В объятиях греха

Под ее настойчивым взглядом я начала рассказывать о встрече с Тристаном у озера. Когда я закончила, Изабелла неожиданно вскочила, ее лицо исказилось от гнева.

– Этот упрямец! – воскликнула она, едва сдерживая голос. – Как он смеет отвергать такой дар? И как он посмел предостерегать тебя от меня?

Я была поражена силой ее реакции.

– Изабелла, может быть, нам стоит оставить эту затею? Я не хочу больше…

Но графиня прервала меня, схватив за руку.

– Нет, Мариель. Мы не можем сдаться сейчас. У меня есть еще один план. Последний и решающий.

Ее глаза горели каким-то лихорадочным огнем, который одновременно пугал и завораживал меня.

– Какой план? – спросила я с опаской.

Изабелла наклонилась ближе, понизив голос до шепота.

– Я не могу рассказать тебе все детали сейчас. Но знай: этот план сработает наверняка. Тристан не сможет устоять.

– Но что, если… – начала я, но Изабелла снова перебила меня.

– Никаких "если", – твердо сказала она. – Ты должна мне довериться, Мариель. Полностью и безоговорочно. Только так мы сможем добиться успеха.

Она вздохнула и продолжила уже мягче, почти умоляюще:

Пойми, я же забочусь о тебе, о твоем будущем. Разве ты не помнишь? Через несколько дней за тобой приедут. Времени совсем не осталось. Это наш последний шанс, Мариель. Неужели ты упустишь его?

Изабелла пристально смотрела мне в глаза, и я чувствовала, как моя решимость тает под ее напором.

– Жду тебя в полночь возле кельи Тристана, – бросила она напоследок. – И прошу, не опаздывай.

Остаток дня прошел для меня как в тумане. Я механически выполняла свои обязанности, но мысли мои были далеко. Слова Изабеллы не давали мне покоя. Что она задумала? И действительно ли я готова довериться ей полностью?

Когда монастырь погрузился в сон, я тихо выскользнула из своей кельи. Коридоры были пусты и тихи, лишь тусклый свет факелов освещал мой путь. Сердце бешено колотилось, пока я пробиралась к келье Тристана.

Изабелла уже ждала меня там, прячась в тенях. Увидев меня, она улыбнулась, но в этой улыбке было что-то хищное, почти пугающее.

– Ты пришла, – прошептала она. – Хорошо. Пойдем…

Глава 6

Келья Тристана была крошечной и аскетичной, как и подобает жилищу монаха. Грубые каменные стены, лишенные украшений, давили своей монументальностью. Единственным источником света было узкое стрельчатое окно, пропускающее в комнату лунные лучи. Скудная обстановка состояла из низкой деревянной кровати, покрытой темным шерстяным одеялом, простого стола с глиняным кувшином и миской для умывания, а также грубо сколоченного молитвенного аналоя в углу. В воздухе плавал запах вощеной древесины, старых книг и едва уловимый мускусный аромат мужского тела.

На постели, слишком короткой для его роста, возлежал Тристан. Даже во сне он казался большим, мощным, едва умещающимся в тесных границах монашеского ложа. Тристан спал в простой белой рубахе из грубого полотна, доходящей до середины бедра, и свободных штанах, перехваченных плетеным поясом. Во сне он сбросил одеяло, и теперь лунный свет очерчивал контуры его тела под тонкой тканью – широкие плечи, мускулистые руки, длинные ноги.

Я застыла на пороге кельи, не веря своим глазам. Изабелла подошла к его кровати, склонившись над ним, словно коршун над добычей.

– Изабелла! Что мы здесь делаем? – прошипела я, подлетая к ней. Паника и смятение накрыли меня удушливой волной. – Если он проснется…

Изабелла отмахнулась, ее темные глаза светились торжеством и какой-то пугающей решимостью.

– Не переживай, дорогуша. Он выпил сонного чая. Будет спать как убитый, – проворковала она.

Я перевела взгляд на Тристана. Он лежал тихо и недвижно, его дыхание было глубоким и ровным. На столике рядом я заметила пустую чашку. Схватив ее, я вгляделась внутрь – на дне влажно поблескивали рубиновые капли.

– Это опасно? – потребовала я ответа, стискивая глиняную посудину так, что пальцы свело судорогой.

Улыбка Изабеллы стала шире и еще более пугающей.

– Всего лишь безобидное сонное зелье, милая. Чтобы Тристан сладко спал и видел волшебные сны. А ты могла вдоволь налюбоваться им, – промурлыкала она.

