Полная версия
Магия слов. Используйте силу лингвистического интеллекта, чтобы управлять реальностью
«Госпожа…», – пытается он.
«Черта с два, а не госпожа!» – взрывается она, заставив меня подпрыгнуть. Как у нее получилось звучать… как будто из бездны? Я почувствовал, как по спине пошли мурашки. Стены действительно задрожали? Не понимаю, по какой причине, но мне стало страшно. Неожиданно я больше не чувствую уверенности в себе. Куда я вляпался? Она просто пылала, другими словами не описать. Она грохотала и пылала. Голос стал шипящим. Уриил не моргнул глазом, но я заметил, что он нервничает.
«Сегодня тот самый день, так что иди и делай то, что должен. Мне уже пришлось поговорить об этом с Михаилом. Я уже сказала ему, что высоко ценю ваше мнение, пока оно полностью совпадает с моим. А иначе мне глубоко плевать, что вы считаете верным или ошибочным. Я так решила, и так будет. Точка. И чтобы я больше к этой теме не возвращалась».
И боже мой, когда она произносила последнюю фразу, в комнате стало темнеть и появился запах серы. Никакой ванили. Вонючая сера.
13 января 2017, 11.23
«Слушаю тебя, Джеймс», – я разговариваю, используя беспроводные наушники, и рискую показаться сумасшедшим, хотя в Лондоне редко так ставят вопрос.
«Возникла проблема, во время занятия».
Я быстро сверяюсь с часами и догадываюсь, что сейчас у него перерыв: он ведет на одном предприятии курс по эффективной коммуникации, который я ему поручил. Очень странно, что он мне позвонил в это время, поскольку обычно мы связываемся в конце рабочего дня, чтобы обменяться информацией. Джеймс весьма способный, до сих пор он справлялся как следует. Я продолжаю шагать к магазину кроссовок, куда я обещал своей дочери зайти, чтобы проверить, не поступила ли последняя модель одной марки, без которой (по ее словам) ей никак не обойтись.
«Слушаю», – повторяю я. Не люблю эти хождения вокруг да около, ни в личном общении, ни по телефону.
«Я поругался с одной из участниц», – докладывает он. Я замечаю, как его голос слегка дрожит, и понимаю, что он взволнован.
Я держу нейтральный и спокойный тон, чтобы наверняка получить от него как можно больше сведений. Понятно, что что-то случилось. Нужно понять степень ущерба. А лучший способ сделать это – сохранять спокойствие. Находясь в трезвом уме, скорее достигнешь лучших результатов.
«Объясни», – побуждаю его я, продолжая идти.
«Сегодня утром у меня было занятие с новой группой менеджеров. Одна из учениц стала проявлять враждебность, едва войдя в аудиторию. Она даже сбросила со стола блокнот для записей. Я свел все к шутке и, стараясь не драматизировать, поинтересовался, что не так. Оказалось, что она в бешенстве из-за того, что ее заставили принимать участие в обучении».
Я по-прежнему иду вперед и молчу, лишь издав едва заметный звук, чтобы Джеймс понял, что я все еще на линии.
Джеймс продолжает: «Она тут же начала высмеивать все, что я говорил, шумела, отвлекала соседей. Сначала я вежливо попросил ее отнестись с уважением к присутствующим коллегам, она мне ответила грубо, и я потерял голову. Я ее оскорбил, и она покинула класс с большим скандалом. Заварил же я кашу».
Пару секунд, чтобы убедиться, что он закончил, и вступаю я. Чтобы не говорить запыхавшимся голосом, я остановился перед витриной магазина со своеобразными предметами для обстановки дома.
«Ок, Джеймс. Когда ты возвращаешься в класс?»
«Через десять минут».
Я колеблюсь, не спросить ли его, какими именно словами он оскорбил ученицу. Любопытство одерживает верх.
«Что ты ей сказал, Джеймс?»
«Что она меня достала, что ей следует прекратить выносить всем мозг и чтобы она шла на…»
«Посыл она, очевидно, уловила», – отвечаю я, не выдавая улыбки. Он не замечает мой шутливый тон и ждет дальнейших указаний.
«Хорошо», – продолжаю я. – «Важно начать занятие, не упоминая о произошедшем, как будто ничего не было. Никаких шуток, никаких комментариев. Точка. Затем, как только закончишь, сходи и поговори с Викторией, она отвечает за курсы, объясни ей все и спроси, что дальше делать, нужно ли предупредить кого-то еще. Пока понятно?»
