего политтехнолога от вороха лежащих на столе бумаг. То, что я вижу в экране проклятого телевизора гораздо интереснее.

– А что там, Илья Владимирович? – он нехотя берет со стола пульт и увеличивает громкость. – Да сдались они вам? Позеры эти продажные…

– Помолчи, говорю. Это… Это моя жена.

Его лицо мгновенно меняется от охвативших недоумения и удивления. Саныч молча кивает и встает с кресла. Подходит ближе к висящей на стене «плазме», чтобы получше разглядеть Еву… А она изменилась… Элегантный светло-голубой костюм, длинные сережки со сверкающими камнями, макияж…

Впиваюсь в экран взглядом, мысленно костеря себя за то, что так и не пошел на этот прием… Вокруг Евы столпились журналисты: парнишка с «Пятого» канала – я его знаю, дамочка с каре и длинным любопытным носом – знаменитая Сосновская с «Сокол-ТВ», корреспонденты «России-1», «Первого», «НТВ»… Прищуриваюсь, чтобы разглядеть лицо Евы сквозь «забор» толстых, протянутых к ней микрофонов. Вроде бы те же глаза – карие, как блестящие каштаны, длинные волосы цвета молотого кофе, завитые на концах, изысканный макияж. Ее губы улыбаются этим проходимцам с микрофонами, глаза источают внимание, а голос… Когда она начинает говорить, я тоже, как и Саныч поднимаюсь с кресла.

– Спасибо за ваш вопрос, – изрекает она без смущения. Расправляет плечи, держится до черта уверенно. – Да, наш фонд обеспечил более ста детей нейро-ортопедическими пневмокостюмами «Атлант» и более пятидесяти детей лечебными костюмами «Адели».

– Что за хрень? – подает голос Саныч. – Какие еще костюмы?

– Помолчи, Сан. Потом…

Ева еще что-то говорит, но я почти не слышу… Смотрю на нее впервые за четыре года, невольно возвращаясь в прошлое… Вспоминаю ее глаза – другие и вроде бы те же… Карие, испуганные, молящие.

«– Пожалуйста, Илья… Позволь мне показать, какой я могу быть… Я прошу тебя».

Она стояла передо мной в тонком, как паутинка пеньюаре – униженная, заплаканная, влюбленная в меня… Не говорила, что любит, я сам это видел. Увидел, когда уже было поздно врубать заднюю. Обещание, данное Аксёнову, давило бетонной стеной на совесть, я просто не мог отказаться от свадьбы. А Ева… Черт знает, когда она успела напридумывать себе что-то большее, я ведь не давал обещаний и планов на нее не строил. Но она, оказывается, на что-то рассчитывала, за тем и пришла ко мне в комнату после церемонии бракосочетания.

– Не понимаю, Илья, вы не виделись четыре года?

– Немного больше, – замечаю сухо, опуская ладони в карманы брюк. – Пожалуй, надо встретиться с ней и попросить развода. Раньше мне это не требовалось, а теперь…

– И теперь не надо, – оживляется Саныч. Прищуривает свои и без того крошечные круглые глазки и улыбается, обнажая белоснежные, с голубизной виниры. – Кандидат в сенаторы от области обязан быть образцовым семьянином, – елейно продолжает он. – Надо, напротив, попросить эту юную красивую дамочку подыграть тебе.

Перевожу взгляд на экран, невольно залипая на открывшейся картинке: Ева бесперебойно рассказывает журналистам о своем фонде, воодушевленно сыплет цифрами оказанной детям, больным ДЦП материальной помощи, поправляет волнистые волосы, демонстрируя ярко-красный маникюр… Не знаю, что я сейчас чувствую… Пожалуй, серьезный удар по самолюбию. Я ведь думал, что она скучно живет… Прозябает в коттеджном поселке Уланово, заботясь о тяжелобольном отце и вспоминает нашу единственную ночь… Мне хотелось, чтобы так было. А тут… такое…

– Она не станет подыгрывать мне, – цежу сквозь зубы. Не вижу себя со стороны, но почти уверен, что рожа у меня сейчас кислая.