Изабелла отошла в сторону, и я невольно залюбовалась Тристаном. Во сне его лицо разгладилось, приобретя юношескую безмятежность. Длинные ресницы трепетали, приоткрытые губы манили прикоснуться. Как же я мечтала поцеловать их, узнать их вкус и нежность.

Тряхнув головой, я попыталась отогнать наваждение. Это неправильно, нечестно! Я не могу вот так бессовестно вторгаться в его покой, использовать его беззащитность. Это… это гнусно, почти как насилие!

Изабелла, словно уловив мои мысли, подошла ближе, приобняла за плечи. Ее голос обволакивал, убаюкивал, будто ручеек в летнем лесу.

– Я знаю, о чем ты думаешь, дорогая. Тебе кажется, что это низко, грешно. Но разве любовь – грех? Разве ты не заслужила каплю счастья после стольких страданий? – вкрадчиво нашептывала она.

Мягко подтолкнув меня вперед, Изабелла почти усадила на край постели Тристана.

– Просто побудь рядом. Посмотри, какой он прекрасный. Неужели не хочется коснуться, убедиться, что это явь? – искушала она.

Я замотала головой, но стена моей решимости дала трещину. Тристан был так близко, окутанный ароматом сна и покоя. Моя рука сама потянулась к его лицу, огладила скулу, очертила изгиб губ.

– Вот так, милая, – проворковала Изабелла. – Ты ведь так долго ждала. Неужели теперь отступишь? Когда мечта лежит перед тобой такая покорная и доступная?

Я хотела возразить, но слова застряли в горле. Совесть вопила, умоляла опомниться, бежать, пока не стало слишком поздно. Но другой голос, низкий и властный, шептал, что я имею право на эту близость. Что упускать такой шанс – безумие.

Моя ладонь скользнула ниже, легла на его широкую грудь. Я слышала, как под ней ровно и гулко бьется сердце Тристана. Казалось, даже во сне оно чувствует мое прикосновение, откликается, зовет…

– Что я делаю? – беззвучно простонала я, зажмурившись. Последние крупицы благоразумия утекали сквозь пальцы.

– Ты делаешь то, что должна, – голос Изабеллы вплетался в мои мысли, окутывал разум сладким туманом. – Не сопротивляйся желанию. Отпусти себя. Ты так долго была примерной девочкой. Пора получить награду…

Когда Изабелла распустила завязки его рубахи, моему взгляду открылась впечатляющая картина. Тело Тристана, совсем не монаха, а воина, закаленное тяжелым трудом и воинскими тренировками, являло собой образец мужественности. Литые мышцы груди и живота перекатывались под гладкой кожей при каждом дыхании. Узкая темная дорожка волос сбегала от пупка вниз, скрываясь под поясом штанов.

От этого зрелища у меня перехватило дыхание. Тристан был воплощением силы и красоты, недоступным и желанным одновременно. Рядом с ним я чувствовала себя маленькой и хрупкой, словно цветок рядом с могучим дубом. Сама мысль о том, чтобы прикоснуться к нему, дерзнуть исследовать эту твердь, наполняла меня трепетом и странным предвкушением.

Изабелла, словно прочитав мои мысли, обернулась с лукавой улыбкой.

– Впечатляет, не правда ли? – промурлыкала она, обводя пальцем контуры мышц на животе Тристана. – Такое совершенство почти кощунственно прятать под монашеской рясой. Так и хочется попробовать его на вкус…

От ее слов, произнесенных низким, чувственным голосом, по моему телу пробежала дрожь. Впервые в жизни я ощутила настоящее, неподдельное желание – жаркое, всепоглощающее, разлившееся горячей волной в низу живота. Это пугало и манило одновременно, словно запретный плод, тянущий сорвать себя с ветки.

Изабелла меж тем продолжала свои дерзкие ласки – водила рукой по груди Тристана, чертила узоры на его коже, спускаясь все ниже. Ее прикосновения становились все откровеннее, пробуждая в спящем мужчине первые отклики возбуждения. Дыхание Тристана участилось, на висках выступили бисеринки пота.

– Ну же, Мариель, присоединяйся, – поманила меня Изабелла, ее голос звучал как дьявольское искушение. – Разве ты не хочешь узнать, каков он на ощупь…там? Подарить своему любимому незабываемое пробуждение?

