Быть прокурором, или Хук справа

Светлана Файзрахманова

Быть прокурором, или Хук справа

Глава 1 Злой прокурор

Варька плелась домой, словно на казнь. Что ждало её там? Тяжёлое дыхание перегара, крики и привычная боль? Семнадцать лет – и ни единого ответа: зачем мать терпит этого тирана? Любовь ли это, или просто безысходность? Варя знала, что многие живут одни, но мать словно боялась остаться без своего креста. Ноги сами несли её окольными тропами, подальше от дома, от того ада, где она вынуждена жить с родителями. Отец пил не каждый день, но каждый раз, когда это случалось, в нём просыпался зверь, оставляя на коже матери и Вари багровые отметины своей ярости.

– И почему я должна терпеть такие издевательства? Я могу понять, что ты не любишь себя, позволяешь так с собой обращаться, но меня-то ты за что не любишь? – она хмурилась, задавала матери вопросы, а та только вздыхала и утверждала, что надо терпеть. Что такая у них судьба, и что люди подумают, если она сама семью разрушит.

– Какой смысл в такой семье? – не удержалась Варя и выскочила из комнаты. Что толку говорить с человеком, если тебя никто не слышит.

Подъезд встретил Варя запахом хлорки. "Теть Зина опять засыпала лужу, которую Васька напрудил", – подумала она, с отвращением зажала нос. Окончив свои безрадостные размышления, Варя нажала кнопку звонка. Дверь почти сразу открыла мать.

– Ключи опять забыла?

– Не забыла, просто лень рыться в сумке. Он дома? – прошептала Варя.

– Нет, пока нет. Варя, может, бодягой синяк помажешь? Завтра хоть вид приличный будет.

– Не хочу бодягой, хочу, чтобы ты от него ушла!

– Варвара, – только и смогла выдавить из себя мать, и её глаза наполнились слезами.

– Мама, неужели ты не понимаешь, что дальше будет только хуже? – Варя впилась взглядом в лицо матери, но Ирина Викторовна отвела глаза, словно боясь увидеть правду.

– Иди ешь, – перевела она разговор.

***

Вчера отец вернулся домой пьяным. По глубокой продольной складке на его лбу Варвара поняла: нужно бежать.

Удар, еще удар. Тяжелый мужской кулак обрушивался на её хрупкое тело. Варвара пыталась защититься: – За что?…

– Чтобы тройки не носила, – выплевывал он слова в такт ударам.

– Какие тройки? Посмотри дневник, прежде чем руки распускать, – она попыталась вырваться из комнаты.

– Я твой отец, и мне лучше знать, как тебя воспитывать, – кричал он, замахиваясь снова.

– Меня тоже так отец воспитывал.

– Видимо, было за что? – огрызнулась Варя и, увернувшись от занесенной руки, выскользнула из комнаты. Рука просвистела в опасной близости над её головой. Схватив туфли, она выбежала в подъезд, обулась на ходу и позвонила в дверь к соседке на первом этаже.

– Тётя Поля, здравствуйте, пустите? – робко спросила Варя.

– Опять этот изверг напился? Проходи, Варенька, бедные вы, бедные. Максимка-то что, не может ему, окаянному, сдачи дать? – спросила старушка, и так зная ответ.

– Не может. Скоро этот ад закончится, в институт уеду учиться, – ответила Варя.

– И мать одну с этим извергом оставишь?

– Она взрослая, сама разберется.

Звонок в дверь. На пороге появилась мать.

– Ну, пойдемте, дорогие, чаю попьем, да и укладываться будем, вечереет уже, – распорядилась сердобольная соседка.

Отец никогда не бил по лицу, чтобы не оставлять следов. Но разве спрячешься от цепких, полных сочувствия девичьих глаз в школьной раздевалке? Подруги, конечно, обсуждали, сочувствовали однокласснице, но молчали. Что могли сделать школьницы против такой взрослой и страшной несправедливости, против детского насилия?

***

– Пошли, урок уже закончился, ну ты чего зависла? – позвал её Макс.

– Домой идти не хочется, – нехотя встала из-за парты Варя, как будто та могла её защитить.

– Дома вчера ночевала?

– Нет, у соседки. Вчера хоть кулаком бил, а прошлый раз бросил в меня ножницы так, что они воткнулись в спинку стула. Сама удивляюсь, как живая осталась. Наконец-то, я уеду подальше от «родного дома». Стану прокурором и буду сажать этих тварей, которые детей и жён своих избивают, – размечталась Варвара.

