Полная версия
Тёмное солнце
Человек запрыгивает на спину монстра и больно бьёт его пятками в бок, монстр ревёт, как сам Некроникус, но хватка седока не ослабевает, и демон Ашма, король тёмной вселенной, делается мягким и покорным, ибо не может больше терпеть унизительную боль. И тогда человек вытягивает из него большую часть тёмной энергии, поглощая силу центром живота. Покорный и несмелый, Ашма ползёт следом за своим господином, и вдвоём они покидают звездолёт контийцев, прыгнув в открытый космос, а звездолёт на автопилоте берёт курс на обратный путь…
Только Спента воет в ужасе, не смея дальше жить и не имея возможности умереть, неся в себе самый отвратительный и великий одновременно груз пророчества, пророчества о сыне Акрофета, проклятого бога, что явился в Дальние миры, чтобы стать их богом.
Глава 3
Миры Дальней волны, планета Гвал
Это самая высокая гора в мире Гвал, и её вершина ввинчена в зелёное небо, как штопор. Она так высока, что обычным взглядом нельзя её полностью увидеть. На вершине есть небольшая пещера, холодная, как объятия Некроникуса; она такая маленькая, что там едва поместятся три гуманоида. И не было бы никому дела до той холодной горы, если бы светлая Спента, великая пророчица, не поселилась в ней пять циклов назад. Во втором эоне мрака, что назван Аста Деусом последним для Дальних миров, так мало чудес и так много бессмысленных войн, что Спента здесь – единственное волшебное существо.
Её пророчества сбываются с удивительной точностью, армии проигрывают именно так, как она вещает; любовь приходит именно тогда, когда сказала Спента; даже смерть случается точно в назначенный пророчицей час. Потому очередь к ней не уменьшается уже ровно пять циклов. Каждый, кто стоит у подножия горы, готов ждать бесконечно и с радостью отдаст последнее, чтобы узнать свою судьбу.
Контийский совет много раз объявлял пророчество ересью, а Спенту – мутантом и шпионом из тёмных вселенных, но никто не осмеливается арестовать старую женщину, а те, кто верят в иррациональное, готовы ждать несколько циклов, чтобы совершить восхождение на вершину горы и услышать слова истины.
Сегодня над вершиной безымянной горы бушует небывалая буря. Спента никого не принимает, и потому те, кто всё же не решаются покинуть предгорье, зарываются в снег, укрывшись листьями деревьев. Да, несмотря на технологии, в этом эоне Гвал примитивен. Одна лишь Спента подозревает, что буря появилась неспроста в небе, где всё было спокойно ещё полчаса назад. И она воет, вдруг ощутив, как болят старые раны; её несуществующие глаза горят огнём, а сморщенная грудь словно утыкана иглами. Она знает, что сегодня он придёт. Может быть, чтобы отобрать свой дар жизни; может быть, чтобы узнать, кто он есть на самом деле. Жаль только, у пророчицы нет ответов.
– Ты ждёшь меня, бедняжка…
Он заходит совсем неслышно и тёплыми пальцами гладит старое лицо, неспособное заплакать.
– Холодно у тебя, Спента. Могла бы найти уголок потеплее.
– Мне всё равно, господин, я почти не ем, не сплю и не отправляю прочих жизненных потребностей, но моё тело всё равно живёт, это твой дар, господин.
– Ерунда, я способен на большее! – смеётся гость.
Его смех звонким колокольчиком разбегается по горам. Он так вежлив во второй визит и так приятен, но для Спенты это не имеет значения.
– Я пришёл сыграть с тобой в маджонг. Знаешь, это такая простая игра из мира Конт.
– Я не могу господин. Я слепа и не знаю правил. К тому же я стара, меня ничего не волнует, и нет азарта. И, насколько я помню, для этой игры нужно четыре или, по крайней мере, три игрока.
Становится совсем холодно, и в полной тишине слышно, как завывает буря и что-то большое тяжко вздыхает снаружи. Долго длится молчание, потом всё ещё любезный голос гостя сообщает:
– Я могу пригласить третьего игрока, он ждёт снаружи, висит, приклеившись ко льду, и проклинает Гвал. Ты знакома с ним, это Ашма, самый преданный из моих тёмных демонов.
– Нет, господин, лучше спроси меня о своей судьбе, ведь за этим ты пришёл.
