Клеймо тирана

Коля звонил!

Коля звонил, а я спала!

И снова все из—за орангутанга!

Я бы многое сейчас ему в лицо сказала, но просто беру телефон с собой в ванную и иду мыться, мысленно придумывая новые ругательства в его отношении.

Долго оттираю тело от его семени, что со спины еле убирается, долго тру мочалкой тело, стараясь не думать о том, что в какой – то момент, это чертово трение могло мне понравится.

Что тело, плененное и скованное чудовищем начало отвечать на столь откровенную ласку.

Тру себя активнее, почти сдирая верхний слой кожи, словно это поможет забыть, как горели те, места которыми он тер свой отросток. Как места, болевшие и ноющие, вдруг влагой начали заполняться, как оргазм, против воли начал подкрадываться, выглядывая шакалом из-за угла.

Хорошо, что я не успела кончить.

Это был бы крах! Я бы возненавидела себя в ту же секунду!

Это была бы измена Коле.

Именно в этот момент звонит телефон, и я бросаю мочалку, тут же хватаю трубку.

Незнакомый номер, но я чувствую, это мой Коля. Это он!

Отвечаю.

– Коля! Коля, миленький, это ты?!

В трубке раздается молчание, по коже скользит ледяной поток. От позвоночника до пяток.

– Ты поела?

– Что? – это Зверев.

Радость наполнявшая тело катится с горы, прямо в ад.

– Ты поела?!

– А тебе какое дело?! Главное же, чтобы пизда была рабочая! А зачем ты меня домой привез, а? Надо было там оставить, к батарее приковать, как делают маньяки!

Мне еще многое ему сказать хочется, но он бросает трубку, а я со злости заношу его номер в черный список. Вот так-то лучше. Даже дышать становится легче.

Домываюсь и снова слышу телефон. Если это он… Другой номер.

– Я же тебе все сказала, – с ходу ору в трубку.

– Ты на кого ты орешь, любимая? Как ты? Сильно тебя помяли?

– Коля! Коля! Как ты, где ты?

– В заднице я, как ты?

И я в заднице.

– Коля, – слезы градом, я просто стекаю по кафелю, валюсь с ног. Как я хочу к нему. В его нежность, в его любовь. – Коля, миленький, мне так плохо, он… сказал, что я теперь ему принадлежу. А я ненавижу его!! Он уродлив, он странный, он мучает меня!

– Зверев же? – спрашивает он, и я киваю. Потом только понимаю, что его рядом нет.

– Он не зверь, он чудовище. Я его боюсь.

– Да понятно, он людей раньше убивал, в тюрьме за убийство сидел.

– Кошмар, – прижимаю руку к лицу. А вдруг он и меня убьет и даже не заметит. – Мне нужно бежать!

– Нет, нет, Вер! Он, в общем он довольно влиятельный может с Макаром поговорить, чтобы… Ты же хочешь, чтобы меня вытащили?

– Конечно! Ты же знаешь, я все сделаю! Я вчера даже…

– Вера, слушай меня. Поговори с Леоном. Объясни, что любишь меня, если надо задобри как – то. Ты если захочешь можешь быть очень милой.

– Не понимаю.

– Да чего ты не понимаешь! Я не хочу тут сдохнуть! Я выйти хочу! Твоя судьба… Нет, наша судьба в твоих руках. Он тебя захочет, воспользуйся этим.

– А как же… Мы? Ну то есть, как ты после этого со мной. Он же девственность мою забрал, а я ее для тебя хранила.

– Детка, детка, времени все меньше. Ты должна сделать все, чтобы помочь мне. Все, понимаешь? А я никогда тебя ни в чем не упрекну! Знаю, что каждый раз ты будешь представлять меня. Страдать ради меня. Ты же любишь только меня детка, верно?

– Верно, Коля. Конечно люблю!

– Сделай это ради нас, ради нашего будущего, потом это забудется. Вера, вытащи меня.