– Надо заставить, Илья Владимирович. Всего-то пару месяцев и… все… Разведетесь после вашего избрания, и будете жить, как прежде. Мне искать ее телефонный номер? Или вы…

– У меня он есть. Надеюсь, не изменился. На всякий пожарный найди в поисковике сайт ее фонда. «Ева», кажется?

– Сейчас, босс, – скалится, как удав Сан Саныч. Политтехнолог у меня хоть куда – пронырливый, бессовестный, беспринципный, если дело касается победы. В общем, свои деньги он получает заслуженно.

Ева не меняла телефон… Набираю цифры позабытого номера и жду ее ответа, слушая монотонные гудки в динамике.

– Да, слушаю, – наконец, отвечает она.

– Привет, Ева, – произношу, сдавливая переносицу и устремляя взгляд в окно.

– Здравствуйте, а вы кто?

– Как кто? Илья Богданов. А я разве…

– Прости, я просто давно удалила твой номер.

И смешок… Такой легкий, искренний. Выходит, правда выбросила меня из головы и удалила номер. Не в пример мне…

– Мне нужна твоя помощь. Вернее, услуга. Скажи, мы можем встретиться?

– Если нужен развод, без проблем, Илья. Мои юристы быстро оформят бумаги, и ты… Нам даже не придется встречаться.

А ее голос изменился… В нем появились незнакомые мне стальные нотки.

«– Я… Пожалуйста, всего одна ночь. И я больше никогда не встану у тебя на пути. Я прошу тебя».

– Эй, Илья, ты еще здесь? – с легкой усмешкой произносит она, вырывая меня из задумчивости.

– Ева, нам нужно встретиться. Это не телефонный разговор. Ты можешь сегодня?

– Нет, – усмехается она. – С чего ты взял, что я буду по первому твоему требованию менять график? У меня встречи расписаны на месяц вперед. Поэтому, будь добр, позвони в приемную и запишись. Телефон моего секретаря найдешь на сайте фонда «Ева».

Позерша хренова! Вздумала со мной играть, мстить за прошлое? А как иначе объяснить ее поведение? Сжимаю зубы так сильно, что сводит челюсти и пялюсь на потухший экран телефона… Она меня послала. Отправила куда подальше… к секретарю.

– Послала? – тихонько спрашивает Саныч, покручивая в руках карандаш.

– Да. Ищи адрес гребаного фонда, Сан. Ее домашний адрес, наверняка она съехала с дома в Уланово. Куда такой фифе теперь там жить! Все ищи! Подними на уши сведения обо всем. Черт тебя дери!

– Успокойся, Илья. Ну, послала тебя баба, что из этого? Ты ее видать в прошлом обидел?

«– Извини, Ева. Ты знала, на что шла. Любовь договором не предусмотрена, поэтому…»

«– Я все понимаю, Илья. Прощай. Спасибо за помощь папе».

И глаза, глаза, глаза… Молящие, почти черные. Губы – пересохшие, полные, дрожащие. Интересно, насколько она изменилась сейчас. Любопытство сжирает меня как раковая опухоль. Неужели, я так ее тогда задел? Так сильно, что боль в ее сердце уверенно поднимает голову, стоит мне замаячить на горизонте?

– Сейчас позвоню знакомому оперу, он пробьет сигнал ее телефона. Попробуем сопоставить, где она может быть, – пялясь в экран ноутбука, деловито произносит Саныч. – Офис «Евы» находится на проспекте Кутузова, с адресом проживания сложнее… Она ведь может быть прописана где угодно, даже в коттедже поселка, а жить…

– Я понял, Сан. Звони.