Он сглатывает, даже по телефону слышно.
«Ясно».
Он определенно ждет от меня чего-то еще, поэтому я заставляю его подождать, всего мгновение, но вполне достаточное, чтобы его охватила паранойя. Так уж мы, люди, устроены: предполагаем худшее и предаемся самым черным мыслям.
Один из моих наставников много лет назад сказал: «Запомни, каждое разочарование требует тщательного планирования». И он был прав: чтобы испытать разочарование, необходимо выстроить целую серию ментальных сценариев, которые потом не в точности совпадают с реальностью, что заставляет нас чувствовать себя плохо.
Поэтому моя мантра такова: «Присутствуй в моменте, дыши, будь здесь и сейчас». Пока ты осознаешь свое дыхание, мозг может думать лишь об этом действии, и, следовательно, тебе легче забыть обо всем остальном.
Тем не менее, я даю Джеймсу поволноваться минутку.
«Итак. Несомненно, ты устроил бардак. Ты же понимаешь, что от тебя я ожидаю более высокого профессионального уровня».
«Я знаю».
«Ок. Допускаю, нежная дева заслужила таких слов, да и слов похлеще тоже и не таких слов. Возможно, мы уладим дело без лишнего шума. Позвоню-ка и я Виктории, после того как ты поставишь ее в известность, чтобы разобраться, необходима личная встреча или вопрос будет закрыт и так. Второй вариант кажется мне более вероятным. На этом все».
Я жду еще пару секунд, он молчит. Что делает ему честь. Он отлично знает, что я не выношу, когда мне отвечают, извиняются или оправдываются после того, как я дал обратную связь. Любое предложение, начинающееся словами «Но я…», в таком контексте способно разбудить во мне жажду убийства, с которой трудно справиться. Мои сотрудники хорошо это усвоили.
«Хуже всего, Джеймс, что ты потерял контроль. Это неправильно и терпеть я не стану. Я понимаю, что с каждым может случиться, но уверен, у тебя достаточно сил, чтобы управлять своим душевным состоянием. И лучше многих других, ведь у тебя есть инструменты. Более того, ты можешь управлять своим настроением и должен это делать, поскольку то, что допустимо для простого смертного, тебе не прощается. Я понятно объясняю?»
«Да, мне все ясно».
«Отлично. Вопрос исчерпан. Теперь дыши глубоко, настройся так, чтобы никоим образом не проявить волнения или нервозности, возвращайся в аудиторию и займись своим делом. Вечером созвонимся. Никогда не позволяй никому выбить тебя из седла. Это равнозначно тому, что ты вручаешь незнакомцу власть над твоей жизнью».
«Ок, спасибо. Я боюсь, что очень сильно облажался, не хочу потерять клиента».
А вот без этого можно было бы и обойтись.
«Послушай меня внимательно. Во-первых, осторожнее со словами. Если хочешь контролировать свой мозг и свое состояние, нужно следить за лексиконом. Когда говоришь, что боишься и что не хочешь потерять клиента, делаешь себе только хуже. Отвратительная манера выражаться. Во-вторых, ни ты, ни я не обладаем экстрасенсорными способностями и не читаем мысли, значит, оставим предсказания и будем анализировать факты. Когда сделаешь то, что я тебе велел, и получишь реакцию, которую можно обсуждать, мы поговорим, и тебе будет намного лучше. На этом закончим».
Я отключаюсь. Хорошую серию команд я использовал, в форме повелительного наклонения, характерного для речи успешных людей. И слегка отреагировал на его «спасибо», чтобы он не чувствовал себя еще ниже по положению, чем сейчас.
Я иду дальше, не обращая внимания на людей, встречающихся мне на пути. Быстро обдумываю то, что произошло, и прихожу к заключению, что все решится наилучшим образом.