– Ну ты даёшь, подруга, ты могла и после девятого сбежать из дома и в правовой колледж поступить.

– Нет, не могла, в прокуратуру только после высшего очного юридического берут, я узнавала. Я буду честным прокурором и буду стоять на защите прав тех, кто не может за себя постоять в силу своего возраста или менталитета.

– Очень пафосно, но я тебе верю, ты добьёшься своего, ты всегда своего добиваешься, – согласился Макс.

Дорога домой часто превращалась в её личный зал суда. Снова и снова Варя прокручивала в голове воображаемые процессы. Она слышала собственный стальной голос, зачитывающий обвинение, ощущала приятную тяжесть папки с делом в руках и видела лица преступников – бледные, растерянные под её пронзительным взглядом. Каждая деталь, от скрипа прокурорского кресла до последнего, сокрушительного довода, была пугающе реальной.

Варя резко остановилась посреди тротуара.

– Какое-то наваждение, – прошептала она, тряхнув головой, словно это могло вытряхнуть из неё чужую, незнакомую личность.

– Давай сюда сумку, – потянулся Макс к руке подруги.

– Знаешь, мне вчера ночью приснилось, что отца посадили в тюрьму, и каково было моё разочарование, когда эта картина рассеялась с первыми лучами солнца, а я проснулась в своей комнате, – жаловалась она Максу, протягивая сумку с учебниками. Она сжала кулачки, ухоженные ногти впились в ладони до боли.

Макс, её друг и одноклассник, был воплощением доброты и заботы. Но в нём не было и тени бойца. Варя это прекрасно понимала и не ждала от него решительных действий. Более того, она сама осознанно выбрала этого тихого «заучку». Для неё главным критерием была безопасность, а он, с его мягкими чертами, карими глазами в обрамлении густых ресниц, не нёс в себе ни капли угрозы. Он был симпатичный, надёжный, предсказуемый.

В этом и заключался трагический парадокс её выбора: тот, кто был её защитой от жестокого мира, был абсолютно бессилен перед главной угрозой – её собственным отцом.

Мама одобрила выбор дочери.

– Он у тебя спокойный, – сказала она, когда Макс ушёл домой. Накануне они вместе готовились к экзаменам. Отец был трезв и расположен к благодушному общению с семьёй, он развалился в кресле и поглядывал то на дочь, то на жену.

– Он может и умный, но больно уж рохля, – констатировал отец. У вас ведь в классе учится Мишка Левин, хороший парень, я его отца знаю. Ещё он боксом занимается, присмотрись к нему, – посоветовал отец.

– У нас уже есть один кухонный боксёр, – пробубнила себе под нос Варя, да и сама она устала быть боксёрской грушей. Разговаривать с отцом было бесполезно. Он всегда чувствовал свою правоту, но особенно ужасало то, что он чувствовал свою безнаказанность.

В выходные приехала тётя Лена, мамина сестра, и когда Варвара с ней поделилась своими соображениями, она ответила:

– Не все спортсмены распускают руки, и не все тихие парни не испытывают агрессию. Наоборот, когда мужчина в своей силе уверен, он девочек не обижает. Только трусы поднимают руку на слабых, потому что боятся сильных. Так они самоутверждаются.

– Выходит, что мой отец – трус? – недоверчиво спросила Варя.

– Ему страшно, он боится, что всё выйдет из-под его контроля.

– И поэтому он нас бьет?

– Выходит, что так, – утвердительно кивнула тётка.

– Тётя Лена, объясни маме, что нельзя так жить и терпеть такое унижение. Разве это любовь? – умоляюще просила племянница.

Тётка заметила:

– Варенька, любовь – это наши эмоции, а отношения в паре несут ещё и экономический аспект.

– Не надо мне лекцию читать, кругом одни психологи, – обиделась Варя тёткиному тону.

– Варя, ты родилась в начале девяностых, это было страшное время, врачам месяцами не платили зарплаты. А вы жили очень прилично и не голодали, как некоторые. И одежду покупали не с китайского поезда Пекин – Москва. А сейчас, куда вы с мамой пойдёте жить, на улицу? Отец о вас заботится, как умеет. Думаешь, легко будет жить вам вдвоём на нищую зарплату терапевта? – возразила тётя нетерпеливой племяннице.

– А терять уважение к себе из-за экономического аспекта стоит? – закричала Варя.