Она взяла мою руку и вновь потянула к обнаженному торсу Тристана. Мои пальцы коснулись горячей кожи, такой гладкой и упругой. Это было похоже на погружение в неведомые доселе воды, полные скрытых течений и водоворотов. Я затрепетала, представляя, как проведу ладонями по его животу, еще ниже…

Рука Изабеллы легла поверх моей, мягко надавливая, побуждая к действию. Вместе мы провели раскрытыми ладонями по груди Тристана, ощущая жар его тела и твердость мускулов. Это было похоже на прикосновение к дикому зверю – опасное и волнующее.

– Смелее, Мариель, – прошептала Изабелла мне на ухо, ее дыхание обожгло. – Исследуй, изучай, запоминай. Пусть твои руки станут глазами, что видят его истинную суть.

Ободренная ее словами, я позволила себе то, о чем раньше не смела и мечтать – не просто прикасаться, но ласкать тело любимого. Мои пальцы скользили, очерчивая выпуклости мышц, задерживаясь на темных ореолах сосков. Кожа Тристана покрылась мурашками от моих прикосновений, и это наполнило меня странной гордостью.

Я спустилась ниже, к напряженным мускулам живота, таким твердым и рельефным. Каждое касание отзывалось во мне сладкой дрожью, рождало тепло в глубине лона. Мое дыхание участилось, когда рука замерла над поясом его штанов.

– Давай же, – поддразнила Изабелла, – разве тебе не любопытно узнать, что скрывается под этой тканью? Уверяю, ты не разочаруешься.

Ее тон, вкрадчивый и искушающий, подтолкнул меня к решительным действиям. Одним движением я распустила завязки и потянула за пояс, обнажая Тристана до середины бедер. От открывшегося зрелища у меня вспыхнули щеки и сбилось дыхание.

Мужское естество Тристана, даже в расслабленном состоянии, поражало своими размерами. Покоящийся на завитках темных волос, его член казался воплощением первобытной силы и властности. Крупная головка, увенчивающая толстый ствол, напоминала бутон экзотического цветка.

Я сглотнула, чувствуя, как пересохло во рту. Даже на расстоянии я ощущала жар, исходящий от его плоти. Любопытство и желание боролись во мне со смущением и страхом. Лишь присутствие Изабеллы не давало окончательно поддаться панике.

– Потрогай его, – велела графиня, и в ее голосе звучали повелительные нотки. – Узнай своего мужчину во всех подробностях. Зажги в нем огонь, что не погаснет до утра.

Словно завороженная, я протянула руку и кончиками пальцев прикоснулась к бархатистой коже члена. На ощупь он был горячим, упругим и нежным одновременно. Я провела подушечкой большого пальца снизу вверх, исследуя выступающие вены и гладкую головку.

К моему удивлению и испугу, плоть Тристана дрогнула и начала твердеть прямо под моими пальцами. С каждой секундой он увеличивался в размерах, поднимаясь и наливаясь силой. Это зрелище было настолько же восхитительным, насколько и пугающим.

– Ты прекрасно справляешься, – промурлыкала Изабелла. – Продолжай, и скоро он станет твердым, как каменный жезл. Готовым исполнить все твои желания…

Ее слова, полные порочного соблазна, лишь усилили мое возбуждение. Медленно, почти благоговейно, я двигала рукой вверх-вниз, изучая эту восхитительную твердость.

Тристан застонал сквозь сон и подался бедрами навстречу моей ласке. По его телу пробежала судорога, мышцы напряглись, а член задрожал в моей руке. Я почувствовала, как набухают тугие яички, поджимаясь к основанию ствола.

Зрелище спящего мужчины, столь откровенно отзывающегося на прикосновения, было настолько порочным и притягательным, что у меня закружилась голова. Собственное тело пылало, между ног разливался жидкий жар. Впервые в жизни я ощутила настоящую власть – власть женщины над желанием мужчины.

Тристан застонал и пошевелился во сне, реагируя на мои прикосновения. Но его глаза оставались закрытыми, а дыхание ровным.

Я перевела дух, радуясь, что мое дерзкое исследование пока остается тайной. Изабелла ободряюще сжала мое плечо, побуждая продолжать. Ее азарт и уверенность передались и мне, вытесняя смущение и робость.

– Ты только начала познавать своего мужчину, – прошептала подруга, ее дыхание защекотало мне ухо. – Впереди еще столько восхитительных открытий! Позволь себе насладиться этим моментом сполна.