– Вытащу! Вытащу милый! – кричу в трубку, а в ответ лишь тишина. Закончилось время.

Я сглатываю, смотря в разбитый экран телефона, слушая как часто бьется собственное сердце. Я не смогу. Не смогу с ним сама. Я не выношу его. Ненавижу. Но ради Коли попробую… Может быть не буду кричать так громко? Или… Перетерплю боль.

Нет, нет, нет! Я не смогу.

Выкручиваю воду до минималки, обдаю себя почти жидким льдом. Потом звоню Ринате.

Мне нужно выдохнуть. Поработать. Может потанцевать. Просто проветрится. А еще лучше не потерять работу, пока Коля в тюрьме.

– Рината. Я знаю, что ты на меня зла, но я вчера… Я снова попала в больницу. Сегодня уже все. Я работать готова. И танцевать тоже.

– У нас тут банкет намечается, приходи, поможешь. Потом поговорим.

– Спасибо! – кричу в трубку, бросаю и кидаюсь одеваться. Джинсы, футболка, волосы в сушу как можно быстрее, оставляя их немного влажными.

Смотрю в свое бледное лицо и задаюсь вопросом, как это делают проститутки, каждый раз отдавая свое тело….

Как же быть с душой, что кровоточит? Болит…

Больно даже думать об этом, лучше поработать. Работа она всегда спасет…

Глава 10

Я долго сушу волосы, потом долго выпрямляю. Наношу макияж. В общем делаю все, чтобы ощутить себя той девчонкой, которая была еще два дня назад. Два дня, а кажется мир перевернулся. Любимый в тюрьме, а я собственность какого зверюги.

На стиральной машинке в ванной снова вибрирует телефон, и я вижу очередной незнакомый номер. Опять он? И чего ему неймётся. Уже полчаса названивает.

Игнор лучшее лекарство от страха и ненависти. Ведь если закрыть глаза, можно даже представить, что его не существует?

Наконец надеваю джинсы, кофту, сверху накидываю плащ. С каждым привычным движением становится дышать легче. С каждой минутой приходит мысль, что нужно просто поговорить с этим Леоном. Ведь на самом деле он кажется нормальным человеком, ну почти. Зачем ему истеричка вроде меня.

Выхожу из квартиры, закрываю дверь и спускаюсь на первый этаж. Лифты не моя тема. И не важно, что живу на девятом.

На улице солнце разгулялось, и я подставляю свое лицо его лучам. Все можно пережить. Не раз и не два я слышала эту фразу. От мамы, пока та была жива, от бабушки, которой меня не отдали, от девчонок постарше, которых брали силой.

Я удивлялась, как они после такого спокойно могут улыбаться, рассказывая обо всем хладнокровно. Тогда я думала, что умру если со мной случится подобное….

Живая, тоже могу улыбнуться.

По дороге на остановку в магазин забегаю. Тут и банкомат.

На карте та же сумма, что и была два дня назад. Почему – то это вызывает спокойствие и уверенность. На эти деньги я могу даже взять путевку куда-нибудь на море. Глупая мечта детства, его увидеть. А могу заплатить за учебу. А могу… Да, могу сложить их вместе с теми деньгами, что спрятаны в квартире и отдать Леону.

Он же бандит. Они любят деньги.

Может тогда не придется притворяться, выпрашивать свободу Коли. Просто отдам все и верну себе любимого. Верну себе тот спасательный круг, за который привыкла держаться.

Снимаю все, оставляя себе несколько тысяч на еду. Складываю в рюкзак, что за плечами и иду купить себе еды. Питьевой йоргурт, булочки со сгущенкой и конечно пара фруктовых жвачек.

На кассе ставлю рюкзак на ленту помимо продуктов, чтобы достать карту, которую убрала вместе с деньгами. Меня кто – то толкает в спину, и я поднимаю голову. Безобидная старушка. Моргает.

– Прости, милая, не вижу совсем.