– Думаю, не стоит, но это личный выбор каждого, девочка. Тебе придётся принять выбор матери и простить её за эту слабость, – парировала тётка.

– Пусть терпит, я – почему должна терпеть? – не сдавалась Варвара.

– Варя, я думаю, твой отец болен, скорее всего, у него психологическая травма, – пыталась вразумить Варю тётка.

– И поэтому психологическую травму надо наносить мне? Я даже защититься от него не могу, я могу только убежать и то не всегда, – Варя смотрела на тётку в упор.

Мать тихо всхлипнула и вышла из комнаты, не в силах слушать их перебранку.

***

– Варь, надо бы физику перед экзаменом повторить, пошли, у меня позанимаемся, – предложил Макс. Варя согласно кивнула.

– Здравствуйте, тётя Оксана, – поздоровалась девушка с мамой друга.

– Привет, Борька, – кивнула Варя пацану, усевшемуся за кухонным столом.

– Здравствуй, Варенька. Максим, идите мыть руки и кушать. Я сейчас суп разогрею, – скомандовала Оксана Владимировна.

– Привет, Варька, – кивнул парень в ответ.

Оксана Владимировна стала собирать на стол.

– Борь, я смотрю, ты яйца доел? – похвалила мать.

– Не, я только мясо съел, там на сковородке со вчера оставалось, пришёл с тренировки голодный, так жрать хотелось, – отрекался сын.

– Так я и говорю, яйца бычьи вчера пожарила, Максим их есть отказался, – улыбнулась мать.

Борька скорчил недовольную физиономию, а Макс с Варей расхохотались.

– А ты знаешь, я хожу в секцию по бегу, спринт называется, – похвастался младший брат Макса, переводя тему.

– Знаю, я тоже им занимаюсь, – ответила Варвара.

– Странно, я тебя ни разу не видел на занятиях, – удивился пацан.

– У меня домашнее обучение, – усмехнулась Варя.

– Да? Хм… – недоверчиво протянул Борька.

– Боря, это был сарказм, – пояснил Максим брату.

– А что такое сарказм? – не успокаивался мелкий.

– Это низшая форма остроумия, – вступила в диалог Оксана Владимировна, накрывая на стол.

– Да ну вас, – ничего не понял малой.

– Я тебе потом объясню, – пообещал старший брат.

– М-м-м, вкуснотища, – закатила Варя глаза от наслаждения.

– Мамка у нас вкусно готовит, – согласился Борька. – А ты, Варька, умеешь готовить?

– Не так вкусно, как Оксана Владимировна, – созналась Варя.

После ужина занимались физикой. Варя предложила Оксане Владимировне помощь, но та отказалась.

– Идите уже, занимайтесь, я сама посуду помою, – улыбнулась женщина.

***

Время к выпускным экзаменам подкралось незаметно. Начались ЕГЭ.

Она снова и снова перечитывала строчки с результатами экзаменов, но видела не оценки, а мили, километры, целую жизнь, которая теперь вставала между ней и отцом. Дыхание перехватило от чувств, слезы сами проступили от радости.

Вот уже мама сшила платье дочке для выпускного бала. Варе натерпелось его примерить.

– Какое красивое, с длинной, пышной юбкой, все как я хотела – просто отпад, мамочка, спасибо, – крутилась перед зеркалом выпускница.

– Макс, ты за мной к пяти зайдёшь? – спросила она.

– Окей, – подтвердил Макс, любуясь на свою подружку.

– Пап, меня Макс проводит, вы ложитесь спать, мы, скорее всего, до утра гулять будем, – предупредила дочь.

Отец, не надеясь на Макса, сказал, что сам её встретит:

– Позвони мне, как домой соберёшься.

“ Если ты к этому времени не напьёшься”, – подумала Варька.

***

Провожая подругу домой, Макс спросил:

– Варь, а тебе не страшно маму одну с отцом оставлять?

– Мне её жалко, конечно, – ответила подруга, – но это ведь и её выбор. Она могла давно развестись, но не захотела оставаться одна. Аспект у неё, видишь ли, экономический.

– Это ты о чём? – удивился Макс.

– Да так, – не стала вдаваться в подробности Варя.

– Но ведь это Петербург, – засомневался Максим. – Домой сможешь ездить только на каникулы.

Варвара горько усмехнулась.

– Знаешь, Макс, я бы и на каникулы не возвращалась. Найду подработку и останусь. Не хочу его видеть, никогда. У Ольки Сергиенко отчим, и тот, кажется, любит её больше, чем мой родной отец. Я для него —как подкидыш.

