Перевал Дятлова. Назад в СССР

Теперь вполне понятно стало возмущение того деда в валенках. Странно, как мне ещё рожу не набили за «полицейских». Или куда-нибудь к чекистам не отправили. Наверное, сыграл тот факт, что я в своём поведении действительно больше был похож на психа, чем на какого-то шпиона или врага режима.

То есть, по данному пункту всё подтвердилось. Я реально нахожусь в Советском Союзе, на шестьдесят пять лет назад. Поэтому и дядька такой молодой.

Во-вторых, между вождём мировой революции и генсеком, чуть ниже, болтался календарь, на котором чёрным по белому было написано «24 января 1959 года». Ну, вряд ли менты стали вдруг обладателями шикарного чувства юмора. Да и шуточка такая, на любителя. Вот, пожалуйста, второе подтверждение готово. Я – в прошлом.

В-третьих, и это самое важное, на улице возле отдела остался тусоваться мой родной дядька, который отчего-то вдруг оказался в юном возрасте комсомольца. Я, конечно, слышал, будто мёртвые иной раз являются живым, но, млять, не так же!

Ладно, ходил бы там по дому, завывал, предметы двигал. Это ещё понять можно. Или снился и чего-то требовал. Так нет же! Он появился после нашей стычки с этими придурками-студентами, и очень даже бодро присоединился к процессу, пытаясь убедить доблестных стражей порядка отпустить товарищей.

Всё. Круг замкнулся. Какой бы абсурдной мне ни казалась эта мысль, но я на самом деле нахожусь в городе Серове, в 1959 году.

Вопрос резкого сумасшествия можно откинуть в сторону. Настолько натурально люди с ума не сходят. Просто в стычке с комсомольцами, чтоб им пусто было, удар под рёбра, который случайно прилетел от кого-то из ментов, когда они нас пытались угомонить, я ощущал как вполне себе реальный и настоящий.

Да и вообще, глюки они какие-то более приятные должны быть, что ли. Райские кущи, например. Или уверенность, что я и Наполеон – одно лицо. Иначе на кой чёрт вообще быть психом, если придуманная реальность тебя не радует.

С другой стороны, коллективно с ума не сходят, а мент продолжает чего-то от меня хотеть. Ещё бы понять – чего? В любом случае, вряд ли меня бы вот так допрашивал собственный глюк. Нет. Ни черта это не шизофрения. Натурально всё.

– Ну? – повторил с нажимом подполковник. Он явно начал терять терпение.

Мент постукивал пальцами по столешнице и слегка поддергивался. По крайней мере, мне так показалось. Хотя уж если кому и надо психовать из нас двоих, точно не ему. Он-то в своей обычной жизни находится. Ему-то вообще нет повода нервничать. Однако, и это факт, он явно нервничал. Я заметил, как по вискам товарища начальника отдела скатились несколько капелек пота. А в кабинете совсем не жарко. Даже, скорее, прохладно.

Чёрт, может, это и не милиционер вовсе, а доктор? И я действительно съехал с катушек. Может, меня вот таким нетрадиционным способом пытаются вернуть в себя? Да нунах! Дядька Славка своим существованием во всей этой истории любые версии перечёркивает. Любые, кроме одной. Все что со мной сейчас происходит – реально.

Я молчал. Мент хмурился и чего-то ждал. Самое интересное, моё молчание вполне заметно выводило его из себя, но подполковник старался держать свои негативные эмоции под контролем. Ему это, прямо скажем, давалось не очень хорошо, однако по какой-то неизвестной причине он оставался сдержан и вежлив. Это для милиции не очень свойственные характеристики.

– Что? – спросил я товарища подполковника.

И вопрос, кстати, был максимально обширен. Чего от меня ждут? Я не понимаю. Надо согласиться, будто Замирякин Константин Константинович – это мои имя и фамилия? Ну, уж нет. Не готов. Правда, учитывая обстоятельства, сильно тоже не взбрыкнёшь. Точно в психушку отправят, если начну доказывать, будто зовут меня иначе, и вообще, сами мы не местные. Причём настолько не местные, что охренеть можно.

