Время выбора 2

Владимир Босин

Время выбора 2

Глава 1

С утра звонили во все колокола, отборные части русской армии входят в столицу. Я не присутствовал при этом ввиду не совсем восстановившегося здоровья. Но уж мои свитские пересказали перипетии во всех подробностях.

Сначала прогарцевал сборный полк кавалерии, особо отличившейся в этой кампании. Потом повезли трофеи, флаги противника, захваченные лёгкие орудия. Затем уже в сопровождении своих воевод появился государь в золотых доспехах. Процессия растянулась по улицам столицы, народ радостно кричал заздравицы победителю. Тем более, что царь приказал выкатить на площади дармовой алкоголь и угощение.

Столица отходила от ужасов чумной эпидемии и радовалась возращению победителей.

На следующий день я, сидя в кресле и рассказывал брату о происходившем здесь. Алексей стал бледен, когда я довёл до него цифры людских потерь. Его так перепугала возможность опять оказаться беззащитным перед подобной стихией, что он молча обнял меня. Как бы благодаря за то, что я не убежал из города и сражался с эпидемией.

Правда уже через месяц он немного поменял своё мнение. Дело в том, что я своими драконовскими мерами завёл себе чересчур могущественных врагов. Те бояре, которые по моей воле остались в Москве и были вынуждены наравне с быдлом переносить всю тяжесть эпидемии, сейчас объединились с купцами, которые пострадали из-за карантина. Они накатали челобитную, подкреплённую списком нарушений с моей стороны всех возможных и невозможных законов и уложений. Выяснилось, что я выгреб казну, растратив средства на чернь.

Брат показал мне это пасквиль. Ну, если честно, то в основном там правда. Но иначе я не остановил бы нарастающую угрозу. Это сейчас кажется, что почти ничего не было и все радуются. Но три месяца назад безнадёжность овладела людьми. Каждый день умирали их соседи или близкие.

Через неделю к моей травле присоединились святоши. Патриарх Иов не забыл, как я пытался бороться со скоплениями народа в разгар эпидемии. Брат ходил смурной и перестал звать меня на заседания Думы.

В эти дни я уезжал из Кремля в городской дом. Там на меня не так давила волна ненависти. Ещё бы лучше вообще свалить из города, но на это царь разрешения не давал.

Зато кардинально улучшились отношения с супругой. Анна после того раза перестала меня избегать. Даже присоединялась к общей трапезе. А когда я игрался с малышкой, она как обычная мамаша улыбалась, наблюдая за нами.

В один погожий день мы вообще выехали за город на световой день.

Слуги разбили шатёр, где спала наша малышка, пока мы вчетвером прогуливались. Прасковья с Анной впереди, ну а мы с Пахомом чуть отстали.

– Иван, и чем всё это кончится?

– Не знаю, Пахом. Не знаю. Думаю, ничем хорошим. Я затронул сильных мира сего, они от меня так просто не отстанут. Ты начинай перевозить самое важное в мою усадьбу под Тверь.

Самое важное – это моя библиотека. А также лаборатория с уникальным оборудованием.

Этот период, когда меня подвесили в воздухе длился без малого два месяца. Меня вроде бы как не сняли с постов, но просто перестали обращаться и звать на заседания Думы. «Тайный приказ» тоже брат взял под себя. Даже оборудовал там личный кабинет и засиживался допоздна.

Я его где-то понимал. На одной чаше весов брат и наследник, на другой объединившиеся бояре.

А вот когда царица благополучно разрешилась в очередных родах мальчиком, ситуация кардинально изменилась. Я не помню, что случилось с Алексеем, так назвали первенца, но по старой ветке развития событий на престол после отца сядет не вполне здоровый Фёдор, который ещё не родился. Но это и не важно, главное я перестал быть наследником.

Как мне потом доложили, когда по всей столице звенели колокола в честь рождения царевича и мы с царём в открытой карете ехали по улицам города, то народ выкрикивал моё имя. Причём называли спасителем. Чёрный люд запомнил, что именно я укротил спесивых бояр и самолично ездил по дворам, помогая пострадавшим. И видимо это стало последней каплей. Царь очень ревниво отнёсся к моей народной известности.

А утром ко мне явился посыльный и передал грамотку от государя. В ней Алексей Михайлович сообщал, что он предписывает мне покинуть Москву. Об опале не писал, но и идиоту ясно, что назначение царевича наместником в Тобольск никак не может быть поощрением.