Я спрашиваю себя, не слишком ли жестко я его отчитал, но потом делаю вывод, что действовал во благо. И в аудитории, и у себя в офисе я настаиваю, что первый шаг – взять под контроль собственное эмоциональное состояние. Ты должен дышать, улыбаться и чувствовать себя хорошо. Точка. Чтобы добиться успеха, любого успеха, ты должен управлять своим состоянием. Общаешься ли ты с сыном, споришь с женой или мужем, выступаешь на собрании в своей фирме – ты должен управлять своим состоянием. Если у тебя нет такой способности, никакая другая уже не пригодится. Будь ты хоть величайшим гением в истории коммуникации, потеряешь голову – начнешь нести бессмысленную чушь и не добьешься результата. Ты должен управлять своим состоянием, дышать глубоко и присутствовать здесь и сейчас. С ясной головой и спокойным сердцем можно добиться любого результата. Если выйдешь из себя – нет. Я чувствую, что злюсь на Джеймса за то, что он потерял самообладание. Это его Ахиллесова пята: он ведется на провокации, начинает нервничать так быстро, что даже стыдно. Я объяснял ему тысячу раз, так же как и своей дочери: если ты теряешь голову, люди получают над тобой власть, потому что тот, кто волнуется – проигрывает, а выиграть можно, если ты спокоен и безмятежен.
Разозлиться фактически означает вручить другим полномочия решать, как тебе себя чувствовать.
Теперь моя очередь расслабиться и немедленно собраться, чтобы не дать минутной скуке испортить остаток моего дня. На этот случай у меня есть серия мантр.
«Сосредоточься на дыхании», – говорю я себе. – «Вдохни и обрати внимание на тот факт, что ты дышишь. Выдохни и обрати внимание на тот факт, что ты выдыхаешь. Сделай это снова. Все хорошо. Пока дышишь, ты расслабляешься, а когда ты расслабляешься, все становится более ясным. Ты более осознанный теперь. Ты контролируешь свое дыхание».
13 января 2017, 19.55
«Папа, а ты хороший?»
Кажется из всех вопросов, которые мне задавали в жизни, этот вызвал во мне наибольшее смятение.
Моя малышка собиралась в садик (первый раз!), и я должен был ее проводить. Ее мама, которой теперь я каждый месяц перевожу внушительные суммы на содержание, уехала на курсы, и я уже предвкушал эмоции от первого путешествия в детский сад, когда моя лисичка выступила с этим вопросом. Без всякой видимой причины. Как всегда бывает с великими вопросами, меняющими мир, он возник сам собой.
«Папа, ты хороший?»
Я ответил: «Да, дорогая, конечно», не задумавшись ни на секунду. Зато потом я серьезно его обдумал. Я в самом деле хороший или поторопился с ответом, как будто спешил солгать? (Несмотря на то что обычно считается наоборот, тот, кто лжет, часто выпаливает свою ложь очень быстро, на одном дыхании.) Сейчас, по прошествии пятнадцати лет, я, пожалуй, ответил бы с большей уверенностью (в итоге определил бы себя как «достаточно» хорошего). Но в те годы, когда она была еще маленькой, я проходил через довольно сложный период, и, если можно так сказать, брал реванш за безрадостное детство и юность, которая была еще хуже.
Впервые за долгое время пограничного состояния я приобрел какой-то контроль над собой и понял, как управлять другими людьми. Меня пьянили новые ощущения. Когда ты держишь себя в руках, ты контролируешь ситуацию вообще и, следовательно, имеешь большую власть. Ключевым является контроль. Вот что я обнаружил, проработав много лет в этой области: ты можешь контролировать все – мир, в котором хочешь находиться, способы реагирования на события, мысли, крутящиеся у тебя в голове. Знаю, что звучит не очень романтично, но так обстоят дела: ваши эмоции в конечном итоге лишь результат смешения определенных гормонов в вашем теле, а гормоны, в свою очередь, – результат образов и мыслей в вашей голове, а их можно контролировать.
Вывод прост, как я повторяю своим уже немногим избранным клиентам: осознай, что у тебя есть власть решить, какие иметь мысли. И эта сверхчеловеческая способность дает тебе статус и ранг Бога. В том смысле, что Создатель – это тот, чье слово создает материю («И сказал Бог: да будет свет. И стал свет»), ты тоже Создатель, потому что твое слово создает материю: то, как ты говоришь, определяет твое бытие. И если это не божественно, то даже не представляю, что тогда можно назвать таковым.
Я отвлекаюсь: стоило подумать о дочери, как меня унесло далеко от «здесь и сейчас». Не знаю, почему именно теперь я вспомнил ее вопрос. А может, и знаю: идея, что некто (Бог?) желает расправиться с человеческим родом, навела меня на мысль. Если действительно придет конец, куда определит меня Создатель Вселенной при условии, что он существует? К хорошим в приятную прохладу или к плохим – в горящие угли, на острые вилы?