Подполковник тяжело вздохнул, а затем с тоской посмотрел на меня. Он в течение почти десяти минут, которые мы тут тупили, постоянно то отводил взгляд в сторону, то в упор пялился на мою физиономию. Такое чувство, будто мужика что-то сильно беспокоило.

– Константин Константинович… что ж ты… отца, я, извиняюсь, позоришь. Он ведь у тебя приличный человек. Партийный. Такой пост занимает в Свердловске… А ты… – разродился, наконец, мент.

Я слегка подзавис от столь внезапного заявления. То есть выходит, подполковник меня знает. Тьфу ты! Не меня, конечно. Этого дебильного Замирякина. Совершенно, правда, непонятно, при чём тут я? Почему уже второй человек лепит мне эту фамилию, да ещё так уверенно.

Подполковник тяжело вздохнул, сунул руку в карман и вытащил оттуда клетчатый, сложенный вчетверо, носовой платок. Вытер им лоб, потом до кучи ещё и тыльную сторону шеи промокнул. Гадом буду, мужик весь на нервах.

– Константин Константинович, ты пойми, ситуация у нас выходит «аховая». Сын первого секретаря горкома Свердловска был задержан во время драки на вокзале. И ещё, кстати, очень интересно, что он там делал. Свидетели говорят, спал на лавочке. Это как вообще?

Подполковник задал вопрос, а затем вдруг посмотрел на свой платок, который по-прежнему зажимал в руке. Взгляд у него стал немного удивлённый. Он, видимо, за одну минуту успел забыть, откуда взялась эта вещь. То есть мужик не просто нервничает, судя по его поведению. Мужик в конкретном стрессе. И причина, как я теперь понимаю, не в Замирякине лично. Причина – в родителе Замирякина, который в партийных шишках значится.

Интересный поворот…

Глава 4 О временах, нравах и договорённостях

После заявления подполковника про папу, вокзал и бомжевание на лавочке, снова повисла пауза. Такими темпами мы точно ни до чего не договоримся, а лично мне уже очевидно, наша беседа сто процентов имеет цель. Я так понимаю дежурный забрал мои документы, оформил свои бумажки, и потом информация дошла до начальника отдела. Не вся, конечно. В общей картине ничего особо важного нет. Молодёжь накуролесила, момент где-то вполне обычный. Но вот фамилию Замирякина, выходит, начальство узнало, ситуацию оценило, и решило взять дело под свой контроль.

– Отец твой такой уважаемый человек… – снова завёл нудятину подполковник, просто какая-то сказка про белого бычка, честное слово. – А ты…

– А я?

Пришлось уточнить, потому что судя по ярости, появившейся во взгляде начальника отдела, и носовому платку, которым мент судорожным жестом в очередной раз утёр потный лоб, он снова собирается многозначительно замолчать.

После моего вопроса мужику стало слегка полегче. Гора с плеч у него свалилась. Видимо, этого и не хватало в разговоре. Начальнику отдела нужна была моя заинтересованность.

У меня, кстати, тоже появилась надежда, что сейчас, в процессе выяснения, появится более четкое осознание ситуации. Надеюсь, мент уже конкретно обозначит перспективы моего светлого будущего, и пояснит, что именно он планирует со мной делать. И не только со мной, с шутниками-комсомольцами в том числе. Да и вообще. Я пока плохо соображаю, как быть дальше. Хотелось бы немного понимать, что мне грозит и как с этим разбираться.

