Цветы в паутине

Виктор встал – это стоило ему немалых усилий – и зачем-то направился к лестнице, ведущей наверх. Голова казалась пустой кадушкой. Каждый шаг давался с трудом, словно он шел по грудь в воде. За спиной не раздавалось ни звука.

Он выбрался наружу, вдохнул свежий воздух – и у него закружилась голова. Виктор прислонился к дверце погреба, как вдруг заметил какое-то движение у ворот. Там стояла расплывчатая фигура в белом одеянии, с какой-то палкой в руке. Шум в голове становился сильнее. Казавшийся пустым рукав вдруг поманил Виктора. Сопротивляться этому позыву Краснов даже не пытался. Ноги были тяжелыми, но он все-таки сумел сделать шаг. И замер, потому что палка превратилась в косу. Боясь верить собственным глазам, Виктор все же решил, что это – Смерть, и пришла она сюда, конечно же, не ради развлечения. Не в силах пошевелиться, он почувствовал, как вверх по ногам поднимается холод, вытесняя из тела душу. Когда смертельный холод подкрался к самому сердцу, Виктор смог выдавить из себя только два слова: «За что?». Белый призрак, пришедший за его жизнью, стал быстро приближаться. Придвинувшись почти вплотную, призрак остановился. Заглянув в черную бездну, таящуюся под белым капюшоном, Виктор увидел мертвую девочку, над которой рыдала женщина. Вокруг них извивались змеи и висели засушенные лягушки. Затем появилась женская рука, держащая пучок волос, кипящее на огне снадобье, а после – толстая книга с демоническими рисунками. Все это сменилось бегущей толпой, потрясающей топорами и вилами, и напоследок он увидел, как по дороге вверх катится колесо…

Меняющиеся картины казались очень реальными, они словно переворачивали все внутри. И тут Виктор почувствовал, что не может дышать. Что-то скользкое и холодное с хрипом лезло из его горла, выталкивая слизь. Подумав о смерти, Виктор с громким выдохом сумел-таки освободиться от неведомого, покидающего его тело, и пошатнулся от вновь возникшего головокружения. С мокрым шлепком из него выпало что-то на землю.

Белое облако стало удаляться, и, подлетев к старой черешне, растущей у сарая, совсем растаяло. Снова появилась мысль о галлюцинациях. Затем – опять о смерти. Но всплывший в голове голос покойного отца вытащил его из бессилия. И Виктор вновь встряхнул головой. Что-то похожее на белую бабочку запорхало перед глазами Краснова и, обдав его легким ветерком, исчезло.

До его слуха донесся голос Виктории. Повернув голову, он увидел, что она стоит рядом с ним на пороге погреба, держит его за руку и что-то говорит.

В небе раскатился отдаленный гром, вернув Виктора к реальности, где не было ни скользких тварей, ни белых облаков, похожих на смерть, ни голоса отца, вытягивающего его из пучины наваждений. Но в этой реальности оставалось другое: ужас, абсурд, иррациональность и ощущение безвыходности. А также – невероятно быстро состарившаяся сестра и ее не менее невероятный рассказ.

– Витенька, что с тобой? – со страхом спросила Виктория.

За ее спиной показалась Светлана. И теперь, заглянув в знакомые с детства глаза, Краснов уже не сомневался в том, что она не выдумала всю эту историю.

– Что-то привиделось… – безжизненным голосом, словно в гипнотическом сне, произнес он. – Я устал… Хочу спать… Пошли… Нам нужно поспать…

Опираясь на руку жены, он вновь спустился в погреб. За ними, прикрыв дверь, последовала и Светлана.

Во дворе, у покосившейся старой табуретки и безногого дивана с веревкой, сидело пучеглазое, размером с кулак, существо. Когда дверь за Светланой закрылась, оно, блеснув мокрыми бородавчатыми боками, прыгнуло, на полметра приблизившись к погребу. В выпуклых глазах плавало лунное отражение, создавая иллюзию двух светлячков. Потом светлячки исчезли в луже…

Глава 6. «Я должен кого-то убить?»