Отворачиваюсь к окну, равнодушно смотря на пролетающие машины и качающиеся верхушки деревьев, вполуха слушая, как Саныч разговаривает с опером. Называет фамилию моей фиктивной жены – Аксёнова, тихонько, чтобы я не вспылил, объясняет исключительную важность просьбы «будущего сенатора». Не в силах выдержать скопившееся в кабинете напряжение, выхожу на просторный балкон и закуриваю. Нафиг она мне понадобилась – мокрая курица, возомнившая о себе что-то? Я и без нее добьюсь чего хочу. Сминаю окурок в пепельнице и возвращаюсь в кабинет.

– Отбой, Саныч. Не хочу ничего о ней знать. Подадим в резюме, что я… разведен. Займусь этим завтра. Вызову юриста, составим договор и…

– Она здесь, Илья. В этом же здании.

– Как? Не может быть, ведь…

– На первом этаже ресторан. Скорее всего, она там. Идите, Илья Владимирович, испытайте удачу.

Глава 2.

Ева.

Встречаю запах, вмиг вернувший меня в прошлое… Он нагло вбивается в легкие, вытравливая воздух. Ароматы парфюма с морскими нотками и дорогого табака. Наверное, я узнала бы его с закрытыми глазами. Как дикая волчица – только лишь по запаху…

– Ева, что-то случилось? – Ирина легко касается моей кисти. – Ты побледнела.

– Да так… Встретила одного… знакомого, – выдавливаю, чувствуя, как тело не слушается, напрочь отказываясь повиноваться разуму. Он еще не видит меня – внимательно оглядывает зал, заслоняя мощной фигурой проход, а я уже… ненавижу.

Прошло четыре года, и единственное, с чем я так и не смогла справиться – обида на Богданова. Глупая дура… Дешевка, выцарапавшая у мужика единственную ночь. Я мечтала о другом: красивое свадебное платье, букет мелких розовых роз, счастливый жених – любящий, не сводящий глаз с моей персоны, заботливый… А в ответ – судьба кинула мне грязную кость, как подзаборной собаке.

«– На, Ева. И этого с тебя хватит! Довольствуйся тем, что есть и молчи. Не бесись с жиру, все у тебя есть. Живи и радуйся. Так не бывает, чтобы и любовь, и достаток, и детки хорошие…».

Богданов даже не задумался о возможности построить со мной семью – взял то, что я предложила и выставил за дверь своей спальни.

«– Прости, Ев. Любовь договором не предусмотрена, так что… Иди спать, мне надо работать».

И я ушла… Униженная, запятнанная его запахом, помеченная поцелуями, которые я вымолила, огорченная. Казалось, меня разбили на мелкие частички, так что уже не собрать. Как пресловутую разбитую чашку. А потом я поняла, что ношу под сердцем ребенка… К тому времени Богданов уехал за границу – учился управлению, перенимал опыт у зарубежных коллег. К слову, фирмой отца он руководил отменно – я каждый месяц получала приличное довольствие на банковский счет.

– Так где же он? – удивляется Ириша. – Ты ведь даже не обернулась.

– А мне не надо оборачиваться, чтобы понять… Он… Ирин, к нам сейчас идет мужчина?

– Да. Я тогда пойду?

– Останься, Ир. Я не собираюсь с ним разговаривать, – дергаю стикер сахара и нервно его ломаю пополам. Белые крупинки просыпаются мимо – на хрустящую бордовую скатерть…

– Ну, смотри…

Ближе, ближе… Уверенные широкие шаги, вкусный запах, энергетика, действующая на меня, как электрический импульс… Все словно бьет меня, как электрошокер. С трудом сохраняю эмоции в руках, почти силой заставляя себя держать спину ровно и мило улыбаться Иришке, изображая непринужденную беседу.

– Ева? – ладонь Ильи касается моего напряженного, как камень плеча.

– Ева Андреевна, – произношу сухо, дергая плечом в стремлении сбросить горячую сухую ладонь.

– Хорошо, Ева Андреевна, – цедит Илья сквозь зубы. – Мы можем поговорить?

– Вы не видите, я обедаю с коллегой? – развожу руками, жестом указывая на Ирину. – Я же вам сказала, куда нужно позвонить? Или вы тупой, Илья Владимирович?