– А ты драку устроил. Причем не в первый раз уже. Тебя почему к нам в город отправили… то есть… ты же сюда по распоряжению… по направлению…

Подполковник окончательно запутался в возможных определениях и глаголах. Но из его сумбурных обрывочных фраз я все-таки сумел кое-что понять. Константин Замирякин этот, похоже, товарищ крайне активный. Папа при власти. Сынок, наверное, из тех, кого в моём будущем времени называют «золотой молодежью». Если мы реально находимся в 1959 году, тут, понятное дело, такого явления как мажоры еще не существует. Однако охреневших деток высоких боссов никто не отменял. Они в любом времени были, есть и будут. Хоть при партии, хоть при капитализме, думаю, при первобытно-общинном строе такие тоже существовали.

Видимо Замирякин… Господи, какая же дебильная фамилия… так вот. Видимо, весёлый мальчик Замирякин натворил дел дома, в Свердловске, и папа, испытывая вполне естественное волнение за свою репутацию, решил отправить его в ссылку. Может, чтоб просто с глаз убрать или проучить. Не знаю, чем конкретно руководствовался первый секретарь горкома. Должность, кстати, и правда, высокопоставленная по тем временам. Или по этим? Чёрт, как же бесят непонятки!

Так, вернёмся к нашим баранам, то бишь к Замирякиным, папе и сыну. Это в моём современном времени чинуши с большими портфелями не стыдятся деток, которые постоянно что-то исполняют. А в 1959 за отпрыска-дебила можно и места лишиться. Хорошо, если только места. Лет на двадцать пораньше вместе с местом могла и голова отлететь, только в путь.

– Да что ты будешь делать… Ладно! Давай называть вещи своими именами, – психанул в итоге мент.

Главное, чего орать-то, непонятно. Я ни слова не сказал, сидел, молчал. Он сам мычит и на месте топчется. Можно подумать, это я виноват, что у него приступ косноязычия случился.

– Ты ещё в Свердловске успел отличиться неблагонадёжным поведением. За последний год на твоём счету несколько подобных случаев. Драки, другие… хм… обстоятельства разного рода, недопустимые для комсомольца. Комсомольца, Константин! И даже, я извиняюсь, один пьяный дебош. Это просто… – подполковник махнул рукой, не находя слов. – Я с большим уважением отношусь к твоему отцу. Да и потом, знаешь ли, первым секретарём горкома за красивые глаза не назначают. Ты-то почему его так позоришь? Чего тебе не хватает? Тебе ж всё на блюдечке… Ну посмотри на себя, ведь можешь, когда не выкобениваешься! Отличник учёбы, спортсмен, одних медалей у тебя сколько?

– Сколько? – Поинтересовался я чисто для поддержания беседы.

– Да ты!.. Да твоими достижениями гордиться, только в путь, а ты сам себе яму роешь, будущую жизнь портишь! Ты понимаешь, что если отца… из-за тебя… – подполковник резко замолчал, налил воды в стакан, выпил и продолжил. – Тебе такой шанс дали! Отправили из Свердловска, чтоб, так сказать, утрясти последний эпизод, но ты и тут ухитрился встрять в историю… Почему вокзал? Вот объясни мне? Тебе предоставили общежитие. Отдельную комнату, заметь! Дали возможность отработать практику посреди учебного года…

Подполковник хлопнул рукой по столу.

– Вот чего тебе не хватает? А?

Я слушал товарища милиционера очень внимательно. Даже не так… Я завис, уставившись на его губы, которые двигались будто в замедленной съёмке. Слова, вылетавшие изо рта мента, доходили до меня с опозданием в одну секунду, потому что я пытался их осмыслить. Но ни черта хорошего из этого осмысления не получилось.

Короче, имеется у меня папа. Вернее, папа имеется у Замирякина, но все вокруг искренне уверены, будто Замирякин – это я. Поэтому, считаем, что папа есть у меня. Неожиданно… Ну да бог с ним.