И я позволила. Мои руки, словно обретя собственную волю, скользили по телу Тристана, лаская и изучая. Я трогала напряженные соски, очерчивала контуры мышц, зарывалась пальцами в густые завитки в паху. Шелковистая кожа под ладонями, терпкий мужской запах, исходящий от разгоряченной плоти – все это опьяняло, будоражило чувства.

Особое внимание я уделила его восставшему члену, такому твердому и горячему. Он словно пульсировал в моей руке, отзываясь на каждое прикосновение. Я водила пальцем по выступающим венам, дразнила нежную кожу за головкой, размазывала каплю смазки, выступившую на самом кончике.

Тристан беспокойно метался на постели, его бедра совершали едва заметные толчки, подаваясь навстречу моей ласке. С приоткрытых губ срывались хриплые стоны, полные неосознанного желания. Даже в глубоком сне его тело жаждало разрядки.

Глядя на него такого – обнаженного, возбужденного, откликающегося на мои прикосновения – я чувствовала небывалый прилив женской силы. Сейчас этот сильный, гордый мужчина был полностью в моей власти. Я могла подарить ему наслаждение или оставить неудовлетворенным. От этой мысли у меня закружилась голова.

Изабелла, внимательно следившая за моими действиями, довольно улыбнулась. Ее глаза блестели азартом и вожделением.

– Ты делаешь успехи, моя девочка, – промурлыкала она. – Но не останавливайся на достигнутом. Помни, твой рот и язык могут вытворять не менее приятные вещи, чем умелые руки.

Я покраснела, осознав скрытый смысл ее слов. Неужели она предлагает мне…

– Да, именно это я и имею в виду, – хихикнула Изабелла, правильно истолковав мое замешательство. – Возьми его в рот, Мариель. Поверь, это доставит вам обоим ни с чем не сравнимое удовольствие.

От одной мысли о подобном интимном действе мои щеки вспыхнули, а низ живота скрутило сладкой судорогой. Часть меня вздрагивала от стыда и неправильности происходящего. Но другая, более сильная и тайная часть желала попробовать эту запретную ласку.

Медленно, словно завороженная, я склонилась над пахом Тристана. Жар его плоти опалил лицо, мускусный запах вскружил голову. Я затаила дыхание и кончиком языка осторожно прикоснулась к бархатистой головке члена.

Тристан всхлипнул сквозь сон и дернул бедрами, словно умоляя о большем. Окрыленная его реакцией, я обвела языком головку по кругу, прежде чем вобрать ее в рот. Солоноватый вкус смазки, гладкость разгоряченной плоти, пульсация вен – все эти ощущения были настолько новыми и острыми, что у меня закружилась голова.

Инстинктивно я начала посасывать набухшую головку, прижимая ее языком к нёбу. В то же время моя рука скользнула вниз и стала поглаживать поджавшиеся яички Тристана, перекатывая их в ладони. Другой рукой я обхватила основание члена и принялась двигать ею в такт движениям губ и языка.

Я старалась брать глубже, расслабляя горло и подавляя рвотные позывы. Хотелось доставить Тристану как можно больше удовольствия, подарить незабываемые ощущения. Даже если он никогда не узнает о том, что произошло этой ночью.

Тристан начал беспорядочно двигать бедрами, толкаясь мне в рот. Его дыхание стало частым и прерывистым, тело напряглось, как тетива лука.

–Ты молодец, Мариель. Запоминай эти ощущения, прими их всем сердцем. Ведь скоро тебя ждет брак с человеком, который годится тебе в деды. Разве он сможет подарить тебе такую страсть, такой восторг? Лучше узнай, каково это – быть с желанным мужчиной, изведай вкус настоящего наслаждения.

Ее слова, полные яда и горькой правды, лишь распаляли мое желание. Да, сейчас, в объятиях Тристана, я чувствовала себя истинной женщиной, познающей радости плоти. И пусть это мимолетное удовольствие, украденное под покровом ночи – оно стоило всех грядущих лет лжи и притворства.

Изабелла, следившая за реакциями Тристана, в какой-то момент отстранила меня от его пульсирующего органа.

– Подожди, милая, – прошептала она с лукавой улыбкой. – Не дай ему излиться слишком быстро. Оставь его на грани, изнывающим от неудовлетворенного желания. Так будет только слаще.

Повинуясь ее указанию, я выпустила набухший член из плена губ. Он покачивался передо мной, влажно поблескивая от моей слюны. Каждая венка, казалось, умоляла о прикосновении.