Если честно, то мне стало легче на душе. Я крутился как вошь на гребешке. Я честно старался принести русскому народу облегчение и помочь брату. Но я устал, да и болезнь не вполне меня отпустила. Я ещё не мог подолгу сидеть как раньше в седле. Так что назначение принял и начал собираться. К сожалению, я не смогу взять с собой много народу. Человек пять свитских. Всё-таки царёв брат, ну и в прислуге меня никто не ограничивал. Дорога дальняя и нужно подготовиться. Выдвигаться лучше по замерзшим рекам, но царь торопит. Так что поедем по земле.

А когда я уже заканчивал сборы, братец вдруг сжалился и изменил место ссылки.

Ярославль, я об этом городе мало что знаю. Вроде крупный населённый пункт на Волге. Не бывал там в обоих жизнях. Знаю, что в нём неплохо развиты ремёсла и торговля. А ещё наши правители почему-то любили сюда ссылать неугодных. Мой пример показателен. Здесь томилась мать первого Лжедмитрия, Марина Мнишек. Из Сибири в этот город определили родню поверженного хана Кучума.

До него более 200 вёрст, то есть неделя пути. Всё легче, чем пилить до сибирского Тобольска. А что бы мне не было через-чур тошно, царь подарил две тамошние слобоки, Богоявленскую и Худяково. А также село Унимерь с большим поместьем.

Теперь меня уже не поджимало время и я мог не торопиться. Больше того, в Ярославль уже отправился обоз с вещами и управляющий в моё поместье. Я решил сначала остановиться в нём. Так как знакомых у меня немало осталось в различных приказах, то я кое-что узнал о своей недвижимости. Село стоит на реке Которосль, довольно зажиточное. 230 душ, что не мало по нынешним временам. Есть небольшая церквушка и господское поместье в два этажа.

Для меня откровением было узнать, что в 1612 году Ярославль стал фактической столицей Руси, когда в нём сидел Михаил Романов с матушкой инокиней Марфой и ждал избрания на царство. А когда Москву заняли поляки столица временно переехала именно в Ярославль.

Я успел отправить два каравана под немалой охраной. У меня теперь кроме трёх десятков своих охранников, которым я платил из своего кармана всего полусотня тяжёлых рейтар. Это экскорт для наместника Ярославля.

Сформировав третий караван, тронулись из столицы и мы. Три кареты и десяток повозок. Вещей накопилось у меня прилично за эти годы. Со мной в карете жена с дочкой и её кормилица. Я устало откинулся на подушки, когда город остался далеко позади. Покачивание меня усыпило и я прикрыл глаза. Но не заснул, в голову лезли всякие мысли, мешая заснуть.

Я трезво оцениваю итоги своего прибывания в 17 веке. Я попал в тело пятилетнего мальца, а сейчас мне почти восемнадцать. Я много добился и казалось, что моё положение незыблемо. Ан нет, меня легко съели боярские рода. Уж больно много власти у меня оказалось. Пытались меня прибрать к рукам, а потом просто воспользовались удобным моментом.

Ну и ладно, в принципе я доволен тем, как всё пошло. Дело в том, что мне ясно, что феномен Петра Алексеевича скорее всего не произойдёт. Может он и родится, но вырастет в других условиях. Несмотря на сопротивления боярства, уже сейчас неотвратимы перемены в стране. Алексея окружают сторонники перехода на европейские ценности. Изменения накапливаются, пусть не так резко, как при Петре I. Но они уже изменяют жизнь общества. Вот только лично я строил планы, как сохранить наш русский колорит и самобытность, не подражая слепо всему западному. Пётр Алексеевич тупо копировал англичан, голландцев и немцев. Он щеголял заграничными неудобными платьями и использовал немецкие слова, заставляя делать это и придворных. Он буквально за бороды тянул русский народ к просвещению на западный лад. Мне кажется, что можно пойти по иному пути. Но, теперь я уже не уверен, что смогу повлиять на эти события.

Вполне вероятно, что произойдёт нечто, что заставит брата вернуть меня из ссылки. Но тех доверительных отношений уже не будет никогда.

Мы не торопясь ехали по разбитым дорогам. Трижды останавливались на отдых в крупных сёлах. Троицко-Сергиеву Лавру мы проехали, остановившись там всего на день. Теперь на пути Ростов и всё. Впереди наш новый дом.

