Хроники Чёрной Земли

– Кто здесь? – прошептал он, стараясь, чтобы его голос прозвучал твёрдо и угрожающе.

И обратился к своему Ка1 за сведениями о том, как отогнать Ка мертвеца, если он забрался в жилище. Известно, что Ка, у которых нет подходящего места для жизни или это место заброшено и никем не посещается, будет неприкаянно бродить по земле, доставляя проблемы живым, особенно родственникам. Шере тут же наморщил лоб, призывая умерших родственников, которые могли бы сердиться на него. Но все могилы, образы которых рисовало воображение, были ухоженными – каждые несколько дней они всей семьёй или по очереди пересекали Хапи, пользуясь услугами лодочника Пакера, и на городском Херет-Нечере обходили погребения всех близких, оставляя там пищу для Ка.

Шере знал, что бродячему Ка нужно указать выход. Он нащупал правой рукой кусок известняка на земле, схватил его и, подбежав к ограде, быстро нарисовал прямоугольник такой высоты, куда смог дотянуться.

– О, владыка Ка, – начал бормотать Шере, – укажи этому Ка дверь, чтобы выйти отсюда…

– Я это, не скули, – раздался низкий девчачий голос.

Шере даже вздрогнул от неожиданности.

– Кто это «я»? – переспросил он.

– Я, Эй-Нефер.

– Эй-Нефер? А что ты тут делаешь?

Эй-Нефер жила через несколько домов. И она была немху2. Родственники постоянно жаловались на неё, говорили, что она непослушная, уходит из дома и подолгу где-то пропадает, что приворовывает и вообще ведёт себя не так, как подобает девочке. Поэтому Саф и Иринефер, как и другие соседи, гнали её от двора и следили, чтобы Шере, Кафи и Хеси с ней не общались.

Что случилось с отцом Эй-Нефер, Шере не знал. А про мать говорили, что её съел крокодил. Соседи утверждали, что она разозлила крокодилоголового Себека3 тем, что ловила рыбу на продажу. И значит её смерть была полезной, потому что иначе Себек мог лишить кемтян хорошего разлива, и наступил бы голод. И значит хорошо, что всё так произошло, потому что не случись предначертанного, боги рассердились бы и наслали на людей ужасные бедствия.

Эй-Нефер была на два года старше Шере, но выглядела словно на все пять – рослая, с бронзовым телом, уже приобретавшим взрослые формы, с огромными, слегка косящими глазами – она могла бы быть очень привлекательной, если бы не вечная неухоженность. Да и какая могла быть ухоженность у девочки, ночевавшей на прибрежной дамбе, а то и прямо в поле и многие дни не бывавшей дома?

– Я тут… – Эй-Нефер явно замялась. – На берегу сегодня комаров много. И откуда только поналетели? Всю искусали… я сбежала от них.

– А почему ты не идёшь домой, Эй-Нефер? – задал Шере совершенно естественный, по его мнению вопрос.

– Домой? У меня нет дома, – ответила Эй-Нефер. – Послушай, малёк, принеси что-нибудь похавать, я с утра только сырой папирус пожевала… а он уже жёсткий стал.

Шере прислушался к своему Ка4. За едой нужно было идти в обеденную комнату мимо спальни родителей. Мать спала чутко, она наверняка проснётся, как ни крадись. И объяснять, что еда нужна для хулиганки Эй-Нефер, ему вовсе не хотелось.

Эй-Нефер, похоже, подошла к нему совсем близко, потому что он то ли услышал, то ли даже почувствовал её дыхание. Шере решил, что в прихожей могли остаться недоеденные куски от вчерашнего ужина соседей, и прошептал:

– Сейчас. Сиди здесь.

Подойдя к дому, Шере услышал внутри тихие голоса. Он прислушался. Удалось разобрать ворчливый голос отца и тонкий голос матери, что-то отвечавшей ему. Пока Шере ощупью собирал недоеденную рыбу и куски лепёшек, ползая между столиками, до него донеслось:

– …и когда он сегодня сказал про мертвеца и про колдуна из храма Джехути… – дальше снова было неразборчиво, потом мать что-то сказала, потом снова отец.