А он изменился… В густых темных волосах блестит редкая седина, вокруг больших карих глаз змеятся мелкие морщинки. Илья отрастил аккуратную бородку, слегка похудел. И костюм из английской шерсти сидит на нем замечательно… Хорош, черт… В мозгу вспыхивают яркие кадры киноленты воспоминаний: я зарываюсь пальцами в его густые волосы и целую губы. Смешиваю вкус его поцелуя со своими непрошеными дурацкими слезами.

«– Ты же понимаешь, что это одолжение с моей стороны, Ева? У меня есть любимая женщина, а тут ты… Признаться, я не ожидал, что ты в меня влюбишься. Но ты красивая девушка, не спорю… А я мужчина».

Все было одолжением с его стороны, любезностью. Он просто позволил мне ласкать его и целовать исступленно, а когда получил свое – выдворил из комнаты… Интересно, он и сейчас ее любит, ту женщину?

– Хорошо, Ева Андреевна. Обедайте. Я подожду вас, – сухо, не выражая ни малейшей эмоции на лице, произносит Илья. Взмахивает ладонью и подзывает официанта.

– А с чего вы взяли, что я вообще буду сегодня разговаривать с вами? – фыркаю Богданову в спину.

– Это в твоих интересах, Ева, – лениво бросает он и плюхается на кресло за соседним столиком.

Ириша бледнеет и как будто ссутуливается от волнения. Она у меня вообще трусиха, а рядом с такими, как Богданов, ее сердечко и вовсе уходит в пятки.

Мы давно закончили обедать, но я упорно не желаю показывать это Илье. Прошу у официанта меню и заказываю нам по десерту – любимую подругой панакоту и шоколадный фондан для меня. Детский сад, честное слово… Внутренний голос осуждающе бурчит и подталкивает меня:

«– Ты взрослый человек. Успешная молодая женщина, бизнес-леди, красавица. Ты давно не боишься репортеров, интервью и общения с незнакомыми людьми. Ты преодолела этот страх, Ева. Всего добилась сама… А он… Это всего лишь Богданов. Жалкий червяк, не разглядевший в тебе сокровища. Не показывай ему свой страх. Будь этого выше».

И тут внутренний голос облекается в голос моей Ириши и произносит почти то же самое, лишь убеждая меня в правильном решении. Нам надо поговорить… Возможно, я поступила нечестно, скрывая от Ильи сына…

– Ева, это отец Саши? Или у меня в глазах рябит? Тогда вам непременно надо поговорить, Ев. Он имеет право знать. Что ему с этим знанием делать, пусть останется на его совести, но ты должна сказать.

– Пока, Ирин, – киваю в ответ. Кладу купюры в папку со счетом за обед, медленно поднимаюсь и подхожу к столику Богданова.

– А, обед закончился? Как-то быстро, – он отпивает глоток черного кофе и возвращает взгляд к экрану смартфона.

– У вас пять минут, Илья Владимирович, – произношу решительно и опускаюсь на стул…

Илья.

Я не сразу вижу ее… Застываю на входе, погрузившись в атмосферу почти царственной тишины пафосного местечка. Официанты бесшумно снуют мимо важных гостей, боясь потревожить их покой, пианист тихонько играет, наполняя пространство звуками музыки, а гости так же тихо, благоговейно едят.

– Вы бронировали столик? – шелестит хостес на входе.

– Нет, меня ждет… знакомая, – отмахиваюсь, замечая Еву, сидящую неподалеку с какой-то женщиной.

Дамочка раскрывает губы, чтобы ответить, но я срываюсь с места, не желая откладывать дело, за которым пришел.

– Ева? – сжимаю пальцы на женском плече, стремясь отвлечь ее от задушевной беседы с подругой. Она так погружена в нее, что не замечает ничего вокруг.

– Ева Андреевна, – при виде меня губы Евы изгибаются в подобии ухмылки.