Удивительное дело, по мере удаления от Москвы Анна оживала. Она с любопытством смотрела в окошко.

– Ты когда-нибудь уезжала из Москвы? – жена замотала головой, – нет, только с батюшкой на богомолье выбирались.

Тогда ясно. Ну и, наверное, у неё с городом связаны не самые лучшие воспоминания.

С настоятелем Спасо–Преображенского монастыря игуменом Никандром я встретился сразу по приезду. Громадина монастыря возвышается над соседствующими постройками и окружен с двух сторон водами реки Которосль. Его мощные стены и башни включены в сеть городских оборонительных сооружений и выдержали многочисленные приступы монголо-татар и польско-литовские интервентов. Высотой более 10 метров, толщина 2.8–3 метра, протяжённость около 900 метров. Именно этот монастырь не только служил центром духовной, культурной и экономической жизни, но и служил важным элементом в обороне. На стенах стоят 15 крупных и 17 малых пищалей. Братья монахи имеют на вооружении полторы сотни карабинов (один из вариантов мушкета).

У меня имеется список жалованных грамот от русских царей. Больше всего от всемогущего Ивана Грозного, целых 55. И разумеется у монастыря много недвижимости. 6 сёл, 239 деревень, много пахотной землицы, рыбные ловли, соляные варницы, всё не перечесть.

М-да, отец настоятель рад бы, если я бы со своей свитой проследовал дальше. Часть людей сразу отправилась в мою усадьбу. Это касалось большей части охраны и слуг. А вот рейтарская полусотня обосновалась лагерем прямо у стен монастыря. Внутрь монастырских стен проехали только наши кареты и человек двадцать самых близких.

Кроме моей семьи это разумеется Прасковья с Пахомом и их первенцем. Её братец Дмитрий Зубов, мой верный ординарец и камердинер Никита Салтыков. Из свитских это те, кто решился ехать со мной в ссылку.

Гриша Захарьин-Юрьев, Илья Милославский, Борис Шереметьев и Гриша Лопухин. Черкасские, Пожарские, Голицыны и Трубецкие под разными предлогами отмазались. Ну и ладушки, бог им судья.

Ещё компанию мне составил тридцатилетний Семён Яковлев из старинного, но обнищавшего московского рода. Именно он командует бравыми рейтарами. Я бы и их не получил, но братец выдал мне нарядную бумаженцию. Что податель сего направляется царскою волею наместником в Ярославль. А какой же наместник без минимальной охраны. Да и невместно царскому брату как простому смертному разъезжать без соответствующего эскорта. Вон у моих все лошади подобранны буланой масти. В Ярославле сидит свой воевода. И думается, его тоже не обрадует мой приезд.

Отец Никандр довольно молод для своего сана, ему не более сорока лет. Вообще, насколько я знаю, игумены таких понтовых монастырей не засиживаются надолго в настоятелях. Они переводятся по мере освобождения ставок. Архиерей – это уже уровень епископа. А там и до митрополита рукой подать. Но при этом желательно не наделать грубых ошибок. Обидеть члена царской семьи из их числа. Поэтому игумен делает вид, что ужасно рад тому факту, что я пожалую погощу у него самую малость.

Мне показалось это неплохой идеей. Как таковой ярославский Кремль или как его называют «рубленный город» собственно и включает в себя территорию монастыря, который нас приютил. А сам детинец, где и заседает местный воевода меня не впечатлил. Во-первых он деревянный, что навевает мысли о пожаре. А во-вторых его размеры не позволяют принять такую ораву, как моя свита с дворней. И зачем тогда стеснять уважаемого боярина-воеводу. А вот подворье монастыря в самый раз будет для нас. Каменные здания, да и порядок здесь повыше. Монастырские насельники выгодно отличаются от галдящей черни на запруженных улицах.

Первое впечатление от города двойственное. Я уже привык, что в Кремле лишних людей нет и все ходят степенно, а тут прямо вавилонское столпотворение. Но, зато сразу чуствуется кипение жизни. Торговый люд и покупатели из горожан и гостей торговых с трудом дают проехать на лошади. Я уже не говорю о карете. Так что мне и моей семье будет спокойнее здесь. И резиденция моя тоже пока будет в монастыре.

Пока устроились и пришёл вечер, а с утра пожаловал воевода.