– Хорошо. Отвечай, и если твои ответы мне понравятся, я подарю тебе ещё тысячу циклов жизни. Мой первый вопрос: в чём загадка маджонга? Я играю в эту игру и чувствую, что недостаёт важных элементов; помню, что, перед тем как родиться, играл в эту игру и проиграл, а потом умер и провалился в Дальние миры. Если я разгадаю тайну маджонга, то узнаю, кто я на самом деле и своё настоящее имя.
– Нет, господин. Ты узнаешь тайну одного из своих отцов, но он тоже не знал, кто ты.
– Это грустно, пророчица, совсем грустно. Я собрал пятнадцать тысяч разновидностей маджонга, я потратил пять циклов на изучение всех хитростей этой игры, я стал мастером маджонга, и теперь ты говоришь мне, что всё напрасно?
– Ты сам ответил на свой вопрос.
Она слышит, как ломается стол для маджонга, как в гневе Акрофетис разбрасывает фишки и масти. Демон снаружи вторит ужасным воем, а буря лютует как никогда. Все, кто остались ждать Спенту у подножия горы, замерзают и вряд ли проснутся завтра, жива только Спента, и то только лишь потому, что живёт наперекор судьбе и богам.
– Хорошо. – Через какое-то время он вновь спокоен и даже скучен. – Как мне узнать своё настоящее имя? Ведь сын Акрофета – это не имя, оно условно, просто звук, за которым ничего не стоит.
– Для этого нужно пройти долгий путь, господин. И сейчас у тебя нет выбора: ты должен исполнить своё предназначение и тогда тот, кто дал тебе условное имя, возможно, откроет настоящее.
– Нет, моё дряхлое дитя, я так не могу. Я не марионетка в руках неизвестных сил, я – свободное существо.
– Как скажешь, господин. Хочешь ли спросить ещё о чём-нибудь бедную Спенту?
– Хочу предложить тебе забрать назад старость и вернуть твоё тело, молодое и зрячее. Только тогда ты лишишься дара пророчества и проживёшь жизнь обычной женщины. Полюбишь, родишь детей и умрёшь счастливой, окружённой благодарными потомками.
– Нет, господин, позволь мне продолжить жизнь в этой пещере, но оставь мне моё внутреннее видение, это важнее.
– Как скажешь, глупая женщина. Тогда обрати внимание на 77 сектор Живого космоса: там скоро произойдёт нечто удивительное, что может стать для тебя известным пророчеством.
– Да, господин…
Но его уже нет, и буря утихла, и только мокрый крупный снег покрывает землю вокруг высокой безымянной горы, где хотела бы плакать, но не может слепая Спента.
Глава 4
Миры Дальней волны, планета Траг
О великий Траг, сердце магического искусства трагила-сай, что сделал с тобой эон мрака! Осколки моста, построенного древними трагилами и соединявшего этот мир с Окутаной 2, собрались в кольца и закрыли светило, так что на Траге царят вечные сумерки. Океан, бушевавший в прошлом эоне волнами, что вздымались выше, чем сто самых высоких замков, растёкся нулевой энтропией и застыл неподвижно. Вся планета покрыта грязными водами, в которых бушует дикая жизнь и одни твари пожирают других без остановки. Таким Траг ещё не был никогда. Двое трагилов, прибывших на родную планету, безмолвно, с невероятной грустью в сердцах, смотрят на Траг, который не сохранил ни грамма былого величия.
– Где же прекрасные города и замки до небес, о которых ты мне рассказывал, отец? Где наполненные магией храмы и монастыри с откровениями, написанными на их стенах? Где великий дух нашей родины?
Она – юная колдунья, у которой всё отобрали, осталась только молодость и боль. В её зелёных глазах грусть обделённого ребёнка. Он – седой старец, чей дух закалён временем, а руки, лишённые магии, бессильны. Возможно, они последние маги трагила-сай в Дальних мирах.
– Всё ушло в небытие, моя дорогая. Хотя, закрыв глаза, я всё ещё слышу шёпот своего учителя и вижу, как кружатся в воздухе конфетти и ленты, когда сам Митра ступает божественной стопой на путь посвящения в мистерии. Траг был мудрым и могущественным миром, построившим мост к соседней планете. До сих пор контийцы, считающие себя центром цивилизованного космоса, не решились ни на что подобное. Мир измельчал, а боги, кажется, глухи к молитвам магов. А может быть, они покинули волну творения, бросив своих созданий во тьму Некроникуса?