Максим отвёл взгляд.

– А я… я бы ездил, – тихо сказал он, словно самому себе. – Маме и так с мелким тяжело, он же ураган. Хоть бы помогал.

После бала… После бала…

Варя провернула ключ в замке и прислушалась. Тихонечко зашла в прихожую, сбросила туфли. Отложила клатч, зашла в комнату.

“Отца нет. Интересно, где он? Отлично. Хотя, может, зря радуюсь, лопает где-нибудь, мой выпускной отмечает. Ох, не нравится мне всё это”, – задумалась девушка.

Мама не спала, зашла в комнату к дочери:

– Странно, он ведь тебя ушёл встречать. И на сотовый не отвечает.

Варя пожала плечами и решила лечь спать. Что толку сидеть в темной комнате и ждать. Ждать чего? Когда можно будет выскочить на улицу? На всякий случай переоделась в спортивный костюм. Она давно перестала спать в одной пижамке. Еще когда маленькая с мамой выбегала в подъезд, в прихожей всегда наготове были шлепки, чтобы можно было быстро всунуть ноги и побежать. Надеюсь, этот спринт скоро закончится для меня, а для мамы. Зачем ей это? Глаза закрылись, усталость взяла свое. Варвара уснула.

Проснулась, выглянула в окно – уже день, побрела в ванную. Результаты ЕГЭ уже отправлены в институт, проходной балл она прошла, даже попала на бюджет. С отцом договорилась, что он на первое время даст денег, а дальше она найдёт подработку. Хотя, папаша, конечно, не жадничал и в деньгах не отказывал.

Умывшись, девушка решила попить кофе, зашла на кухню и удивилась. Мама сидела за столом заплаканная и, похоже, даже не ложилась.

– Что-то случилось? – заволновалась дочь.

– Отец твой не вернулся, непонятно, где его носит, – потирая опухшие от слез глаза, сказала мать.

– Ну и ладно, может, у кого из друзей пил и уснул, – предположила Варя. – Проспится, может, и руки не будет распускать.

Внезапный звонок в дверь заставил обоих подскочить.

– Вот и закончились спокойное время, – выдохнула Варя. – Жди неприятностей. И приготовилась к худшему.

Но, как оказалось позже, «ад на сегодня откладывался», что-то пошло не так.

В прихожую вошел высокий мужчина с пронзительным взглядом и тонкими, как нитка, поджатыми губами. Такие жесткие губы не предвещали ничего доброго. Он был одет в серую полицейскую форму, форма была ему подстать. Полицейский позвал мать и сообщил, что её благоверный находится в травматологии.

– Супер? – улыбка сама расползлась по лицу Вари, хотя ситуация выходила деструктивная. Странно, но в этот момент мужчина почему-то стал чуточку симпатичнее. Варвара прислушалась.

– Что случилось? – спросила мать.

– Он нарвался ночью на пьяных подростков, – начал повествование мужчина. – Вы же знаете, сейчас ни один выпускной без алкоголя не обходится.

Выяснилось, что поздно ночью, или, лучше сказать, ранним утром, он пошёл встречать дочь после выпускного бала, но по дороге встретил нетрезвых выпускников. Те тихо, мирно курили в сторонке.

– Эй, молодёжь, вы что себе позволяете, кто вам разрешил курить, салаги? – я вас спрашиваю? – Вы сначала вырастите, молокососы, не успели школу закончить, уже по подворотням курите. Сегодня курите, а завтра воровать пойдёте, – шпана малолетняя, – наехал на них, теряющий контроль Михаил Андреевич.

– Вали отсюда, мужик, пока тебе не помогли, – огрызнулись парни.

Какого черта эти сопляки себе позволяют? Он им слово, а они его куда подальше. Желваки заходили на скулах. Дома за такое давно бы в стену впечатал. Привычка к безнаказанности, помноженная на алкогольную отвагу, шептала на ухо: «А ты им покажи. Научи уважению».

Ну конечно, он им покажет. Раз слова не доходят – дойдёт через кулаки. Это единственно верный метод воспитания. Вон, Варька какая выросла? Шёлковая. Потому что знала – слово отца закон. И эти щенки сейчас узнают.

– Бей его, Миха, – это же Варькин отец, – крикнул Серега.

– На, урод, получай, – добавил Мишка, – будешь Варьку бить, добавим ещё.