Стрелецкий глава и воевода Осип Костяев был назначен сюда сравнительно недавно. Он успел поучаствовать в осаде Смоленска и будучи раненым вернулся в Ярославль. Сейчас под его началом местный гарнизон из двух стрелецких приказов, стоящих лагерем в посаде. Приказ – это основная тактическая единица пешего войска и по аналогии приравнивается к полку. Ну и также у воеводы в подчинении дворянская поместная конница.

Трудно сказать, сколько ему точно лет. Осип из тех мужчин, возраст которых трудно определить из-за обильной растительности. Кудлатая борода, давно не стриженные лохмы на голове и диковатый взгляд придавали ему вид буйнопомешанного. Но говорит с вежеством и соблюдает внешние приличия. Думаю, ему уже прислали грамотку обо мне. Ну типа, не трогай его. У тебя своя работа, а царский братец будет всего лишь свадебным генералом.

Левая рука воеводы подвешена в лубок, явно последствия ранения. Я угостил Осипа вином из своих запасов и намекнул, что не собираюсь влазить в его епархию. Задача воеводы – охрана города и торговых путей в округе. А здесь частенько шалят кочевники. А вот торговой и иной деятельностью города управляли дьяки губной и земской изб. А ещё старшины семи городских сотен. Городская, Никольская, Сретенская, Дмитровская, Духовская, Спасская и Точковская. Это что-то типа городских административных единиц.

Из объяснения воеводы стало ясно, что основное население города отнюдь не бедняки. Это посадские люди, торговцы и ремесленники.

Но лучше посмотреть всё своими глазами.

А вечером я попробовал проанализировать свои первые ощущения от встречи с городом.

Из плюсов – это кипящая экономическая жизнь. Ярославль стоит на высоком мысе и его обтекают сразу две реки. Великая Волга и Которосль. Это значить, что здесь транспортная артерия связывает запад, восток и юг. Что превращает город в торговый перекрёсток. А это налоги, идущие в казну.

Из минусов – это непродуманная планировка улиц. Они узки и извилисты, часть из них тупиковые. Как и в Москве здесь много храмов. Не меньше сорока. Но из них каменных всего четыре, и ещё две церкви сейчас возводятся из камня. Частые пожары весьма стимулируют строиться в камне.

Жилые дома и общественные здания процентов на девяносто с лишним деревянные. Это ещё больше укрепило меня в мысли остановиться в каменном монастыре. Пока мне достаточно впечатлений. Мои должностные обязанности довольно расплывчаты. Если вкратце, то я представляю здесь его царское величество. То есть как бы конкретными делами не занимаюсь, но ежели чего, то весь спрос с меня. На случай нападения или стихийного бедствия все властные полномочия могут отойти ко мне. Если я захочу, вот такая мутная у меня должность. Но при этом мне положена немалая сумма на содержание двора и оклад лично мне любимому.

А в целом это город трудяга без великосветских понтов. Здесь конечно имелись хоромы светских и духовных феодалов. Дворы богатейших купцов и дворян поражали размахом, но никак не затейливой архитектурой. Но в основном глухие улочки состояли из узкополосных участков с одноэтажными домиками.

Посадские люди облагались тяглом, в отличии от беломестных, то есть безтягловых – это государевы люди. Эти не облагались налогом. И таких немало в городе. Дворянство, священники, служивые, стрельцы, пушкари, каменщики, ловцы опять-таки.

Глава 2

Зима застала меня в моём селе Унимерь. Обе моих слободы заточены на богатство рек, то есть народ там промышляет рыбной ловлей и обработкой рыбы, продавая готовый продукт в городе и приезжим торговцам. У меня абсолютно нет желания вмешиваться в этот процесс. Хватает того, что мои опричники проехались туда и проверили отчётность, переговорив со старостами и поставив в известность о смене владельца.

В селе несколько улочек и 67 дворов. Имеется двуглавая церквушка и батюшка с семейством, проживающий при ней. Рядом пристроен сарайчик, где отец Софроний учит способных отроков грамоте.