– А теперь оседлай его, – продолжала искушать Изабелла. – Почувствуй эту восхитительную твердость своим лоном. Пусть жар его плоти проникнет в тебя. Дразни, но не дай себе соблазниться до конца.

Завороженная ее словами, я приподняла подол рясы и перекинула ногу через бедра Тристана. Мои трепещущие складки, разделенные лишь тонкой преградой белья, прижались к его подрагивающему органу. Даже такой невинный контакт заставил меня вздрогнуть от пронзившего тело удовольствия.

Инстинктивно я начала двигать бедрами, скользя вверх-вниз по упругому стволу. Прикосновение горячей бархатистой плоти к моему чувствительному бутону сводило с ума, рождало томление внизу живота. Я представляла, каково было бы ощутить его внутри себя – без остатка, кожа к коже.

Тристан глухо застонал и беспокойно задвигался подо мной. Его руки, даже во сне, потянулись к моим бедрам, комкая ткань рясы. Я терлась о него все откровеннее, все нетерпеливее, словно в лихорадке. Сладкий жар скручивал низ живота, заставляя забыть обо всем на свете.

Воздух в келье был стал спертым и душным, напоенным запахами разгоряченных тел, ладана и мускуса. Пламя одинокой свечи колебалось от наших прерывистых вздохов и стонов, причудливо искажая тени на стенах.

Изабелла склонилась к моему уху, обжигая кожу горячим дыханием. Ее голос, бархатный и искушающий, вплетался в симфонию моих ощущений:

– Неужели ты хочешь, чтобы твой первый раз был с дряхлым стариком? С безобразным развалиной, которая даже не сможет удовлетворить тебя? Ты достойна большего, Мариель. Достойна познать истинное наслаждение в объятиях молодого, страстного мужчины. Не упусти свой шанс…

Ее слова, словно капли расплавленного воска, падали прямо в мое сознание, заставляя последние крохи сомнений таять без следа. В глубине души я понимала, что Изабелла права. Как я могу отдать свою невинность, свою свежесть, свой пыл человеку, которого не люблю? Который годится мне в деды и внушает лишь отвращение?

Нет, сегодня я возьму то, что принадлежит мне по праву. Украду миг запретного счастья, чтобы было о чем вспоминать долгими одинокими ночами в супружеской постели.

С тихим стоном я приподнялась на коленях и направила его пульсирующую плоть в свое истекающее соками лоно. Головка уперлась в трепещущий вход, раздвигая нежные складки. Я замерла на мгновение, словно на краю пропасти – а потом одним движением бедер села.

Боль пронзила мое естество, когда тонкая преграда девственности разорвалась под натиском вторжения. Но эта боль странным образом смешалась с удовольствием, рождая внутри меня ни с чем не сравнимый трепет. Я чувствовала, как Тристан заполняет меня – дюйм за дюймом, распирая мягкие стенки, вторгаясь в самые потаенные глубины.

В тот самый миг, когда он вошел в меня полностью – кожа к коже, плоть к плоти – Тристан широко распахнул глаза. Наши взгляды встретились – изумленный и затуманенный сонным зельем и страстью его, полный смятения и желания мой. Время словно остановилось.

– Мариель? – выдохнул он потрясенно, все еще не веря в реальность происходящего. – Что ты… Как?..

Но я не дала ему закончить. Повинуясь неведомому инстинкту, я начала двигаться на нем – медленно, плавно, упиваясь каждым мгновением нашего единения. Тристан застонал и подался мне навстречу, его руки легли на мои бедра, задавая ритм. Мы двигались в унисон, словно два инструмента, сливающиеся в едином звучании. С каждым толчком, с каждым покачиванием бедер удовольствие внутри меня нарастало, скручиваясь тугой пружиной в низу живота. Дыхание Тристана стало прерывистым, по его телу пробегала дрожь.

Я больше не принадлежала себе. Весь мой мир сосредоточился на ощущениях внизу живота – на распирающем чувстве заполненности, на сладких спазмах, что подступали все ближе с каждым толчком. Еще немного… Еще чуть-чуть…

– Мариель, я сейчас… – простонал он, судорожно комкая ткань моего подола.

Внезапно Тристан запрокинул голову и закричал, не в силах сдерживаться. Его тело забилось подо мной, пульсируя и изливаясь. Волна его оргазма подхватила и меня, швырнула в самую бездну наслаждения.

Я застонала протяжно и скорбно, почти плача от переизбытка чувств.

