Полная версия
( Не)чаянная дочь для магната
– Езжай, конечно, и врача вызови. Будет совсем плохо, звони – приеду. С Никитой я сама разберусь.
Люська достаёт из кармана робы блеск с зеркальным колпачком. Подкрашивает и без того ярко напомаженные губы.
– Маруся, допивай молоко и надевай комбинезон! – командую я и возвращаюсь в гардеробную.
– Ты клинике столько денег сегодня ночью заработала, что Никита тебя в пупок изнутри поцеловать должен, – усмехается Люська. – Хотя Горина ты вывела из себя будь здоров. Такой мужик клёвый…
Я выглядываю из гардеробной, и Люська прикусывает язык. На пуховике расходится молния, но нет сил с ней возится. Хочется поскорее сесть в машину.
– Маруся, солнце! – хнычу я. – Давай скорее.
Дальше всё, как в бреду. Выходим во двор, где ждёт моя старенькая «ашка». Младшенькая могучего немецкого концерна. Маруся забирается на детское кресло без спинки, по виду шлепок шлепком, и я пристёгиваю её ремнём безопасности. Поворачиваю ключ в замке. Приборная панель приветливо загорается оранжевыми огоньками. Включаю навигатор в телефоне, выбираю «Бухарестская дом» и, смахнув дворниками мокрый снег, трогаюсь. По дороге, через городского робота вызываю врача себе и Марусе. Она притихла, роется в своём рюкзаке. На разговоры нет сил.
Плохо помню, как приходим домой. Со мной такое впервые. Опускаюсь на табуретку и понимаю, что нет сил снять сапоги. Беспомощно обвожу взглядом нашу студию. Маленький мирок, где нам так уютно вдвоём с Марусей.
– Мамочка, тебе плохо? – В больших серых глазах Маруси притаился страх. – Ты вся белая.
– Не бойся, солнышко! Сейчас мама посидит… – говорить тяжело.
Маруся помогает мне расстегнуть сапоги, а я, доламывая молнию, избавляюсь от пуховика. Надеваю чистую маску, боясь заразить дочку, и добредаю до постели.
– Марусь, я немного посплю…
Падаю на матрас, лежащий прямо на полу, и проваливаюсь в темноту.
– А ты и правда в маске спишь! – отдаётся в ушах голос из прошлого.
Нет, похоже, не из прошлого. Открываю глаза, и меня бросает в жар. Фрол на четвереньках стоит рядом и разглядывает меня.
– Как ты… – Пытаюсь проглотить слюну, но не получается. – Как ты вошёл?
– Я его пустила. – Маруся подходит к Фролу и кладёт руку ему на шею. – Знакомься. Это мой друг Декабрь.
Глава 4
Рита
Мне на лоб ложится ладонь в кожаной перчатке. Наверное, это сон. На меня смотрят с сочувствием два близко посаженных глаза шимпанзе. У обезьяны такой же красный свитер, как у Фрола.
– У… У-у-у, – представляется она.
– Чур тебя!
Я закрываю глаза. Галлюцинации. Но какие реальные! Матрас проминается слева от меня, и по моему виску проходится шершавый язык. Мне хочется шарахнуться в сторону, но удаётся лишь слабо шевельнуть головой. Теперь стопудово не галлюцинации. Надеюсь, это не Фрол. Приоткрываю один глаз. Рыжий питбуль, обнажив белоснежные зубы, улыбается мне, как родной.
– Мамочка! – голос дочери – единственное реальное звено в этой пьесе абсурда. – Смотри, сколько у меня теперь друзей.
Пикает микроволновка.
– Маруськин, погрелись твои блинчики. – Фрол, подхватывая дочку на руки, ловко поднимается с колен и даёт команду собаке: – Кайла, место!
Нормально девки пляшут! Пока я спала, на квадратный метр нехило прибыло гостей. А у питбуля уже и место есть. Шимпанзе срывается за хозяином, а я отворачиваюсь к стене. У меня сейчас хватает сил лишь на то, чтобы лежать, тряпочкой. Смех Маруси, голос Фрола, цокот когтей по ламинату, уханье обезьяны сливается в один звук, и я снова проваливаюсь, словно в шахту.