Шере стало любопытно, что они там говорят про мертвецов и колдунов и он, положив собранную еду на низкий столик у двери, тихо-тихо, на цыпочках прошёл поближе к родительской спальне.

– Он тогда ударил его дубиной по голове, мут5, – донёсся куда более отчётливый голос Сафа.

– Жреца? – спросила Иринефер, и недоверие, смешанное с ужасом, услышал Шере в его голосе.

– Ну да, мут. Жреца, Хамерута.

Наверное, Иринефер как-то проявила сомнение, потому что Саф сердито буркнул:

– Да я же своими глазами это видел, мут!

– Ну сколько тебе тогда было? Ты мог что-то не так понять. Может, они просто ссорились…

– Мне было двенадцать, как нашему Хеси сейчас. Это было в том самом году, когда нынешний пер’о сменил прежнего. Я хорошо соображал и всё отчётливо видел.

– Двадцать пять лет прошло… и потом, сам подумай – почему тогда убийцу не схватили на другой же день?

– Да откуда мне знать? Может, и схватили, а может он на кого другого показал, я ведь тут же сбежал, потому что Птахотеп увидел меня и погнался.

– Как же он тебя увидел? Ведь ты говоришь, что была темень.

– Да, ночь была безлунная, как сегодня. В храме горели несколько факелов, а я прятался в тёмном закутке. Потом Птахотеп исчез, и мне подумалось, что он ушёл. Я захотел помочь Хамеруту и подошёл к нему, чтобы помочь подняться. Но жрец лежал вниз лицом и не шевелился. Он даже не дышал, Иринефер.

– Но ты ведь мог просто не услышать.

– Наверное, мог. Но тут откуда-то опять примчался Птахотеп, увидел меня возле тела, понял, что я всё видел и кинулся за мной. Я выскочил из храма, было очень темно. Какое-то время я бежал и слышал, как сандалии Птахотепа стучат по земле и понял, что и он меня слышит. Тогда я остановился и тихонько отошёл в сторону, и почти сразу Птахотеп пробежал мимо… А я медленно, чтобы не было слышно, пошёл обратно в храм. Когда я пришёл, Хамерут так и лежал на полу, и вокруг него уже натекла приличная лужа крови.

– А зачем ты туда вернулся, Саф?

– Сам не знаю. Пожалуй мой Ка покинул меня в тот момент.

Саф замолчал и, похоже, встал с постели.

– Ты куда? – спросила Иринефер.

– Двор проверить… что-то неспокойно мне.

Шере захотел убежать, но понял, что шаги отец точно услышит и накажет его за то, что он не спит, а бродит по комнатам. Он замер и даже задержал дыхание, когда отец, шаркая по полу босыми ступнями, прошёл мимо.

Отец постоял немного на пороге в прихожей, прислушиваясь, и вернулся в спальню.

– Кажется, всё спокойно, мут… – сказал он и деревянное ложе заскрипело, когда он забирался на него по лесенке.

– Потом я понял, что Птахотеп вернётся в храм, чтобы убрать тело и выскочил на улицу. Почти тут же и он пришёл. Он взял факел и вышел на улицу, осматриваясь. Я упал на землю, чтобы он меня не увидел. А потом он выволок из храма тело Хамерута, достал нож и отсёк ему голову.

Иринефер тихо вскрикнула.

– Ну или не отсёк, я точно не видел. Но горло точно перерезал. Просто я так испугался, что закрыл глаза и уткнулся лицом в землю. А потом я задом стал отползать от храма, чтобы скрыться от того ужаса.

– Зачем же он его убил, Саф?

– Вот это и непонятно, – ответил Саф. – Он у нас в храме появился недавно, кто-то важный прислал его. Хамеруту это не нравилось, но, похоже, он не мог отказать. А что там у них получилось, мне неизвестно. И я в ту же ночь сбежал из Унута.