– Ничего, – у нее падает кошелек, а оттуда высыпаются монеты. Так жалко ее, господи. Пенсия маленькая, помочь некому.

Помню, как хотела после смерти родителей с бабулей остаться, но той не на что было меня содержать.

Собираю все монетки до единой, складываю в кошелек и поднимаюсь, чтобы отдать ей. Она улыбается, кивает.

– Спасибо, душенька, добрая ты девочка. Все у тебя хорошо будет.

– Спасибо, – поворачиваюсь к рюкзаку и вдруг на меня падает тень, а по венам жидкий мороз пускают. Оборачиваюсь и ахаю, замечая, как Зверев отрывает от пола старушку и удерживает в воздухе.

– Боже! Отпусти ее! Ты что делаешь!? Охрана!

– Отдай то, что взяла, старая, а то к праотцам раньше времени отправишься, – он почти бросает ее, я хочу кинуться на это чудовище, как вдруг морщинистая рука протягивает мне мой кошелек. Мой… Кошелек. С деньгами.

Глава 11.

Я резко верчу головой на рюкзак. Открытый. Руки ко рту прижимаю, кошелек беру.

– Не стоит быть такой доверчивой, девочка, – хмыкает добрая старушка и бросив недовольный взгляд на Зверева, просто уходит из магазина. Охрана уже прибежала, кассиры камеры включили, но быстро выключили, стоило Леону на них посмотреть.

Я все еще в шоке стою. Там были все деньги, она хотела просто их забрать? Вот так просто? Вытащить из рюкзака.

– Вера, хватит тупить, пойдем, – тащит меня Леон из магазина. Закидывает пакет с продуктами на заднее, меня туда же пихает. – Ты ж вроде детдомовская.

– И что? – поднимаю голову. Спасибо, что хоть не в багажнике.

– А ведешь себя странно. Веришь всем подряд.

– А как я должна была догадаться, что она деньги мои отнять хочет? Я, по-твоему, экстрасенс?

– Это простая схема, так детей разводят.

– Да пошел ты! Ты привык к обману и подобным людям, потому что сам такой. Рыбак рыбака…. Куда ты меня везешь?

– Домой.

– Мне на работу надо. Останови машину! – сейчас поговорить или потом?

– В клуб этот твой? – тормозит он и резко разворачивается.

– Да.

– Ты же вроде на боль между ног жаловалась, а туда пойдешь жопой крутить?

– Так у меня не жопа болит.

Тут же ловлю его скептический говорящий взгляд. Лучше не говорить ему про мою жопу. Он же и ее порвет, дай волю.

– Там банкет! Я еще официанткой работаю, а не только жопой кручу.

– А ничего приличнее придумать не могла? – впивается он взглядом через зеркало заднего вида, а я ахаю.

– Ах простите, господин бандит и насильник, забыла вас спросить, кем мне устроиться работать! И вообще отвези меня в полицию, я заявление на тебя напишу, – ну какое заявление, дура. Тебе надо с ним о Коле договориться.

– Ты же вроде на работу опаздываешь?

– Да… Значит завтра.

– На будущее, если вдруг, – тормозит на светофоре, поворачивает голову и усмехается сквозь бороду. – Идти в полицию нужно сразу. Вот вытащил из тебя насильник член, сразу беги писать заявление. И то не факт, что поверят. Тем более, синяков на тебе не было.

– Ну конечно. Если изнасиловали, сама виновата, если обманывают, то потому что дура доверчивая.

– Я не говорил, что ты дура, но доверчивая это факт. Причем не тем.

– Если ты сейчас про Колю, то лучше молчи. Он в отличие от тебя хотел меня взять после свадьбы.

– Ага, именно поэтому в квартире ты была в пеньюаре и в одних трусах. Лечи другого. – хмыкает он, а я отворачиваюсь, Ему бесполезно что – то доказывать. Он просто каменное изваяние, даже не улыбнулся ни разу.

Оставшуюся часть пути он молчит, да и мне говорить с ним не хочется. Сказать спасибо за блинчики. Так и вертится на языке. Но только потому что мне нужна его помощь. Только поэтому.