– Гюльчатай, открой личико, – раздаётся вкрадчивый голос Фрола.
Открываю глаза в полумраке, ощущая на плече тяжёлую руку. Поворачиваюсь. Сквозь жалюзи проникает свет из дома напротив. Неужели я проспала весь день?
– Сколько времени? – хриплю я.
– Девять. Пить хочешь? – Фрол сидит по-турецки возле меня, сжимая в руках мою любимую кружку с серым медвежонком. Вот мы уже и «на ты» с Гориным.
– Очень. А где Маруся? – Прислушиваюсь к звукам, но слышу только мерное тиканье часов. Кровать дочери возвышается вторым ярусом над моим матрасом.
– Умаялась, спит с Микки. Садись.
Фрол смотрит так, что хочется разрыдаться. Столько раз представляла себе нашу встречу, а сейчас и слово сказать боюсь. Даю голову на отсечение, что он меня узнал. Приподнимаюсь на локтях и отползаю к стене.
– Ты личико-то открой, – ухмыляется Фрол. – Или из трубочки пить будешь?
Я снимаю маску, и время останавливается. Даже дышать страшно.
– Здравствуй, Марго! – он наклоняется и гладит меня по щеке.
Вдавливаюсь в стену и цежу сквозь зубы:
– Руки убери.
– Прости!
Он протягивает мне чашку. Делаю пару глотков и морщусь:
– Что за писи сиротки Каси?
У Фрола вытягивается лицо.
– Вообще-то я сварганил тебе домашний морс.
– Прости, – возвращаю ему кружку, – похоже, я не только нюх, но и вкус потеряла.
– Да ты вообще берегов не видишь, – смех Фрола сладкой музыкой убаюкивает мои давние обиды. – Это я ещё вчера заметил.
– Зачем ты здесь?
Я выбираюсь из-под одеяла и, цепляясь за подоконник, встаю.
Фрол поднимается следом.
– Однажды ты спасла меня – хочу вернуть долг. Мы слишком знакомы, чтобы забыть друг друга.
– Горин, я не девочка пяти лет! На этой станции кипяточку не попьёшь! Ты меня даже не узнал прошлой ночью!
– Ты провела пять дней в моей постели. Мы вылезали оттуда лишь поесть. Тебе шла моя рубашка… Я уже не представлял тебя в другой одежде.
Фрол стягивает с себя свитер. Стараюсь не смотреть на его загорелое тело. Он продолжает:
– С тобой мне вдруг захотелось валентинок, амуров и прочей чепухи, но я должен был уехать. Сегодня я готов признать – ты лучшее, что случилось в моей жизни.
– Э-э, ты не мог бы свитер обратно надеть.
– У тебя жарко… Не перебивай меня!
– В смысле не перебивай? Я еле стою, а ты втираешь мне какую-то дичь!
– Марго!
– Ближе к делу!
Я и правда еле стою. Фрол ставит ладони на подоконник по обе стороны от меня и шепчет на ухо:
– Маруся – моя дочь!
– С чего это вдруг? – актриса из меня никакая сегодня.
– Считать я умею.
– Хм. А ребёнок от рыжей бабы тебя чем не устроил?
Фрол отрывается от подоконника и бурно выдыхает. Пользуясь случаем, я закрываюсь в ванной. Ну и кто это у нас в зеркале? М-да. Я тебя не знаю, но я тебя помою… Частями. С температурой под душ не полезешь. Весь день проспала в одежде, тело просит отдыха. Мечтаю влезть в пижаму, но как-то неудобно перед Фролом щеголять в неглиже. Да пошло всё лесом. Избавляюсь от одежды, умываюсь. Стягиваю резинку с хвоста и едва прохожусь расчёской по голове. Обычно я причёсываюсь массажной щёткой минуты три не меньше. Роскошная копна светлых волос – моя гордость. Сегодня без массажа. Натягиваю синюю пижаму в горошек и, прислонившись к стиральной машине, раздумываю, как бы выставить Фрола с его зоопарком. Что ему действительно от меня надо? Выгнали из команды и отобрали квартиру? Давно пора разогнать всю сборную. Нет, тут что-то другое.