Унут! И колдун, который пытался прогнать мертвеца, был оттуда. Шере знал, что в Унуте был храм Джехути. Неужели отец служил в этом храме?

Саф продолжал что-то рассказывать, но Шере стал потихоньку выбираться из дома и до него доносилось далеко не всё. Уже в прихожей он услышал то, что снова обострило все его чувства:

– И вот пару дней назад на нашем базаре я встретил Хамерута. Он постарел, но я узнал его сразу. Он посмотрел на меня, но, кажется, не узнал.

– Ну и хорошо, что не узнал, – сказала Иринефер. – Чего ты так разволновался?

– Да ты понимаешь… с ним был ещё один человек, и он-то, похоже, меня узнал.

– Кто же это был?

– Птахотеп! – почти крикнул Саф. – Это был убийца Птахотеп! И он так посмотрел на меня… точно убил бы на месте, если бы не люди кругом. Взгляд у него был странный… как у рыбы или лягушки – вот!

– То есть ты встретил на базаре жреца-упокойника и его убийцу? – спросила Иринефер.

– Получается так. А сегодня днём я видел Хамерута, заглядывающего в наш двор через ограду.

Шере похолодел от ужаса: так всё-таки мертвец здесь. И ему что-то нужно. А вдруг он потребует отдать его, Шере, для каких-то своих мертвячьих дел?

Он на ватных ногах вышел из дома, в последний момент прихватив еду, которую собрал для Эй-Нефер. Та ждала его почти у входа и сразу же забрала всё из его рук в свои.

– Я же сказал тебе ждать там, – сердито прошептал Шере.

– Да ты пропал куда-то, – так же шёпотом объяснила Эй-Нефер. – Знаешь, как жрать хочется!

– Ты слышала? – спросил Шере напряжённо.

– Так, обрывки какие-то. Про мертвецов. Вроде отец твой убил кого-то в Унуте?

Шере даже онемел.

– Да ты что! – возмутился он. – Мой отец никого не убивал!

– Ну кто-то другой убил, – невозмутимо ответила Эй-Нефер. – Тебе-то что до того?

Шере промолчал. Эй-Нефер уселась на циновку под сикомором и, чавкая, уплетала лепёшки.

– Правда, что ли, с утра не ела? – спросил Шере.

– Ну да. Да я вообще не каждый день ем, так-то я привычная.

– А почему ты всё-таки домой не идёшь?

– А что там делать? – беззаботно ответила девочка. – Еды всё равно не дадут, а стянешь что-нибудь, – побьют. Так уж лучше на базаре своровать, там хоть убежишь…

– Как побьют? – оторопел Шере. – Почему за еду побьют? Они же твои кто… Дядя, тётя…

– Ну да, а толку-то? Не мут же.

– А что с твоей мут случилось? – спросил Шере, решив выслушать версию Эй-Нефер.

– Да всем известно, что случилось, – сказала она. – Её съел крокодил.

Небо уже стало светлеть, и в тусклом свете Шере увидел профиль Эй-Нефер. Шере показалось довольно приятным смотреть на неё, ему даже захотелось коснуться её щеки, и он, испугавшись этого желания, тут же немного отодвинулся. Девочка тем временем продолжила:

– Когда итеф6 умер, нам стало нечего есть. Мут не могла одна обрабатывать землю, а мне было всего два или три года.

– А ты видишь его Ка7? Итефа, – спросил Шере.

– Нет, знаю только, что умер от каких-то судорог. Мут сначала пыталась поливать поле, но сил не хватило. Тогда она приспособилась ловить рыбу. Часть мы съедали сами, а другую она меняла на базаре. И немного выращивали ячменя и полбы… на лепёшки, – Эй-Нефер замолчала.

– Ну? А дальше? – поторопил её Шере.

– А дальше она брала меня с собой на реку и пока с лодки ловила рыбу, я плескалась у берега. Вдруг – голова крокодила и мама, которая выпрыгивает из лодки. Дальше я выскочила на берег, а Хапи стал весь красный как перед разливом…

Шере стало жаль её.

– Ну а дядя с тётей – они же приехали, беспокоясь о тебе?