В эзотерической мифологии считается, что в момент перехода в другой мир черный ангел собирает души и провожает их в далекую пустыню, где под звездным небом вырывает их сердце и кладет его на старые весы из потемневшей латуни.[5] Говорят, на одну чашу весов черный ангел бросает сердце того, кого будут судить, а на вторую – одно-единственное перышко. Если сердце такое же легкое, как перо, душа, освобожденная от тела, может отправиться в чудесные земли, где все состоит из света и радости. В ином случае, последнее, что она услышит – душераздирающий крик миллионов других душ, которые целую вечность ждут минуту облегчения, которая никогда не наступит. Сколько бы весило мое сердце на этих весах? Сколько я жил с легкой душой? Насколько неподъемная ноша отягощает мое сердце, которое никогда не находит полного покоя? Так, я отвлекаюсь и это неправильно.
Я хочу сосредоточиться на допущении, что Лиза на самом деле Бог и способна уничтожить человеческий род на этой планете. Сумел бы я сохранить беспристрастность? Получилось бы у меня выполнить свою работу максимально хорошо или я поддался бы чувствам, учитывая, что дорожу своей жизнью. Мало того, одна мысль о том, что существование людей, которых я люблю, прекратится, терзает меня куда больше, чем я рискну признаться. Однако самый волнующий вопрос для меня в другом. Если сердце возьмет верх, и я решу поверить Лизе, а следовательно, буду пристрастным, какой выбор я помогу ей сделать? Держать палец на кнопке, которая позволит тебе все уничтожить… Стоит только это себе представить, как рождаются странные идеи. Как бы я поступил? Самый очевидный ответ: спас бы мир. Здесь мои друзья. Здесь моя дочь. Здесь я. А правильный ли это выбор? Мы заслуживаем еще один шанс или совершенно безнадежны? При размышлениях о будущем моего котеночка меня иногда охватывает уныние, стоит лишь представить себе то место, где ей предстоит жить.
С Лизой мы встречаемся завтра, за завтраком, в ее офисе. После сцены с Уриилом она избавилась от меня под предлогом занятости. Подозреваю, она предусмотрела лучший завтрак на свете. Я хочу подготовиться. Нужно хотя бы наметить стратегию, сосредоточившись как минимум в общих чертах на инструментах, способных помочь моей клиентке. Я закидываю в рот горсть кешью (натуральных, толстых, очень сладких) и начинаю делать заметки. Еще никогда в моей голове не рождалась ни одна выдающаяся мысль без щедрой дозы отборного кешью. Оттолкнуться от правильно сформулированных целей? Начать разрушать ее убеждения с помощью своей поразительной лингвистической магии? Заставить ее пересмотреть личные ценности? Я изо всех сил пытаюсь сконцентрироваться («Папа, а ты хороший?»), когда неожиданно слышу стук в дверь. Кто бы это мог быть в такой час?
Я встаю и, дожевывая кешью (если обнаружится, что Лиза действительно Бог, следует поблагодарить ее за то, что их придумала), без раздумий открываю дверь. В это время зайти может лишь сосед, который иногда обращается ко мне с незначительными просьбами: одолжить бумагу для принтера или спросить, что бы такого съесть вегетарианского. Подозреваю, он хочет завязать разговор и наладить со мной добрососедские отношения. И я совершенно уверен, что его желание еще долго останется неудовлетворенным.
Но это не он. Не успеваю я открыть дверь, как тип, который стоял за ней, оказывается внутри. «Ваниль», – думаю я. Первое, что я почувствовал – это запах ванили, и понял, что визит имеет отношение к Лизе. Похоже, все ее сотрудники принимают ванну с этой ароматической эссенцией. Когда дело касается запаха, мозг просто поражает: обрабатывает информацию с невероятной скоростью и прокладывает эмоциональную дорожку к даже самым далеким воспоминаниям. Называется обонятельная память. И я знаю, что это она, еще до того, как успеваю подумать. Похоже на то, как почувствовав в супермаркете запах хлопка, вы покупаете больше стирального порошка, чем планировали, даже не понимая почему, ведь так много вам не нужно. Подумав обо всем этом, я наконец начинаю разглядывать гостя. И этот тоже огромный. Еще один викинг. «Лиза определенно выбирает себе сотрудников мощной комплекции», – приходит мне мысль. И затем: «А какого черта он делает в моей гостиной?»