Звонок в домофон. Кого ещё принесло?! Выхожу из ванной и сталкиваюсь нос к носу с Гориным. Кайла вертится возле него, стегая меня по коленям хвостом.
– К тебе врач! – Фрол вешает трубку домофона на базу и, ощупав меня взглядом, командует: – Дуй в постель.
– А к Марусе приходил доктор?
– Приходил! Иди ложись! Кайла, место!
Собака быстро скрывается в комнате. Я дрессировке не поддаюсь. На нашем этаже с грохотом останавливается лифт. Фрол открывает замок и впускает в квартиру врача.
Лопоухий, в шапке набекрень и с маской на подбородке, доктор особо не церемонится с нами. Не раздеваясь, он берёт у нас мазки, заглядывает в рот, вскользь слушает меня прямо через пижаму.
– У вас скорее всего Ковид, – врач скользит по мне рассеянным взглядом. – Мужу больничный по контакту нужен?
Все гласные и несогласные вылетают у меня из головы. Врач поворачивается к Фролу:
– Нужен или нет?
***
Рита
– Больничный нужен! – Фрол достаёт из кармана документы. – Я только переехал сюда. Запишите мои данные.
Врач фотографирует документы свалившегося на мою голову «мужа», прописывает мне жаропонижающее, витамины и убирается восвояси.
– Что значит переехал? – беру быка за рога.
– Маргош, не спрашивай меня сегодня ни о чём. – Фрол идёт в ванную, я захожу следом.
– Что значит не спрашивай? А ты не задумывался, что у меня кто-то есть? – последние слова смешиваются с кашлем.
– Кроме фикуса на подоконнике я больше никого не заметил! – Фрол оборачивается. Мгновение – и я сижу на стиралке.
Глядя мне в глаза, без стыда и совести Фрол стягивает с себя джинсы и боксеры. Закрываю лицо ладонями.
– Кота и того ещё не завела. Так что я поживу у тебя. Хотя бы пока не поправишься. – Фрол забирается в душевую кабину и включает воду.
Я обхватываю колени руками. Мысли путаются, когда вижу, как за стеклянной стеной по телу Фрола стекают облачка пены. Мочалка разгоняет их по загорелой коже, и они медленно сползают всё ниже, ниже, ниже. Горин – первый мужчина, переступивший порог этой квартиры. И первый в моей постели. Но не последний. И тому непоследнему вряд ли понравятся такие перемены в моей жизни.
Фрол, намыливая голову, поворачивается ко мне лицом. Я смущённо отвожу взгляд от атлетической фигуры с узкими бёдрами. Хочу слезть с машины, чуть не падаю. Голова кружится. Фрол выключает воду и раздвигает дверцы кабины:
– Дай чем вытереться!
Стягиваю с батареи своё розовое полотенце и протягиваю ему.
– Мне показалось, или это ты собирался за мной ухаживать?
– Думаю, тебе будет приятней, если за тобой будет ухаживать чистый мужчина.
Фрол оборачивает бёдра полотенцем и ступает на пушистый белый коврик босыми ногами.
– Мужских тапок у тебя, конечно, нет.
– Стоптались, только вчера выкинула. Три пары. – Я берусь за ручку двери.
– Подожди, колючка! – Фрол кладёт тёплую ладонь мне на плечо.
Прислоняюсь спиной к двери:
– Ну что ещё?
– Маруся тебе подарок заказала. Мужчину хорошего. Я предложил свою кандидатуру. Идея ей понравилась!
Вот ведь макака маленькая! А Фрол и рад развлечься. Заскучал, что ли, среди своих гламурных баб? Фрол притягивает меня к себе и шепчет:
– Примешь подарок?
Так вампиры в фильмах обольщают своих жертв. Я дурею от его прикосновений. Я потеряла обоняние, но помню аромат его тела. А ведь по состоянию мне дня два до смерти осталось. Упираюсь кулаками Фролу в грудь.