– Как же, беспокоясь! – возмутилась Эй-Нефер. – Они сюда постоянно рвались, но мут их не хотела. А когда мама… – девочка запнулась, – они тут же припёрлись и поселились тут. Нет, сначала они были даже заботливыми… до того, как последний сеш8 ушёл.

Наступила тишина. Эй-Нефер дожевала очередную лепёшку, а оставшиеся завернула в кусок грязной ткани, который извлекла из-за пазухи.

– На ужин… – сказала она.

На восточном горизонте появился свет, предвещавший скорое появление солнечной ладьи.

– Послушай-ка, – сказала Эй-Нефер. – У тебя ведь отец грамотей, да?

В Мер-Нефере все приходили к Сафу, когда нужно было что-то написать или прочитать.

– Ну… – согласился Шере. – Он и меня учит читать и писать.

– И что, правда, Ра по ночам плавает в своей ладье через Дуат?

– Конечно, – уверенно ответил Шере. – Мёртвым тоже нужно тепло и свет.

– А Апопа он зачем убивает?

– Апоп выпивает воду из Хапи, чтобы помешать Ра плыть через Дуат…

– Враки! – выпалила девочка. – Я каждую ночь сплю у реки и ни разу не видела, чтобы её воды куда-то делись.

– Так это же про Хапи загробного мира… – неуверенно пояснил Шере.

– А с нашим он связан?

– Ну да… Я потом у отца разузнаю.

– А правду говорят, что когда Хапи покраснеет за один день, придёт спаситель мира и сделает всех в Кемте счастливыми?

– Ага, так боги сказали, – подтвердил Шере. – Прекратится вражда и война между Сетом и Хором9. Только когда это будет… может, итеф знает…

Эй-Нефер посмотрела на него и сказала:

– Кого же всё-таки он убил в Унуте?

– Да не он, – снова возразил Шере. – Он просто видел как убили жреца и убежал.

– И теперь что? Убийца нашёл его? Чего он там бубнил полночи?

Шере молчал, не зная, стоит ли делиться услышанным.

Эй-Нефер толкнула его в плечо.

– Ну давай, малёк. Рассказывай, что знаешь.

Шере повернул к ней голову. В мягком свете восхода её чумазая физиономия была чем-то привлекательна. В уголке рта застряла крошка, Шере протянул руку и смахнул её. И ему почему-то захотелось поделиться с Эй-Нефер своими переживаниями.

– Да мертвец какой-то… – прогундел он взволнованно. – Отец встретил его на базаре и говорит, что это тот самый жрец, которого убили. А я думаю – зачем он пришёл сюда? Может, чтобы меня утащить?

– А ты-то ему зачем? – опешила Эй-Нефер.

Шере растерялся. Действительно, зачем?

– Мертвяки всегда утаскивают сыновей! – ляпнул он.

Эй-Нефер рассмеялась. Смех её был странный, словно и не её вовсе. Голос у немху был низкий, грудной, а смеялась она тоненько, заливисто и даже с какими-то трелями.

Шере обиженно посмотрел на неё и вдруг резко и сильно толкнул обеими руками так, что она опрокинулась навзничь.

– А ну пошла вон отсюда, – выкрикнул он. – Смеётся она… А я ещё пожалел её…

Эй-Нефер поднялась с земли, отряхнулась и посмотрела на Шере:

– Ишь ты, какой злобный, – иронично сказала она, затем повернулась и пошла прочь. Подойдя к воротцам, она обернулась:

– А жалеть меня не надо, у меня всё хорошо. Лучше, чем у тебя! – воскликнула Эй-Нефер и скрылась за оградой.

Сноски:

1 – То есть, стал вспоминать.

2 – Немху (nmhw) – сирота.

3 – Себек (sbk) – бог воды и разлива Нила. Изображался крокодилом или человеком с головой крокодила.

4 – То есть, задумался. В раннединастическом Египте и позже мышление воспринималось как диалог со своим Ка или персонализированным божеством (см. прим. 54).

5 – Мут – мать.