Не успеваю, хотя собиралась уже. Машина плавно тормозит у входа в мой клуб – ресторан. Если конечно я еще тут работаю.

– Не танцуй сегодня, швы могут разойтись. Вера!

– И хорошо, значит у меня еще несколько дней есть без твоих домогательств, – хочу выйти из машины, но он хватает меня за руку, тянет к себе.

– Я не шучу, Вера. Нехрен больше задницей трясти перед другими. Пожалеешь…

– Ты мне не отец и не муж, чтобы указывать, чем и перед кем трясти, – опять взрываюсь. Тиран чертов. Вырываю руку, выхожу из машины и нарочно хлопаю дверью. Иду в клуб, ни разу не обернувшись, но чувствуя режущий взгляд в спину. Мороз по коже, словно и правда могу пожалеть.

И я не планировала танцевать, но пойду. Просто назло этому чудовищу. Хуже, чем уже сделал, быть все равно не может. Да и деньги будут не лишними.

Лучше задницей покрутить и денег заработать, чем под него ложится. Да… Лучше.

Глава 12.

Машина за спиной визжит шинами, а я вздрагиваю. Перед входом в ресторан замираю. Войти словно боюсь. Хочу, но не могу. Обнимаю себя, чувствую, как мороз проникает под кожу, как накрывает волнами отчаянья. Я так хочу вернуться в прошлое. В то время, когда с улыбкой забегала внутрь, здоровалась с каждым, слушала истории, рассказывала свои. Мне всегда оставляли хорошие чаевые, потому что я милая. Потому что порхала как бабочка. А теперь что? Теперь я даже губы в улыбке не могу растянуть. Не могу даже понять, как жить дальше. Даже цель спасти Колю, кажется далекой и призрачной. А если не получится? А если не успею?

Сделать даже шаг не могу. Потому что ничего, ничего уже не обернет время вспять, не сделает меня бабочкой. Теперь я кажусь себе гусеницей, ползущей по земле, в грязи, в мусоре, которым забиты моя голова.

– Вера? – из ресторана выбегает Рината. Она дочь владельца клуба, но хорошо выполняет роль руководителя. Ей нравится. Всегда в черном, всегда деловая. – Ну и чего ты встала? Ты же вроде хотела помочь?

– Хочу конечно, – киваю и иду вперед. Делаю несколько шагов, понимая, что сил почти не осталось. Ни физических, ни моральных. Я просто уничтожена. Я уже не я. Не могу радоваться жизни, не могу строить планов как раньше. Даже не знаю, смогу ли читать те же книжки, что раньше.

Меня встречают девчонки – официантки. Пытаюсь завести разговор, а я не могу. Не могу не завидовать их беззаботности. Каждая из них свободна, а надо мной словно ежесекундно висит дамоклов меч с безжалостным «пожалеешь».

Я отрабатываю на смене как положено, получаю свои деньги, но, когда девчонки начинают краситься, просто ухожу домой. Никому ничего не объясняя. Я просто не смогу выйти в зал, встать на помост и извиваться в танце словно ничего не произошло.

Сажусь в метро и еду, почти не замечая проходящих мимо. Не знаю, может это заторможенная реакция после всех событий? Может до меня наконец дошло, что случилось.

Может поэтому я больше не цепляюсь за лица людей, меня все раздражает. До такой степени, что, когда меня толкают, я кричу.

– Поосторожнее нельзя!?

Возвращаюсь в свою студию, даже свет не включаю, просто залезаю под одеяло и начинаю плакать. Слезы градом по щекам, губы дрожат, тело бьет озноб.

Это конец, да?

Я одна из тех, кто никогда не сможет нормально жить? Да как я вернусь к Коле после всего. Как я смогу любить? Отдаваться без остатка. Кажется, на душе навсегда поселился страх, что прямо сейчас сюда ворвутся снова, привяжут к кровати и изнасилуют. Я дома, но в безопасности себя не чувствую.