– Зачем такие жертвы, Горюшко? У тебя и так страждущих от Питера до Москвы на четвереньках не переставить.
– Маргош, я сволочь, знаю. Прости меня.
– Да пошёл ты! – Я разворачиваюсь и выхожу из ванной. – И не думай, что я пущу тебя в свою постель!
Кайла развалилась поперек прохода, и я спотыкаюсь об неё. Фрол удерживает меня от падения.
– Тогда мне придётся лечь на полу, – шепчет мне и подхватывает на руки.
Я обхватываю его шею:
– Горин, я же заражу тебя! Уже, наверное, заразила.
Он улыбается и трётся об меня носом:
– Это, Маргоша, и называется Ковид-контакт!
Фрол относит меня в постель, укладывает головой на подушку и укрывает меня одеялом:
– Чем лечиться-то будем? Этот докторишка и не выписал ничего.
– Аптечка в стеллаже у плиты. Небулайзер рядом в коробке.
Меня снова бьёт озноб. Помощь Фрола мне и правда не помешает. Через пять минут я сижу с маской на лице, и набираю в шприц лекарство из ампулы.
– … Камикадзе, Филадельфию, – диктует Фрол заказ по телефону, вытянувшись возле меня на матрасе.
Сверху раздаётся голос Маруси:
– А я мороженое хочу, – она спускается по лестнице и усаживается Фролу на живот, – закажи мне мороженое.
Следом за Марусей спрыгивает шимпанзе и ковыляет к столу. Забравшись на стул, Микки берёт банан из деревянной миски и принимается за еду. Раздаётся цокот когтей по ламинату, и Кайла уже сидит возле шимпанзе. Микки глядит на банан, на собаку, отламывает кусок и кидает ей. Кайла хватает на лету и проглатывает не жуя.
– Для детей что можете предложить? – Фрол гладит Марусю по спине.
Дочка поставила локти ему на грудь и не сводит влюблённых глаз.
– Ты суп-пюре любишь? – спрашивает Фрол её.
– Не-а, – вертит Маруся головой, – мороженое хочу.
– А с молоком единорога? – прищуривается Фрол.
– Единорога?! – серые глаза дочери округляются от восторга. – Буду!
– И котлеты из мяса дракона, хорошо? Две штуки, – лепит Фрол, не моргнув глазом.
Маруся согласно кивает головой.
– Берём, – подтверждает Фрол заказ и откладывает телефон. – Маруськин, налей водички.
Дочка с готовностью бросается к раковине, подвигает табуретку и наливает воду из фильтра в свою кружку. М-да, дуры мы бабы. Но до чего же хорошо! Я ловлю взгляд Фрола. Он подмигивает мне. Всаживаю себе в бедро иглу и присоединяю шприц. Морщу нос – лекарство не из приятных.
Маруся подносит Фролу стакан воды и с нежностью смотрит, как он пьёт.
– Декабрь… – гладит она его по волосам. – Мокрый такой! А ты останешься у нас ночевать?
– Хотел бы, да мама меня на матрас к себе не пускает.
– Так ты же лежишь уже, – разводит руками Маруся.
– Ну это пока, – Фрол тяжело вздыхает.
– Мама, – Маруся упирает руки в бока и смотрит на меня укоризненно.
Сейчас она – вылитый Фрол. Перевожу взгляд с одного на другого. Маруся повторяет по слогам:
– Ма-ма.
– Маруся, нельзя пускать к себе в постель первого встречного! – призываю я дочь к морали.
– Декабрь не первый встречный… – Топает Маруся ногой и подбирает слова: – Он это… ну, это… Избранец, во!
Фрол поднимается с матраса, встаёт перед Марусей на одно колено и целует ей руку:
– Благодарю вас, принцесса!
Раздаётся звонок в домофон. Кайла заливается лаем. Для доставки еды слишком рано. И я знаю, кто это. Оглядываюсь в поисках своего мобильника. Я его даже из сумки не доставала. Батарейка села, наверное. Отсюда и гость на пороге.
Домофон настойчиво продолжает звонить. Фрол идёт открывать дверь, а у меня даже нет сил подняться. Вечер мне уже не кажется таким милым.