Нет, не то, чтоб я в капусте валялся, и меня подобрали, однако отца, как и дядьки, в живых нет давным-давно. Батя первым ушёл. Я малым совсем был. Дядька меня к себе забрал, растил воспитывал, как своего сына, всегда и во всём поддерживал, помогал, можно сказать, обоих родителей заменил. У него своей семьи не было. В том смысле, что не завёл он ни жены, ни детей. Но не в этом суть.

Значит, по идее, отец у меня когда-то был. То есть, даже если я в прошлом, то родственники мои, кровные, должны остаться на месте. И родственные связи никуда не делись по идее. Одна загвоздка: в моей семье никаким секретарям горкома, ни первым, ни вторым, ни десятым, взяться неоткуда.

Тем более, дядька же есть. Вполне себе бодрый, и сильно помолодевший. Отирается с компанией товарищей возле входа в отдел, ожидая торжества справедливости.

Они всячески пытались даже достучаться до дежурного и пояснить ему, что если кто и мудак, то это почему-то я. Мол, я виноват в случившейся потасовке. Дежурный просто слушать их не стал, а потом вообще выгнал за дверь, чтоб не создавали суеты.

Ладно, хрен с ним. Значит, мент считает, будто я – Константин Константинович Замирякин… А мент ведь имеет глаза…

От этой мысли я слегка обалдел. Нет, не от анализа физиологического строения подполковника. Я просто вдруг только сейчас сообразил: если начальник отдела называет меня Замирякиным, то лишь по одной причине… Потому что он видит перед собой не кого-то другого, а именно сынка секретаря горкома. То есть… Сука!

– Извините, а у вас случайно нет зеркала? – перебил я подполковника, который пошёл на второй круг восхваления моего предполагаемого родителя. Там как раз списком перечислялись заслуги папы перед Родиной и партией.

– Что? – завис мент, удивлённо глядя на меня.

Видимо, подобных вопросов он не ожидал, прибалдел немного.

– Зеркало. Предмет такой, с блестящей поверхностью. В нём, как правило, отражаются люди. Есть?

Подполковник молча смотрел на меня около минуты. И выражение лица у него было такое… непередаваемое. Будто мужик решал: придурок я конченый, или псих поехавший. Во взгляде мента эти мысли читались огромными буквами. Как и мысль: «А не вызвать ли дурку?» Потом появилась ещё одна: «Как сообщить одному из главных людей Свердловска, что его отпрыск сошёл с ума?». А вот уже после этих двух мыслишек появилась третья. Мне кажется, подполковник решил в итоге, что я над ним просто издеваюсь.

– Зеркало… – протянул он на выдохе. – Зеркало, говоришь… Да ты понимаешь, что тебя отец из говна тащит?!

Мент вдруг резко поднялся со стула, подался вперёд и натурально сгрёб меня за грудки, подтягивая к себе через стол. Он был настолько зол, что теперь вместе со словами из его рта вылетала ещё и слюна. А я как-то не очень люблю, если мне в рожу плюются. Особенно когда это делают левые, посторонние люди. Хотя и от родных не сильно приятно.

– Ты что ж, сволочь… Ради таких, как ты, что ли, мы с фашистом воевали? А?! Отец твой, гадина ты неблагодарная, всю войну прошёл. А у тебя в башке не мозги, каша какая-то! Зеркало ему подавай! Ты думаешь, меня фамилия твоя сдержит? Да я ремень сейчас сниму и выдеру тебя так, что ты неделю сесть на задницу не сможешь. Будешь спать стоя. И отец твой мне за это только спасибо скажет! Ясно? Сидит он тут, клоуна мне разыгрывает. За дурака меня держишь? Меня?! Фронтовика! Который ради таких, как ты, фашиста гнал. Чтоб вы, детки, могли жить под мирным небом!

– Уберите руки…

Я говорил тихо, очень вежливо. Хотя внутри меня буквально накрывало от ярости. Охренели совсем?! Сначала хотели в морду дать какие-то малолетки, потом в ментовку забрали, а теперь ещё всю физиономию оплевали и трясут, как грушу. Колбасило меня знатно, мысли скакали из стороны в сторону, разум все никак не мог определиться: в прошлом я или это бред сумасшедшего. Одно радует – характер остался прежним.