Долго они стоят на энергетической площадке, оставленной древними магистрами трагила-сай, и смотрят в спокойную гладь океана с бессмысленной надеждой. Если этот эон не будет последним, то у Трага ещё есть шанс стать сушей, ведь океан кишит жизнью и скоро жизни станет тесно, и потребуется твердь.
– Послушай, дочь моя, мы не зря сюда прилетели. Чья-то злая воля забрала нашу магию, в один миг мы словно ослепли и оглохли и больше не можем управлять миром вокруг себя, но мы не лишились своих знаний и ума. Магия покинула Дальние миры, когда произошла катастрофа контийского звездолёта в мире Врат, и в тот же момент появился наглец, называющий себя сыном Акрофета, творящий такие бесчинства, о которых не слышал даже сам господин времён Зерван, а ведь Зерван самый старый в этих мирах. Не нужно быть великим магистром трагила-сай, чтобы догадаться о несомненной связи между Акрофетисом и исчезновением магии трагила-сай, ведь теперь этот демон – единственный в Дальних мирах, кто владеет искусством древнейшей магии.
– Но что мы можем сделать, отец, если его силы велики, а мы лишены всего?
– Ты, моя любимая дочь, названа в честь Розы Дроттар, повелительницы любви, и если бы Траг не опустел, стала бы прекраснейшим из магических цветков этого мира. Я не хотел посвящать тебя в свои тёмные тайны, но другого выбора нет – мне нужен помощник для того, чтобы убить Акрофетиса, чьи аппетиты простираются на все Дальние миры.
– Но как мы убьём монстра, если без искусства трагила-сай ты – немощный старик, а я – слабый подросток?
– Боги свидетели, я не хотел использовать Сошмет, ибо она – тёмный перводемон и мне стоило огромных сил заковать её в пространственную локальную петлю, когда я был ещё магистром. Тогда я вздохнул c облегчением и подумал, что спас мир от ужасного зла, которое контийцы считают генетическим сбоем, но я был слеп, так же, как и они. Теперь пришло время использовать женщину-львицу, названную в честь древней пантеонской богини, против ещё большего зла. Мы спустимся под воду, там есть пещера, в которой я спрятал вход в петлю пространства. Но будь осторожна, дочь, Сошмет может ослепить тебя своей силой и красотой; помни, что её внешность – обман, мара, которую она использует для того, чтобы подчинить себе слабые умы. Мои чары давно ослабли, и львица не будет на нашей стороне.
– Но как мы заставим её вступить в бой с Акрофетисом?
– Силой ума, дорогая Роза. Разве не грозился Акрофетис уничтожить все тёмные вселенные, когда Живой космос пытался договориться о перемирии? Разве не он сделал из тёмного демона Ашмы безвольного слугу, опозорив все тёмные миры? Львица будет зла, освободившись от длительного плена, и нужно лишь направить её злость в нужное русло. Даже если мы умрём, выполняя эту миссию, наша жизнь ничего не будет стоить для волны творения, тогда как смерть пришельца Акрофетиса избавит Дальние миры от вечного разврата и его злой власти.
– Тогда я готова, отец.
Они ныряют в серый холодный океан, они быстры, как никогда, потому что твари, пожирающие друг друга, поворачивают к ним уродливые морды, готовые вонзить клыки в нежное мясо. На дне старик посохом разбивает скалу, и когда муть рассеивается, они заплывают в пещеру. Магия этого места всё ещё сохранилась: в пещере чистый воздух и пылают вечные факелы, а пол под ногами – идеально ровная гранитная плита. В пещере нет никого живого, только из тьмы смотрит на трагилов каменная львица с изумрудными глазами.
– Это петля пространства, отец?
– Да, но странно… – Он бормочет древние заклинания, в которых нет смысла. – Никто не может выйти из петли, это невероятно. Где же Сошмет?
– Отец, а эта статуя львицы была здесь раньше?
– Нет. Конечно, нет… Проснись, перводемон, мы тебя нашли!
В тот же миг, как старик произносит слова, статуя трескается, как скорлупа, и осколки разлетаются, огненная львица огромных размеров освобождается от долгого сна и прыгает во тьму пещеры, с оглушительным рыком бросаясь на магистров. Отец закрывает рукой дочь, другая его рука держит древний магический посох, хоть в нём и нет силы. Проходят мгновения, а отец и дочь всё ещё живы, только слышат жаркое сопение возле своих лиц, не смея поднять глаза и взглянуть в лицо своей смерти.
– Плоть! – рычит басом перводемон. – Я помню тебя, магистр трагила-сай. Почему ты не сопротивляешься? Или думаешь, что твоя дряхлость меня остановит?