Украшенный цветами Круг в центре поляны был пропитан энергией. Это Виктория ощутила сразу, как только оказалась рядом с ним. На ослепительно белом Алтаре (также украшенном цветами) лежали их с Виктором серебряные кольца и жезл в форме фаллоса. Белое платье Виктории не было пышным, но от того не становилось менее красивым. На голове лежал сплетенный из цветов венок. Предвкушение обряда наполняло ее душу необычайной легкостью. Ей казалось, что она так же, как птица, смогла бы взлететь над поляной, чтобы закружиться с ветром в воздушном вальсе.

Как же он красив, ее Виктор, как он божественно красив! Белые рубашка, брюки и туфли, такой же, как у нее, венок на голове. Виктория была сейчас самой счастливой на Земле! Она догадывалась, вернее, совершенно точно знала, что все эти наряженные радостные девицы, пришедшие разделить с ними таинство Великой Помолвки, сами были бы не прочь оказаться на ее месте. Да, конечно же: он был завидным женихом – но только она по воле Богов станет его единственной Верной, только она, и больше никто! И сейчас, в этот самый счастливый день в ее жизни, одна только мысль об этом заставляла душу петь, а тело – трепетать в предчувствии чего-то Великого, способного навсегда изменить ее жизнь.

– Среди нас сейчас такие, кто стать Верными желает, – торжественно пропел Глашатай в черной накидке, а вслед за ним заявила и Жрица:

– Так пусть же они выйдут и назовут себя!

Солнце засияло сильнее прежнего, и под невидимые фанфары птицы пропели первое имя: «Виктор». Потом – «Виктория». После имен новобрачных кто-то, прячущийся в листве клена, заиграл на флейте.

Подойдя к Алтарю, Виктория и Виктор стали напротив Жреца и Жрицы и начали давать на вопросы давно готовые ответы.

– Каково твое желание?

– Быть рядом с Виктором всю свою жизнь, оставаясь ему желанной и единственной – перед лицом Богов и следуя их заветам.

– Быть рядом с Викторией всю свою жизнь, оставаясь ей желанным и единственным – перед лицом Богов и следуя их заветам.

– Каково твое назначение?

– Плодить детей рядом с Виктором и растить их, как подобает дочери Леса.

– Плодить детей рядом с Викторией и растить их, как подобает сыну Леса.

Зажав в руках фаллический жезл, Виктор с Викторией посвящали себя друг другу на всю жизнь, клянясь в своей верности. Они пришли сюда стать Верными, и это мгновение уже приближалось.

– О, Боги Леса! Здесь, перед Вами, стоят двое из Ваших детей. Так будьте же свидетелями их желаний!

Жрица чертила острием кинжала в воздухе магические знаки, и Виктор повторял вслед за ней:

– По своей воле придя сюда, я, Виктор, желаю: связать свою жизнь с Викторией, стать с ней одним целым, не предавать, и любить ее, пока бьется мое сердце. Защищать ее и наших будущих детей от всех невзгод и опасностей, ставя превыше своей жизни жизнь ее и жизнь наших детей. Благополучие Виктории – мое благополучие, ее счастье – мое счастье. Перед лицом Богов Леса клянусь: в своих словах я искренен, и от них никогда не отступлюсь. И пусть этот священный кинжал пронзит мое сердце, если это не так! О, Мои Боги! Дайте мне силы следовать своему желанию, и не оступиться на своем пути.

Повторяя за Жрецом, тоже рисующим в воздухе загадочные знаки, теми же словами поклялась в верности Виктору и Виктория.

Взяв кольца с выгравированными именами, Жрица окурила их благовониями и передала Виктору и Виктории. Главные участники обряда приняли кольца левыми руками, а правыми продолжали держать жезл.

– Помните же, дети Леса, – сказал Жрец. – На арене вашей жизни ураган вас встретить может, рвущий в клочья жизнь людскую. Но не бойтесь, будьте вместе! Как деревья, держа бурю, прижимаются друг к другу. Как трава от ветра гнется, у земли ища укрытье. Так и вы не расставайтесь, даже если будет трудно. Будьте вместе же! И буря не страшна вам будет вовсе. Будьте рядом! И злой ветер не собьет с пути прямого. Знайте: вместе вы едины в этом мире и сильны. Знайте: силы будет мало, если разойдетесь вы.