«Меня зовут Рафаил, я работаю на Лизу», – говорит он, обращаясь куда-то к моему столу. Какое-то время назад я решил объединить приятное с полезным и устроил офис у себя дома, чему весьма способствовал тот факт, что я имею возможность жить в достаточно тесном помещении. Недалеко от входа, справа, я организовал пространство, которое вполне можно назвать гостиной, а слева – настоящий офис: книжные полки, занимающие практически каждый свободный сантиметр, стеклянный стол, опирающийся на внушительные тумбы из белого мрамора, собравшие все возможные проклятия грузчиков при переезде, кресло из черной искусственной кожи. Модель для руководителя, естественно. Я наблюдаю, как Рафаил самостоятельно осваивается в моем кабинете, что никак нельзя отнести к лучшим способам начинать со мной общение. Он садится напротив стола и пристально смотрит на мое кресло. Пустое, ведь я по-прежнему стою возле двери. Закрываю ее и направляюсь к своему рабочему месту. Никакой улыбки на лице, у меня нет ни малейшего желания казаться любезным или открытым. Я сажусь и смотрю на пришедшего. На столе лежат провода от телефона и компьютера, стопки книг, записи, которые я собирался разобрать. Оставлю все как есть: не собираюсь наводить порядок и проявлять даже минимум учтивости. Тот факт, что я умею наладить отношения с любым человеком, вовсе не означает, что я всегда хочу это делать. Я сам решаю, с кем общаться, когда вести себя вежливо, а когда нет. Я считаю, что если у тебя есть лишь один способ реагировать на то, как ведут себя другие люди, – ты беден. Если же у тебя есть выбор, тогда ты свободен. Следовательно, я мог бы проявить любезность и дать ему почувствовать себя как дома. Но не буду этого делать. Я человек свободный (а вот хороший ли я человек? «Папа, ты хороший?»).
«Говорите», – сухо начинаю я, чтобы показаться неприятным. На самом деле много усилий для этого не понадобится, мать моей дочери может подтвердить, ну и некоторые из клиентов, столкнувшихся с моей темной стороной, тоже.
«Насколько мне известно, Лиза наняла вас, чтобы помочь ей принять важное решение», – говорит он, нисколько не смущенный моим холодным приемом. Более того, такое ощущение, что он его даже не заметил. Господи, какой же он здоровый: жесткие черты лица, безразличный взгляд, под бородой читается квадратная челюсть. Но на меня не так легко произвести впечатление. Мне платят бешеные деньги не только за интеллект, но и за то, что я умею применять его в стрессовых ситуациях.
«Вопрос, с которым обратилась ко мне Лиза, не подлежит оглашению. Я с вами не знаком. Почему вы явились ко мне?»
«Я в курсе, зачем она тебя наняла». Он перешел на «ты», не спросив разрешения, и вена на моей шее запульсировала сильнее.
«Ладно», – обрубаю я, – «как бы то ни было, я не пророню ни слова на эту тему, разве что в присутствии Лизы и с ее прямого разрешения, Рафаил».
«Ну и не нужно», – наступает он (то, что я вижу сейчас – это взгляд, полный презрения?), – «меня не волнуют детали вашего договора».
«И что же тогда вы от меня хотите?» – Я сохраняю обращение на «вы», чтобы сохранить дистанцию.
«Я хочу, чтобы вы убедили ее сдаться. Хочу, чтобы уговорили ее отказаться от своей цели. Вы низшая раса, так и есть, но массовое уничтожение несколько усложнило бы положение на верхних уровнях, скажем так, системы. Семь миллиардов бесприютных душ это не пустяк. Лиза разозлилась, она не слушает доводы разума. И забывает, что потом разгребать-то все нам».
Мужик нордической внешности только что назвал меня, если я правильно понимаю, представителем низшей расы, что автоматически, на мой взгляд, определяет его в группу «minus habens»[6]. Судя по всему, мало того что сама Лиза с приветом, так и ее сотрудники не отличаются крепким психическим здоровьем, да еще страдают от серьезных когнитивных и поведенческих проблем. В тысячный раз я задаю себе вопрос, куда я влип. Либо это сумасшедшие фанатики, либо она – новый Чарльз Мэнсон, и способна убедить, что они на службе у всемогущего Бога. На секунду у меня пронеслась мысль: а что если это шутка, организованная какой-нибудь телепрограммой, чтобы посмеяться надо мной. Я знаю, что снимают такие шоу для слабоумных. Эта догадка заставила меня собраться. Если меня хотят разыграть, то буду вести себя безукоризненно. В итоге получится хорошая реклама. Но я тут же вспомнил о денежном переводе, совсем не шуточном. Видимо они играют всерьез. Секта идиотов? Свидетели Иеговы?