– Можешь сожрать нас, Сошмет, тем более что это я пленил тебя, но моя смерть не столь важна, как то, что я хочу тебе рассказать, – говорит маг на древнем языке Трага.
Долго молчит перводемон, и только слышно, как капает слюна. От жара её тела волосы на голове Розы плавятся, а кожа трескается, но дочь трагила тиха и дрожит от страха.
– Я возьму энергию твоей девочки, а потом съем её тело, чтобы утолить свой великий голод; разве это не трогает тебя, жалкий колдун?! Почему ты не мечешь в меня молнии и не насылаешь колючие ветры, как в прошлый раз?
Роза сжимается в комок, бессильные слёзы текут по её лицу, но тут огненная львица вдруг превращается в высокую женщину с пышными формами. Она так прекрасна, что смотреть и не пылать тайной страстью невозможно. Невероятно большая грудь с розовыми сосками, полные бёдра, осиная талия, длинные, как столпы мира, ноги. Лик её нежен и величав, а три глаза черны, ибо в них вся тьма мира. Женщина наклоняется к Розе и целует её в лоб, потом целует за одним ухом и за другим. С каждым прикосновением Сошмет юное дитя стареет, и кожа её становится бугристой и уродливой.
– Остановись, – просит старик, – есть кто-то страшнее, чем трагилы, лишённые богами сил. Смотри же в мой разум и увидишь! Он называет себя Акрофетисом, сыном опального бога Акрофета, но всем известно, что Акрофет мёртв, так что он лжет.
– Почему мне, великой тёмной королеве, должно быть дело до каких-то смертных, тем более, когда тёмные вселенные готовы заключить позорный мир с гуманоидами Живого космоса? Говори, старик, не тяни время, или твоя дочь сейчас умрёт. Я ужасно голодна…
– Слушай. Акрофетис, пронзающий своей злобой хребет мира, мыслит себя богом над всем космосом, светлым и тёмным, он грозится подавить тёмные вселенные и сделать их жителей покорными рабами…
– Он – сумасшедший.
– Нет, Сошмет, ему униженно служит Ашма, такой же перводемон, как и ты, ему уже покорились некоторые миры, и он лично убил в битве триста тёмных существ.
– Тогда ему нет прощения, и его смерть будет такой долгой и ужасной, что войдёт в легенды. Говори, где этот дерзкий смертный!
Она вновь львица, огненная и сияющая, полная ярости и смертельно опасная; неудержима, как ураган, и сильна, как бог гнева.
– Он спрятался от тебя на планете Тронн, бывшем мире Птаха. Планета эта скрыта от гуманоидов, но тебе, великая демоница, не составит труда найти туда дорогу.
Она наотмашь бьёт огненным хвостом старика магистра, удар этот ломает ему кости; потом уходит из пещеры, даже не взглянув на дочь магистра, что есть великий акт прощения со стороны Сошмет, и ныряет в воду. По её следу плывёт Роза, поддерживая обессиленного отца. От жара огненной львицы жадные океанские существа зажариваются заживо, и путь свободен. Когда Роза, едва сдерживая слёзы боли, всплывает на поверхность океана вместе с тысячей обугленных монстров, поддерживая отца, Сошмет уже нет, и, кажется, ей вовсе не нужен звездолёт или другое средство передвижения, чтобы преодолевать расстояния. Роза жива, но после поцелуя перводемона её кожа обезображена, а волосы сгорели, так что нет в Дальних мирах более уродливого и слабого трагила, хотя она последняя из них, потому что отец Розы умирает, не дождавшись рассвета на Траге.
Глава 5
Дальние миры, искривлённое пространство, планета Птаха Тронн
Тронн – тело и дух Птаха, гостя из другой волны творения. Понять смертному невозможно, как целая планета может быть продолжением сознания, но это так. Даже для богов Эшелона Тронн – великая загадка, ибо не подчиняется известным законам жизни. Вот и сейчас, во времена второго мрачного эона, Тронн скрыт от глаз простых существ, надёжно спрятан в искривлённом пространстве, где нет ничего: ни звёзд, ни глотка воздуха, ни луча света, ни вакуума, совсем ничего. Хотя след Птаха и защитника планеты антиривайра Гилберта Мэгана давно потерян, мир Тронн – истинный трон его повелителю Птаху – менее всего пострадал от воздействия господина времён Зервана. Всё ещё жив, всё так же прекрасен и загадочен, но претерпел много изменений. Несмотря на это, мудрецы всех миров уверены в одном – кто найдёт Тронн и сможет проникнуть в суть его чудес, тот станет частью божественной сущности великого Птаха.