6 – Итеф – отец.

7 – Видеть чей-то Ка – вспоминать.

8 – Сеш – писец. Писцы в Древнем Египте оформляли во владение земли и усадьбы как современные нотариусы.

9 – При фараоне II династии Перибсене произошло разделение объединённого Египта. В Нижнем Египте поклонялись Хору, а в Верхнем – Сету. Фараон Хасехемуи на протяжении 48 лет своего правления занимался объединением страны.

3. Мер-Нефер. 62 дня до разлива. Настойчивый зов

Утром, после завтрака Саф подозвал к себе младшего сына.

– Готовься, сакет1. После урожая поедешь в Унут, – без обиняков заявил отец и пристально посмотрел на Шере, ожидая реакции.

Шере сначала растерялся, потом напугался. Опять этот Унут?! Это тот самый город, откуда сбежал отец, где жрец – мертвяк Хамерут. Отец всё-таки решил отдать его этому мёртвому и страшному человеку, которого сам боится! А вдруг это вообще город мертвецов?

Ка уже рисовал Шере страшные картины жизни среди мертвецов, почему-то непринятых в Дуат и потому злобных и опасных. Он всхлипнул, и из глаз его, помимо воли, брызнули слёзы.

Отцу это не понравилось. Он нахмурился.

– Что такое?!

Шере опустил голову и начал размазывать по лицу слёзы вперемежку с соплями.

– Там… там… там же нет никого, – сквозь всхлипы бормотал он. – А где я там буду жить? А что есть? Ты хочешь выгнать меня из дома? Это из-за того, что я вчера подслушивал? Я больше не буду подслушивать, хоть сколько рассказывайте там про мертвецов… – услышав это, отец поморщился2. – Я буду уши затыкать, – причитал мальчик, – только не гони меня из дома…

– Глупец! – закричал отец. – Это же для твоего блага! Я договорюсь, и тебя возьмут в школу писцов в Унуте. Выучишься и сможешь служить в храме или у номарха! Всяко лучше, чем всю жизнь таскать по полю вёдра с илом.

На крики прибежала Иринефер, недобро взглянула на Сафа и увела сына, бросив мужу:

– Ты напугал его!

Тот насупился и стоял молча, раздирая пальцами всклокоченную бороду.

Мать быстро успокоила Шере и объяснила, что отец хочет дать ему образование, а вовсе не выгоняет из дома. Занятия в школе писцов идут с перерывами, во время которых все ученики разъезжаются по домам.

Шере хмуро слушал, а потом сказал:

– Мут… а можно я не поеду в этот Унут? Там ведь страшно… там людей… – он хотел сказать «убивают», но вовремя спохватился. – …заставляют много работать на полях.

Иринефер удивилась.

– С чего ты взял, сынок? Унут – огромный город, куда крупнее нашего Мер-Нефера. Там хороший храм, много начальства. В Унуте занимаются ремёслами, торговлей и общением с богами. Да у них и полей-то почти нет, Унут стоит далеко от Хапи – не меньше, чем в трёх тысячах шагов3.

– Ну можно, я не поеду? Я лучше буду работать с отцом и братом в поле…

Иринефер неодобрительно посмотрела на него.

– Я думаю, Шере, тебе не нужно спорить с отцом и отказываться. Школа открывается после сбора урожая, через пять лун, а пока ты будешь жить как жил.

Шере вздохнул и хотел было пойти погулять – с улицы раздавались крики соседской детворы, но Иринефер сначала заставила его натаскать воды, потом он и Кафи помогали ей убирать в доме, затем Кафи села прясть, а мут – ткать… и когда солнечная ладья начала склоняться к западной пустыне, Шере даже сказал своему Ка, что может быть жизнь в школе писцов не так и плоха. После обеда, когда Саф отправился дремать под свой сикомор, Иринефер, наконец, разрешила ему выйти на улицу.

Но там было тихо и безлюдно, и Шере, в очередной раз полюбовавшись яркими узорами, покрывавшими небогатые дома в их квартале, решил прогуляться к реке, где воздух был свежее и можно было отдохнуть от изнурительной жары. Дети часто бегали туда во время зноя и устраивали в воде игры.