– Помните же, дети Леса, – продолжала Жрица. – С этого момента ваши судьбы переплетаются, и назад дороги уже нет. Вы станете жить не только в оболочке, носящей вашу душу. Теперь вы сможете жить и друг в друге – там для вас тоже будет место…

Слова Жрицы стелились по поляне, и их подхватывали птички и бабочки, червячки и букашки.

– Бывает иногда трудно давать любовь, трудно что-то вообще давать. Но пока это не является слабостью. Поступайте в таких случаях так, как со своим отражением, плавающим в лесном озере.

Маленькая мышка выскочила перед Викторией и поучительно добавила:

– Если вдруг вы разглядели в нем грусть или злость, зависть или другое сомнительное состояние души, – значит, кому-то может не хватать вашей любви и вашего веселья, ваших нежных слов и вашей мудрости. И тогда ответьте этому отражению улыбкой.

Пролетавший мимо Виктора шмель тихо прожужжал:

– Помните жжже: вы приютили в себе вашу Любовь, и не стоит ее огорчать. Улыбнитесь – чистой и светлой улыбкой! И когда вы ее узззреете в своем отражжжении, значит, лед ваших сомнений ужжже растаял…

– Да будет так! – хором прозвучало на поляне, и мелодия, притихшая на время, вновь полилась неведомо откуда.

Виляя кошачьим хвостом, Жрица взяла из рук молодоженов фаллический жезл и положила его на Алтарь. Надевая кольцо Виктории на палец, Виктор улыбнулся.

– Мы с тобой выживем, поверь мне, – прошептал он тихо, не отпуская ее руку.

«Странно, почему он так говорит?» – подумалось ей.

Держа в ладони кольцо для мужа, Виктория взяла его за руку. Вот и безымянный палец. Она посмотрела Виктору в глаза.

«Боже, как он постарел! – ужаснулась Виктория, надев кольцо ему на палец. – Какая странная темнота…»

– Ты где? – позвала она и проснулась.

На нее взволнованно смотрел Виктор.

– Светланка… – прошептал он.

* * *

Казалось, кто-то тянет ее за ногу, и Светланка открыла глаза. Родители спали. Рядом с ними сидела бабушка Света, к которой они вчера так долго добирались. Голова ее лежала на коленях, обхваченных руками.

Девочка, привстав, подтянула одеяло, которое почти полностью сползло с настила. Закрутившись на ноге, оно-то и тянуло ее вниз.

«Как здесь душно», – подумала она и решила выйти во двор – подышать свежим воздухом.

Осторожно опустив ноги на пол, она обула тапочки, и, стараясь не шуметь, поднялась по ступеням и вышла из погреба в предрассветные сумерки, которые не в силах был разогнать бледный свет луны.

В голове вдруг зазвучали переливы колокольчиков. Эта дивная музыка завораживала, и Светланке показалось, что тело ее стало легким, как воздушный шарик. Сердце билось все громче и быстрее. В тот момент, когда она уже должна была приподняться над землей, послышался чей-то тихий смех. Девочка вгляделась – и увидела маленького сказочного эльфа, сидящего на заборе. Он снова засмеялся, взмахнул блестящими крылышками – и вокруг него появилось искристое облако. А потом поднялся в воздух и принялся летать над невесть откуда появившимися необыкновенными цветами, и его смех постепенно перешел в пчелиное жужжание. Вот он подлетел к большой кастрюле, наполненной дождевой водой, и стал над ней кружиться. Жужжание сделалось таким сильным, словно гудел целый рой разозленных пчел – и эльф вдруг упал в кастрюлю, подняв брызги.