Подполковник резко осёкся. Видимо, интонация моего голоса озадачила его. Конкретно тот факт, что я не истерил, не орал. Просто в моей жизни бывали моменты, когда надо сразу обозначить, кто главный, одним лишь словом или фразой. Иногда даже взглядом. Сейчас случился именно такой момент. Я понимаю, что мужика сорвало. Видимо, отца этого самого Замирякина он знает хорошо, и тот просил приглядывать за сынком. А сынок – тот ещё придурок.

Пару секунд мент гневно на меня пялился, а потом всё-таки выпустил свитер, который до этого сжимал в кулаке.

– Ладно… – он устало провёл ладонью по лицу. – Как же ты мне… Сейчас иди к дежурному. Он там всё оформит, что требуется. Будем считать – вышло недоразумение. И… имей в виду. Отец уже в курсе. Я ему сообщил. Ты отсюда давай… это… отправляйся в общежитие…Хватит куролесить, сынок. Хватит. Подумай об отце. Он не заслужил такого…

– Так. Стоп. Я? Только я выйду из отдела?

Взгляд подполковника стал несколько озадаченным. Он явно не понял смысла моего вопроса. Пришлось перейти на более конкретный разговор.

– Я отправлюсь в общежитие. Вы сказали в единственном числе. А парни эти? Ну… комсомольцы. Туристы. С ними что?

– Парни посидят ещё за хулиганство, – ответил подполковник, и сразу же отвёл взгляд в сторону. – Пусть подумают над своим поведением. Разнузданная стала молодёжь. Ишь, что устроили. Побирались они… Комсомольцы, чтоб их… Позорники, а не комсомольцы… Тьфу! Придумали тоже – попрошайничать. Будто в Советском Союзе такое возможно…

Мент покачал головой, всем своим видом выражая осуждение, демонстративно придвинул к себе папку с бумагами и начал их читать.

– Так они дурачились. Шутили.

Зря, ты, товарищ подполковник, надеешься, что я отстану и свалю на радостях из твоего кабинета. И не таких продавливал.

– Ну-ну… дошутились. Теперь вот посидят и посмеются… Глядишь, мозги на место встанут. А потом ещё в институт соответствующая бумага придёт. Тогда вообще обхохочутся. Всё. Идите к дежурному, Константин Константинович.

Подполковник резко перешёл на «вы», и это означало, что наша с ним беседа окончена. Вот только я так не считал ни разу.

Ситуация получается не очень красивая. Очевидно, гражданин Замирякин – товарищ непростой. Именно по этой причине подполковник сейчас откровенно дал понять, мол, ты, парень, конечно, идиот, но скажи спасибо отцу.

Кстати, про отца… Мне реально срочно нужно зеркало. Я очень хочу посмотреть на своё отражение. Потому что по всем событиям, которые приключились после очень странного пробуждения, уже нет никаких сомнений, с возрастом тоже ерунда происходит. Да и не только с возрастом.

Я в 1959 году только родился. И это был не январь. Соответственно, меня ещё даже на свете нет. Я не говорю про всё остальное. То есть, тут мент прав, называя чужое, совершенно незнакомое имя. И, судя по всему, Замирякин – молодой. Ну, может, лет двадцать…

А ещё, я так понимаю, Замирякин – это действительно я. То есть, меня не просто закинуло в прошлое. Я теперь левым чуваком оказался. Малолетним каким-то придурком, который за папиной спиной всю жизнь просидел.

Получается, я все-таки удивительным образом действительно оказался в прошлом. Нет, ну в этой версии есть даже логика. Вот вряд ли возможно взять живого человека и целиком перенести его в назад в СССР. Это же, блин, человек! У него руки, ноги, остальная анатомия. Однако сознание…

Не то, чтоб я сильно верю во всю эту херабору с переселением душ, однако такая версия более адекватна.