Дело в том, что давно, около ста циклов назад, когда появилась первая тёмная вселенная, дорога к миру Тронн закрылась, и самые великие мистики Дальней волны, самые сильные магистры трагила-сай, самые отчаянные искатели великого не смогли найти туда пути. Даже никто из пятидесяти двух тысяч бессмертных, всегда уверенных в том, что Тронн когда-нибудь примет их усталые души, в этом эоне не пытается отыскать колыбель Птаха. Только Розе Дроттар, колдунье из Средних миров, повелевающей любовью и дружбой, виден совсем узкий проход, ведущий к карантину таинственной планеты. Только ей понятно, почему Тронн исчез из Дальних миров – дух Птаха великого не хотел бы, чтобы существа из заразившихся тёмных вселенных проникли в его волшебное тело. А то, что Тронн волшебен, сомнений нет.
По-прежнему он заполнен прозрачной водой и пышными растениями, всё так же цветёт запретный дурман остролист, сводя с ума единственного зверя, допущенного к Птаху – дикого манула. Хрустальные мосты потемнели, но не разрушены; пересохли воздушные реки, по которым плавал Птах, чудесный юный бог, превращающий себя в солнце, но лагуна искрится прозрачными водами; храмы, как и прежде, стоят на своих местах, нашёптывая откровения о бесконечности. Всё так же гигантская пирамида вращается в центре лагуны и своей тенью пронзает плоть Тронна; беспечны, как и раньше, вечные жители Тронна – соревнуются в поэзии, предаются длительным размышлениям о природе волны творения и слушают жрецов. Только пирамида пуста, и вход в неё запечатан, порос остролистом, а в молитвах жителей звучит безнадёжная просьба к Птаху вернуться и устроить праздник. Что это за мир, если в нём нет праздника Птаха? Есть одно значительное изменение с тех пор, как Птаха великого не стало – появилась каста инженеров, которые каждый месяц запускают искусственное солнце и следят за тем, чтобы климат на нежной планете не изменился. Самым большим горем Тронна была смерть анаэробных тики, дарящих всем живым существам симбиоз. Но если нет Птаха, зачем нужны симбиоты и кто будет развлекаться войнами в Живом космосе? Жители считают закономерным исчезновение тики и верят, что они появятся, когда вернётся их хозяин.
На Тронне вечная ночь, и хочется вдыхать остролист, – так чтобы голова кружилась, а мысли уходили, очищая сознание для того, чтобы вместить в него всю волну творения и стать богом, поняв смысл вечности. Однако и здесь происходит нечто нетривиальное. Тысячи существ, воспаривших ночью в медитации, отрываются от своего экстаза, чтобы увидеть, как падает с чёрного неба яркая звезда, и это – небывалое событие в искривлённом пространстве, где нет звёзд, нет ничего, и даже солнце Тронна не более чем искусная подделка. Упавшая звезда есть самый странный гость планеты, особенно с учётом того, что гостей здесь давно не было.
Он упал прямо на пирамиду; мало того, что он нисколько не пострадал, но ещё и выглядит как невероятно красивый молодой гуманоид. Сопровождает его странное существо, незнакомое жителям Тронна, похожее на пушистого зверя, но с такими клыками и когтями, что поверить в добрый нрав монстра нелегко. И хотя пришелец не семипалый, как великий Птах, и имеет длинные чёрные волосы, по Тронну ползут слухи о пришествии Птаха. Так хочется жителям мира, где всё было как в раю, верить в чудо.
Пришелец, назвавшийся Акрофетисом, не отрицает, но и не подтверждает своего отношения к Птаху, дразня затаившийся Тронн. Он легко входит в пирамиду, но не любит там проводить время; на вопросы жрецов не отвечает; время проводит только со своим демоном по имени Ашма, который неотступно следует за хозяином и не подпускает к нему близко совершенно никого. Тронн, всегда цветущий при встрече с Птахом, в радости встречи извергающий пыльцу остролиста, сегодня молчит и ведёт себя так же, как и всегда, но глупцам хочется верить, что Акрофетис – воплощение Птаха, который об этом просто не помнит. Может, так оно и есть.