Мне хочется прилюдно послать ее подальше, развернуться и шумно пройтись к выходу… Так, чтобы пианист вздрогнул и сбился с ритма, а чопорные гости уронили на пол вилки… Но… есть проклятое «но», из-за которого мне приходится проглотить ее шпильку и сухо пробормотать:

– Хорошо. Ева Андреевна, мы можем поговорить?

– А с чего вы взяли, что я буду сегодня с вами разговаривать? Я же объяснила, куда вам надо позвонить.

Ну да, ну да, слышали… Секретарю. И записаться на удобное ей время эдак в декабре…

– Я подожду вас, Ева Андреевна.

Лениво разваливаюсь в кресле за соседним столиком, сверля спину девиц взглядом. Она все-таки изменилась… Когда-то в призрачном прошлом пахла клубникой и молоком, а сейчас дорогим селективным парфюмом. И глаза… Пожалуй, уверенный жесткий взгляд делает ее старше. Как и прическа – высокий хвост с завитыми на концах волосами. Если бы только Ева знала, на что я сейчас иду… Унижаюсь, сижу и жду ее, как дурачок. Никогда так не поступал и никогда не поступил бы! Если бы не одно «но»…

Оживляю экран смартфона и перечитываю сообщение Сан Саныча:

"– Журналисты узнали про жену. Теперь не отвертеться, босс. Они уже звонили в кабинет, мне пришлось подтвердить… Прости, но ты должен уломать Еву Аксёнову помучиться возле тебя до выборов".

"– Рядом со мной хоть одна женщина мучилась?", – печатаю жирному коту ответ, украдкой поглядывая на "жену".

"– А мне почем знать, босс? Наверное, ты девушку крепко обидел, раз она с тобой даже говорить не хочет!"

Гребаный Нострадамус! Обидел я, как же… Она знала, на что шла. Я ничего не обещал, ничего не хотел, я взял то, что она предложила… И двадцать раз предупредил ее, что не собираюсь строить настоящие отношения! Так в чем проблема? Наверное, в ее ожиданиях, а не во мне?

– У вас пять минут, Илья Владимирович, – сухо произносит Ева, неожиданно вырастая возле меня. Ах да, забыл… здесь же все передвигаются тихо.

– Садись. Будешь что-нибудь? – напускаю на лицо непринужденный, ленивый вид, сгорая внутри от волнения. Черт, я как будто ее боюсь… Строгая, сухая, холодно-красивая… Холодная. Уверен, никто не согревает ее постель. Иначе, она была бы другой – цветущей и легкой… А сейчас я вижу глубокую скорбь, умело спрятанную за шикарным внешним фасадом.

– Я пообедала, спасибо, – поджимает губы Ева. – Я спешу, Илья Владимирович. Говорите, что вы хотели? Кстати, мне нужен развод. У меня есть любимый человек, мы планируем пожениться.

– Не так быстро, Ев… Как его зовут? – спрашиваю и отпиваю глоток кофе, словно смывая горечь, внезапно заполнившую горло.

– Это не ваше дело, разве нет? – ерзает на кресле она.

Красивая, зараза. Интересно, кто целует эти восхитительные пухлые губы с крошечным шрамиком на нижней? Ласкает густые волосы и тонкие плечи? И… Похоже, моя фантазия уводит меня в сторону. Сбрасываю наваждение и произношу твердо:

– Мое. Потому что я хоть и фиктивный, но муж… И когда-то обещал твоему покойному отцу присматривать за тобой. И за фирмой…

– Не смеши меня, Богданов! – неожиданно громко говорит Ева. Тетенька с кислым лицом за соседним столиком вздрагивает и шумно возвращает чашку на блюдце. – Ты не спрашивал обо мне четыре года. И от управления фирмой отказался, передав дела мне. В письме, конечно, – снисходительно добавляет она.

– Ева, я жил в Европе, а мои полномочия закончились со смертью твоего папы. Единоличной хозяйкой стала по завещанию ты. Какие ко мне претензии? Из-за этого ты… такая? Или, может, твой… гусь плохо согревает тебя по ночам?

– Хам!

– Позерка!