– Тебе отдельное приглашение надо? – переспросил подполковник.

Он уже не скрывал своего раздражения и снова перешёл на «ты».

– Вынужден настаивать, чтоб вы ребят тоже отпустили, – решительно сообщил я подполковнику.

Для серьёзности своих намерений закинул ногу на ногу, чтоб было точно понятно: в ближайшее время отсюда не уйду. По крайней мере, пока мы не придём к консенсусу насчёт дядькиных товарищей. Они, конечно, те ещё дебилы, но оставлять их в ментовке я не собираюсь. Как ни крути, виноваты обе стороны. Я тоже был слегка неправ. У меня, конечно, есть оправдание. Я просто реально думал, что парни – охреневшие актёры, которые пытаются втянуть меня в сценарий розыгрыша.

Мент как раз в этот момент взял со стола графинчик и начал наливать себе в стакан водички. Перенервничал, бедолага.

То ли от моей наглости, то ли от нахального требования выпустить туристов, у него дрогнула рука, и жидкость расплескалась вокруг, расплываясь некрасивыми пятнами по столешнице.

– Чего? – переспросил он.

Подозрительно так переспросил. Тихим, ласковым голосом. Наверное, мужик подумал, будто ослышался.

Очевидно, меня он отпускает сейчас только из-за отца. Может, дружат они, может, просто знакомы, а может, отец Замирякина тупо воспользовался положением. В данном случае это не очень важно. Суть в другом. Чтобы ни происходило, я точно для себя понял: без этих чёртовых комсомольцев не уйду.

– Ребят нужно тоже. Ну… Вышло недоразумение. Или как вы там говорили.

– Ты совсем обнаглел? – поинтересовался подполковник.

Вид у него стал при этом грустный-прегрустный. Он даже злиться перестал, только желваки на лице играли и пятна красные выступили на щеках. Просто сидел, смотрел на меня и тихо ненавидел.

– Нет, – я отрицательно покачал головой. – Вот как раз обнаглел, если бы не сказал вам подобного. Они на самом деле просто пошутили. Да, может, не очень умно. Но драку спровоцировал я…

– Встал и вышел отсюда, – мента аж на месте подкинуло. – Вон!

Он со всей дури долбанул кулаком по столешнице.

– М-м-м… хорошо, – я медленно поднялся со стула. – Уйду. Но… У нас ведь двадцать первый съезд КПСС на носу… Сами знаете. И лозунг… Напомнить? Встретим его туристорождаемостью. Съезд имею в виду.

Вообще, конечно, со своей точки зрения, с точки зрения адекватного человека, я нёс полную хрень. Какой, мляха муха, съезд?! Какая туристорождаемость. Вот что за слово-то такое дебильное?! Но, с другой стороны, если уж всё вокруг меня сходится к 1959 году, то почему бы не подыграть?

– Стой! – Окликнул меня подполковник, когда я уже сделал несколько шагов в сторону двери. – Ты это к чему сейчас сказал?

– Ну, как к чему? Вся страна поддерживает тему туризма. Всё-таки съезд… – я многозначительно закатил глаза. – А вы вон, группу комсомольцев задержали…Туристорожденных, между прочим.

Почему я нёс подполковнику эту хрень? Хрень ведь полная, честное слово. Самому стыдно подобную чушь говорить. Но… Случилось кое-что очень важное. Даже не так. Меня словно обухом по голове отоварило, когда пришло понимание.

Именно в данную секунду, стоя посреди кабинета начальника отделения милиции, я вспомнил, что за дата, 24 января 1959 года. Вспомнил, потому что был промежуток времени, достаточно долгий, когда я слышал эти цифры по сорок раз на дню. Имена, кстати, тоже. Вот почему мне Кривонищенко с самой первой секунды показался знакомым. И рожа его, и фамилия.