Разберемся. Пора задать пару вопросов.
«Рафаил, вы понимаете какие выводы можно сделать из вашего утверждения? Обычно, сталкиваясь с подобного рода высокомерием и наглостью, я даже не даю себе труда отвечать. Но раз уж речь идет о Лизе, а она особенная клиентка, я посвящу вам несколько минут своего времени. Во-первых, вы полагаете, что я в состоянии отговорить кого-то от выполнения своего намерения. На самом деле вы правильно считаете. Далее, вы полагаете, что Лиза действительно Бог и на самом деле обладает властью осуществить задуманное. Ну и последнее, самое интересное, вы полагаете, что мне зачем-то нужно с вами разговаривать. И вот это суждение уже очень далеко от истины».
Он слегка прищуривает глаза, ноздри раздуваются. «Наверное, он убьет меня одним ударом кулака», – думаю я. – «Или поразит ударом молнии. Или возьмет в плен и увезет на своем корабле викингов».
«Вы должны убедить ее отказаться от поставленной цели», – повторяет он, возвращаясь к обращению на «вы» (похоже, я восстановил свой авторитет). Я начинаю терять терпение.
Он встает и направляет на меня свой огромный указательный палец. Что, должен признаться, застает меня врасплох. Поэтому поднимаюсь и я. Чувствую, как пульсируют виски. Не будь между нами стола, я бы приблизил лицо к самой его морде, чтобы посмотреть в глаза, как Рокки Бальбоа сделал с Клаббером Лэнгом в драматическом финале «Рокки III». Не могу поручиться, что не вскочу на стол и не начну его лупить. Я дышу. Не обращаю внимания на его вытянутый палец и усиленно концентрируюсь на достижении спокойного состояния («Папа, ты хороший?»). Я знаю, что справлюсь.
«Вы хотите сказать, верите, что ваша хозяйка, она же моя клиентка, является самим Богом?»
Он слегка трясет головой, как будто удивляется моему вопросу.
«А кто же она, по-вашему? Насколько мне известно, планировалось поставить вас в известность. Лиза разве не сказала, кто она?» – Он выглядит искренне озадаченным.
«Да, конечно. И вы считаете, что достаточно мне сказать, чтобы я поверил в то, что так и есть на самом деле?»
Он переваривает. Обожаю вопросы, которые заставляют думать.
«Мне казалось, что вы знаете. Мы с братьями очень озабочены». Может ли быть, что я только что слышал, как тон его голоса изменился с агрессивного на неподдельно встревоженный? В любом случае, теперь, когда он упомянул своих братьев, становится понятно, почему все, с кем из них я встречался, кажутся мне викингами. Это семья волосатых и бородатых гигантов.
«Вы с братьями?»
«Да. С Уриилом вы познакомились. Я – Рафаил. Михаил упоминал, что вы пересеклись вчера утром. Есть еще Гавриил. Он не отличается терпением, поэтому послали меня. Надеялись, что мне удастся убедить вас отговорить… Лизу».
Гавриил, Уриил, Михаил и Рафаил. Четыре всем известных архангела. Наверняка розыгрыш. По-другому просто не может быть, кто-то надо мной издевается. Дорогая шутка, если только каким-то образом не подделали данные о моем счете, чтобы обмануть меня.
«Леонард, это не шутка, никто над вами не издевается, и баланс вашего счета соответствует действительности», – говорит мне Рафаил своим монотонным голосом. Он только что ответил на ряд моих вопросов, которые я не произносил вслух. Если бы я был героем фильма, на этом месте отпустил бы непристойную остроту или выкинул какое-нибудь коленце. Вместо этого у меня банальнейшим образом свело желудок, и в горле появилось ощущение, которое когда-то, в прошлой жизни, до того как я приобрел контроль над своей головой, я называл «паникой». Мальчик, которому кажется, что он задыхается в приступе астмы, время от времени напоминает о себе. Возможно, у меня на лбу даже пот выступил, уж не знаю почему. Моя рациональная часть, обожаемый мною неокортекс принимается проверять логические возможности, оправдывающие то, что только что произошло. Должно быть объяснение.