Я засыпаю, воя в подушку, отключаюсь как – то быстро, а когда открываю глаза, слышу шум в коридоре. Сжимаюсь в комок, не смея пошевелиться. Я знаю кто это, знаю зачем он пришел и все что могу сделать это просто замереть, словно это поможет избежать неизбежного.

Моя небольшая кровать прогибается, и я слышу шуршание одежды. Я не хочу, не хочу. Кричу, когда одеяло откидывается, а обнаженное чудовище нависает надо мной.

– Не трогай меня. Пожалуйста! – глотаю слезы, теряя весь запал. Он словно не слышит, наваливается сверху, сминая мое сопротивление своей жестокой силой, тут же толкая язык мне в рот. Я хочу укусить его, но он сжимает мне щеки руками, не давая захлопнуть челюсть, шипит.

– Не дергайся и больно не будет.

– Я не хочу, Леон, мне будет больно.

– Посмотрим, – хмыкает он, задирая мою кофту и схожу, впиваясь в соски губами.

***

Глава 13.

Во мне метались и сталкивались противоречия. С одной стороны я понимала, что нужно будет договориться с этим монстром, а с другой я не смогу перенести новую порцию насилия. Несмотря на всю мою любовь к Коле, я не могу спокойно лежать и ждать, когда он начнет снова меня рвать. Я просто не перенесу этого, просто не выдержу. Я упираюсь руками в его тугие мышцы, чувствуя кожей волоски. Это как пытаться сдвинуть бетонную плиту. Только раскаленную, такой этот Леон горячий. Как не дает сопротивляться, избавляя от одежды, почти срывая ее с меня.

– Слушай, давай поговорим… – прошу я, пока его твердые губы обжигают шею, пока грубые руки мнут талию, прогибая меня и скользя вдоль спины к заднице.

Я сжимаю зубы, понимая, что эта чертова ласка иначе действует, чем должна. Меня теперь тошнит лишь от того, что я не хочу, чтобы он убирал свои ужасные ветки, что не делают больно. Он должен быть грубым, неистовым, а он целует меня, прикусывая кожу на шее лишь губами. Я отворачиваюсь, когда он поднимается, а затем наклоняется, чтобы поцеловать.

– Давай я денег дам? Ты отпустишь меня тогда? У меня есть, много. Давай покажу, вон там в сумке… Леон, там много… Пожалуйста…

– Не хочу твоих денег, хочу тебя, ведьма, – шепчет он, пальцами нажимает на щеки, заставляя смотреть только на него. – Дай свои губки, весь день о них мечтаю.

Я не хочу его поцелуя, внутри рождается таинственный страх, когда я смотрю на его рот, чуть прикрытый бородой, на тень, что нависает. А вдруг мне понравится, как нравятся его прикосновения, а вдруг этим поцелуем я предам Колю.

– Не надо меня целовать. Это будет измена Коле, – шепчу я, рот прикрывая и лишь чувствуя касание его губ к тыльной стороне ладони.

Взгляд Леона неожиданно меняется, становится жестким, безжалостным.

– А что не будет изменой? – вдруг спрашивает он зло и сильно выкручивает сосок. – Насилие? Тебе легче пережить секс со мной, если насилую?

– Да! Не надо этих нежностей! Зачем ты меня гладишь, словно… – словно я твоя любимая девушка. – Просто возьми за чем пришел и убирайся!

Он резко, неожиданно перекрывает мне воздух, нажав на горло и впивается в губы, не давая и шанса оттолкнуть его. Врывается языком в мягкую полость, скользит внутри, скользит по губам, трогает язык, словно сожрать меня хочет. Начинаю под ним извиваться, руками бить. Мне не нравится, не нравится, когда его губы на моих, когда борода щекочет лицо. И он мне тоже не нравится!

Отпускает резко, давая глотнуть воздуха.