Впрочем, вскоре на Тронн, не знающий смертей и несчастий, приходит первая беда. Один из жрецов, построивший самый красивый храм Птаху, старейший и мудрейший житель планеты, найден мёртвым на ступеньках храма. Тело его иссушено, словно его выпили изнутри, в нём нет ни капли крови. Существа разных видов, которыми отличается Тронн, едины в одном – они в замешательстве, и их подозрения падают на пришельца, так бессовестно замутнившего своим появлением лагуну их мира. Но Акрофетис клянётся, что никогда бы не причинил зла таким чудесным и мудрым жителям планеты, которая стала его вторым домом. Он признаётся, что влюблён в Тронн, и если бы великий Птах был жив, он бы смиренно просил оставить его на Тронне, любой ценой. Акрофетис готов защищать этот чудесный мир и умереть за него, так же как и любой, живущий здесь. Разве не стал он частью планеты? Разве не болит у него сердце за произошедшее убийство?
Жители склонны верить красивым словам прекрасного юноши, тем более что в них совсем не чувствуется лжи и столько искренней обиды. Чтобы доказать свою невиновность, Акрофетис разрешает всем желающим увидеть его мысли и его тело. Обнажившись, он танцует такой эротический танец, что жрецы забывают о необходимости молиться, а молодые существа всех полов мечтают о сексуальном контакте с пришельцем. Однако он строг и взлетает над землёй, когда тысячи возбуждённых тянут к нему руки. В этот момент на окраине лагуны ещё одна жительница Тронна убита подобным же образом, что очень грустно, но доказывает невиновность Акрофетиса. Только один из инженеров, наблюдательный четырёхглазый гуманоид, спрашивает пришельца, где его демон-пёс, почему его не видно всё это время. Акрофетис приглашает инженера посетить его пирамиду, чтобы удостовериться, что Ашма находится там, в дальней комнате, пребывая в свойственной ему спячке. Возвращается инженер из пирамиды счастливым и безумным, он славит Акрофетиса, называя его своим богом, и ничего больше от него добиться нельзя.
Впрочем, не готовый к агрессии, Тронн всепрощающ и наивен. Ничего ужасного больше не происходит, и жители забывают о страшной смерти, списав всё на флуктуации, которых много в космосе. Вновь продолжаются медитации и мистерии, хотя многие отравлены прекрасным видом Акрофетиса и мечтают об отвратительной оргии. И тогда происходит нечто совершенно особенное – разорвав плоть пространства, появляется горящая огнём львица, и она в ужасном гневе.
Столько пришельцев в искривлённом пространстве – нонсенс для этого мира, и жрeцы уже задумываются: так ли невиновен гость, претендующий на роль Птаха? И не по его ли следу появилось это агрессивное существо, готовое убить любого, кто подойдёт близко? Сам Акрофетис спит в пирамиде, его мозг отравлен наркотиками, которых на Тронне великое множество. Применять их следует с осторожностью, и предназначение галлюциногенов на самом деле – мистический выход из своего «я», это путь в Краткую волну творения. Однако юный красавец, поселившийся в пирамиде, невоздержан и принимает такую дозу дурмана, от которой умер бы сам Датсуу. Где блуждает его дух, неизвестно даже богам, но он спит и не просыпается, когда разъярённая львица ищет сына Акрофета, жалкого смертного, чья кончина должна войти в легенды.
Навстречу Сошмет выходит, ощерив клыки, раздувшийся в два раза Ашма, и они начинают самую грандиозную битву, которую видел Тронн за время своего существования. Теперь уже жители планеты не сомневаются: перед ними демоны, а Акрофетис – их повелитель. Тронн содрогается и застывает на время, чтобы увидеть бой двух злых сил. Львица изрыгает огонь и, пока Ашма катается по земле, отряхивая пепел своей шкуры, наносит смертоносный удар по хребту твари. Но не успевает сделать последний для Ашмы укус, потому что тот бьёт её хвостом, на котором вдруг вспухает безобразный нарост. Ашма предельно сосредоточен, он знает, кто перед ним, но сражается безупречно и не зовёт господина на помощь, не желая нарушать полёт его души в других мирах.
– Как ты посмел, тварь? – рычит взбешённая львица и бьёт огненной лапой по морде демону Ашме. – Ты и я – два первородных тёмных существа, мы могли бы править всей вселенной, но ты бросил меня умирать, когда трагилы поймали в энергосеть, а теперь ты служишь жалкому смертному, имеющему тело гуманоида. Как мог ты так низко опуститься, или он подавил твою волю?