В этот миг сплетения судеб и страстей реальность ворвалась в наше убежище. Дверь содрогнулась от мощного удара и резко распахнулась, впуская преподобную мать и отца Бенуа.

Их расширившиеся от шока глаза уставились на нас, сплетенных в греховном экстазе на узкой монашеской койке.

Но даже их появление не могло развеять сладкий морок, окутавший мое существо.

Последние судороги удовольствия еще сотрясали мое тело, заставляя конвульсивно сжиматься на обмякающем органе Тристана. Семя, смешанное с кровью моего порушенного девичества, стекало по моим бедрам, безмолвно свидетельствуя о свершившемся.

Смутно, словно сквозь туман, я слышала потрясенный возглас настоятельницы и глухой стон отца Бенуа. Их лица, искаженные ужасом и гневом, казались масками из ночного кошмара. Ядовитый смех Изабеллы, торжествующий и злорадный, резал слух, словно скрип ржавых петель.

Но ничто из этого больше не имело значения. Ни грядущий позор, ни неминуемое наказание. В эти мгновения абсолютной близости, слияния тел и душ, я познала истинный смысл бытия. Познала свою женскую суть, расцветшую в объятиях любимого.

И пусть завтра мой мир рухнет, разлетится на осколки. Пусть я заплачу страданиями за украденное счастье. Оно того стоило. Стоило всех горестей и бед, что падут на мою голову.

Потому что на краткий миг, в безвременье экстаза, я была по-настоящему свободна. Свободна любить. Свободна желать. Свободна быть сама собой…

Глава 7

Лион, Франция, 1490 год

Узкие улочки Лиона, залитые холодным осенним дождем, казались нескончаемым лабиринтом. Я брела по ним, не разбирая дороги, не обращая внимания на промокшую насквозь одежду и любопытные взгляды редких прохожих. Мои волосы, выбившиеся из-под капюшона, липли к лицу, а ноги в промокших туфлях скользили по мокрым камням мостовой.

Мое сердце было опустошено, а душа – иссушена горечью прошлых лет. Прошло пять долгих лет с той роковой ночи в монастыре Святой Урсулы. Ночи, которая навсегда изменила мою жизнь, заклеймив печатью грешницы и отступницы.

После того, как наш с Тристаном грех был раскрыт настоятельницей и духовником, разразился грандиозный скандал. Меня немедленно изгнали из монастыря, предварительно подвергнув унизительной епитимье и публичному осуждению. Тристана же отлучили от церкви, несмотря на все его мольбы о снисхождении, и сослали в дальний монастырь для покаяния. Но самым страшным ударом стало отречение моего отца.

Узнав о случившемся, он в гневе разорвал помолвку с графом де Монтиньи и публично отрекся от меня, недостойной дочери, опозорившей его имя. С тех пор я стала изгоем, парией, о которой шептались за спиной и которую сторонились, как прокаженную.

Первое время я скиталась по окрестностям Руана, ночуя в стогах сена и питаясь объедками. Затем, опасаясь быть узнанной, решилась уйти дальше от родных мест.

Два года я провела в сельской общине бегинок, тайно присоединившись к ним. Жизнь среди этих полумонахинь, не признанных церковью, но преданных вере и служению ближним, на время подарила мне иллюзию покоя. Но суровый аскетизм и постоянный страх разоблачения тяготили меня. Когда же в общину нагрянула инквизиция с проверкой, мне вновь пришлось бежать.

Следующий год растворился в бесконечной череде скитаний по дорогам Франции, ночевок в придорожных тавернах и на постоялых дворах. Случайные заработки, редкие минуты передышки и постоянный страх разоблачения. Воровство, к которому я поначалу прибегала лишь в моменты отчаяния, становилось горькой необходимостью. И чем дальше, тем сильнее я ожесточалась сердцем.

На исходе четвертого года скитаний я добралась до Марселя. Отчаяние и усталость едва не толкнули меня в объятия борделя. Перспектива стать куртизанкой казалась почти соблазнительной – я была готова на что угодно, лишь бы обрести хоть какое-то подобие стабильности. Но в последний момент гордость взбунтовалась. Я поклялась себе, что больше никогда не предам свою истинную природу, не отрекусь от желаний своего сердца и тела. И если суждено мне жить во грехе, то будет то грех добровольный, а не навязанный нуждой.

И вот, спустя пять лет, судьба привела меня в Лион. Измученная долгой дорогой, с несколькими жалкими монетами в кармане, я ступила на его мощеные улицы в надежде обрести здесь если не счастье, то хотя бы временную передышку.