Ребята оказались не промах, и дали отпор самонадеянному мужику. Хук справа в челюсть, а затем и в солнышко, согнули пополам назойливого мужика, посмевшего прочитать нотацию молодым и вечно пьяным.

Михаил Андреевич, скорчившись от боли, лежал на сухом и прохладном асфальте, не в силах произнести ни звука. В голове крутилась злость на парней и на свое бессилие. И только свет фонарей был свидетелем его фиаско.

Ребята оставили его, хрипящего, на асфальте и двинулись дальше, смывая адреналин пивом. Но их триумф был недолгим: за углом показались синие проблесковые маячки патрульной машины.

В отделении история быстро прояснилась. Да, несовершеннолетние. Да, выпивали. Но агрессором был взрослый мужчина, который теперь сидел в коридоре больницы, держась за горло и не в силах вымолвить ни слова. Парни отделались протоколом за распитие и оставление избитого мужика в опасности.

И никто бы не узнал маленькую, страшную деталь. Но один из полицейских был отцом их одноклассницы. Он отвел Мишку Левина в сторону. – Левин, это не самооборона, это месть. За Варьку, да?

Мишка не ответил. Он просто смотрел на свои сбитые костяшки. И этого было достаточно.

Обиженный отец семейства, после того как первые членораздельные звуки смог произносить, собрался в полицию подавать заявление на драчунов.

На что Варя резонно заметила:

– А что, ты только нас можешь бить безнаказанно? А с мальчиками справиться не мог? Я бы не советовала тебе позориться, да и парням не стоит жизнь статьёй портить. А вообще пошли, – я и сама на тебя хотела заявление написать, что ты меня избиваешь. Или лучше в органы опеки? Что посоветуешь?

– И как ты докажешь? – хотел усмехнуться отец, но синяк на скуле напомнил о себе болью.

– Соседей попрошу быть свидетелями, – не моргнув глазом, ответила дочь.

“ Побои прошли, в больницу зря не сходила. Стоило бы позаботиться о доказательствах. А ещё собираюсь в прокуроры”. Варвара ругала себя за недогадливость, почесывая черную макушку.

– Я твой отец, ты не посмеешь писать заявление против меня, – начал Михаил Андреевич.

– А я твоя дочь, – возразила Варя, – ты же посмел на меня поднять руку?

После ссоры с дочерью он немного поостыл и на некоторое время притих.

За хлопотами и сборами незаметно наступил август.

– Тебя проводить? – спросил отец, косясь на тяжелый Варькин чемодан.

– Он на колесиках, сама дотащу, если что, Макс поможет, – возразила Варя. – И я хотела тебе сказать: если ты причинишь вред маме, я тебя посажу.

– Институт сначала закончи, – усмехнулся отец, – прокурор недоделанный.

Варя уехала в Санкт-Петербург на учебу.

***

Впервые она дышала без страха: привычный холодный узел в солнечном сплетении развязался, уступив место забытой лёгкости – целому году покоя. Она поклялась себе не возвращаться, но тоска по маме оказалась той единственной силой, что способна сломить любую клятву. Она не выдержала.

В поезде, под мерный стук колёс, Максим смотрел на Варвару, и уголки его губ невольно поднимались в улыбке. Он помнил, как впервые увидел ее в школе – дерзкую, с горящими глазами. «И она выбрала меня…» – эта мысль до сих пор казалась невероятной. Даже на каникулах он не хотел расставаться с Варенькой. Парень сидел, размышляя, как после окончания института сделает ей предложение.

– Макс, ты чему улыбаешься, задумал что? – спросила Варя, слегка наклонив голову. – Давай чаю попьём, я пирожков в дорогу прихватила. Сходи за стаканами и кипятком к проводнице, пожалуйста.

Максим послушно пошёл в другой конец вагона. Скользнув взглядом по отражению в окне, он заметил, как две девушки переглянулись и улыбнулись ему вслед. Смутившись, он ускорил шаг.

– Максим, тебе девушки комплимент сделали, ты что засмущался, хоть бы спасибо сказал, – улыбнулась Варвара, когда он вернулся.

– А ты что, совсем не ревнуешь? – шёпотом спросил, покрасневший от смущения парень.

– Ревнуешь – значит, не доверяешь, – рассмеялась Варвара. – Я тебе доверяю.