– Запомни, Вера. Ты принадлежишь мне. Вся, в том числе губы. Каждая твоя дырка, даже порванная. Все это принадлежит мне! Не будет больше Коли, поняла? Можешь не любить меня, даже ненавидеть, но подчиняться ты будешь обязана, – отпускает он горло, сдирая с меня лифчик и трусы. Не дает дышать, а затем резко переворачивает от себя.

Пихаю его ногой, пока по щекам текут слезы. Что значит не будет Коли?

– Да пошел ты! Давай, рви меня снова я все перенесу и дождусь Колю, – ору, а он меня резко по заднице бьет, раз, другой, до крика, пальцами на промежность нажимает, чуть внутрь проникает кончиками.

Я стискиваю зубы, готовясь перенести любые страдания, любую боль, что принесет мне эта Зверюга. Просто буду думать о Коле, который был со мной всегда нежен и терпелив.

– Долго ждать придется, – шипит Зверев, впиваясь в мою задницу пальцами, наверняка оставляя следы. – Он сгниет в тюрьме, а ты если будешь сильно рыпаться, отправишься к Гоше, он очень хочет порвать тебя лично.

– Лучше к ним, чем с тобой, сволочь бесчувственная! – рычу в подушку и снова вскрикиваю. От удара.

– Так и быть, отправлю тебя завтра им, но сегодня придется потерпеть мое присутствие, – рявкает он и вдруг сжимая силой ягодицы, раздвигает их, принимаясь смачно вылизывать. Я дергаюсь, хочу оттолкнуть его, прекрасно понимая, что он затеял.

– Не надо, ты же убьешь меня! – хочу повернуться, дергаюсь, как уж на сковородке, но, чем сильнее дергаюсь, тем сильнее он стискивает задницу, продолжая орудовать языком между булок. Я уже в голос реву, а он все елозит и елозит. Внутри рождается проклятое тепло, ведь он то и дело задевает клитор. Я бью кулаками в матрас, но не могу даже двинуться, освободиться, чувствуя как яд похоти растекается по венам, стекая смазкой по бедрам. Нет— нет, не может быть, я не могу возбуждаться от действий этого чудовища, не могу даже подумать об этом. Вчера тоже… Как я могу. Я предательница, я изменщица.

– Прошу, не надо так. Лучше трахни, сделай больно, но перестань это делать,– ору как резаная, когда вдруг все заканчивается, он убирает губы, освобождая меня от порочного плена, но между ног все равно все пульсирует, трещит от напряжения. Я захлебываюсь рыданием, когда он приставляет тяжелую головку к крошечной дырочке, чуть нажимает

– Сейчас головка зайдет, потом легче будет, – он еще и успокаивает, дергаю рукой, но достаю лишь до бедра, царапаю его как можно сильнее. Он лишь шумно вздыхает, делает рывок, проникая в меня своим чертовым стальным набалдашником, Я готовлюсь орать, но мне лишь дискомфортно, так что я сжимаю руками подушку и вою в нее, ощущаю, как распирает изнутри, как он двигается во мне, даже не намереваясь жалеть.

– Ненавижу тебя, – глупое, бессмысленное заявление, он уже внутри, но я все равно снова и снова повторяю, – Ненавижу, ненавижу!

– Та же фигня, – пыхтит он, толкая свой отросток все дальше, давя на стенки, сворачивая нутро унижением. Зачем он так, ну что я ему сделала. Я просто не хочу с ним быть, не хочу.

Он проникает все дальше, распирая меня своей стальной плотью. Неприятно, но иначе, чем когда насиловал в первый раз, иначе, чем вчера, когда просто терся об меня. Он пальцами трогает мой клитор, другой рукой нажимает на грудь.

Я стискиваю челюсти, сжимаю зубы, готовясь пережить все. Я все выдержу, даже это животное внутри меня. Что двигаться начинает чуть быстрее.