Глава 5
Рита
– Кайла, сидеть! – командует Фрол.
Собака замирает у входа в комнату. Хлопает дверь, но Кайла будто превратилась в памятник самой себе.
– Я правильно попал? А, Маруся, привет, – Никита явно растерян. – Простите… А с кем имею честь?
Красивый, как Киану Ривз, Никита – мой бывший однокурсник, коллега и хозяин клиники, пользуется успехом у женщин не меньше Фрола. Но, скорее, за изысканность манер и речи, чем за рельефный торс.
– Здрасьте, дядя Никита! Это мамин парень! – хвастливо вставляет Маруся, кивая на Фрола.
Не удивлюсь, если я уже уволена.
– Ритин парень. – подтверждает Фрол, оставаясь инкогнито. Похоже, его вполне устраивает заявление дочери. – А я с кем имею честь?
– Никита Смехов…
– Мама с ним работает, – звонким голосом докладывает Фролу Маруся про моего босса и с недавнего время «парня». После вмешательства спевшейся парочки, скорее всего, бывшего.
– Не знал, что у Риты кто-то есть, – растягивает слова Никита. – А сама она где?
Мне хочется спрятаться под плинтус.
– Проходите, собака не тронет, – Фрол сама гостеприимность. – Если не боитесь заразиться. Мы тут всей семьёй на карантине.
– Семьёй?
– Дядя Никита, а у меня обезьяна есть! – хвастается Маруся. – Микки! Микки! Иди сюда.
Микки, отложив недоеденное яблоко, слезает со стула и бежит к двери. По дороге шимпанзе отвешивает Кайле лёгкий подзатыльник, но та сидит, как статуя.
С тех пор, как год назад мы возобновили с Никитой общение, я не приглашала его домой. Всякий раз у подъезда отказывала ему в чашке чая таинственно улыбаясь. Конечно! Ведь у меня муж, собака и обезьяна, а Никита знал только о дочери. Должна быть в женщине загадка!
– Рита Сергеевна, моё почтение, – Никита с интересом скользит взглядом по комнате и останавливает его на мне. – А у вас тут мило. Белые обои, чёрная посуда. Прямо, как в песне.
– И тесно, как в хрущёвке, – добавляет Фрол. Он довольно улыбается за спиной поверженного без драки соперника. – Надо загород перебираться. Поужинаете с нами?
– Спасибо, я сыт! – через плечо роняет Никита, прожаривая меня взглядом до степени well-done[1].– Рита, ты почему трубку не берёшь? Я сорвался с работы, а ты!..
– Прости, Ник, продрыхла весь день! Похоже, я надолго прилипла. Спасибо, друг приехал помочь, – говорю так, будто за спиной Никиты не полуголый амбал в моём розовом полотенце, а монах-францисканец.
Одним метким словом я ставлю жирную кляксу на недописанный Фролом портрет идеальной семьи. Его игры мне пока до конца не понятны, а Никита скоро год, как исправно платит мне весьма приличную зарплату.
– Ах, друг! – Никита выдыхает с облегчением. – А я уже себе вообразил. Малыш, ты не переживай. Справимся. Выдерну на дежурство Пашку из Коломяг. Там всё равно надо операционную на ремонт закрывать. Лекарства, деньги… Всё что нужно – только свистни.
Фрол потирает подбородок и улыбается мне. Отвечаю ему тем же, недооценив степень Горюшкиного коварства. Фрол подхватывает Марусю на руки и встаёт перед Никитой.
– А после Нового года можно будет еще этого Пашку дёрнуть? – склоняет Фрол голову к Марусе, зарывшейся пальцами в его волосах. Ну просто мадоний с младенцем. – Хочу девчонок на Мальдивы отвезти погреться после болезни.
Мягкий свет лампы над столом падает на их лица.
– Вряд ли, – Никита в замешательстве отступает к выходу. – Рит, я, пожалуй, поеду, раз всё у тебя в порядке. Проводишь меня?
– Подожди!