Сама усадьба мне не глянулась, здоровенная деревянная двухэтажная громадина с претензией на старину. Эти башенки, открытые галереи и узорчатые окна со временем утратили нарядный и задорный вид, и сейчас скорее внушают жалость. Заметно, что некоторое время в доме не жили. Зубов мне сразу сообщил, что нужен серьёзный ремонт. За эти два месяца бригада плотников обновила интерьер, перекрытия и стены. Лестницы перестали угрожающе скрипеть, но мне кажется, что до весь первый этаж пропитался кислым запахом солений. А нужник по соседству тоже отнюдь не озонирует воздух. Короче для себя я решил, что ежели останусь здесь на длительное время, то построю новый дом уже по своему вкусу.

Да, господский второй этаж радует новыми полами и вкусным запахом дерева. Вид тоже неплохой, правда не на реку, а на темнеющий невдалеке лес.

Моя охрана заняла весь первый этаж, большую часть рейтар я оставил в городе. Слуги успели подготовить дом к нашему прибытию.

Ужинаем по-семейному, только близкие. Это кроме Ани, Прасковья с Пахомом и Никита с Дмитрием. Кухарки расстарались, на столе достаточно мяса и разносолов. Позади стоят служки в ожидании наших пожеланий.

– А что Дмитрий, ты сносился с тем фрязином, которому я хочу поручить строительство?

– Да Иван Михайлович, я послал человека к нему. Жду ответа.

– Ясно, докладывай сразу мне.

Ещё в Москве я не единожды пересекался с одним заинтересовавшим меня итальянцем. Лука Доминелли являлся учеником известного архитектора из Болоньи Агостино Барелли. И если учитель творил в Баварии, создавая шедевры для католической церкви и сильных мира сего. То ученик искал применение своему таланту на стороне, в том числе у нас. Он приложил руку к проектированию Теремного дворца и некоторых других зданий. Когда я с ним общался, то меня заинтересовали его наброски. Они напомнили мне дворцы, которые возведут чуть позже его знаменитые соотечественники в Санкт-Петербурге. Мне тогда очень захотелось нечто похожее с огромными окнами, дающими много света. Вот к нему я и попросил обратиться Дмитрия Зубова.

Мы пробыли в имении две недели, дождавшись, пока снег перестанет тает и можно будет вернуться в тёплом возке на полозьях.

Удаление от города положительно повлияло на меня. После всех тревог и волнений наконец то я смог просто прогуливаться по тропинке, ведущей к хвойному лесу. Чаще мне компанию составляли свитские. Но сегодня неожиданно напросилась жена.

Мы неторопливо идём по проложенной санями дорожке, с обоих сторон лес. Чуть впереди дозором идут пятеро охранников. И сзади ещё десяток. Вот такое уединение. Иначе никак.

Анна после родов похорошела, сейчас она в меховой шубке. Голову украшает соболиный столбунец, который женщине удивительно к лицу. Жена идёт рядом, но держится чуть позади. Так положено. Я же кошусь на неё взглядом. Мы не были вместе уже много времени. Как она зачала ,так я больше её не навещал, обходился другими возможностями. И женщина, как мне кажется, это оценила. Именно тогда у неё ушёл испуг из глаз. А после рассказа Прасковьи мне стала ясна и причина этой паники в её глазах. Постепенно она оттаяла, но только наш отъезд из Москвы изменил Анну окончательно. Она стала мягче, часто пыталась оказаться рядом со мной. И уже моя беда, что рядом со мной постоянно находятся люди.

А в нашем поместье так устроены комнаты, что супружеские опочивальни смежные. К ним примыкает детская, где спит кормилица с нашей дочерью. Обычно супружеские опочивальни разнесены по разным крыльям здания, чтобы не смущать друг друга. Ну тут в основном интерес мужа заметен. А здесь они рядом. И когда неожиданно сама Анна принесла мне в спальню нашу дочь, неожиданно я понял, что мне это нравится. Поигравшись с малышкой я отдал начавшую кемарить Наташку ей. И тогда Анна села в кресло лицом к окну и положила ребёнка на колени. При этом женщина прикрыла глаза, а я сидел под углом 90 градусов и с интересом разглядывал малознакомую супружницу. Черты лица женщины расслабились и я понял, что по сути она ещё ребёнок, которого жизнь резко с головой окунула в грязь этого мира. И мне очень захотелось прикоснуться к ней и передать частичку своего тепла. Я резко встал и подойдя к креслу встал на колени. При этом положив голову рядом со спящей дочкой. Я вздохнул запах младенца и улыбнулся. Мой щека легла на ладошку супруги. Вначале эта часть тела напряглась, потом удобней для меня, согрев моё лицо. Так мы и застыли не двигаясь. А прощаясь перед с ном я поймал вопросительный взгляд жены.