Она достала из пакета пирожки и коробочку с чаем, ловко разложила еду на столике и опустила чайные пакетики в стаканы, которые стояли в красивых резных подстаканниках. Чай был горячим, обжигал пальцы сквозь стекло. Варя подула на него и посмотрела в окно. За ним мелькали поля, словно лоскутное одеяло, и вдалеке виднелись силуэты деревень. Первый учебный год прошёл удивительно спокойно. Общежитие стало новой гаванью, где не было места страху возвращения и не было нужды прятаться в чужих квартирах. Чай остыл, и она отхлебнула первый глоток.

– Вкусно? – повернулась она к нему.

– Конечно.

– Я знаю, что ты любишь с мясом.

Макс кивнул.

Вот уже родной вокзал. Интересно, её кто-то встретит? Макс проводил её до остановки, посадил в автобус, помог с чемоданами. Звать его с собой Варя не стала, во-первых, у него своя ноша не легче, во-вторых, парню не терпится увидеть родных.

– Пока, Макс, завтра увидимся, – попрощалась Варя.

– Пока.

– Остановка “Техникум”, – объявляет автоинформатор. Толпа едущих с вокзала выносит Варю плотной лавиной. На остановке её встречает мама:

– Давай помогу.

– Отец где?

– На работе. Я боялась, что ты не приедешь, – говорит мать.

– Он тебя обижал?

– Нет. Правда, нет, сама удивляюсь.

Варя вдруг вспомнила разговор недельной давности.

– Всё хорошо, доченька, ты не волнуйся, – бодрый голос матери в трубке звучал так фальшиво, что у Вари свело скулы.

Она молча смотрела в окно комнаты, на далёкие огни большого города. «Хорошо» – это слово в их семье давно потеряло настоящий смысл. Память услужливо подсунула картинку из прошлого: ледяной, до боли в ступнях, линолеум в коридоре, торопливый шёпот мамы: «Тише, тише…», и как они, хватая на лету тёплые сапоги, выскочили в морозную ночь. А потом – запах чужой квартиры, корвалола и стыда, густого, как кисель, в маленькой кухне у соседки.

И всё же, за эти каникулы что-то изменилось. В этом хрупком перемирии, которое Варя мысленно окрестила «периодом затишья», появились новые правила. Отец по-прежнему возвращался поздно. Слышно было, как он долго возится с замком, потом тяжело, всем телом, наваливается на дверь. По коридору плыл густой запах спирта и табака. Но вместо привычных криков и грохота, раздавались лишь тяжёлые, шаркающие шаги в сторону спальни и глухой стук – упал на кровать. И тишина.

– Что это с ним? – спросила Варя у матери однажды вечером, когда они мыли посуду.

Мать, не поворачиваясь, пожала плечами. Её спина казалась напряжённой.

– Устаёт, наверное. Возраст, – в её голосе прозвучала такая отчаянная надежда, что Варе стало не по себе. – Может, и правда, к старости ума набирается…

Варя ничего не ответила, лишь сильнее сжала в руке мокрую губку. Она чувствовала, как по спине пробегает холодок необъяснимой тревоги. Она ещё не догадывалась, какой страшной ценой будет куплено это внезапное «прозрение» отца.

***

Каникулы закончились быстро за домашней суетой, пришло время возвращаться на учебу.

Отец не был жадным – это качество он презирал и в себе, и в других. Поэтому каждое первое число на Варину карту без напоминаний поступала сумма, позволявшая не думать о подработках. Она была благодарна, но тратила с умом, словно боясь нарушить негласный договор. Отец, начальник департамента с солидным окладом, предлагал снять ей квартиру, подальше от общежитской суеты. «Зачем тебе этот балаган?» – недоумевал он во время редких звонков.

Но Варя отказалась. Ей был нужен именно этот «балаган»: ночные разговоры на кухне, одолженная до стипендии пары сотенных, вечная суета и ощущение причастности к чему-то большому и немного хаотичному. Сидеть одной в съёмной квартире казалось ей худшей версией взрослой жизни.

***

Уголовное право, начавшееся на втором курсе, оказалось минным полем. Каждое дело, которое Варя изучала, взрывалось внутри осколками чужой боли. Она старалась держаться, выстраивать профессиональную дистанцию, но раз за разом проваливалась в ледяную воду чужих трагедий. Особенно когда речь заходила о насилии в семье.

Она листала материалы очередного дела. Сухие строки протокола казались неуместными, кощунственными рядом с фотографиями избитых детей и женщин с потухшими глазами.

«– Почему не обращались ранее?»

«– Он обещал, что это в последний раз».

«– Что изменилось сегодня?»