Цепляюсь за штангу кровати и встаю, путаясь ногами в одеяле. Прохожу мимо Фрола, гордо вскинув голову. Накидываю на плечи куртку и выхожу следом за Никитой на лестничную клетку.
– Это что ещё за стриптизёр? – Никита обиженно закусывает губу. – Рожа у него знакомая.
– Этот стриптизёр сделал нам сегодня ночью кассу…
Мои оправдания заглушает лай Кайлы прямо под дверью.
– Рита, не езди мне по ушам! Твоя дочь копия этого парня! – пытается перекричать собаку Никита и вдруг до него допирает. – Твою ж налево! А это часом не Фрол? В карточке было написано Горин… Так ты снова с ним?
– Он просто приехал мне помочь! – топаю я ногой.
Кайла уже попросту беснуется за дверью.
– Очень мило с его стороны! Спустя шесть лет опомнился! Не даёт больше никто и о тебе вспомнил? – плюётся огневыми шашками Никита.
– Да послушай, Ник!
– Ты! Ты!… – Никита разворачивается и, сунув руки в карманы, уходит.
Я смотрю, как за ним закрываются двери лифта и расстроенная вваливаюсь в квартиру. Фрол командует собаке:
– Фу!
Кайла затыкается и получает кусок сыра.
– Ты же меня сейчас без работы оставил…
Сползаю по стене на пол и закрываю лицо руками.
– Королевы не должны работать, – Фрол садится передо мной на корточки. – И уж точно не должны спать с боссом.
– Мы только начали встречаться, – вздыхаю я, мысленно прикидывая шансы остаться на работе.
– Ты его любишь?
Я пожимаю плечами.
– Нам просто хорошо было вместе.
– Поверь, я тоже умею делать хорошо, – льёт мёд Фрол и вытирает с моей щеки слезинку.
– Я помню. – Прислоняюсь затылком к холодной стене. – А ещё я помню, как тяжело потом это забыть. Такие игры больше не для меня, Горюшко. Мне скоро тридцак. У меня растяжки на животе и маленькая грудь. Мне далеко до девушки на заставке экрана твоего телефона.
– Она значительно моложе тебя, – Фрол поднимается и берёт с тумбочки свой мобильник. – Но это единственный нюанс.
Фрол показывает мне заставку. С фото мне улыбается Маруся.
– Растяжки сейчас легко убираются, – добавляет он и подмигивает: – А титюли вставим, если они тебя смущают. Хотя я за натуральную грудь.
Домофон вновь заливается трелью.
– Молоко единорожки привезли! – Маруся выбегает в коридор и с разбегу прыгает к Фролу на руки. – А мы скажем маме наш секрет?
– Думаю пока рано.
Маруся обнимает Фрола и шепчет ему на ухо.
***
Рита
«Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет; он бежит себе в волнах на поднятых парусах мимо острова крутого, мимо города большого…» – Фрол замолкает.
Я заслушалась и не подумала, как мы проведём вместе ночь. Марусина кровать надо мной скрипит, и на тонкие жёрдочки-ступени ступают мускулистые ноги, затем я вижу синие боксеры, плоский живот… Зажмуриваю глаза, но тут же открываю от щелчка выключателя. Комната окутана полумраком.
– Уснула, – шепчет Фрол, и мой матрас проминается под его весом.
Одеяло приподнимается… Ну это уж слишком!
– Фрол! Мы не будем спать вместе.
Открываю я глаза и от моей уверенности не остаётся и следа. Свет ночника освещает довольное лицо Фрола. Он улыбается и склоняет голову набок:
– Правда, что ли?
– Да! – подтыкаю одеяло под себя.
– Тогда я лягу возле ваших ног, моя королева. – Фрол сползает с матраса и ложится на голый пол. – Спокойной ночи!
– Спокойной ночи!
Теперь я чувствую себя неблагодарной свиньёй. Терзаюсь муками совести. Ворочаюсь. Минуты кажутся вечностью. Приподнимаюсь на локте. Фрол лежит на боку спиной ко мне, подложив руку под голову.
– Возьми с кресла плед! – говорю и понимаю, как глупо звучит.