Светланка, вскрикнув, бросилась на помощь этому сказочному созданию. Подбежав к кастрюле, которая была ей почти по пояс, она стала всматриваться в воду. Но никакого эльфа там не было. Вдруг рядом с ее отражением, плавающем в кастрюле, появилось еще одно – бородатого огромного старика. Даже в предрассветных сумерках Светланка поняла, что самым страшным в этом отражении были глаза. Она не могла оторвать от них взгляда, и ей подумалось, что это самый настоящий людоед, питающийся маленькими девочками. Она хотела закричать, позвать на помощь, но громадная рука бесцеремонно закрыла ее маленький рот…

Все закружилось перед глазами Виктории.

Виктор, весь в черном, и с маской козла на лице, проблеял:

– Мы с тобой вы-и-иживем, пове-е-ерь мне.

– Почему он так говорит? А как же Светланка?! – спросила ее Жрица.

Виктория, не успев ничего осознать, провалилась в пушистое облако. Оно превратилось в красную жижу, не позволяющую даже пошевелиться. Виктория задержала дыхание, чтобы эта омерзительная масса не забила ей рот, горло, легкие… Вокруг пульсировали маленькие мешочки – и она с ужасом поняла, что это человеческие сердца. Из них толчками изливалась кровь, биение становилось все громе и громче. Не дышать Виктория больше не могла. Она сделала судорожный вдох – и все погрузилось в темноту…

* * *

– Почему ты никак не отстанешь от меня?

– В каждом мире свои правила.

– Но ведь это не твой мир!

– Когда-то он был моим, а теперь мне поможешь ты.

– И о чем ты хочешь меня попросить?

– Попросить?! Ха-ха-ха! Я не знаю как это. Я лишь показываю.

– Показываешь что?

– Свою силу и твое бессилие.

– Я тебя не боюсь, ведь ты просто мое воображение.

– Ха-ха-ха! Если я всего лишь твой бред, почему вот прямо сейчас ты не можешь дышать? И что это – уж не страх ли в твоих глазах?

– Кхе… Кхе… Не надо!.. Кто же ты такой, черт тебя возьми?!

– Я твое искушение, я твоя зависть. Если хочешь – я твой страх и твое желание выжить.

– Но… ты же… я ведь могу тебя видеть и слышать. Кто же ты на самом деле? Ты… Дьявол?

– Ты уже не боишься меня? Все еще думаешь, что тебе поможет твой Бог? А может, тебе сейчас не нужно помогать? Ты хоть раз пытался заглянуть внутрь себя, заглянуть по-настоящему?

– Как?..

– Вы, люди, веруете и себе же лжете. Каждое свое прегрешение оправдываете обстоятельствами и живете с надеждой на божественную благодать, на вечную жизнь. И умираете с этой надеждой.

– Да, я не боюсь смерти.

– А ты знаешь, что такое вечная жизнь?! Ха-ха-ха-ха! Ты такой же глупец, как и все остальные. Я скажу тебе, что такое вечная жизнь. Это – пустота, откуда тебе не выбраться никогда! Представляешь: ни-ког-да! И ты будешь ждать там хоть какого-то изменения. Ждать постоянно. Но ничего так и не произойдет. Представь, что тебя похоронили, а ты через какое-то время очнулся, лежа в духоте, в тесном гробу, в полной темноте. И не можешь пошевелиться, и не можешь проронить ни слова. Ты понимаешь, что тебе уже никто не сможет помочь. Но все равно ждешь. Ждешь час, ждешь год, сто лет… Ты не можешь заснуть – ведь ты уже в ином мире, – ты все время бодрствуешь, и все время ждешь, ждешь, ждешь… А вокруг тебя все та же тишина… Ты был бы рад теперь даже червям, съедающим твое тело заживо, но их тоже нет! Совсем ничего нет! И тут до тебя, наконец, доходит, что ты – без тела, без оболочки. Одно лишь сознание – и все! Представь себе: десятки, сотни лет лишь твой разум и больше ничего. Кто из вас сможет такое выдержать?!