Надеюсь мой кивок будет расценен правильно.

Когда народ угомонился, я сел к столику немного поработать. Мне надо было подготовить несколько писем в Москву. Краем глаза оценил вошедшую. Анна одета в длинную рубаху – летник, украшенную вышивкой и драгоценными пуговицами. Эта одежда для дома, только для своих.

– Анна, если хочешь подкрепись, вот сладости и сбитень. А мне нужно закончить.

А вот закончить непросто. Девушка села в то же кресло и смотрит, как я работаю. Причём на лице у неё гуляет странная рассеянная улыбка. Она будто что-то вспоминает и ей нравятся эти моменты.

А вот у меня мысли начали течь в определённую сторону. Нельзя сказать, что бы я сохранял жене верность всё это время. Мужское естество требует своего. Но ничего особого, так, для здоровья. Но последняя близость с женщиной была давно, ещё до эпидемии. Поэтому меня волнует этот взгляд. И к тому же тут изюминка, эта женщина мать моего ребёнка. И сейчас сидит рядом и смущает меня своим нежным овалом лица.

А, к чёрту всё. Успеется. Я перетащил своё кресло так, чтобы мы оказались напротив. Налил себе морс, за женой тоже поухаживал. Настала неловкая пауза. Мы как подростки, делаем вид, что очень увлечены поглощением засахаренных фруктов и запиванием их сладко-кислым морсом. Чтобы не спугнуть девушку я показушно смотрю в тёмное окно, типа меня там что-то заинтересовало. При этом нет-нет перехватываю её взгляд. Вначале немного испуганный, потом заинтересованный. А когда я скорчил дурацкую рожицу, жена расхохоталась как обычная девчонка. Минут через десять мне удалось немного её разговорить. Выяснилось, что она любит лошадей и всё что с ними связано. Впрочем все животные для неё представляют интерес. Отсюда и нелюбовь к охоте. Ещё девушка охотно делится воспоминаниями своего детства. Особенно когда посещали летом усадьбу. А вот когда затронул пятнадцатилетний возраст, она сразу замкнулась. Ну понятно, как раз в это время папаша выдал младшенькую за старика.

Уже поздно, девушка встала и сейчас это совсем другой человек. Она смотрит мне в глаза иначе и открыто. На прощание я обнял жену. Привычная каменная статуя ожила, когда я начал её целовать. Сначала нежно, только касаясь кончиками губ, потом настойчивее. А когда она глубоко выдохнула и задрожала я поцеловал её в лоб и подтолкнул к двери.

Лёжа в постели мучался от невыносимого стояка, жалея что не уложил жену в постель. Но придётся потерпеть. Я хочу приучить жену к себе. Хочу заставить её желать меня как мужчину и получать в постели удовольствие. Думаю, что у меня есть для этого все шансы. Но будет нелегко, учитывая психологические проблемы, нанесённые первым мужем. Но зато у меня есть опыт человека другого тысячелетия.

Я знаю по контактам с местными дамами и рассказами парней, как происходит соитие в данное время.

Прелюдия со всякими объятиями, поцелуйчиками и ласками не в почёте. Никто этим специально не заморачивается. Да и представьте себе даму, у которой во рту не хватает пяток зубов и про зубную щётку она ничего не знает. Моется чрезвычайно редко, отсюда и амбре. Партнёр ещё в более печальном виде. Поэтому сразу переходят к делу. Позы две – миссионерская, дама лёжа на спине. Церковь одобряет именно эту позу. Желательно вообще накрыть даму простыней, оставив дырочку для сношения. Более изысканная и редкая поза – по-звериному. Эту когда мужчина как кобель пристраивается сзади. Но это уже греховная поза. Зачать вообще можно только в позе номер один, так считается. Стоя, сбоку и как-то ещё иначе – всё от лукавого и категорически запрещено.

В течении следующих дней я приучал жену к себе. Так на завтраке накрывал её ладошку своей рукой. При встрече касался ненароком её плеча, а сегодня прижал в углу и поцеловал. Всё это я делал как бы в шутку, не форсируя. И когда она стала правильно реагировать, решил что хватит издеваться над собой. Сейчас мысли стали крутиться только вокруг этого. Перед ужином шепнул жене, что сегодня навещу.