Кажется, что в голове тикает секундомер.
– Ладно! Не мытьём, так катаньем! Забирайся живо в постель.
Дважды повторять не приходится. Одна рука Фрола пробирается мне под шею, а вторая скользит по спине.
– Девочка моя сладкая! – шепчет он.
– Не трогай меня, – хнычу в ответ. – У меня всё тело ломит.
– Я буду нежным, – склоняется он к моему уху.
– Фрол, нет!
Бастионы мои скорее из песка, чем из камня.
– Ты любишь пожёстче?
– Дурак!
Стены размыты первой же волной.
Фрол смеётся и забирается рукой мне под пижаму. Мягкие подушечки пальцев выводят узоры на моей спине. Замолкаю. Ещё немного и замурлычу от удовольствия. Веки слипаются. Мягкие губы касаются моего лба. Смотрю на Фрола. Улыбка разбегается лучистыми морщинками от уголков его сияющих глаз.
– Ты невероятно красивая.
Руки Фрола сведут меня с ума. Его пальцы скользят по позвоночнику к затылку и массируют мне шею.
– Я не хочу, чтобы ты заболел, – вру сама себе.
Сейчас я готова закрыться с Фролом на пожизненный карантин.
– Нашу команду на той неделе вакцинировали, малышка. Но если у тебя подтвердят ковид, я просто обязан провести две недели на скамейке запасных.
– Ты серьёзно решил у меня обосноваться?
– Если приютишь!
– Горин, ты что-то недоговариваешь! – хмурюсь я. – Скажи честно! Тебя попёрли из команды и забрали за долги квартиру?
– А если так? – Фрол переворачивает меня на себя. – Прогонишь?
Я лежу на нём, как недавно лежала Маруся. И так же, подперев руками голову, смотрю на Фрола влюблёнными глазами.
– Не прогоню! Из госпиталя мне, скорее всего, придётся уйти. Но как-нибудь прокормимся. У тебя реально проблемы?
Уголки губ Фрола подрагивают, его руки поглаживают мне поясницу.
– Есть немного.
– А как же Бали и титюли?
– Всё в силе.
Руки Фрола спускаются ниже и проникают под резинку пижамы.
– Лапы убери! А то на пол отправишься.
– Прости!.. А без Бали я тебе не нужен?
– Горюшко, я что-то не пойму, – сажусь я ему на живот, – кто кого домогается?
– Угадай, – смеётся он, и, подхватив меня под бёдра, перемещает чуть ниже.
К щекам приливает кровь, и я скатываюсь с Фрола.
– Я привыкла за всё отвечать сама. – Поворачиваюсь к нему спиной и фыркаю, как ёжик, от обиды: – Ничего мне от тебя не нужно.
Фрол обнимает меня и целует в затылок:
– «Никогда и ничего не просите! Никогда и ничего, и в особенности у тех, кто сильнее вас. Сами предложат и сами всё дадут!»[2] Булгакова начиталась или ратуешь за феминизм?
– А с чего ты взял, что сильнее меня? – с вызовом спрашиваю я.
– Значит последнее, – вздыхает Фрол.
Его тёплое дыхание запускает стаю мурашек по моему телу.
– Ни за что я не ратую, – ворчу себе под нос, – еду, как могу.
Тёплая ладонь ложится мне на живот.
– Покажи растяжки, – вдруг просит Фрол.
– Здрасьте, приехали!
– Покажи!
Фрол приподнимается на локте и смотрит на меня с такой любовью, что я безропотно поворачиваюсь и задираю пижаму. Фрол ложится между моих бёдер, и бархатными подушечками пальцев проходится по белёсым стриям на животе. Их немного, но я очень их стесняюсь. Поэтому после рождения дочки ношу только закрытые купальники.
– Маруськин тут жил, – язык Фрола скользит по коже вдоль резинки пижамных брюк.
Не могу сдержать стон. Это самая потрясающая ласка в жизни. Она дышит нежностью. Зарываюсь пальцами в тёмные вихры Фрола. Он трётся щетинистой щекой о мой живот и укладывается на него, обхватив меня ладонями под лопатками.