Но на этот раз Шере нашёл там только Эй-Нефер. Она сидела на камне у берега, обняв колени и глядя вдаль, словно высматривая что-то на противоположном берегу. С её головы стекала вода, похоже, она только что выбралась из реки.

Увидев её, Шере остановился и хотел было пойти назад, но то ли девчонка услышала его шаги, то ли по какой-то другой причине, она оглянулась и приветливо улыбнулась.

Он не сразу понял, почему не хочет подходить к Эй-Нефер, ведь она не сделала ему ничего плохого. Он считал, что избегает её, потому что отец запрещает. Но внутри Шере уже поселился червячок, сверливший его совесть, которая говорила ему, что ночью он незаслуженно обидел сироту, немху, пришедшую к нему без злых мыслей. Из-за этого он и боялся встречи с ней, стесняясь своего поступка, и желал этого, понимая, что всякая несправедливость должна быть исправлена.

Так или иначе Эй-Нефер уже увидела его. Поколебавшись, Шере подошёл к ней и сел рядом. Он посмотрел на её профиль, как ночью, а она тут же повернулась к нему и снова улыбнулась.

– Привет, малёк, – сказала она. – Пожрать чё есть?

Шере отрицательно мотнул головой и Ка упрекнул его, что он-то вот не знает, что, оказывается, можно быть голодным: у них в доме небогато, но еда есть всегда. А ещё Ка сказал, что если бы знать, то надо было захватить рыбы или жареных овощей.

– Ничего, – встряхнула головой Эй-Нефер, – я сегодня не голодная. Хочешь?

Она извлекла откуда-то кусок жареного мяса и ломоть туретского хлеба4. Шере так удивился, что даже онемел. У них в доме мясо было только по праздникам, а на туретские караваи он разве что на базаре посматривал, глотая слюнки.

– Откуда это? – выдавил он и не удержался, отломил кусочек ароматного хлеба и, положив его в рот, блаженно вдохнул аромат.

– Ешь, малёк, – сказала Эй-Нефер. – И ничего не спрашивай. Ты знаешь, что я решила?

Шере с интересом посмотрела на неё.

– Ну? – спросил он с набитым ртом.

– Мы с тобой пойдём в Унут.

Шере поперхнулся. Да что они – сговорились, что ли?!

– Никуда я не пойду, – вскрикнул он. – Ни в какой Унут!

– Да ты погоди… – сказала Эй-Нефер. – Вот смотри: ты боишься какого-то мертвеца, так?

– Так, – буркнул Шере.

– Мертвец этот где? Здесь?

– Ну да, здесь.

– Раз он здесь, значит, там его нет? Значит, там безопасно.

– А это неизвестно! – начал спорить Шере. – Он же мёртвый, фьють – и там, где ему нужно. И потом, может, там весь город мертвяков, – вспомнил он утренний разговор с отцом и матерью и свои опасения.

– А может, нет! – воскликнула Эй-Нефер. – Ну подумай, с чего ты это взял? Просто придумал же.

– Ну да, придумал… – пробурчал Шере. – А отец сказал, что этот мертвяк к нам через забор заглядывал – это тоже я придумал?

– Так это же здесь, Шере. Здесь, а не там.

– Но раньше-то он был там! – заорал Шере. – Отстань! Не пойду никуда.

И хотел было броситься на Эй-Нефер, но вспомнил, что ему уже было стыдно за это и просто вскочил, сжав кулаки. Эй-Нефер даже не шелохнулась.

– Эх ты, – сказала она. – А я-то думала, ты мне поможешь…

Шере удивился.

– А ты при чём?

– Там где-то моя мама, – ответила Эй-Нефер. – Мне надо её найти, а одной страшно что-то…

– Твою маму съел крокодил, – напомнил Шере.

– Да, съел, – подтвердила Эй-Нефер. – А потом она спустилась в Дуат и стала богиней. Богиней Хатхор5. Она теперь живёт в Кемте, и мне надо её найти.