– Сладкая моя девочка, – как в бреду, спину целует, линию языком по позвоночнику ведет, посылая странные импульсы телу. Я пытаюсь их игнорировать, но они словно пузырьками шампанского в кровь вошли, бурлят, смущая, заставляя не кричать, а позорно постанывать.

Скотина такая, еще клитор мой натирает, а я не понимаю, почему вместо тошноты и ужаса чувствую терпкий мужской запах, ощущаю весь его размер. Чувствую, как он полностью во мне, как боль и дискомфорт медленно и верно сменяются чем – то запретным недопустимым мне ранее.

Из чего я делаю один вывод – я шлюха. Потому что нормальной женщине не может такое нравиться. Нормальная бы стала рыдать, а не постанывать на каждый медленный толчок, нормальная бы думала только о любимом, а не о том, как пульсирует комок нервов под мозолистыми пальцами, как соски горят в тяжелых ладонях.

Нет, нет, нет. Не хочу этого испытывать, не хочу даже мысли допускать, что это животное может мне принести удовольствие. И стоит ему подойти ближе, начать искрами бить все тело, как я просто кусаю себя за руку, причиняя боль и отгоняя позорный оргазм.

– Дура, – усмехается Леон, начиная двигаться чаще и буквально через несколько мгновений вжаться в меня всем телом, заливая изнутри горячим семенем. – Ну и нахера, ты же почти кончила.

– Нет, даже близко нет. Просто укусила себя, чтобы не выть от боли.

– Да, да, так я и понял, – вытаскивает он своего гиганта, целует меня в копчик и уходит в душ.

Я лежу, распластанная по кровати, не могу даже пошевелиться, чувствуя искры не наступившего оргазма. Ни за что. Я не должна получать удовольствие, чтобы он со мной не делал. Не должна.

***

Спасибо любимым читателям за поддержку! Обожаю вас!

Глава 14.

Просыпаюсь от того, что дико жарко, словно меня положили прямо в печку.

Открываю глаза и понимаю, что прижата к огромному телу Леона. Поворачиваю чуть голову, упираясь взглядом в густую поросль на лице, улавливаю спокойное, глубокое дыхание.

Он и правда огромный, подавляет меня всем своим существом и силой, которой я просто не могу противостоять.

Сглатываю слюну, вспоминаю все ощущения, которые набросились на меня голодными волками. Только невероятным усилием я смогла их оттолкнуть. Но они придут снова, я даже сейчас чувствую запах этой чертовой псины, что буквально сводит внутренности, заставляет елозить и думать о том, какого это, когда этот гигант вторгается в меня, растягивает изнутри, заполняет своим ядовитым семенем.

Я же просила его, я предлагала деньги, а он…

Он бесчувственное животное, которому плевать на меня, плевать на мои мольбы. Ненавижу, ненавижу его!

Он уничтожил меня, сделал грязной, отвратительной и развратной, думающей не о своем нежном женихе, что мучается неизвестно где, а о том, что чертова вялая плоть давит на копчик, заставляя трепетать.

Я еле выбираюсь из тяжелых пут и вскакиваю, часто дыша. Я не хочу этого чувствовать, не хочу быть с ним. Я ненавижу его! – слезы градом, тело дрожит, руки в кулаки сжимаются. В груди такая боль, словно сердце ножом проткнули и садистки проворачивают, задевая самые чувствительные нервные окончания, словно зная, как именно причинять мне самые острые страдания.

Ноги несут меня к кухонному гарнитуру, рука сама хватает нож. Если я убью его, все закончится. Я тоже сяду в тюрьму и больше не смогу испытывать ничего ни к нему, ни вину, что изнутри разъедает. Самое главное, что мне не будет стыдно перед Колей. Потому что лучше убить или умереть самой, чем ощущать это к монстру, что подавил мою волю.

Я подхожу к кровати, заношу нож высоко, до натяжения всех связок и мышц. Он спит. Сколько можно спать.

Одно движение и его не станет. Одно движение и я свободна.

Внезапно он открывает глаза, сразу безошибочно находя меня в сумраке утра.