Ева вскакивает с места, собираясь убраться куда подальше, делает шаг к выходу и замирает… Благостную тишину заведения нарушает внезапно ввалившаяся в зал толпа репортеров. Черт! Неужели, по нашу душу?

– Ева Андреевна, это правда, что вы замужем за кандидатом в сенаторы от законодательной власти Ильей Богдановым? – возле лица Евы вырастает лес микрофонов. Странно, чей это может быть заказ?

– Я… Э…

– Правда, – выручаю «супругу» я. Уверенно беру Еву под локоть и тяну к выходу.

– Почему вы никогда не рассказывали о своем муже? Почему вы нигде не появляетесь вместе?

Че-ерт… Вопросы сыплются в спину, как дротики. Журналюги толпятся, растворяя вкусную атмосферу ресторана запахами пота и дешевого парфюма, пластика и… Пожалуй, самый сильный здесь запах скандала.

– Идем, Ева. Не отвечай, я потом с этим разберусь, – сжимаю ее ледяную хрупкую ладошку и уверенно шагаю на улицу.

Слышу, как за нами кто-то бежит… Оборачиваюсь, желая двинуть преследователя по морде и врастаю в землю, как долбанный двухметровый кол, не в силах уразуметь услышанное…

– Ваш сын Александр носит фамилию Аксёнов, почему? Ева, почему вы не отвечаете? Ваш ребенок от Богданова? Он не признает отцовство?

Сосновская, собственной персоной… И ее длинный остренький носик, падший до чужих секретов. Кажется, у нее сейчас слюна потечет по подбородку от предвкушения.

– Идем, – едва сдерживая эмоции, произношу я, встречая перепуганный взгляд Евы. – Я отвезу тебя домой.

– Я за рулем, – успевает буркнуть она, взмахнув рукой в сторону парковки. На ней темнеет изуродованный автомобиль с разбитыми стеклами и красноречивыми надписями на кузове…

Глава 3.

Илья.

Подбородок Евы начинает мелко подрагивать, губы белеют, а из горла вырываются нечленораздельные звуки. Она тычет наманикюренным пальчиком в сторону машины и бормочет:

– За… За что, Илья… Владимирович?

В машине выбиты стекла. Капот облит белой краской, а на дверях «красуется» надпись: «Сдохни, продажная тварь!»

– Ева, не подходи к машине, – шиплю и цепко сжимаю пальцы на ее плече.

– Я никуда с вами не поеду, – фыркает она, пытаясь увернуться.

– Очевидно, ты хочешь, чтобы репортеры запечатлели тебя возле машины, так?

Не знаю, что действует на нее больше: мой строгий взгляд или толпа жаждущих сенсации журналюг, бегущих прямо к нам. Они выкрикивают дебильные вопросы, на бегу выставляя перед собой микрофоны. Наивные… Неужели, кто-то из них думает, что Ева станет разговаривать? Мило улыбаться и держать спину, словно в нее вогнали спицу? Прямо как на сегодняшнем утреннем интервью?

– Не… хочу, – сникает она. – Подвезешь меня?

– Спрашиваешь! Бежим к моей, она с другой стороны здания.

Ева доверчиво вкладывает холодную руку в мою крепкую ладонь и послушно семенит следом. Стук ее тонких каблучков отражается от высоких стен офисного здания. Ни одного слова… И больше никакой холодности, один лишь неприкрытый, почти животный страх…

Щелкаю брелоком, легонько подталкивая Еву к стоящему возле входа джипу.

– Вы не изменяете своим вкусам, Илья Владимирович, – язвительно произносит она. – Сколько вас помню, вы всегда катались на Мерседесах.

– Садись, Ева. Не то завтра мы появимся во всех новостных лентах, – отвечаю, косясь на тротуар. – Вернее, точно появимся.