– Хатхор? – обалдел Шере. – Да с чего ты это взяла?

– Просто знаю, – упрямо сказала девочка. – Знаю и всё.

Она встряхнула головой и встала.

– Так что, малёк, идёшь?

– Нет, – ответил Шере.

– Ну и ладно, – ответила Эй-Нефер. – Одна пойду. А ты… вали к мамке под шенти6.

И она скорчила гримасу, изображая хныканье ребёнка.

Шере разозлился и хотел было убежать, но решил, что Эй-Нефер тогда совсем засмеёт его. И вместо этого просто опять сел рядом.

– Не надо дразниться, – попросил он. – Зачем ты злишься?

– Потому что ты трусишка и мамкин лягушонок, – сказала Эй-Нефер.

– Я не трусишка, – сказал Шере. – Просто незачем идти в этот Унут. К тому же…

Он хотел объяснить, что, если он уйдёт внезапно, родители будут волноваться, но тут Ка сказал ему, что Эй-Нефер снова посмеётся над ним. Ей-то что? – согласился Шере. У неё нет никого, может идти куда угодно.

– …к тому же нечего тащиться туда, откуда пришли мертвяки. Нечего! – закончил он.

– Дались тебе эти мертвяки, – сказала Эй-Нефер. – Зато всё узнаешь, вернёшься, отцу расскажешь.

– Нет, – твёрдо сказал Шере. – Я не пойду в Унут, мне это не нужно.

Они поднялись с камня и пошли в сторону дома.

– Эй-Нефер, – сказал Шере. – Я сегодня опять буду спать в саду. Если хочешь, приходи ночью, поболтаем, и я тебе припасу какой-нибудь еды с ужина.

– Посмотрим, – сказала она. – Не очень-то ты надёжный, малёк.

Вдруг она остановилась и показала рукой на огромного, как гора, мужчину в сотне шагов перед ними.

– Смотри, – сказала она. – Видишь вон человек?

– Ну тот лысый? – спросил Шере.

– Ага, тот лысый, – ответила она. – Он бродил возле вашего дома сегодня ночью.

– Как же ты его разглядела? – недоверчиво спросил Шере. – Темень была.

– У него был тростниковый факел. Он заглядывал к вам во двор зачем-то. Мне ещё Ка сказал, что такой взрослый, а, как я, по дворам бродит, жратву ищет. И я решила, что в ваш двор не пойду, всё равно он там всё подъест. А потом гляжу, он во двор не полез, а повернулся и ушёл, ну я к вам и забралась.

– Хм… – задумался Шере. – И отец кого-то видел возле нашего дома. Может это он и есть? А чего ему в нашем дворе?

И тут его осенило.

– Ну точно меня хотел утащить. Это же он и есть, мертвяк!

Эй-Нефер снова засмеялась.

– Ну кому ты нужен-то? Толку от тебя? Ни работать заставить, ни…

Вдруг девочка замолчала.

– Чего ты? – спросил Шере.

– Нет, малёк, ничего. Не обращай внимания.

Шере надулся.

– Не хочешь говорить?

– Да глупость… забудь.

После небольшой паузы она спросила:

– Послушай-ка… а ты что – всегда в саду спишь?

– Нет, обычно на крыше у сестры. Просто отец…

– Ну вот, малёк. Ты спи лучше на крыше. А если я приду, я в тебя камушком кину, чтобы разбудить.

– Да ты не попадёшь.

– Я не попаду?! Смотри!

Она подняла с земли камень, коротко размахнулась и попала точно в пролетавшего невысоко ибиса. Тот дёрнулся, но не упал, продолжив полёт.

– Эх, плохо попала, – огорчилась она. – Должен был упасть. Жратва помешала.

Она жевала кусок мяса с хлебом.

– Да ты что? – возмутился Шере. – Это же священная птица Джехути, а может и сам Джехути!

Он оглянулся по сторонам.

– Хорошо, что не видел никто, а то бы тебя сейчас потащили к сехему7, и меня с тобой вместе.