И вот, спустя века и века, ты начинаешь думать, что ты и есть Бог. Но вокруг все равно ничего не меняется. Как была тишина и пустота, так они и остались. И ты снова ждешь. А потом начинаешь проклинать и Бога, и всех тех, кто вел тебя к нему всю твою жизнь. Ты отрекаешься от него – там, в пустоте и тишине, – и взываешь к Дьяволу, осознавшему сущность вечной жизни и вовремя избавившемуся от крыльев. Но все тщетно. Ты наконец-то понимаешь, что и туда тебе закрыта дорога. Ни с Богом, ни с Дьяволом… Твой разум будет ощущать лишь боль, вечную и нестерпимую, боль земных грешников. Ты будешь отнимать у них боль! Она станет стекаться к тебе со всех сторон. А ты так и останешься один. Вот она – твоя вечная жизнь!

– Если там пустота, то что можешь предложить мне ты?

– Я покажу тебе дорогу в ад, и обещаю: там ты не будешь один. В аду такие же, как ты.

– Там больно?

– Твою боль заберут праведники. Но самый большой твой страх при жизни будет с тобой там постоянно.

– А чего боялся ты?

– Всегда боялись только меня.

– Я должен кого-то убить?

– Или ты останешься один…

Глава 7. «Существовал здесь и свой объект поклонения»

Выглядящая лет на шестьдесят женщина в очках с толстыми линзами разламывала черно-красные куски и аккуратно раскладывала размельченную глину на прозрачной пленке. Легкое платье с яркими цветами было все измазано, – так же как руки и ноги самой женщины. Седую паклю волос стягивали на макушке две невзрачные резинки. Несмотря на такие комичные «антенки» на голове, женщина, – а это была Наталья Павловна Кузьмичева, учитель русского языка и литературы, – выглядела сосредоточенной и серьезной.

Взглянув на высоко висящее в небе солнце, она прекратила свое занятие, вытерла рукой лоб и заковыляла в сторону раскидистого платана, вздымающегося над неглубоким оврагом. Возле дерева темнел вход в пещеру. В тени, окруженный банками с мутной жидкостью, сидел замурзанный мальчуган без единого волоска на голове. Одетый в одни синие шорты, он через банку с водой смотрел на солнце.

Здесь готовилось лечебное снадобье, а попросту говоря, отстаивалась глина. Наталья Павловна начала просматривать банки и оставлять в сторону те, в которых вода была наиболее прозрачной. Мальчик молча наблюдал за ее действиями.

«Скоро учебный год, а классы не побелены, – думала учительница. – И окна покрасить бы не мешало. Но когда этим заниматься? И кому заниматься?..»

Мысли ее сына были совсем другими.

«Эх, картошечки бы жареной! – думал он. – С солеными огурчиками да с маслятами… Вот залезу к этому жирному борову – у него-то точно есть бочковые огурцы!»

– На, Игорек, – мать протянула ему банку.

Мальчик слил воду и, не спеша, стал вынимать мокрую глину и раскладывать на полиэтилене, придавая ей форму лепешек. Наталья Павловна пожала плечами.

«Аб-сорбент или ад-сорбент? И когда уже прекратится эта дезинфекция… или дезинсекция? Только и спасение, что в землю зарыться. А огороды»?

Игорек взял следующую банку. – «Высушить, растолочь – и готов порошок… Клевая все-таки штука – глина. И от смертельного дыхания спасает, и ешь ее вместо всяких там лекарств. Хорошо, конечно, что мы стали жить под землей. Совсем как первобытные… Правда, жрачки нормальной нет… Вот это беда бедовая!»

Игорек ухмыльнулся уголками губ – точно так, как делал это отец. Мальчик верил, что отец жив, что он вернется и заберет их отсюда. Он должен, должен найти проход в этом Кольце! Иначе все они превратятся в старых придурков…

Игорек и сам не сидел сложа руки. Только вчера он вместе с Сережкой Безродным в очередной раз ходил искать хоть какую-нибудь лазейку в Кольце. И впервые им удалось забраться так далеко…

Пробираясь по лесу в сторону дороги на Первомайск, ребята услышали монотонное бормотание, перемежаемое всхлипами и стонами. Подкравшись поближе, они увидели сидящую на корточках боком к ним горбунью, иногда подменявшую продавщицу в деревенском магазине.