В это день, 24 января, мой дядя Вячеслав Биенко с группой Игоря Дятлова должен был уйти в поход. Но не ушёл. Я не знаю деталей. Не знаю причины, по которой дядька остался дома. Вернее, мог бы знать, конечно, но когда дядя Слава говорил на эту тему, я кривился, воротил нос и быстренько сваливал под предлогом важных дел. Просто тему группы Дятлова я слушал всё детство. Потом всю юность. А потом смылся из дома и выкинул её из головы. Она мне просто уже до тошноты надоела. Дядька буквально крышей поехал на бесконечных поисках настоящей причины гибели товарищей.

Так вот. Сегодня я не должен был его встретить. Никак. Потому что он в поход не попал. Так какого хрена сейчас дядька нарезает круги возле отделения милиции?

Глава 5 О превратностях судьбы и категоричных решениях

Я вышел на затоптанное крыльцо, задрал голову вверх, посмотрел на абсолютно чистое небо и втянул носом свежий морозный воздух. Эх… Реально свежий… Кайф… После казарменного духа ментовки он показался мне особо охренительным.

На автомате сунул руку в карман куртки. Есть! Лежит, родная, как же иначе. Не стащили в дежурке. Когда ментёнок обыскивал, я обратил внимание на все вещи, которые при мне были. Кстати, студенческий вместе с пропуском тоже вернули. Оказалось, что второй документ позволял Замирякину Константину Константиновичу попасть в общагу при какой-то шараге. Я даже не стал вникать, если честно, при какой. А вот фото пару минут изучал с большим интересом. Зеркало-то мне никто так и не дал. Жлобы…

Снимок, что вполне ожидаемо, оказался не очень хорошего качества, толком и не разберёшь, как теперь выглядит моя новая физиономия. Понял только одно: она молодая и смазливая. Это даже по мутной фотке заметно.

Ну… Такое себе, конечно… Девки, наверное, пачками вешаются на Замирякина. Однако лично я предпочёл бы что-нибудь поприличнее, чтоб на серьёзного мужика походить, а не на похудевшего Элвиса Пресли. Ещё и родинка эта на щеке, дурацкая. С родинкой вообще, конечно, мандец… М-да…

Я достал пачку сигарет, которая оказалось очень кстати, коробок спичек, прикурил, затянулся… И только после пары-тройки тяг до меня дошло, что именно я делаю. Задумчиво уставился на сигарету, покрутил в пальцах, принюхался, прислушался к ощущениям. Отличные ощущения! Будто после долгого воздержания вернулся к нормальной, полноценной жизни.

Просто там, у себя, в далёком будущем, я так-то уже лет десять, как бросил. Чёртов доктор… этот… идиотское у него название… Ладно, хрен с ним. Сейчас не вспомню. Скажу проще. Мужик, которому я плачу кучу бабла за ежегодные медосмотры, и который вдобавок просчитывает мои ежедневные нормы питания с ещё какой-то лабудой.

Вот он мне и обозначил: мол, надо отказаться от курева. Выпить – ок, но в адекватных количествах. Моя мера адекватности, правда, сильно отличается от его. Но я не рассказываю доктору подобных деталей. Не скажу, что сильно злоупотребляю алкоголем, просто иногда приходится держать марку перед нужной компанией. Иначе коллеги по бизнесу не поймут. Все мы сейчас зожники до определённого момента.

А вот сигареты – зло. Раковые палочки, чтоб их. Этот докторишка мне так и заявил. Тут еще как раз сердечко с какого-то перепуга начало пошаливать, и я бросил от греха подальше. Однако сейчас, похоже, курит моё новое тело и горя не ведает. Ну, хоть какие-то бонусы во всём случившемся имеются. Я глубоко затянулся, прикрыл глаза и с наслаждением выпустил дым. Эх… И табачок какой хороший. Крепкий, да. Но заходит просто отлично.