Сосновская бежит впереди группы, выкрикивая молодняку приказы. Юркий хлыщ в грязных с дырками на коленях джинсах присаживается, чтобы успеть запечатлеть наш с Евой общий кадр. Она слегка отстраняется и тянет ладошку к дверной ручке, но я… Сам не знаю, что на меня находит – наверное, я пытаюсь вогнать ее в жесткие рамки и не допустить отказа. Потому что, мне нужна эта чертова должность!

– Ева… – зову ее тихо. – Доверься мне.

Притягиваю молодую леди к груди и впиваюсь поцелуем в сладкие губы, заглушая им ее протестные стоны. Зарываюсь пальцами в кудрявый хвост, глажу плечи и спину под аккомпанемент щелчков фотоаппаратов и довольных возгласов толпы. Ева и не думает мне отвечать. Позволяет исследовать свои пухлые губки и вдыхать аромат дорогого, незнакомого мне парфюма.

– Довольно, Богданов, – наконец, произносит она. Переводит дыхание и отстраняется, на секунду посмотрев мне прямо в глаза. Ей понравилось, черт… Зрачки затопили радужку, к щекам прилила кровь…

Мое дыхание давно сбилось и покинуло легкие, а ясная картинка перед глазами сменилась черными мушками и разноцветным туманом. Я и о репортерах позабыл, отдавшись на поруки странному чувству дежавю… Я ведь думал, что забыл обо всем…

– Поедем? – произношу хрипло и распахиваю перед Евой переднюю пассажирскую дверь.

Помогаю жене устроиться и, помахав довольной публике рукой, сажусь за руль. Запускаю двигатель, включаю подогрев сидений и печку.

– Что это было, Богданов? – поеживаясь, произносит Ева. На дворе лето, а она дрожит как осиновый лист. – Я не давала согласия так себя вести. Завтра я дам официальное опровержение и попрошу юриста подготовить документы на развод. Ты не нужен мне… Ты мне никто. Ты все сейчас испортил! Зачем?

Ее слова бьют наотмашь нескрываемой обидой. Неужели, все из-за прошлого? И, неужели… любит до сих пор?

– Ева, я предлагаю тебе сделку. Как ты уже знаешь, я баллотируюсь на должность сенатора от области. Мне всего-то нужно, чтобы ты подыграла мне.

– Иди в жопу, Богданов! Со своими сделками! – пыхтит юная красавица.

– Будешь играть перед журналистами роль моей жены. Недолго, Ева… Потом я уеду в Москву.

– Если тебя изберут, Илья Владимирович, – едко замечает она.

– Даже если не изберут, Ева, – согласно киваю, изредка поглядывая на нее. – Я больше тебя не потревожу. Всего пару совместных мероприятий. Ты же так их любишь – устраивать показуху перед журналистами, улыбаться и демонстрировать телезрителям красивые серьги.

– Я смотрю, ты следишь за моими успехами. Куда ты, кстати, едешь? – Ева поворачивает голову в окно, на пролетающий мимо речной порт.

– Ты не сказала, где живешь. Кстати… – вспоминаю о выплюнутых Сосновской словах. – Ты родила ребенка? Я не знал. Выходит…

– Мне нужен развод, Богданов. Я хочу выйти замуж за любимого человека, отца моего сына. И подыгрывать тебе я не стану, не проси… Решай свои проблемы сам. Как ты там говорил? Любовь договором не предусмотрена? Дружба и участие тоже. Так что…

– Не заставляй меня действовать по плохому, Ева, – почти рычу в ответ, крепче сжимая руль.

– Ты мне… угрожаешь? – надломлено произносит она. – Ты знаешь, кто мой любовник? Он тебя в порошок сотрет!

– Кто же он? Такой же напыщенный хлыщ и позёр, как и ты? Кто испортил твою машину, Аксёнова? Наверное, уже не в первый раз, я угадал?

Ева сникает и как будто врастает в кресло. Раскрывает губы и протяжно вздыхает. Наверное, я перегнул палку, признаю… Не стоило говорить ей это.

– Извини, Ева. Я был неправ. Хочешь, я помогу починить машину? Почему они так поступили, скажи мне? – спрашиваю искренне, не надеясь на ответ.